ПРИНЦИПЫ ПСИХОАНАЛИЗА и их применение к лечению неврозов

Нюнберг Г.

Введение

Фрейд заложил основы изучения неврозов в своих многочисленных работах и кратко изложил их в книге Aligemeine Neurosenlehre, третьей части ''Вводных лекций". С тех пор, однако, из-под его пера вышли важные дополнения, которые завершают или модифицируют некоторые идеи, изложенные в более ранних работах. Но психоанализ — сложная теория, и даже многие опытные аналитики не смогли воспринять новые идеи Фрейда, не говоря уже про новичков и студентов. Поэтому первоначально я ставил перед собой задачу показать, что "новые" идеи естественным образом возникли на базисе "старых", стали частью психоаналитической системы и теперь вполне гармонируют с "более ранними" взглядами. Я пытался отразить нынешнее состояние психоанализа и показать, как он применяется в отношении к неврозу.

Для этой цели необходимо вспомнить хорошо известные факты и сопоставить их с новыми наблюдениями. По этой причине, а также оттого, что у студентов был разный уровень подготовки, мои лекции получились несколько неровными; иногда они казались очень простыми, а иногда — очень сложными. Другая сложность возникла оттого, что я считал, что следует сообщать только достоверные сведения. Могу добавить, что если я заполнял пробелы, приводя собственные объяснения, то происходило это скорее случайно. Поэтому я хочу подчеркнуть, что я несу ответственность, особенно за ту роль. которую я сыграл в синтетической функции эго и в идеях о приспособлении к реальности и чувстве вины.

Очень тяжело понять психоанализ только слушая лекции и читая книги. Самоанализ имеет огромное значение. Прежде чем стать профессиональным аналитиком, безусловно нужно самому пройти психоанализ. Во-первых, человек должен на собственном опыте пережить то, что будет происходить с пациентами, доверившимися ему; он должен изучить психоанализ изнутри. Поняв себя, он станет лучше понимать других. Во-вторых, пройдя анализ, он освободиться от определенных эмоциональных склонностей, которые могли бы помешать его работе. Каждый, кто хочет пpaктиковать психоанализ, должен уметь подойти к психическому явлению без предрассудков и ригидности. Без анализа его зрение будет затемнено бессознательными мотивами, он будет видеть то, что ему хочется видеть или не будет замечать очевидного.

Психоанализ — эмпирическая наука. Благодаря наблюдениям (главным образом за больными взрослыми и детьми) были собраны факты, прежде неизвестные или неверно интерпретировавшиеся; эти факты были соотнесены с психической жизнью в целом и на их основе была сформулирована все еще несколько несовершенная теория о динамике психических процессов, о структуре психических механизмов и о функционировании ума. Психоанализ стал независимой наукой. Однако необходимо отметить, что в эти науке исследования неотделимы от лечения больных. Мы не будем затрагивать сам психоаналитический метод и общие психоаналитические идеи, кроме тех случаев, когда это будет необходимо для того, чтобы лучше понять предмет нашего обсуждения. Мы будем обсуждать инсайты, возникшие при лечении больных психоаналитическим методом — Другими словами, мы будем обсуждать психопатологию невроза в свете теории Фрейда.

Хотя отправной точкой для психоанализа послужило стремление избавить человека от страданий, изучение неврозов принесет пользу не только врачам, планирующим заняться психоаналитической пpaктикой. Ведь инсайты, возникшие при лечении больных людей вскоре проникли и в другие сферы человеческой жизни, например, в воспитание детей, изучение религии, в социальные науки и так далее.

Любое природное явление имеет множество аспектов. Чтобы полностью понять его, нужно рассмотреть его с разных точек зрения. Поэтому мы рассмотрим невроз в качестве проявления инстинктивной жизни, в качестве проявления бессознательной психической жизни, и в качестве манифестации эго. Этиология невроза будет обсуждаться в отдельной главе. Могут возникнуть сложности с пониманием материала, поскольку этот метод изложения приводит к кажущимся противоречиям, которые будут решены в самом конце. Более того, мы будем раскладывать на плоскости то, что происходит на самом деле на разных уровнях и в разных измерениях. Психические процессы переплетены и взаимосвязаны и невозможно избежать повторении.

Насколько это возможно, исходной точкой для наших рассуждений всегда будет материал, полученный от пациентов. Однако детальные истории болезней не будут приведены, поскольку даже одна-единственная полная история болезни займет собой всю книгу. Вначале мы ограничимся короткими, простыми примерами, которые будут более полезны студентам, чем описание запyтaнных длинных анализов. Однако потом нам потребуется несколько более развернутых примеров.

Глава I БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ В НЕВРОЗЕ

Несколько лет назад меня позвали осмотреть молодую дeвyшку, которая страдала от сильной рвоты. Я осмотрел пациентку, но не обнаружил никаких физиологических причин. Поскольку меня заинтересовало ее психическое состояние, я спросил ее, не расстроилась ли она из-за того. что произошло что-нибудь необычное, но получил отрицательный ответ. Однако я продолжал задавать этот вопрос и узнал, что несколько часов назад она гуляла по лесу со знакомым мне пожилым человеком. Поскольку я знал этого человека, у меня немедленно возникла мысль о том, что могло произойти в лесу, и я поделился своей догадкой с пациенткой. Она была изумлена и спросила, как же я мог узнать «об этом». В конце концов она признала, что у нее был ceкcуальный опыт. Она свободно рассказала мне об этом, и ее рвота прекратилась. Она внезапно снова хорошо себя почувствовала и пошла завтpaкать.

Вышеприведенный пример ни в коем случае нельзя считать психоанализом, это просто исследование, продиктованное моим психоаналитическим подходом. Моя догадка вызвала воспоминание о ceкcуальном нападении, которому подверглась эта дeвyшка. До этого момента на не осознавала, что существует связь между этим событием и ее рвотой. Это дошло до ее сознания, лишь когда я указал ей на эту связь.

Тут мы сталкиваемся лицом к лицу с важнейшим утверждением психоанализа:

психическое явление, вызывающее болезнь, является бессознательным.

Для начала попытаемся понять, какую роль бессознательное играет в неврозе. На примере вышеприведенного случая можно отметить, что сильный эмоциональный опыт, крайне неприятный для пациентки, в этот момент оказывается забытым, а его место занимает симптом — рвота. Таким образом симптом является заместителем важного опыта, который становится бессознательным.' Важное событие, произошедшие в жизни пациента, выпадает у него из

Конечно же, эабывание само по себе не может создать невротический симптом; чтобы забытый опыт стал патологичным, должны быть вовлечены и другие факторы.

памяти. Подобные провалы в памяти мы встречаем у всех невротических пациентов. Они называются амнезией и простираются глубоко в раннее детство. С другой стороны, у некоторых пациентов бывают странные, разрозненные воспоминания, всплывающие тут и там. Вначале мы не знаем, почему эти разрозненные, явно бессмысленные воспоминания не были забыты. Однако в процессе анализа мы обнаруживаем, что за ними скрываются важные бессознательные переживания. Именно из-за этого Фрейд назвал их «заслоняющими воспоминаниями» (screen memories). Следующий пример поможет нам понять,что это значит:

В начале анализа пациентка рассказала мне о странной игре, в которую она играла, когда ей было пять или шесть лет. Примерно в это время родилась ее сестра. Когда пациентка была уверена, что ее никто не видит, она приподнимала ребенка в коляске до тех пор, пока головка не показывалась из-за занавесок (в те дни на коляску вешали занавески, чтобы защитить младенца от солнца) ; затем она отпускала сестренку и позволяла ей упасть обратно в коляску. Она постоянно без устали повторяла эту игру. Многие месяцы это воспоминание не было задействовано в ходе анализа; оно оставалось необъясненным. Однако, постепенно появились и другие воспоминания. связанные с этим. Сначала пациентка вспомнила день, когда родилась ее сестра. Об этом событии ей сообщил дядя. Когда она спросила его о деталях рождения, он кратко объяснил, что ребенка принес аист. Она не поверила и стала расспрашивать, как аист попал в комнату. Дядя ответил: через окно. Ее замечание о том, что окно был закрыто, осталось без ответа. Тогда она решила загадку по-своему: аист влетел в комнату, когда окно было открыто, спрятался за занавесками и, когда мать осталась одна, выскочил оттуда. Таким образом, когда она поднимала свою сестренку в коляске до тех пор, пока ее голова не показывалась из-за занавесок, они разыгрывала сцену рождения своей сестры (по представлениям пятилетней дeвoчки).

Но что означает вторая часть игры — сестренка, исчезающая в глубине коляски? Рождение младшего брата или сестры часто имеет травматический эффект. Обычно ребенок пытается преодолеть травму с помощью фантазий. Так произошло и в случае с этой пациенткой. Однако и ее игре присутствовало не только рождение. Мы знаем, что рождение младшего брата или сестры пробуждает и ревность и ненависть. Если травма преодолевается с помощью фантазий, то ненависть и желание cмepти нового брата или сестры также находят разрядку в фантазиях. Рождение сестры совсем не понравилось пациентке; она хотела, чтобы ее снова нс стало. Еще раньше, в возрасте двух с половиной лет, у нее был неприятный опыт рождения брата. Тогда она была так зла на захватчика, что ударила его палкой. Матери и няне приходилось охранять младенца, чтобы защитить его от ее гнева. (Даже теперь, в возрасте тридцати пяти лет. она не преодолела ненависть к младшему брату и младшей сестре.) Исчезновение сестренки за занавесками детской коляски символизирует се желание, чтобы ребенок исчез, также, как раньше она хотела убить своего брата.

Теперь мы можем понять всю игру: она изображает рождение и cмepть младшей сестры. За этой игрой также скрывается еще более глубокая ненависть к брату. Только через анализ этого воспоминания мы смогли понять отношение пациентки к брату. Ее нынешние сознательное отношение к нему отражало ее бессознательную ненависть и ревность, которые она подавляла с раннего детства.

Таким образом заслоняющие воспоминания представляют собой фрагменты воспоминании; до определенной степени они заполняют дефицит воспоминании. Это можно сравнить с руинами древней цивилизации, ориентируясь по которым археолог определяет, в каком направлении производить раскопки.

В определенных случаях провалы в памяти заполняются заслоняющими воспоминаниями. Однако в других случаях амнезия настолько полная, что добраться до воспоминаний можно только в процессе длительного анализа. Но амнезия, п целом, хаpaктерна не только для невротиков. Большинство людей забывают раннее детство вплоть до четвертого или пятого года жизни. Возможно, мы поймем, почему мы забываем переживания именно этих первых пяти лет, когда осознаем, что инфантильная ceкcуальность достигает пика своего развития в этот период, и ее обычная участь — быть подавленной, то есть забытой. Инфантильное подавление имеет такие далекоидущие последствия, что даже зрелый человек отказывается вспомнить хоть что-нибудь из инфантильного периода ceкcуальности.

Полная амнезия чаще всего встречается при истерии; она хаpaктерна для этой болезни. При компульсивном неврозе, а также при шизофрении (где иногда возникают компульсивные воспоминания), пациенты действительно вспоминают личные переживания из раннею детства, но связь между воспоминаниями отсутствует, поэтому они остаются оторванными от контекста.

Молодая дeвyшка с различными компульсиями страдала от бессонницы. Бессонница возникала из-за детского ритуала. Пациентка принимала определенную фиксированную позу, ложилась на спину, сжав ноги и согнув их в коленях. Только ее шея. колени и пальцы ног могли касаться одеяла: остальные части ее тела, особенно живот, ни а коем случае не должны были касаться одеяла.

В начале лечения пациентка понятия не имела, что означает этот ритуал. Лишь много позже она рассказала факт. казалось бы не имеющий отношения к этому ритуалу: до шестнадцати лет она спала в комнате смежной со спальней ее родителей. Дверь была приоткрыта и она часто слышала, как происходит ceкcуальный контакт между родителями. Это ceкcуально возбуждало ее и не давало заснуть. В другой раз она рассказала, что, прислушиваясь к родителям, она фантазировала о том, как ее отец лежит на матери и о том, как соприкасаются их животы. Тут се охватывало отвращение и она обрывала фантазию. Еще как-то раз она вспомнила, что боролась с мacтyрбацией, избегая прикосновения к гeнитaлиям. Хотя она чувствовала сильное желание прикоснуться к животу и к гeнитaлиям, ей удавалось сдерживать себя. Эти воспоминания не были забыты; они всегда оставались в сознании. Но она не знала, что эти воспоминания были связанны, и лишь соединив их. можно было понять, что она пыталась мысленно стереть ceкcуальный контакт между родителями. в то же время борясь с собственной мacтyрбацией. Впечатления п переживания, которые привели к возникновению симптома, оставались в сознании, но связь между этими впечатлениями и переживаниями, которая придавала им смысл, была бессознательной.

Таким образом, память о переживаниях, связанных с болезнью, может сохраняться в сознании, но связь этих переживаний с симптомом, а также их значение, остается в бессознательном. Причина болезни часто осознается, но мотив болезни, то «для чего» она всегда остается в бессознательном. Бессознательное содержании психического процесса не обязательное условие для развития симптома, но предварительным условием для развития симптома являются бессознательные связи и мотивы психического процесса. Эти мотивы содержат в себе смысл симптома.

Что мы имеем в виду, когда говорим о «смысле» симптома? В нашем примере симптом возник от того, что пациентка слышала звуки ceкcуального контакта между родителями и от того, что она боролась с мacтyрбацией. В ритуале засыпания пациентка пыталась уничтожить ceкcуальный контакт между родителями и оградиться от желания мacтyрбировать. Таким образом, если говорить в целом, «смысл» симптома, его цель или мотив, состоит в повторении важных подавленных переживаний и импульсов: одновременное удовлетворение инстинкта и отрицание удовлетворения в том виде, который неприемлем для сознания.

Поскольку каждый невротический симптом выдает часть бессознательной психической жизни, мы постараемся дать краткое определение термину «бессознательное».

Это не простая задача, поскольку у нас до сих пор нет прямых свидетельств существования бессознательного. Мы выводим его существование из косвенных свидетельств ^— из изучения снов, фантазий и особенно из истории развития невротических симптомов, а также из поведения. Этих косвенных свидетельств такое множество и они так убедительны, что не оставляют сомнений в том, что существуют бессознательные психические явления.

Не только психоанализ признает бессознательную психическую жизнь. Многие философские и психологические системы согласны с тем, что существует бессознательное. Однако наша концепция бессознательного принципиально отличается от философской. Философы признают бессознательное только в негативном смысле и называют бессознательным все, что не является сознательным. Психоанализ представляет себе бессознательное, как нечто психологически позитивное; то есть мы отделяем его от сознания по определенным хаpaктеристикам, которые присущи только бессознательной психической жизни. Сны, невротические симптомы, определенные непроизвольные действия, фантазии и религиозные системы ясно выражают отличительные признаки бессознательного.

Как и философы, мы говорим о бессознательном в описательном смысле. Но нам ясно, что бессознательное не только проявляется через свои содержания, такие как переживания, мысли, идеи, желания и эмоции, но и сами эти содержания несут в себе психическую энергию. В связи с этим наша концепция требует исследования динамики бессознательного. Поэтому мы также говорим о бессознательном в динамическом смысле.

В то время, как термин «бессознательное» просто указывает на факт, динамическая концепция дает представление о взаимодействии бессознательных сил. которые управляют нашей психической жизнью и когда мы здоровы, и когда мы больны. Ведь бессознательные силы влияют на все стороны психической жизни и всегда участвуют в оформлении нашего сознательного опыта.

Глава II СНОВИДЕНИЕ

Чтобы лучше понять бессознательное и психоанализ, сначала мы должны рассмотреть структуру и функцию сновидения, хотя мы можем сделать это лишь частично.

Чтобы познать ментальную жизнь человека, необходимо понять сны. Невротические симптомы, к примеру, во многом повторяют паттерн сновидения. Таким образом, толкование сновидений помогает понять конфликты, скрытые за симптомами. Фрейд говорил, что в трудной ситуации ему очень помогало толкование сновидений; временами, когда ему приходилось бороться с запyтaнными проблемами, правильно истолкованное сновидение восстанавливало его уверенность в себе. Кажется ни одно психическое явление не зажигало человеческое воображение так же, как сны. Любой человек, грамотный или неграмотный, просвещенный или суеверный, всегда интересуется своими снами. Некоторые сны настолько поразительны, что никогда не забываются и таинственно преследуют вас всю жизнь. Неудивительно, что люди во все времена интересовались снами и пытались понять их. Понимание снов всегда связано с культурной стадией развития человека. Например, примитивные народы считают, что сны насылают возвращающиеся духи предков или демоны; они верят, что через сны можно контактировать с другим, сверхъестественным миром. Народы с развитыми теистическими религиями считают сны божественными посланиями. С древнейших времен люди из самых различных культур пытались понять смысл сновидений и скрытых в них предсказаний. Древние халдеи, египтяне и евреи разработали особое искусство толкования сновидений, с помощью которого они предсказывали будущее. Но то, что прежде было религиозным верованием, постепенно деградировало до уровня суеверия, распространенного среди необразованных людей в современном обществе.

На анимистической стадии развития человеку не всегда легко отличить события своей внутренней жизни от того, что происходит во внешнем мире. Он путает свои внутренние процессы, мысли, идеи, желания и борьбу с явлениями внешнего мира, принимая свою ментальную жизнь за внешнюю реальность и наоборот.

Более того, первобытный человек считает и мир и себя волшебными; он верит, что наделен сверхъестественными силами, которые он приписывает и внешнему миру. Таким образом его ментальная жизнь отражается во внешнем мире. Эго первобытного человека слабо отделено от внешнего мира и поэтому он считает сновидение явлением, наделенным магическими силами и не принадлежащим к его эго. В определенных психотических состояниях граница между внутренним и внешним миром также размыта; в этом случае они также сливаются. Поскольку человек с размытыми границами принимает свою ментальную жизнь за внешнюю реальность, то он, как и маленькие дети, рассказывая о сне, не говорит «Мне приснилось то-то и то-то», а говорит: «Я ночью видел то-то и то-то и делал то-то и то-то.» Психотику сновидение представляется реальностью и часто такие пациенты хотят жить в соответствии с реальностью сновидений. Иногда психоз начинается во сне и, когда такой пациент просыпается, он продолжает галлюцинировать, как во сне. У нормального человека «психотическое» состояние сна прекращается с пробуждением.

В процессе развития человечество постепенно изменило свое представление о сновидении. По мере того, как человек научился ясно отделять ментальные процессы от процессов, происходящих во внешнем мире. научился понимать, что один процесс ментальный, а другой — реальный, он постепенно отбросил убеждение, что все его мысли и желания являются объективной реальностью. И поскольку, в процессе развития, понимание реальности углублялось, идея о сверхъестественном происхождении сновидений стала неприемлемой.

Со временем появилось множество теорий о сновидениях, ни одна из которых не выдерживает научной критики. Фрейд первым сумел подойти к психологии сновидений и с его помощью они стали понятней.

Фрейд просил своих пациентов говорить все, что приходит им в голову, ничего не отбрасывая и не критикуя, то есть свободно ассоциировать. Таким образом, он заменил традиционный анамнез, то есть последовательный логичный рассказ пациента о своей болезни, беспорядочным и часто запyтaнным рассказом, что известно как «метод свободных ассоциаций». Возможно, он внес эти изменения, потому что прежде занимался гипнозом. Следующие положения сформировали теоретическую базу метода свободных ассоциаций: наше мышление всегда на что-то направленно, то есть у него есть цель. Иногда мы знаем об этой цели, иногда — нет. Если мы знаем, сознательно или полусознательно (подсознательно), что мы хотим выразить, то мы используем свой критицизм и логику, мы уничтожаем одни ассоциации и поощряем другие, мы выбираем, что говорить. Мы в приказном порядке собираем свои знания и опыт, чтобы добиться своей цели, которая нам более или менее известна. Однако, если цель наших мыслей и желаний совершенно нам не известна, никакие сознательные усилия не помогут нам ее узнать, не сделают ее осознанной. В этом случае мы применяем метод свободных ассоциаций, который — поскольку наше мышление всегда на что-то нацелено — поднимет неизвестную, бессознательную цель на поверхность. Таким образом, если цель нашего сознательного (или подсознательного) мышления более или менее нам известна, то цель бессознательного мышления мы узнаем только в конце цепочки свободных ассоциаций (и других операций, которые мы обсудим позже).

В ходе свободных ассоциаций пациенты Фрейда рассказывали о фантазиях, снах и снах наяву (все они имеют схожую структуру). Фрейд не отбрасывал их. как бессмысленные, а использовал их также, как и остальные ментальные творения пациентов: он применял их для продолжения процесса свободных ассоциаций и интерпретаций. Когда он обнаружил, что во всех снах есть смысл. В дальнейшем анализ сновидении дал ему возможность создать основу для гипотезы о структуре и функционировании психических систем.

Предварительное условие для сновидения - сон. Верно, что бывают сновидения и в состоянии бодрствования, так называемые сны наяву или фантазии; однако на них оказывают заметное влияние требования сознательных мыслительных процессов и поэтому они более запyтaнные, чем ночные сновидения. Ученые все еще спорят о природе сна. Но их споры не меняют того факта, что в глубоком сне теряется интерес как к внешнему, так и к внутреннему миру, в глубоком сне человек не ощущает раздражители, исходящие снаружи или изнутри (физическое или психическое возбуждение) ; человек ничего не слышит, не видит, не ощущает и не чувствует. Напрашивается вывод, что человек отдыхает от напряжения бодрствования, отключив деятельность органов чувств. Однако не всегда сон протекает столь спокойно. Вы можете видеть картины во сне, целые сцены; можете слышать слова; можете долго говорить, думать, чувствовать радость, печаль, тревогу и боль ~ другими словами, вы можете видеть сны. Таким образом, ментальная активность во сне не прекращается полностью. Она может быть подхлестнута мощным раздражителем снаружи или изнутри — как правило, это внутренний раздражитель — и, достигнув определенной интенсивности, она врывается в сознание спящего в форме сновидения и, таким образом, нарушает глубокий сон. Но Фрейд утверждает, что основная функция сновидения — быть хранителем сна. Давайте посмотрим, как можно разрешить это очевидное противоречие.

Человек хочет приостановить любую ментальную и физическую деятельность после дневных напряжений и стрессов и ложиться спать. Желание спать можно удовлетворить, если порвать все связи с реальностью, то есть с внешним миром, и вернуться в стадию самодостаточности, сравнимую с самодостаточностью зародыша в матке. Фактически, Фрейд считает, что сон удовлетворяет бессознательное инстинктивное желание вернуться в матку; в определенном смысле, инстинкт сна рождается при рождении. Казалось бы, сновидение противоречит желанию спящего забыть во сне дневное напряжение и беспокойство. Но во сне, в сновидении, активировашиеся бессознательные влечения и желания достигают специфического сознания спящего. Если за ними не следить, они могут разбудить спящего. И задача сновидения — контролировать бессознательные влечения и желания. Если сновидению удастся выполнить бессознательное желание, сон будет продолжаться. В этом смысле, сновидение — хранитель сна.

Однако такая функция сновидения, как исполнение желании, не вполне очевидна. Проявленное сновидение, ментальная деятельность, которая сохраняется в памяти после пробуждения, как правило несвязанно и лишено смысла. С помощью свободных ассоциации вспоминаются латентные сновидения, скрытые за проявленными сновидениями. Только когда первые трaнcформируются в последние, можно понять их значение и увидеть удовлетворение бессознательного желания.

Чтобы трaнcформировать проявленное сновидение в латентное, сновидец должен свободно ассоциировать весь сон или его элементы. Через интерпретацию материала, наиденного с помощью ассоциаций, другими словами, через перевод с языка сновидений на нормальный язык бодрствования, мы узнаем содержание латентных сновидений. Активность, искажающая латентное сновидение и формирующая проявленное сновидение называется работой сновидений (dream work). Работа, направленная на противоположную цель, на превращение проявленного сновидения в содержание латентного, называется толкованием сновидений или анализом сновидений.

Следующий сон иллюстрирует то, что было сказано:

Пациентке приснилось, что она купает новорожденного младенца. Ассоциацией на этот сон было то, что ее лучшая подруга родила ребенка накануне сна. Это событие вновь пробудило ее сильное желание завести собственного ребенка, желание, которое по определенном причинам не могло быть выполнено. Во сне она обращалась с ребенком так, будто это был ее ребенок, как будто она сама его родила.

Очевидно, что во сне исполнилось давнее желание пациентки. На самом деле, любой сон содержит в себе исполнение фрустрированного желания. С небольшими изменениями, эта формула применима ко всем сновидениям.

Утверждение, что любое сновидение является исполнением желаний, скорее всего вызовет возражения. Можно возразить, что содержание сновидений бывает неприятным, как, например, в тревожных снах, которые явно не могут представлять собой исполнение желаний. Но, во-первых, сознательные желания редко проявляются в сновидениях; в них проявляются бессознательные желания, которые противостоят сознательной личности и потому должны быть подавлены. Поскольку во сне самоконтроль слабее, чем во время бодрствования, эти подавленные желания могут случайно всплыть в сновидении.

На вопрос о том, как сны с неприятным содержанием могут быть исполнением желаний, можно ответить контрвопросом: разве нельзя вообразить, что иногда человек может желать чего-то неприятного и удовлетворять это желание в сновидении? Почему человек может желать чего-то неприятного, это другая проблема. Это зависит от множества факторов; здесь мы не сможем детально обсудить их, поэтому лишь сделаем набросок. Иногда можно пожелать меньшего зла, чтобы избежать чудовищной катастрофы; часто неприятные сновидения такого рода имеют хаpaктер жертвоприношений. Еще чаще неприятные сны возникают у тех, кто страдает от сильного чувства вины. Эти люди часто хотят быть наказанными, хотят страдать. Их желание исполняется, они получают наказание в сновидении.

Тревожные сны не имеют отношения к желаниям. Тревога играет огромную роль и в сновидениях и в неврозе. Проблема тревожности не является специфической проблемой, связанной со сновидениями, поэтому позже мы уделим ей много внимания. Пока что нужно лишь отметить, что тревога всегда является индикатором сильного психического конфликта, борьбы между определенными желаниями и той частью личности, которая даже во сне препятствует их удовлетворению. Спящий обычно просыпается после такого сна; тревога не позволяет ему выполнить желание и прерывает сон. Таким образом тревожное сновидение не является исполнением желания; это его противоположность.

Возвращаясь к нашему примеру, можно сказать, что там была очевидная связь между сном и рождением у подруги ребенка. Одно из дневных событий появилось следующей ночью во сне. Это общее правило — определенные дневные переживания, называемые «остатками дня», являются факторами, определяющими ход сновидения. Эти остатки дня формируются не только внешними событиями, как в нашем примере, но и внутренними переживаниями, например, беспокойствами, навязчивыми идеями или важными воспоминаниями. В каждом сне содержатся воспоминания или аллюзии на события предыдущего дня. Однако не каждое дневное событие играет роль в создании сновидения. В сон входят лишь те остатки дня, которые связаны с определенными бессознательными мыслями, влечениями или желаниями. Другими словами, сновидение стимулируется лишь теми событиями из бодрствования, которые находят отголосок в бессознательном.

Если обнаружена связь между остатками дня и соответствующими бессознательными мыслями или влечениями, то сновидение легче интерпретировать, а сновидцу легче его принять. Осознав .-это, он сможет увидеть, как его бессознательное притягивает переживания повседневной жизни, как магнит притягивает сталь; тогда интерпретация перестанет быть для него чем-то академическим и превратиться в непосредственный опыт.

Пожалуй, не будет излишним указать на то, что латентное сновидение не возникает в процессе ночного сна; оно было сформировано задолго до этого и в данную конкретную ночь просто превратилось в проявленное сновидение под влиянием остатков дня. Бессознательный материал хватается за остаток дня и представляет его таким образом, что под реальным переживанием оказываются скрыты мысли, воспоминания и прошлый опыт.

Наша сновидица легко согласилась, когда сон был истолкован, как желание завести ребенка. Это желание не было ей полностью незнакомо; невозможность исполнить это желание заставляла ее сильно страдать. Но впервые рассказывая этот сон, она не подозревала, что настолько захвачена этим желанием. Только в процессе ассоциаций она постепенно поняла, что в ней долгие годы было это желание, но она не всегда осознавала его.

Подсознательными мм называем те переживания, идеи, побуждения и тому подобное, которые иногда бывают сознательными, а иногда не бывают, но легко могут достичь сознания. Таким образом, желание нашей сновидицы было подсознательным. Только что было показано, что дневной остаток участвует в формировании сна, только если он связан с инстинктивным влечением. Пациентке не снилось, что она «рожала» ребенка, ей снилось, что она «купала» ребенка. Это символическое отображение родов. Сновидения очень часто, хотя и не всегда, содержат в себе символы. Вода (купание) связана с родами и на символическом языке означает рожать или рождаться. Таким образом пациентка символически удовлетворила свое желание родить ребенка.

Другой пациентке приснилось, что она летела верхом на сине-зеленой полосатой птице и приземлилась посреди чудесного ландшафта. Она привела множество ассоциаций, несущих разнообразный ясный смысл, ко всем элементам сна, кроме самой птицы. Поскольку птица является известным символом мужского пoлoвoго органа, а «езда верхом» в простонародном языке символически обозначает пoлoвoй акт, это сновидение должно означать, что сновидица занимается, или хочет заниматься ceкcом как мужчина, то есть находясь сверху. Точность этого толкования подтверждается тем фактом, что муж сновидицы проходил психоаналитическое лечение из-за невротической импотенции, и его состояние улучшилось до такой степени, что он мог иметь пoлoвые cнoшeния, но только лежа снизу, в то время как его жена играла мужскую роль. Однако, в последнее время он опять отдалился от нее. Таким образом, это сновидение является символическим исполнением желания

Символизм не ограничивается сновидениями; его можно обнаружить и во многих других областях. Символы пронизывают языки всех народов. Они встречаются в фольклоре и в шутках; они обитают в суевериях, в обычаях, в сказках, в мифах и легендах. Есть типичные символы, возникшие в первобытные времена (огонь=любовь) ; но постоянно возникают все новые символы, даже в нашем веке, в наши дни (например, самолет и автомобиль). Эти символы все еще развиваются и у разных людей могут иметь разное содержание. Как правило, типичные символы всегда имеют одно и то же значение, если не считать незначительных индивидуальных вариаций, которые иногда случайно появляются. Они всегда относятся к человеческому телу, в особенности к пoлoвым органам и к пoлoвым функциям.

Сновидение использует те же символы, которые встречаются и в других ситуациях. Иногда у них может появиться индивидуальное значение, но затем они снова обретают типичное значение. Чтобы избежать ошибок, работая с индивидуальными символами, нужно тщательно изучить каждую деталь. Но даже типичные символы нельзя использовать автоматически. Лишь когда найдены все необходимые ассоциации или когда сновидец не способен ассоциировать элементы про который мы знаем, что это типичный символ, — лишь тогда мы можем определить его значение. Верно, что знакомство с символами очень помогает в понимании сновидений. Но используя символическое толкование небрежно, без разбора, мы низводим анализ сновидений до уровня криптографии.

Чтобы избежать недоразумений, я хочу подчеркнуть, что из сновидений мы не узнали ничего нового о происхождении и значении символов. В символическом толковании мы просто используем то, что узнали из других источников. Изучение этих источников показало нам, что символический язык связан с примитивным способом мышления и является неотделимой частью, возможно основной частью, общения между первобытными людьми В нормальном состоянии бодрствования этот тип мышления почти полностью исчез; в снах он возвращается снова и снова. Поскольку мысли выражены в символах, мыслительный процесс и сновидении спускается на более низкую стадию развития; он становится архаичным. Символический язык - это воистину интернациональный язык.

Примитивность мышления в сновидении проявляется не только в символическом языке, но и в других способах выражения. Как правило, сновидец не мыслит понятиями или словами. Когда он произносит осмысленные слова или предложения, то они, фактически, были сформированы не в сновидении, а в бодрствовании, предшествовавшем сновидению. Сновидец использует их, чтобы спрятать определенные бессознательные идеи сновидения за осмысленным фасадом. Предложения или слова являются подсознательными, в то время как идеи сновидения, которые они помогают раскрыть, являются бессознательными. Из этого правила есть исключения — слова и разговоры, действительно услышанные в детстве: они принадлежат бессознательному, так же как и звуковые галлюцинации при шизофрении и «звучащие мысли» при обсессивном неврозе. Бессознательнoe мышление в сновидении очень сильно отличается от мышления в состоянии бодрствования. Оно не принимает форму идей, понятий или слов, оно принимает форму картинок. Сновидец видит картины. В той сцене, где сновидица купала ребенка, она галлюцинировала идею, желание, и, таким образом, драматически отобразила рождение ребенка.

Такая замена мыслей визуальным восприятием хаpaктерна не только для сновидений, язык изображений является древним и примитивным символическим языком он использовался егитянами и другими древними культурами.

Таким образом в сновидении абстpaктное мышление трaнcформируется в конкретное мышление, то есть идеи представлены пpeдмeтaми. Слова превратились в одушевленные или неодушевленные предметы и с ними обращаются так словно они материалны. Например, пациентке приснилась бешеная собака. Она заметила, что я «обращался с ней плохо», как с «бешеной собакой».

Примитивные и архаические элементы психической жизни соотносятся с той далекой стадией исторического развития человечества, которая в сущности исчезла из состояния бодрствования, но сохранилась в сновидениях. Человек в своем развитии от младенчества до зрелости проходит через те же стадии, через которые проходило человечство, хотя, конечно же, в сжатой форме. На каждой определенной стадии развития человечество оставляет следы, которые преодолевает на более поздних стадиях; то же самое происходит и со стадиями развития личности. Эти следы формируют индивидуальное прошлое человека, и они могут всплыть при определенных условиях, например, во сне. Это прошлое, охватывающее само» раннее детство, проявляется не только в оживлении архаических форм мышления но и в возрождении идей и инстинктивных импульсов, принадлежащих прошлому. Таким образом сновидение снабжается содержаниями и пoтребностями из детства и из историк человечества. Почти в каждом сне в той или иной форме появляются родители или их заместители, и сновидение удовлетворяет инфантильные инстинктивные потребности. Более того, сновидение может повторить, в искаженной или в неискаженной форме, детские идеи и фантазии, относящиеся к рождению, cмepти и жизни, к различиям полов и к множеству других проблем Короче говоря, на глубочайшем уровне, сновидение отражает подлинную инфантильную психику со всеми ее фантазиями и желаниями. Таким образом становится очевидно, что сновидение является не только примитивной, но и инфантильной конфигурацией. Далее, поскольку отправная точка сновидения находится и настоящем, то оно принадлежит и прошлому и настоящему; оно представляет собой желание (из прошлого), которое исполняется (в настоящем). Таким образом, сновидение возвращается к примитивному способу функционирования психических систем, где галлюцинируются желания или первые зачатки мыслей.

Возвращаясь снова к сну из нашего примера, мы видим явное противоречие в том, что, с одной стороны, сновидение содержит в себе подсознательное желание, а, с другой стороны, — бессознательное желание, выраженное в символах. Это противоречие будет разрешено, как только мы выясним, что бессознательное проявляется в двух формах: (1) в качестве подсознания, что означает, что психические процессы лишь временно являются бессознательными и в любой момент могут стать сознательными; и (2) как собственно бессознательные процессы, которые либо никогда не были сознательными, либо были подавлены и могут снова стать сознательными лишь после определенных изменений в ментальном функционировании. Хороший пример этого — сновидение нашей пациентки. Ко времени сновидения, она знала о своем желании родить ребенка; однако постепенно стали всплывать воспоминания о фантазиях и детских играх, из которых стало ясно, что в детстве она хотела родить ребенка от своего отца. В тот период жизни, который предшествовал сну, она хотела родить ребенка от своего мужа. Однако она не знала, что в ее бессознательном муж был заменителем ее отца, и что ее желание родить ребенка происходило из детства. То, что ее муж был заменителем ее отца и то, что в детстве она хотела ребенка от своего отца, во время сновидения не присутствовало в сознании; эти факты были в бессознательном.

А желание или любой другой психический материал, не относящийся ни к сознанию, ни к подсознанию, однако существующий по свидетельству обстоятельств, принадлежит к собственно бессознательному, как было указано выше. Наша пациентка, зрелая женщина, совершенно не подозревала ни о чем, хотя бы отдаленно связанным с желанием иметь ребенка от своего отца. Если бы это желание существовало в каком-нибудь уголке ее сознательного ума, она должна была бы любой ценой изгнать его оттуда; фактически же ей удалось вообще не пускать это желание в сознание. Соответственно, оно оставалось бессознательным во время бодрствования. Однако во сне, где ослабевают подавляющие факторы эго, ее желание смогло сформировать сновидение и войти в сознание. Если бы это желание не было искажено до такой степени, что ее спящее эго не смогло его узнать, ее сон был бы нарушен и она бы проснулась. Искажение позволило ей продолжать спать. Желание было исполнено, а сознание не было оскорблено, ведь в проявленном сновидении не говорилось: «Я хочу иметь ребенка от своего отца», а лишь: «Я купаю ребенка.»

Таким образом очевидно, что сновидение может содержать и подсознательные и бессознательные желания. Однако, подсознательное желание не воспринимается сновидцем, если оно не подпитывается энергией соответствующего бессознательного желания. Таким образом, именно исполнение инфантильного желания гарантирует сон.

В сновидении из нашего примера первоначальное инфантильное желание было замаскировано под символические роды. Это общее правило проявленное сновидение содержит идею латентного сновидения в искаженной форме. Существуют различные формы искажении, которые мы рассмотрим в свое время. Сейчас я хотел бы лишь указать на две формы искажения идеи латентного сновидения, которые ярко заметны в нашем примере во-первых, искажение методом символическою отображения; во-вторых, пропуск. В идеи латентного сновидения отец пациентки играл важнейшую роль, в то время как в проявленном сновидении он вообще не упоминался. Пропуск является одним из самых эффективных методов искажения сновидений. Именно благодаря ему материал латентного сновидения выражается в проявленном сновидении в сжатой форме. Иногда в проявленном сновидении может содержаться лишь одно слово или одна картинка.

Анализ еще одного сна прояснит механизмы искажения и маскировки сновидений Вот этот сон:

Я взяла пистолет и выстрелила в будильник. Пуля прошла прямо в цифру 3 на циферблате часов. Я была довольна своим выстрелом, потому что мне показалось, что я попала именно туда, куда целилась.

Перед тем, как лечь спать, пациентка завела будильник. Koгда будильник разбудил ее в нужное время, она не встала, а заснула снова. Будильник продолжал звонить — и сон, очевидно, был реакцией на этот звук .Она помнила, что была очень зла, когда наконец-то проснулась. Появилась ли злость, когда зазвонил будильник или она злилась и до этого.³ В течении нескольких дней, предшествовавших сновидению, анализ протекал тяжело, а накануне сна она жаловалась, что ничего не может добиться в жизни, жаловалась, что слишком медлительна, выражала опасение, что никогда не достигнет своей цели. Весь день она думала о том, что ничего не умеет и у нее нет никаких способностей (несмотря на то, что она была очень талантливой). Она легла в постель и заснула в подавленном, безнадежном настроении. Возможно, она разозлилась на звонок и снова заснула после пробуждения, как бы говоря: «Я не хочу ничего знать о мыслях, причиняющих мне боль.). Стрельба по будильнику заставила ее вспомнить выражение «убить время». Это напомнило ей символическое изображение времени, в виде старика с длинной белой бородой и с косой. Эта картинка называлась «Отец Время». Ее любимая песня называлась «Отец Время» и в ней 6ыл следующие слова:

Отец Время — умелый человек,

И у него свои привычки

И мы знаем, что нам не удастся

Заставить его отдать прошедшие дни

Поэтому «20», и мы еще здесь,

Будем верными друзьями

Давайте веселиться

Пока у нас есть время играть,

Ведь все мы обожаем играть с вами

Таким образом стрельба в будильник отражает ее сожаление о том, что она тратит время; когда она накануне жаловалась на свои несчастья, она использовала фразу «я убиваю время». Эти мысли вызвали воспоминания о радостном детстве когда трата времени не имела значения, в детстве можно было играть, не беспокоясь. Печальные и болезненные дневные воспоминания превратились в латентном сновидении превратились в приятные воспоминания о том, как тратилось время в детстве. В реальности она была несчастна, в патентном сновидении она была счастлива, таким образом она изменила свое настроение. До сих пор сновидение представляло собой исполнение желания аннулировать прошедшее время.

Песня «Отец Время» была для нее связана кое с чем еще. а именно с предложением «я ваяла пистолет». Пистолет у нее всегда ассоциировался с тем, что ее отец совершил самоубийство, застрелившись в храме из револьвера. Он владел этим револьвером много лет и она помнила, что несколько раз видела револьвер в детстве. Она «до cмepти его боялась и не осмеливалась подойти к нему.

После cмepти отца на была глубоко потрясена и обвиняла себя в этом трагическом событии. Во сне она владела оружием, которое принадлежало ее отцу и к которому она не осмеливалась прикоснуться, пока он был жив. Теперь же она выстрелила из этого револьвера в «жестокое время», в старика с часами, в Отца Время, в безжалостного человека, который никогда не возвращает прошедшие дни. Она стреляла, точно также, как это сделал наяву ее отец. Однако в сновидении она стреляла не в себя, как отец, она стреляла в жестокого Отца. Время, который не возвращает прошедшее счастье. Когда ее отец совершил самоубийство, он забрал с собой ее счастливое детство. Когда он застрелился, она оцепенела и заснула, словно хотела позабыть, что произошло.

Важно отметить, что проснувшись после этого сновидения, она злилась на меня. Она считала, что ее злость была с провоцирована моими попытками извлечь из нее воспоминания о прошлом, которые она не могла или не хотела вспоминать. Лучше она будет спать. Стреляя в Отца Время, она несомненно целилась в меня и в своего отца, которому она не могла простить ту боль, которую он ей причинил, совершив самоубийство.

Та сцена сновидения, где пуля проходит прямо через цифру 3, в очень сжатой форме отображает ее обвинения против отца, ее мнимое чувство вины. ее самообвинение и чувство неполноценности, а также любовь к отцу и разочарование в нем. Ассоциацией на эту сцену была песня под названием «Утром в три часа». Она не могла припомнить слов этой песни, но знала, что это был английский вальс, под который она часто танцевала. Это был единственный танец, который она танцевала с отцом, когда была ребенком. Он танцевал с ней только два или три раза, потому что ему не нравилось, как она танцует; он говорил, что она не успевает за ним. Это ее очень расстраивало. Она не могла приспособиться к тому, как танцевал ее отец. У него была репутация очень хорошего танцора. Она с сожалением прибавила, что если бы она знала, как к нему приспособиться, у нее получилось бы намного лучше.

Танцы напомнили ей о том, что иногда ее отец, который фактически бросил игру на скрипке, все же вытаскивал ее и играл несколько минут, а она ему аккомпанировала. Часто, садясь за пианино, она начинала играть и петь популярную песню того времени под названием «Убаюкай меня». Размер этой песни, так же как и вальса, упоминавшегося выше, был 3/4. Когда отец был в хорошем настроении, он брал скрипку и играл obligate, пока она пела и аккомпанировала ему на пианино, но всегда кончалось тем, что он находил всевозможные ошибки в ее игре. Обычно он критиковал ее за размер [tempo] (Время!). Он говорил, что она слишком вольничает с размером; когда написано Ritardando. она слишком замедляет игру, а когда написано Accelerando, слишком ускоряет. Отец был настоящим музыкантом, отметила она, и много позже она поняла, что ее игра была слишком сентиментальной и недисциплинированной. Однако в то время она этого не понимала и не могла сообразить, что же она делает неправильно. Она сильно страдала от язвительности отца; она чувствовала, что в его критике сквозило презрение. Еще хуже, чем его критика было то, что иногда, после нескольких попыток, он вообще переставал играть, потому что ее аккомпанимент вызывал у него отвращение. Точно также он переставал танцевать, потому чго ему не нравилось, как она танцует. По крайней мере именно этому она приписывала то, что он прекращал играть на скрипке или танцевать. Она пожаловалась, что он никогда не брал на себя труд обучить ее делать все так, как ему хочется; если она не могла выполнить что-либо в совершенстве, он не хотел иметь с ней дела. Так она потеряла веру в себя и стала считать себя полной, безнадежной неудачницей; она думала, что никогда не сможет стать хорошей танцовщицей или пианисткой. Она добавила, что в разговорном языке про музыканта, который плохо исполняет произведение, говорят, что он «убивает» музыку. Она думала, что ее отец вполне мог говорить ей, что она «убивает» композиции, которые играет.

В любой простой сцене сновидения, и даже в каждом ее элементе, сжаты и объединены противоречивые мысли и желания. Лишь в бессознательном эти противоречивые элементы могут сосуществовать и выражаться одной картиной или сценой, как будто они не являются противоборствующими стремлениями.

Нетрудно понять, что сновидение неизбежно искажается, раз в одной-единственной сцене сжаты события, происходящие одновременно в нескольких измерениях, события, отделенные на самом деле годами. Пытаясь раскрыть это сновидение, преодолеть искажение — то есть, анализируя — мы заметили, как много в нем различных значений. У каждого сновидения множество значений. В психоаналитической терминологии эту множественность значений называют сверхдетерминацией. Другими словами, каждый элемент сновидения может содержать несколько идей, мыслей и желаний. Процесс выражения множества стремлений и мыслей в одном элементе сна называется сжатием сновидения.

Искажение также может быть достигнуто с помощью механизма перемещения. Благодаря перемещению, психическое напряжение переходит с одного элемента на другой. Искажение с помощью перемещения может принимать самые разнообразные формы.

Пациенту приснилось, что он занимался любовью со своей женой в постели, но почувствовал беспокойство и, оглянувшись, увидел, что его маленький сын наблюдает за ним из колыбели.

Полный анализ этого сновидения будет приведен в одной из следующих глав. Сейчас мы лишь кратко остановимся на том, что было обнаружено з ходе анализа. Сновидение отображает тот факт, что пациент, в возрасте между годом и тремя, был свидетелем пoлoвых отношений своих родителей. Таким образом, этот сон повторяет ситуацию, в которой любопытство пациента по поводу отношении его родителей было удовлетворено. В сновидении он приписал свое детское любопытство своему сыну, как бы говоря: «Это не мне было любопытно, что делают мои родители, это моему сыну любопытно, что делают его родители.» Он переместил ceкcуальное любопытство с себя на своего сына.

Помимо перекладывания ответственности, у перемещения есть и другие функции. (Сновидение может выразить отрицание лишь в позитивной форме.) В нашем сновидении пациент проявил любопытство в двух ролях: в роли отца и в роли сына, как в кино, когда один и тот же актер играет одновременно две роли, как бы расщепляя свою личность. Фактически, искажение с помощью перемещения часто ведет к расщеплению личности сновидца, то есть в сновидении несколько человек представляют самою сновидца.

Концепция перемещения включает в себя концепцию сжатия. Когда психический стресс перемещается по цепочке ассоциации, индивидуальные элементы остаются за бортом, а их энергия концентрируется на других элементах, которые сами по себе часто не важны. Таким образом один незначительный элемент отображает несколько элементов не содержащихся в проявленном сновидении. Сновидение становится коротким, но очень насыщенным. Таким образом сновидение является результатом сжатия и аллюзией на различные скрытые мысли и идеи.

Работа перемещения происходит сходным образом, когда идеи и мысли взаимозаменяются на основе малозначительных представлений. Например, часто случается, что один человек замещает другого из-за того, что у них одинаковый цвет волос или из-за того, что они присутствовали при одном и том же событии. Просто человек не всегда четко разграничивает объекты в сновидении; часть может представлять целое и наоборот; одна ситуации может заменить другую независимо от того, есть ли между ними логическая связь, схожее содержание, время или место. Сновидению требуется лишь, чтобы пластическое отображение было подходящим. Чтобы выразить мысль, сновидение заменяет элементы или сжимает их до тех пор, пока не обретут пластично-драматическую форму. Сновидец преследует ту же цель, превращая слова в предметы или изменяя слов»; и сжимая их до тех пор, пока они не превратятся в совершенно новые невразумительные выражения.

Именно перемещение психического акцента наделяет сновидение специфическими чертами, благодаря которым сновидение так отличается от психической активности в бодрствующем состоянии. В бодрствующем состоянии мышление направляется логическими принципами, объекты отделены друг от друга и от субъекта, а прострaнcтво и время не смешиваются; в сновидении эти законы не действуют. Образы там взаимозаменяются, часть принимается за целое, а мышление направляется не логическими принципами, а правилами сжатия и перемещения. Этот тип психической активности встречается у некоторых первобытных людей и у маленьких детей; он появляется в самом начале психического развития и поэтому называется первичным процессом.

Первичный процесс, чуждый природе сознательного мышления, появляется п сновидении и управляет психической деятельностью, которой нет места в сознании. Другими словами, психическая деятельность, ведущая к перемещению и

¹ Механизмы перемещения и сжатия действуют и в повседневной жизни. Они проявляются в символических действиях, в таких ошибках, как, например, неправильное произнесение слов и имен. забывчивое ге. потери, неверное понимание.

сжатию, протекает вне царства сознания, даже в тех случаях, когда сознание замечает результаты этого процесса. Эти психические процессы называются бессознательными процессами. В дальнейшем я добавлю еще кое-что об этом первичном процессе.

Перемещение и сжатие являются самыми важными и эффективными методами, с помощью которых сновидение искажается и скрывает свой смысл. Мы уже упоминали символическое отображение, регрессию, пропуски, и кроме них существует еще множество методов. Один метод заслуживает особого внимания и мы рассмотрим его на примере сновидения, любезно предоставленного доктором Сидней Кар:

На следующий день после обсуждения приближающегося отпуска аналитика, молодая пациентка рассказала такой сон: «Я в отчаянии бегу вдоль дороги, ищу кого-то. Попав на перекресток, я не знаю, куда повернуть.» Этот сон был крайне неприятным. В нем было отчаяние и безнадежность. Дома были незнакомые и она не узнавала местность. Это был повторяющийся сон, но она не могла вспомнить, когда он появился впервые. Во время аналитической сессии пациентка казалась холодной и отстраненной; она между делом упомянула, что собирается через несколько дней уехать, поискать работу в другом штате, где, как ей казалось, у нее будет больше шансов сделать карьеру. Затем o/ia без особого чувства упомянула, что слышала, будто до трех лет была очень/привязана к отцу. а потом он уехал из Европы в Соединенные Штаты. Ей говорили, что отец ее очень любил. Через четыре года, когда семья воссоединилась с отцом в этой стране, все заметили, что она уже не выказывала прежнюю любовь к отцу. Она проявляла безразличие и избегала его общества. В последовавшие несколько лет она неоднократно убегала из дому.

Угроза разлуки с аналитиком оживила давно подавленные чувства, вызванные травматической разлукой с отцом в возрасте трех лет. В этом повторяющемся сновидении она вновь и вновь переживала боль того времени и отчаянные, безуспешные поиски отца.

На следующий день пациентка рассказала матери о своем сне. Ее мать узнала дома, дорогу и перекресток, которые описала ей пациентка. Эта дорога вела к городку, в котором они жили в Европе. Мать рассказала ей, что после того, как отец уехал в Соединенные Штаты, она была безутешна и несколько раз выбегала искать отца на дорогу.

В этом сновидении исполнение желания приняло форму опережения, пациентка как будто говорила аналитику: «Прежде, чем ты покинешь меня, я покину тебя.» Но это опережение выразилось в повторении раннего детского опыта. Многие сны повторяют в почти неискаженной форме травматический опыт, часто опыт раннего детства. Сам опыт может быть почти полностью забыт, но в сновидении он появляется с прежней силой. Тогда сновидение представляет собой единственное воспоминание о забытом опыте, который нельзя вспомнить другим путем. Функция таких сновидений — абреакция травмы, которая переживается снова и снова.

Сновидение может маскироваться не только с помощью различных искажений содержания латентного сновидения, но и с помощью искажения аффектов. Однако термин «искажение» едва ли можно применять к аффектам, поскольку аффект как таковой всегда остается аффектом, который часто можно проследить до раннего детства.

Эмоция может быть сильной и адекватной, а может казаться парадоксальной и несоответствующей содержанию проявленного сновидения. В первом случае эмоция не искажает сновидение. Во втором случае эмоция принадлежит к содержанию латентного сновидения, к которому мы приходим через ассоциации. Такая форма искажения достигается благодаря тому, что аффект отстраняется от одной идеи сновидения и прикрепляется к другой. Однако, часто аффект из проявленного сновидения является прямой противоположностью аффекта из латентного сновидения; проявленное сновидение может выражать радость и любовь, в то время как латентное сновидение наполнено ненавистью и печалью. Часто проявленное сновидение лишено аффектов, в то время как латентное сновидение крайне эмоционально. В этом случае искажение происходит благодаря подавлению аффекта.

Мы постулировали, что проявленные сновидения не имеют смысла и обретают смысл только после интерпретации; это утверждение может показаться противоречивым, поскольку некоторые сновидения упорядочены и осмыслены. Эти сновидения содержат вполне логичные и разумные разговоры и размышления. Однако это впечатление обманчиво, и это доказывает анализ подобных сновидений. Сперва ассоциации приводят от размышлений в сновидении к сходным размышлениям в бодрствующем состоянии. На самом деле упорядоченные и осмысленные предложения в сновидении происходят из бодрствования. Обычно это повторение предложений или слов, которые сновидец говорил, слышал или читал. Однако встречаются сновидения, в которых нет размышлений и разговоров, только образы и действия, которые выглядят разумными и упорядоченными; короче говоря, они кажутся реалистичными. Вы чувствуете, что подобное могло случиться и в реальной жизни и это верно, поскольку рациональный элемент таких сновидений принадлежит к бодрствующему мышлению. Мышление, которое управляется принципами логики, устанавливает причинные связи, не смешивает объекты с идеями, а время с прострaнcтвом, не хаpaктерно для сновидения. Оно хаpaктерно для состояния бодрствования. Оно не подвержено перемещению и сжатию, присущими первичному процессу. Поскольку такое мышление развивалось после первичного процесса, оно называется вторичным процессом. Первичный процесс является бессознательным, а вторичный — подсознательным.

Вышеприведенный обзор техник искажения ни в коем случае не охватывает все методы сокрытия бессознательного смысла сновидения. Однако здесь мы не будет обсуждать другие методы, поскольку цель этой главы — обозначить основные принципы психологии сновидений. За более исчерпывающей информацией лучше всего обратиться к неисчерпаемому источнику все психоаналитических знаний — к работам Фрейда.

Анализировать сновидение, убирать искажения и трaнcформировать проявленное сновидение в латентное лучше всего с помощью свободных ассоциаций. Однако не следует считать, что свободные ассоциации и содержание латентного сновидения идентичны. Используя сравнение Фрейда, можно сказать, что содержание латентного сновидения содержится в ассоциациях, как в химическом растворе, из которого его нужно извлечь. Содержание латентного сновидения содержит как подсознательный, так и бессознательный материал. Подсознательный материал должен быть отделен от бессознательного и соотнесен с проявленным сновидением. Эта операция является предварительным условием для толкования сновидения.

Мы показали, что сновидение исполняет бессознательное желание, котopoe замаскировано с помощью искажения сновидения. Теперь возникает вопрос: почему сновидение маскируется?

Во всех снах содержится желание, уходящее корнями в детство; оно либо остается бессознательным, либо достигает сознания и тут же забывается. В обоих случаях результат одинаков: желание не допускается в сознание, то есть, в психоаналитической терминологии, подавляется. Какие силы вызывают подавление мыслей и желаний?

Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны предвосхитить содержание следующей главы и постулировать, что личность обладает структурой, состоящей из трех частей: эго, суперэго и ид Поскольку другие качества этих частей будут обсуждаться позже, мы рассмотрим их лишь поверхностно. Эго относится к подсознанию; суперго содержит бессознательные и подсознательные элементы. Оно контролирует совесть и, используя критику, накладывает ограничения на эго. Ид относится к бессознательному и содержит в себе наши инстинкты.

Если в процессе анализа обращать пристальное внимание на то, как рассказываются мысли и ассоциации, связанные со сновидением, то можно заметить, что сновидец не всегда способен удержаться от самокритики, несмотря на свои лучшие намерения. Он опускает связующие звенья, рассказывает не все, не говорит о том, как впервые ему пришла в голову такая ассоциация; короче, в последний момент он пытается изложить свои мысли таким образом, чтобы невозможно было понять, что они на самом деле значат. Иногда самокритика пациента достигает таких масштабов, что толкование сновидения становится невозможным.

Однако эта самокритика не возникает непосредственно во время анализа сна; она присутствует всегда и просто становится более активной, когда возникает опасность, что будут выявлены идеи, скрытые в сновидении. Причину понять не трудно. Человек всегда борется с мыслями, импульсами и желаниями, которые ему не нравятся. Как правило, эти мысли и желания можно контролировать. Но если по какой-то причине их мощность усиливается, и их уже невозможно контролировать обычным образом, тогда самокритика становится такой невыносимой, что эго вынуждено подавлять эти мысли и желания, чтобы они не попадали в сознание. Это подавление всегда активно присутствует в состоянии бодрствования, хотя мы не всегда его замечаем. Подавление формирует эго под влиянием суперэго.

Когда эти блоки переносятся из бодрствующего состояния в сновидение, они называются цензорами сновидений. Однако, поскольку интенсивность всех психических функций во сне уменьшается, цензор сновидения обладает меньшей властью, чем подавление в состоянии бодрствования. Благодаря этому, в сновидении элементы бессознательного ид могут достигнуть сознательного эго, хотя в состоянии бодрствования им обычно запрещен доступ к эго. Другая причина, по которой сновидение допускает импульсы, которые в другое время не попадают в сознание, - отсутствие движения во сне, то есть отсутствие способности трaнcформировать мысли и желания в действия. Соответственно, в нормальном сне нет опасности, что будет совершено опасное действие.

Но, хотя ослабевший цензор не способен воспрепятствовать проникновению в сновидение бессознательных мыслей и желаний, он может пригладить и замаскировагь их, прежде чем они дойдут до сознания. Сновидец как бы говорит: «Я ничего не хочу знать об этих импульсах. Но, поскольку я слишком слаб, чтобы успешно с ними сражаться, я хочу, чтобы они, по меньшей мере, предстали передо мной в неузнаваемом виде.» И в самом деле, эти идеи выражаются в невразумительной для сновидца форме: это комбинации образов, объектов и символов, примитивный, архаичный, позабытый язык. Поскольку сновидец не понимает этот язык, он не чувствует своей ответственности. И, таким образом, запретные импульсы и желания могут быть удовлетворены в сновидении. Итак. искажение сновидения объясняется тем, что эго должно замаскировать содержание сна, и эту необходимость навязывает суперэго, которое во время сна играет роль цензора сновидений.

Желание в сновидение является психическим эквивалентом инстинктивного влечения; в результате его удовлетворения возникает удовольствие. Поскольку влечение и, соответственно, желание в сновидении, берут свое начало в ид, недифференцированной и полностью бессознательной части личности, то удовольствие, которое возникает после удовлетворения этого желания, — это, главным образом, удовольствие ид. Но, поскольку удовлетворение инстинкта иногда встречает сопротивление суперэго, как мы только что выяснили, то это же удовлетворение может послужить причиной неудовольствия для эго. Таким образом, удовольствие одной части личности может вызвать неудовольствие или боль у другой части личности, что приведет к бесконечному конфликту В состоянии бодрствования, как правило, этого конфликта удается избежать благодаря подавлению инстинктивных потребностей. Во сне решение достигается следующим образом: с одной стороны, инстинктивное желание исполняется и ид получает удовлетворение, а, с другой стороны, желание маскируется так, что его невозможно узнать, и эго тоже получает удовлетворение. В сновидении достигается компромисс между двумя частями личности, который удовлетворяет обе стороны.

Однако не во всех снах такой компромисс возможен. Если критика цензора сновидения слишком сильна или слишком сильна инстинктивная потребность, тогда человек просыпается в тревоге. Такому сновидению не удалось исполнить ни одной из своих функций: поскольку тревога прервала сон, невыполнена функция хранителя сна; поскольку человек проснулся прежде, чем было удовлетворено желание, исполнение желания было фрустрировано. Таким образом в утверждение о том, что любое сновидение содержит в себе исполнение фрустрированного желания, необходимо внести изменение: любое сновидение представляет собой попытку выполнить желание; обычно это успешная попытка, но иногда — нет.

Давайте вернемся к проявленному сновидению, в качестве примера взяв сновидение про будильник. Сновидица видела часы, как предмет из внешнего мира, хотя на самом деле это был внутренний образ. Она видела воспоминание о будильнике, а не сам будильник. В проявленном сновидении это был осознанный образ. Сознание в сновидении — эго понимание. В состоянии бодрствования сознание тоже является пониманием, но это понимание и внешних и внутренних раздражителей. Восприятие в сновидении отличается от восприятия в состоянии бодрствования тем, что во время сна воспринимающие структуры эго отрезаны от внешних раздражителей и имеют доступ лишь к внутренним. Таким образом, в сновидении внутренние раздражители проецируются во внешний мир и воспринимаются как квазиреальность.

В проявленном сновидении мы воспринимаем следы образов внешнего мира, а также воспоминания, мысли и ощущения из внутреннего мира, и они переплетены так. что их почти невозможно понять. Однако, иногда они не переплетаются, и тогда можно заметить, что психические элементы принадлежат к разным слоям психики. Например, часы в проявленном сновидении были не реальными часами, а как бы их отпечатком, то есть психическим отображением части внешнего мира; а элементы латентного сновидения — воспоминания, идеи, настроения и желания, — относились к различным периодам жизни пациентки, и, таким образом, являлись психическим отображением еще более глубоких стремлении внутреннего мира. Некоторые из этих элементов были забыты, подавлены, но все же вспоминались, хотя и с трудом. Этот подсознательный материал является аллюзией на бессознательные процессы, и с помощью этой аллюзии можно воссоздать бессознательные стремления и желания. А когда они воссозданы, перед нами открывается бессознательное значение сновидения. В нашем примере бессознательное содержание сновидения таково: пациентка считает, что отец не любил ее, потому что у нее не было пeниcа (чувство неполноценности в связи с танцами, музыкой, стрельбой). Из-за этого она чувствовала глубокую обиду на отца. Когда он совершил самоубийство, она чувствовала себя виноватой, как будто она сама его убила из-за своей обиды и ненависти. Чтобы загладить свою вину, она была готова на любые жертвы, и ее жизнь подтверждала это. В отношениях с мужчинами, она позволяла делать им все, что угодно. В конце концов, она вышла замуж за человека намного старше себя; она ухаживала за ним и позволяла ему принуждать себя к извpaщeниям, которые вызывали у нее отвращение.

Изучение сновидений доказывает, что психические процессы делятся на разные категории: они бывают сознательными, подсознательными и бессознательными. Тот факт, что психические процессы могут быть сознательными, подсознательными и бессознательными, предполагает, что эти процессы протекают в определенных системах, которые обычно взаимодействуют между собой. «Сознательное», «подсознательное» и «бессознательное» — это состояния, хаpaктерные для определенных систем психики. Например, понимание относится к системе сознания (обозначим ее как Сс), в то время как воспоминания, мышление, речь и любая психическая активность, управляемая вторичным процессом, относится к системе подсознания (Пес) ; инстинктивные влечения и любая психическая активность, управляемая первичным процессом (замещение, сжатие и т.д.) относится к системе бессознательного (Бес). Эти системы расположены следующим образом: самый глубокий уровень — это Бес, Пес находится над ним, а Сс, в свою очередь, находится над Пес. Именно из-за этого расположения психоаналитическую психологию называют глубинной психологией. Концепция психических систем является гипотетической. Фрейд сравнивал психические системы с последовательностью линз, причем системы сравнивались не с самими линзами, а с промежутками между ними, в которых лучи света создают образы реальных объектов.

Мы увидели, что, на первый взгляд не заметно, к какой психической системе относится материал проявленного сновидения. Однако более тщательное исследование показывает, что различные элементы проявленного сновидения относятся к различным системам. Слова и логичные предложения, как мы узнали, являются подсознательными и, в большинстве случаев, проистекают из недавних впечатлений. Символы относятся к Бес и берут начало в инфантильных и архаичных источниках. Похоже, что существует соотношение между временным фактором и психическими системами, то есть самые старые переживания относятся к Бес, а более новые — к Пес. Например, в сновидении про рождение ребенка, желание пациентки родить ребенка от своего отца было очень старым, в то время как желание родить ребенка от мужа было новым. Как правило, хотя и не всегда, самые глубокие влечения являются и самыми старыми. У сновидения есть способы показать нам, к какой системе принадлежит данный элемент, но оно не может выразить, к какому времени он относится. Сновидение не знает, ни прошлого, ни будущего, только настоящее. Однако сновидение может выразить время в терминах прострaнcтва. Например, когда сновидец выражает случай из прошлого, то себя он видит маленьким, а других — огромными, как будто он вернулся в детство. Если он видит людей, дома и ландшафты на огромном расстоянии, это также означает, что все они принадлежат далекому прошлому. В Бес время заменяется прострaнcтвом.

Поскольку психические системы связаны между собой, психическая активность, начавшаяся в одной системе, может перейти в другую. Однако между ними существуют барьеры. Сопротивление в бодрствовании и цензор в сновидении контролируют «ворота», которые могут открыться, а могут и закрыться, когда элемент из одной системы пытается попасть в другую. Если цензор, контролирующий переход из Бес в Пес, позволяет бессознательном)' психическому материалу войти в Пес, то этот материал становится подсознательным. Чтобы превратиться в сознательный материал, подсознательному материалу нужно пройти еще одного цензора, контролирующего ворота между Пес и Сс. органы чувств, двигательная способность и эмоциональность связаны с последней системой. Когда, в бодрствовании, подсознательный материал получает доступ к Сс, он осознается и, таким образом, получает качества сознания. Теперь его можно разрядить в действиях и аффектах. Во время сна двигательная способность отсутствует и ментальный акт невозможно разрядить в действии, его можно лишь осознать как проявленное сновидение.

Уже было отмечено, что у каждой ментальной системы есть свое специфическое качество. Давайте рассмотрим это подробнее. Каждый ментальный акт наделен психической энергией, он катектируется (это слово происходит от греческого слова katectein, что значит «обладать», «быть наделенным»). В Бес энергия движется свободно, то есть она легко переходит от одного психического элемента к другому, что видно на примере механизмов перемещения и сжатия. Когда эта энергия соприкасается или катектирует с бессознательным инстинктивным влечением, это влечение требует немедленной разрядки аффектами или действиями. Свободное движение психической энергии и стремление к немедленной разрядке катектированных инстинктов являются базовыми хаpaктеристиками первичного процесса, который действует только в Бес. Обычно, когда инстинкты находятся под контролем, этот процесс заметить трудно.

В Пес, где правит вторичный процесс, психическая энергия не движется свободно; энергия привязана к тем элементам, с которыми она катектировала. Психические элементы не взаимозаменяемы, как в Бес; они стабильны. Хотя подсознательные элементы ближе к поверхности, то есть к Сс, чем бессознательные элементы, они вовсе не так стремятся войти в сознание, чтобы получить разрядку. Они могут оставаться в стороне и не входить в Сс; у них как бы есть выбор: либо остаться подсознательными, либо стать сознательными.

У первичного и вторичного процессов есть и другие хаpaктеристики, помимо вышеописанных, но их, а также связь между психическими системами и ментальной структурой личности, мы обсудим позже.

Сновидение является неотделимой частью психической жизни. Вся жизнь человека может содержаться в сновидении, как орех в скорлупе.

Здесь мы должны остановиться, поскольку дальнейшее обсуждение сновидений требует знакомства с другими разделами. Как было указано выше, цель этой главы — вкратце ознакомить читателя с основными проблемами психологии сновидений.

Глава 3. ТОПОГРАФИЧЕСКАЯ И ДИНАМИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ НЕВРОЗА

Анализ сновидений доказывает, что для понимания ментальных процессов недостаточно просто провести различие между «бессознательными» и «сознательными» процессами. Пpaктическая работа с пациентами показала, что не все бессознательные процессы протекают на одном уровне; у них тоже есть своя структура. Следующий пример пояснит это утверждение наилучшим образом:

Пациентка, среди прочих расстройств, страдала от обсессивного стpaxa, что ей придется coблaзнять детей. Причина этого стpaxa была ей неизвестна. У нее был старшин брат, душевнобольной, который покончил жизнь самоубийством. После его cмepти поползли слухи о том, что он coблaзнял детей. Во время лечения всплыли позабытые воспоминания и пациентка вспомнила, что в то время она с ужасом думала, что и про нес люди могут говорить такое. Затем она вспомнила, что в детстве и правда coблaзняла своих товарищей по играм на ceкcуальные «проступки».

Эти воспоминания легко вернулись в сознание после короткого анализа; они были подсознательными. Обсессивный страх пациентки говорил о том, что она боится повторить то, что она действительно делала с другими детьми в детстве. Но «смысл» этого невротического симптома, «почему и зачем» воспоминание подсознательной идеи объяснить не могло.

После cмepти брата, поведение пациентки резко изменилось. До этого времени она нежно любила своего отца, но теперь возненавидела его. Мать она до этого ненавидела, а теперь начала проявлять к ней нежность. Она пыталась занять место брата в жизни матери, потому что, каким-то образом, она чувствовала себя виноватой в его cмepти. Она стала равнодушной, избегала контактов с людьми и чувствовала себя одинокой- Она была подавлена, не могла есть и часто думала о самоубийстве.

Когда она находилась в этом состоянии, у нее спонтанно появилась идея, что источник ее отчаяния — опыт, который был у нее в три года, когда она играла с гeнитaлиями служанки. Это спонтанное воспоминание в ходе ана\иза было дополнено воспоминаниями о различных ограничениях, которые накладывала на нее мать, главным из которых было запрещение инфантильной мacтyрбации. В связи с этими воспоминаниями она в первый раз вспомнила, что в тот период неистово ненавидела мать и страстно желала ей cмepти. Теперь она заново пережила эту ненависть. Хотя здесь невозможно изложить всю историю — чем глубже уходит анализ, тем сложнее он становится — я приведу значение симптома Пациентка словно говорила:

«За мои инфантильные ceкcуальные проступки и за то, что я желала cмepти своей матери, я должна умереть, так же, как мой брат Но я боюсь, что после моей cмepти многое выяснится, как это случилось после cмepти брата, и обо мне распространятся те же слухи.» Без интенсивного аналитического лечения пациентка никогда не узнала бы смысл своего стpaxa Таким образом интерпретация раскрывает и глубокую бессознательную мотивацию и смысл симптома.

В неврозе мы встречаемся с теми же двумя формами бессознательного, что и во сне одна может легко достичь сознания и называется подсознанием, а другая достигает сознания лишь в процессе работы с ассоциациями и называется собственно бессознательным. Таким образом, индивидуальные психические факторы, определяющие невротический симптом, проистекают из источников, принадлежащих к различным глубинам бессознательного, точно также, как индивидуальные элементы сновидения уходят корнями в различные уровни бессознательного.

Сходство структур невроза и сновидения просматривается и в других аспектах. Сновидец не знает истоков и смысла образов и ощущений из сновидения, а невротик не знает истоков и смысла своих симптомов. Проявленное сновидение маскирует латентное сновидение, а проявленный симптом скрывает бессознательный конфликт.

В сновидении разные «бессознательные» элементы могут относиться к разным системам, поскольку один может принадлежать к подсознанию, а другой — к бессознательному; психические детерминанты невротических симптомов тоже не эквивалентны в терминах системы, к которой они принадлежат. Они происходят из различных психических уровней, одни возникли в бессознательном, а другие — в подсознании. По определенным хаpaктеристикам можно вычислить, к какой системе принадлежат элементы сновидения; то же самое верно и относительно невротических симптомов.

 

Теперь давайте рассмотрим каждую систему в отдельности.

Бес (Бессознательная Система)

Как уже было отмечено, невозможно непосредственно увидеть бессознательное. Мы делаем вывод о его существовании, наблюдая определенные качества, которые мы ему приписываем на основе эмпирической информации (например, на основании изучения сновидений и невротических пациентов).

Бессознательное узнается по содержанию и по способу функционирования.

а) Содержание состоит из представителей инстинктов и из конкретных идей или идей о вещах.

Что такое представители инстинктов? Невозможно наблюдать сам инстинкт. Мы видим лишь его психические проявления, например, стремления и эмоции, которые объединяются с идеями и порождают желания. Представители инстинктов сопровождаются определенной разрядкой, моторной и секреторной по своей природе, то есть аффектами. Очевидно, что в каждом невротическом симптоме, огромное количество представителей инстинкта принимает форму аффектов. Каждый невротический пациент служит тому подтверждением. Приведу лишь один пример: анализируя вышеописанный ритуал засыпания компульсивной пациентки-невротика, мы видим, что внутреннее возбуждение являлось мотивирующей силой симптома. Пациентка осознавала определенный аффект, возбуждение и напряжение. Но она приписывала бессонницу своей крайней чувствительности, поскольку любой шум из соседней комнаты, любое соприкосновение ее тела с одеялом, не давали ей уснуть. Она не знала о истинной причине своего возбуждения, о подавленной ceкcуальной энергии. У пациентки возникли ложные идеи, главным образом, из-за механизма перемещения: аффект входит в сознание в связи с идеями, с которыми он изначально не был связан. В результате их источник и смысл остаются сокрытыми от сознания. Таким образом, пациент путает причину со следствием.

Еще один пример прояснит это утверждение:

Непосредственно перед началом болезни, женщине приснилось, что она совершает пoлoвoй акт со своим отцом. Она проснулась в тревоге. На следующий день у нее возник страх, что ее ребенок умрет от туберкулеза, как ее отец, который страдал от этой болезни. Пациентка перенесла аффект тревоги в бодрствование, но содержание тревоги изменилось Во сне она тревожилась по поводу того, что вступила в запретные отношения со своим отцом, в бодрствовании она тревожилась, что ее сын умирает. Аффект отделился от одной идеи и перешел на другую.

Как показывает этот случай, сам аффект не обязательно является бессознательным, бессознательной является идея. к которой он первоначально относился.

Когда аффект полностью подавлен он может пойти по нeнopмaльному пути вместо того, чтобы проявиться как эмоция, он разряжается в физической иннервации, например, в потении, в учащенном сердцебиении, конвульсиях, параличе, тике и тому подобном. В других случаях, особенно в психотических состояниях, аффект проявляется без маскировки. Это в особенности относится к кататоническим атакам в шизофрении и к маниакальным состояниям.

Таким образом, аффекты могут пойти как по «сознательному», так и по «бессознательному» пути; то есть сознание может воспринять аффекты. а может и не воспринять. В последнем случае их развитие блокируется, и их следует рассматривать как потенциальные аффекты. При неврозе они всегда в той или иной степени замаскированы, поскольку по большей части прервана их связь с идеями, к которым они первоначально -относились. Вследствие этого сознание пациентов страдает от аффектов, смысл которых от него сокрыт. Каждый душевнобольной человек страдает от излишка неразряженных аффектов, развитие которых было блокировано. Поскольку аффекты являются психическими представителями инстинктов, то каждый невроз представляет часть бессознательной инстинктивной жизни и его содержание составляют подавленные аффекты и желания.

Помимо аффектов, бессознательное содержит реальные объекты, с которыми связаны аффекты (то есть представители инстинктов). Объекты могут храниться в психике в форме идей, то есть в форме воспоминаний о восприятии объектов и о связанных с ними ощущениях, идея объекта содержит в себе идею предмета или конкретную идею, и вербальную идею. Конкретные идеи сформированы из восприятии и ощущений, которые попадают в центральную нервную систему, благодаря раздражению органов чувств (зрения, вкуса и обоняния), моторной и воспринимающей систем, а также благодаря мыслям, ментальным образам и внутренним телесным ощущениям. Все это представляет собой отражение или отпечаток внешнего и внутреннего мира в психической жизни личности. Вербальные идеи передаются главным образом через слух и формируются позднее, чем конкретные идеи. Развиваясь, ребенок постепенно усваивает слова, которые слышит, и связывает их со своими идеями о предметах. Вначале ребенок не понимает слово и обращается с ним, как с предметом. Даже взрослый может трaнcформировать абстpaктное значение слова или мысли в нечто конкретное. Чаще всего это происходит в сновидениях и при шизофрении. Дневной остаток, мысль или услышанное слово превращается в визуальный образ. Сновидец обычно не слышит слов, он видит и ощущает их как предметы. Работа сновидений организовывает их таким образом, чтобы они соответствовали требованиям цензора. Как правило, когда нам сниться сон, мы не способны найти слова, соответствующие вещам, которые нам снятся. Вместо них появляются более примитивные идеи объектов (в форме картин). Таким образом, сновидение галлюцинирует мысли и желания.

В сновидениях галлюцинации являются нормальным явлением. Они становятся признаком болезни, только когда появляются в состоянии бодрствования. Они возникают при истерии и при психотических состояниях. И во сне, и в патологических состояниях они являются признаком регрессии от вербального способа мышления и желания к конкретному, главным образом пиктopaльному. Стремление к объектам проявляется не только в визуальной форме, но и в драматических и пластических телесных манифестациях. Любая поза, любое ощущение может выражать бессознательное стремление или мысль. Невротик словно бы неспособен понять или выразить свои эмоции и желания в адекватных словах. Вспомним пациентку с неконтролируемой рвотой в этом симптоме она цеплялась за ceкcуальный опыт, но была неспособна выразить его в словах.

У другой пациентки была странная, режущая боль и глазном яблоке. Она вспомнила, что много лет назад она придумала странную игру, в которую играла с другой женщиной. Одна пыталась дотронуться ресницами до глазного яблока другой и двигать веком во время этого контакта От этого наша пациентка чувствовала режущую, но приятную и чувственную боль. Для детей «играть» часто означает мacтyрбировать. Анализ пациентки подтвердил, что игра этих двух женщин была заменителей мacтyрбации. Более того, для болезни пациентки были хаpaктерны яростные, неконтролируемые самоупреки в мacтyрбации. Боли, которые появились а глазном яблоке во время анализа, быт похожи на те, которые возникали у нее во время мacтyрбации, перед возникновением болезни. Таким образом, в этом симптоме сочетались символическое удовлетворение мacтyрбации и, в то же время, наказание за нее. Она не могла внятно облечь в слова два, казалось бы, независимых стремления (мacтyрбировать и быть наказанной за это), но смогла выразить их в одном и том же физическом ощущении.

Очевидно, что ни та, ни другая пациентка не могла найти слов, соответствующих своим желаниям и эмоциям. Одна выражала свое желание моторной разрядкой (рвотой), а другая — физическим ощущением Люди с визуальными галлюцинациями, как и сновидцы, воспринимают свои желания и эмоции в невербальной форме. То же самое относится и к компульсивному невротику, в то время, когда он совершает компульсивные действия. В принципе, это верно и относительно компульсивного мышления. Мысли, выраженные вербально, связаны с теми идеями, к которым они первоначально не имели отношения; вследствие этого настоящий смысл компульсивных мыслей понять невозможно.

Пациент, узнав, что его отец был внебрачным ребенком, начал размышлять о своем собственном рождении и сомневаться, является ли он на самом деле сыном своего отца Сомнения относительно отца длились недолго. Вскоре их заменили компульсивные размышления о религиозных проблемах, о существовании Бога. Потом у него появились сомнения относительно всего. Когда пациент начал лечение, он уже не помнил о первой фазе, в которой у него возникли сомнения относительно отца. Когда эти сомнения снова достигли сознания, стало очевидно, что он враждебно настроен по отношению к отцу. Сознательно он сомневался в существовании Бога; бессознательно он ненавидел своего отца. В сущности фразу «Я сомневаюсь в существовании Бога» можно перевести как «Я ненавижу своего отца». Сознательное мышление формулируется в словах, которые выстраиваются в соответствии с грамматическими правилами. Бессознательное мышление совершенно иное — оно не знает ни слов, ни грамматических правил, чтобы его понять. необходимо перевести его на язык сознания Сознательные слова «Я сомневаюсь в существовании Бога» в бессознательном соответствуют конкретной идее, ненависти к отцу.

У компульсивного невротика разорвана связь между вербальными идеями и конкретными идеями, к которым они относились, и заменены другими. В то время как в конверсионной истерии (истерическом заболевании, для которого хаpaктерны физические разрядки) вербальные идеи не только оторванным от конкретных идеи, но и могут полностью исчезнуть, в компульсивном неврозе они теряются только как вербальные идеи, относящиеся к бессознательным идеям объектов, и заменяются другими. Однако общей чертой для всех неврозов является то, что нарушена связь между идеями предметов (объектов) и вербальными идеями. Иногда слова пропадают полностью; иногда они заменяются другими словами.

Невротик временно потерял вербальные, подсознательные идеи, в особенности те, которые могут открыть бессознательные стремления, но он сохранил в бессознательном идеи объектов. В каждом из приведенных случаев у инстинктивных стремлений безусловно был объект, хотя пациенты и не могли его назвать. Поскольку человек извлекает первые концепции объектов из своего непосредственного окружения, и поскольку невротик, как мы увидим позже, остановился на определенной стадии инфантильного развития или вернулся туда, истинные объекты его бессознательной инстинктивной жизни — это родители или их заменители.

При психозах, особенно при шизофрении, дело обстоит по-другому. Шизофреник либо частично, либо полностью теряет бессознательные объекты, но не всегда теряет слова. Подобно сновидцу, он использует слова, как предметы. Именно из-за этого возникает необычность речи шизофреника, а также неологизмы, искажения и тому подобное в сновидениях. Более того, речь шизофреника с его телесными органами. Она подобна сновидению и выдает бессознательные хаpaктеристики, в соответствии с системой, к которой она принадлежит.

Согласно доктору Эдварду Бирбингу, его пациентка-шизофреник, хотела сказать, что санитар, стоящий позади нее, красивый, вот что она сказала «Мой зад красивый ».

При неврозе аффекты и истинные объекты, которые являются содержанием бессознательного, могут проявиться различными путями; но, главным образом, они выдают себя через симптомы. Психические выражения инстинктов (аффекты) могут быть как сознательными, так и бессознательными. По большей части они сознательные, пока они оторванны от соответствующих идей и заменены на другие идеи, их смысл остается в бессознательном. Они также остаются бессознательными, когда блокируется их продвижение к сознанию. Они могут проявиться и в других формах, которые мы обсудим позже.

При неврозе нормальная тесная связь между подсознательными вербальными идеями и бессознательными идеями предметов не только ослабевает, но и полностью рвется.

б) Поскольку подсознание мы будем обсуждать отдельно, сейчас мы обратим внимание на рабочие методы бессознательного, которые формируют проявленное сновидение. В предыдущей главе мы назвали эти методы первичными процессами. Слово «первичный» обозначает метод психической активности, хаpaктерный для первых стадий развития во младенчестве, и в ходе дальнейшего развития заменяется процессом, для которого хаpaктерна более высокоорганизованная психическая деятельность, то есть вторичным процессом.

В динамическом смысле, под термином «первичный процесс» мы понимаем метод функционирования бессознательного. Как показано в предыдущей главе, для него хаpaктерно свободное перемещение психических энергий и сжатие. Первичный процесс означает беспорядок и хаос в Бес. Единственная цель ид — разрядить свою энергию в движениях (действиях) и в эмоциях.

Перемещение и сжатие легко заметить в вышеприведенных примерах. Еще более показательным будет случай фобии.

Дeвyшка-музыкант не могла выступать, потому что боялась войти в концертный зал В ходе анализа вскоре выяснилось, что этот страх вовсе не был первичным. Раньше она чувствовала тревогу, когда выходила на сцену, а еще раньше — когда сади\ась перед инструментом Эту тревогу удалось проследить до нескольких детских переживаний. Пациентка была откровенной эксгнбиционисткой; в ее снах наяву и в ночных сновидениях появлялись самые экстравагантные фантазии на тему наготы. Анализ выявил, что страх появиться на публике прежде всего скрывал страх показать себя публично. Но за этим страхом было спрятано желание показать себя публично. Бессознательное желание показаться обнаженной в конце концов превратилось в страх публичных выступлений. Психическая энергия, дававшая движущую силу идеям наготы, переместилась с них на идею концертного зала.

Бессознательное компульсивного невротика тоже часто использует перемещение, но разница в том, что у этого типа пациентов существует постепенно усиливающаяся тенденция перемещать психическую энергию на все более тривиальные и бессмысленные вещи. (Точно также, как во сне часть представляет целое.). Вследствие этого компульсивныи невротик все больше отдаляется от первоначальной идеи. У вышеупомянутого компульсивного невротика вначале были сомнения по поводу своей законорожденности, затем по поводу существования Бога, затем по поводу того, правильно ли он (он был продавцом) обслужил своих клиентов.

С другой стороны, сжатие хаpaктерно для конверсионной истерии. Психическая энергия нескольких стремлений концентрируется в каждом ее симптоме. Истерическая рвота, например, может выражать желание забеременеть, желание взять в рот мужские гeнитaлии и, в то же время, отвращение при мысли об этом. Каждый невротический симптом строго определен.

Два других явления появляются вследствие первичного процесса: это идентификация и проекция. И то, и другое возникает из перемещения; в первом случае перемещение переходит с объекта на эго, во втором — с эго на объект.

Идентификация, то есть перемещение психического стресса с объекта на эго, является обычным психологическим явлением. Мы постоянно отождествляем себя с кем-либо. Помимо всего прочего, похоже, что именно на этом основывается возможность взаимопонимания и контакта между людьми. Идентификация — это процесс, при котором один человек в каком-то аспекте уподобляет себя другому. Идентификация может быть полной или частичной. Она всегда выполняет свою задачу и часто выражает нечто общее с той личностью, с которой человек себя отождествляет. Позже мы разберем идентификацию более подробно. А пока что я лишь приведу пример в качестве иллюстрации:

Пациентка, тревожившаяся по поводу coблaзнения детей, отождествляла себя со своим умершим братом. Под влиянием стресса, вызванного его самоубийством, на поверхность вышло чувство вины, которое долгое время было латентным. Ее охватила уверенность, что ее будут обвинять в том же, в чем обвиняли ее брата, и что ее постигнет та же судьба. Уподобляя себя своему брату, она, в то же время, бессознательно наказывала себя. В ее случае, идентификация преследовала именно эту цель.

Проекция — такое же обычное явление, как и идентификация. У нее есть физиологическая параллель. Например, человек, которому ампутировали ногу, может галлюцинировать, что испытывает боль в ноге, которой уже нет. Мы постоянно помещаем внутренние процессы во внешний мир, потому что, чтобы не воспринимали психические системы, вне зависимости от источника, они направляют это во внешний мир. У детей и народов первобытной стадии развития механизм проекции очень высоко развит; они наделяют неодушевленный мир человеческими качествами. Такое отношение к миру соотносится с анимистической, концепцией жизни в определенных первобытных сообществах. У современных людей существует тенденция подобным образом обращаться с эмоцией, которую человек не может признать своей собственной. Если мы обратимся к сфере патологии, то увидим, что при паранойе основным защитным механизмом является проекция; собственные эмоции человека переносятся на преследователя. Мы вернемся к этой теме в связи с другим материалом.

Пока дело касается невроза, каждый невротик находится под властью первичного процесса, но в разных формах невроза он проявляется по-разному. Так, например, сжатие хаpaктерно для конверсионной истерии; перемещение — для компульсивного невроза; а проекция — для паранойи. При шизофрении даже слова подчиняются первичному процессу: они подвергаются сжатию и перемещению, как в сновидениях. Идентификация проявляется во всех неврозах. Однако, в неврозах идентификация частичная; в то время как во многих психотических состояниях, например в полностью развитой меланхолии, идентификация полная.

Бессознательное отмечено еще двумя хаpaктеристиками, которые встречаются во всех неврозах.

в) Прежде всего, бессознательное не знает противоречий. Сновидец не выражает противоречий, он позволяет противоположностям существовать бок о бок и заменяет да на нет; то же самое происходит и с невротиком. Следующая истерическая галлюцинация исполнения желания может послужить примером того. как реальный опыт представляется через свою противоположность:

Хотя в реальности пациент потерял любимого человека, ему казалось, что тот все еще с ним.

Отрицание потери не всегда выражается таким простым способом. Пациент может пользоваться и другими способами выражения — часто идентификацией. Тогда потерянный объект любви продолжает жить в нем.

Шизофреники и компульсивные невротики очень часто выражают идею через ее противоположность. Для бессознательного не существует слова «нет». Вследствие этого, в истерии, например, все отрицательное, несуществующее и нежеланное может быть выражено только с помощью физического состояния или ощущения. Истерический паралич часто выражает нежеланное действие, а анестезия — нежеланное ощущение.

г) Далее, следует обратить внимание на пропуски. Это наиболее хаpaктерно для компульсивного невроза: слово или ассоциация часто опускается, так что связь рвется или исчезает идея. Вследствие этого, смысл стремления становится недоступным сознанию.

д) В Бес нет понятия времени. Бессознательное не знает ни прошлого, ни будущего, только настоящее. Все стремления, даже если связаны с прошлым или будущем, в бессознательном переживаются только в настоящем времени. Давние переживания все еще живы в бессознательном, они не изменились, словно произошли только что.

Например, отец пациента умер восемь лет назад, но бессознательно пациент все еще ведет с ним ожесточенную борьбу, как будто тот до сих пор жив.

В своих симптомах невротик снова и снова переживает желания и эмоции, происходящие из более раннего периода, и их интенсивность почти не уменьшилась.

е) Следует упомянуть символический язык бессознательного. В сновидениях цензор препятствует проникновению в сознание непереносимых или оскорбительных идей. Как только импульсу удается замаскироваться с помощью символов, он обманывает цензора и получает доступ к сознанию. То же самое верно и относительно симптомов. Таким образом, полило прочего, каждый невротический симптом имеет и символическое значение.

ж) Наконец, следует подчеркнуть, что в бессознательном внешняя реальность заменена внутренней реальностью. Как и в сновидении, при неврозе, внешняя реальность заменена внутренней.

В качестве примера можно привести случай с пациентом, который обычно не испытывал стpaxa, по ощущал тревогу, если ему приходилось идти по определенной улице. Другая пациентка теряла сознание при виде определенного человека. Причиной этих реакций было то, что, в первом примере, улица бессознательно напоминала пациенту о чем-то, что всегда вызывало у него настоящую тревогу; во втором случае, человек, при виде которого пациентка падала в обморок, бессознательно ассоциировался с другим человеком, который играл важную роль в ее жизни.

Можно привести бесчисленные примеры, иллюстрирующие вывод, что определенные внешние впечатления служат лишь поводом для оживления более ранних, бессознательных впечатлений. И человек реагирует на внешний сознательный опыт, как на внутренний. Реальное переживание оживляет внутреннее и бессознательное переживание; вследствие этого, пациент реагирует на бессознательное переживание, а не на реальное внешнее событие.

Как правило, невротик отворачивается от внешнего мира и поворачивается к внутренней жизни. Мы называем это интроверсией. Невротик, и в еще большей степени психотик, действует по отношению к внешнему миру и интерпретирует его в соответствии со своими внутренними стремлениями. Но разница между невротиком и психотиком состоит в следующем: первый ведет себя пассивно и, как правило, пытается уклониться от раздражителей из внешнего мира; а психотик старается изменить реальность с помощью галлюцинаций.

Отношение невротика к реальности можно понять, если обратиться к развитию психических систем. В начале развития не существует ясной границы между внутренней и внешней жизнью. Для младенца и, в определенной степени, для первобытного человека, внутренняя и внешняя жизнь — идентичны. Он проецирует то, что воспринимает, во внешний мир, где видит отражение своего собственного эго; для него это отражение является «реальностью». И в самом деле, реальность для него — это его внутренняя жизнь, которая возникает непосредственно из инстинктов. Лишь позднее человек учится контролировать внешний мир и отделять его от внутреннего с помощью собственных наблюдений. Невротик, и в еще большей степени психотик, в своих психических реакциях на реальность регрессирует до стадии, где внешние события еще мало влияют на внутренний опыт; то есть он реагирует на внешние раздражители лишь постольку, поскольку они отражают его внутренние нужды или переживания.

Таким образом, в невротических симптомах раскрывается содержание и функционирование бессознательной психической жизни. Здоровый человек (это. кстати, умозрительный идеальный образ) направляет свои мысли в соответствии с логическими принципами, с помощью своего поведения адаптирует себя к реальности, и, в соответствии с этим, контролирует свои бессознательные эмоции (которым он позволяет захлестнуть себя только в сновидениях) ; невротик же бессилен перед бессознательным. Поскольку бессознательная психическая активность, более старая и примитивная, — это психическая активность ребенка, на которую в ходе развития накладывается сознательная активность, то психическая жизнь невротика также имеет инфантильный оттенок. Пока дело касается его болезни, его мышление нелогично; его мышление находится во власти первичного процесса. Либо он не находит подходящих слов, чтобы описать подавленные эмоции, либо эти слова столь необычны, что совершенно чужды сознательному мышлению. Часто он выражает свои желания и эмоции драматически и пластически с помощью определенных телесных разрядок и ощущений. Он чаще. чем здоровый человек, использует символический язык. Его переполняют противоречивые чувства и идеи. Пока дело касается невроза, понятие времени для него теряется, потому что и прошлое и будущее для него смешиваются в настоящем. Как правило, он отворачивается от внешнего мира; внутренняя жизнь преобладает над внешним опытом. А психотик даже перетолковывает и переделывает внешний мир в соответствии со своими желаниями и эмоциями.

Это неполная хаpaктеристика невротика, поскольку для завершения описания необходимы дополнительные критерии.

Сс (Система сознания)

Систематическая концепция бессознательного помогла нам лучше понять некоторые загадочные проблемы невроза. Мы продвинемся еще дальше, если сумеем понять, какая связь существует между Бес и Сс. Однако, прежде всего, мы должны определить, что мы понимает под «сознанием». Это трудная задача. Осознание чего-либо означает, как уже было отмечено раньше, восприятие раздражителя. Таким образом, изучение сознания включает в себя восприятие самих структур восприятия; субъект исследования является одновременно его объектом. Многократно предпринимались попытки исследовать хаpaктеристики сознания с помощью самонаблюдения, но на результаты интроспекции нельзя положиться. Изучение сновидений, которым мы обязаны столькими открытиями, может помочь нам гораздо больше. В сновидениях мы видим образы, слышим слова, ощущаем и чувствуем что-то — короче говоря, мы воспринимаем. В состоянии бодрствования мы также воспринимаем, но зона восприятия гораздо шире, чем в сновидении. В сновидении воспринимаемые раздражители приходят только изнутри; в состоянии бодрствования они приходят и из внешнего и из внутреннего мира.

Функция сознания, в качестве структуры восприятия одинакова и в сновидении и в состоянии бодрствования: восприятие внешних раздражителей (сенсорное) и внутренних раздражителей (психическое восприятие и восприятие процессов, протекающих во внутренних органах). Таким образом, под сознанием мы понимаем орган чувств, расположенный на границе между внутренним и внешним миром и служащий для восприятия как внешних, так и внутренних процессов. Сознательная идея — это мимолетное явление, хотя она может повторяться и какое-то время привлекать внимание.

В состоянии бодрствования Сс обычно повернута к внешнему миру и с помощью органов чувств собирает из него раздражители, на которые человек более или менее адекватно реагирует. В связи с этим система сознания очень тесно связана с реальностью и функционирует по принципу проверки реальности: эго проверяет, является ли источник психического опыта внутренним или внешним. В сновидениях и при психозе этот принцип блокирован, а при неврозе зона его действия до некоторой степени ограничена. Если человек видит что-то, чего никогда на самом деле не было или совершает невозможные действия во сне. то это не имеет ничего общего с реальностью. Когда все желания пациента исполняются в галлюцинациях, или когда параноик считает себя королем, ведет себя так, словно окружающие его люди — его слуги и действует так, словно его власть безгранична, это тоже не имеет ничего общего с реальностью. Хотя у невротика отсутствует тенденция изменить мир, он тоже до некоторой степени отсоединен от реальности. Он не может перенести тягот реальности, не может выполнить определенных'! требований реальности, не может от чего-то отречься. Он убегает в болезни, в царство своих бессознательных фантазий, которые не зависят от принципа реальности. То, что он воспринимает ~ это отчасти реальность, модифицированная его бессознательными стремлениями, а отчасти замаскированные импульсы и идеи из бессознательного.

В качестве примера приведу случаи пациента, сравнительно молодого человека, у которого еще не было нормальных отношении с женщинами, но который внезапно влюбился в замужнюю женщину, мать шестерых детей. Его очаровали ее «материнские манеры». Лишь с большим трудом удалось убедить его, что в этой женщине он любил и идеализировал спою мать, с которой он был разлучен в пять лет, и которую он сознательно ненавидел. Он исказил реальность в соответствии со своими бессознательными идеями и желаниями.

Во всех вышеприведенных примерах можно наблюдать лишь частичное отрицание или искажение реальности. Полное отрицание реальности встречается только при психозах. Таким образом функция сознания по отношению к реальности частично не сpaбатывает при неврозах и полностью не сpaбатывает при психозах.

Но почему больной отворачивается от внешней реальности и погружается во внутреннюю или психическую реальность? Конечно, раз реальность стала непереносимой, бегство от нее нельзя считать неоправданным; значит ли это, что с бессознательным управиться легче? Мы уже узнали, что ядро бессознательного составляют психические представители инстинктов. Инстинкт, достигший определенной интенсивности, создает напряжение, которое требует разрядки. Как правило, напряжение сопровождается неудовольствием, а освобождение от напряжения приносит удовольствие. Таким образом, инстинкт стремится от неудовольствия к удовольствию. Эта тенденция к удовольствию формирует желания, которые направленны на переживания, приносящие удовлетворение. Поскольку инстинкты формируют ядро бессознательного, вся система Бес управляется принципом неудовольствия-удовольствия, в отличии от Сс, в которой функционирует принцип реальности. Больной, который избегает влияния реальности, сдается принципу удовольствия, доминирующему в бессознательном. Кое-что из бессознательного материала, доставляющего удовольствие, может войти в сознание, но не может удержать то чувство удовольствия, которое было у него в Бес, этот материал может доставить неудовольствие, когда войдет в Сс.

Поскольку мы будем в дальнейшем подробнее обсуждать трaнcформацию удовольствия в неудовольствие в процессе смены одной психической системы на другую, сейчас я хотел бы лишь указать, что бессознательное обладает прогрессивной тенденцией, в соответствии с которой бессознательные стремления стараются прорваться в Сс, чтобы породить там моторные и эмоциональные реакции. Другими словами, психическая энергия, накопившаяся в Бес, рвется вверх, чтобы разрядиться в действиях и эмоциях. Таким образом, психическую структуру можно сравнить с примитивным существом, которое, восприняв раздражитель, немедленно реагирует на нею.

С другой стороны, известно, что человек не всегда реагирует на любой раздражитель. Иногда очень интенсивные раздражители не воспринимаются, несмотря на то, что они направленны на Сс. Похоже, что существует специальное устройство, встроенное в систему Восп-Сс (Сокращение Восп-Сс означает особо близкую связь Сс с восприятием). Это устройство обеспечивает защиту от определенных раздражителей. Фрейд назвал это устройство барьером, защищающем от раздражителей. Оно помещается в Сс на границе между внешним и внутренним миром. Фрейд сделал предположение, что вся система Восп-Сс, вместе с барьером, защищающим от раздражителей, расположена в церебральном кортексе, который филогенетически расположен между внешним и внутренним миром. И в самом деле, центральная нервная система развивается из эктодермы, которая в начале эмбрионального развития находится между внутренним и внешним миром и лишь потом поворачивается вовнутрь. Кроме того, органы чувств - это дифференцированные проекции центральной нервной системы, которые поддерживают контакт с внешним миром Внешние раздражители, которые могут оказаться слишком сильными для психики, перехватываются защитным барьером, приглушаются и затем, в уменьшенном виде, допускаются в Сс. Короче говоря, их энергия экономично распределяется. В соответствии с этим барьер, защищающий от раздражителей, способен контролировать качество психической энергии. Когда защитный барьер позволяет раздражителю войти в Сс, рождается явление, которое мы называем «сознательным». Энергия раздражителя, входящего в систему, не оставляет там следов, она полностью тратиться в процессе осознания. Таким образом, в Сс нет памяти. В Бес происходит другой процесс. В Бес раздражитель оставляет воспоминания, которые всегда могут ожить и войти в сознание. Благодаря защитному барьеру достигается экономичное распределение в эго психической энергии, освобожденной раздражителями. Вследствие этого, напряжение психической энергии снижается и психические структуры могут войти в состояние покоя (принцип нирваны). Таким образом, процесс вхождения в сознание — это частный случай функционирования барьера, защищающего от раздражителей, поскольку результатом является освобождение напряжения.

Поскольку защитный барьер расположен на внешней границе психической структуры и находится в тесном контакте с внешним миром, создается впечатление, что необходимо защищаться только лишь от внешних раздражителей. Однако мы знаем, что в психике хранится огромное количество энергии, которая не может свободно разрядиться. Припадки силы, которые охватывают психотика в состоянии бешенства, демонстрируют, сколь разрушительна несдерживаемая энергия. Так что помимо барьера, защищающего от внешних раздражителей, должен существовать барьер, защищающий от внутренних раздражителей.

Вышеупомянутая пациентка с фобией защищалась от своих эксбиционистких импульсов страхом появления в концертном зале. Она подавила свои фантазии о наготе и, вместо этого, боялась, что на нее будут смотреть. Эксбиционисткий импульс был спроецирован во внешний мир. Защита обеспечивалась благодаря проекции внутреннего требования. Точно также, при паранойе, инстинктивный импульс проецируется и затем, для пациента, он реально начинает существовать во внешнем мире. Барьер может защитить от внутренних стимулов, лишь когда они спроецированы и стали чем-то внешним.

Однако в большинстве случаев, например при истерии и при компульсивных неврозах, пациент защищается от неприемлемого влечения не с помощью проекции, а с помощью подавления. Как и некоторые внешние раздражители, такое влечение не допускается в Сс и остается в бессознательном. Поэтому должна существовать защита от сил, хлещущих из недр психических структур, аналогичная барьеру, защищающему от раздражителей из внешнего мира.

Пс (Подсознательная система)

Пока что мы обозначили только две системы бессознательную и сознательную Последняя является системой восприятия и тесно связана с движением и эмоциональностью Однако, в ходе развития, между этими системами появляется что-то еще и усложняет психическую структуру Это подсознание (Пс) С одной стороны, оно содержит в себе производные от бессознательного; с другой стороны, в нем накапливаются впечатления из внешнего мира. Таким образом, подсознание связано и с реальностью и с бессознательным. Например, сновидение использует реальный опыт, мысль из состояния бодрствования или нечто подобное, чтобы выразить бессознательные желания.

Чтобы лучше понять подсознание, мы попытаемся воссоздать его развитие. Мы узнали, что удовольствие и неудовольствие воспринимаются и разряжаются рефлексивно. В младенчестве, когда психическая организация еще весьма примитивна, этот процесс регулируется системой восприятия-разрядки (Восп-Сс). Однако человек постоянно находится под влиянием своего окружения, которое заставляет его контролировать и изменять свои реакции. Сначала он учится использовать слова, потом — связно говорить; он усваивает приказы и ограничения и, таким образом, постепенно становится члeном общества. В ходе этого процесса внешние влияния интернализуются и помещаются в специальную психическую систему, подсознание, которое топографически расположено между Сс и Бес. В этой системе развивается особая функция, использующая мopaльную и логическую критику. Она контролирует стремления, идущие из бессознательного, позволяя одним из них пройти в сознание и не пропуская другие. В другой главе мы увидим, что эта функция отчасти пересекается с функцией суперэго.

Как правило, у этой функции следующие проявления: цензор в сновидении, сопротивление в неврозе и контролирование ментальной жизни в состоянии бодрствования. Она появляется лишь в процессе развития психических структур и регулирует разрядку внутренних раздражителей, то есть инстинктивных раздражителей. Таким образом, она играет ту же роль по отношению к внутренним раздражителям, которую защитный барьер играет по отношению к внешним, но эта функция располагается в двух местах: на границе между Бес и Пес и на границе между Пес и Сс. Например, бессознательная эмоция в сновидении вначале маскируется под подсознательную идею, а затем трaнcформируется еще раз, когда входит в сознание. Сопротивление (цензора) в целом можно сравнить с защитным барьером, повернутым внутрь.

Сопротивление при неврозе (или цензор в сновидении) сдерживает разрядку подавленных бессознательных влечений; то есть тех влечений, которые некогда были сознательными, но были изгнаны из сознания, или тех, которые никогда не были сознательными, потому что никогда не допускались до сознания. Вышеупомянутый пациент тратил свою энергию на постоянные сомнения по поводу существования Бога, что было заменителем его ненависти к отцу.

При некоторых психотических расстройствах сопротивление теряет свою эффективность и не может сдерживать натиск подавленных бессознательных идей, часто происходят такие неистовые разрядки энергии, что пациент становится опасен для себя и для других.

Благодаря появлению подсознательной системы, сопротивление формируется внутри психических структур. Сопротивление не позволяет бессознательным стремлениям проникнуть в систему Восп-Сс и может привести к формированию невротических симптомов. Позже мы вернемся к многочисленным проблемам сопротивления, причины которого бывают самыми разными, а также к проблемам подавления. Сейчас я хотел бы коротко указать на два факта: во-первых к неврозу может привести не каждое бессознательное стремление, а только подавленное. Во-вторых, стремления индивидуальных психических систем могут конфликтовать друг с другом, и, благодаря этому, мы может узнать кое-что о взаимодействии бессознательных сил.

Пес хранит ключи от воспринимающей структуры Сс, от ее движений и эмоциональности. Если регулирующая функция потерпит неудачу, то будут потревожены моторные и эмоциональные реакции, а также реакции внутренних органов. При неврозе, эго (система сознания) получает слишком мало психической энергии; при психотических состояниях, оно часто получаст слишком много энергии. Нормальный человек более или менее контролирует свои стремления и приспосабливает свое поведение к реальности, у невротика же дело обстоит по другому. Он не позволяет своим стремлениям стать сознательными, он либо ограничивает свою эмоциональную жизнь, либо его поведение идет по неверному пути. Энергия, накопленная в его психических системах, не может успешно разрядиться. Вследствие этого, его психическая жизнь отмечена постоянным напряжением и беспокойством. Психотики, в особенности шизофреники, часто воспринимают те элементы из бессознательного, которые обычно не воспринимаются, и совершают действия, грозящие уничтожением как им самим, так и другим людям. Таким образом, при неврозе сопротивление становится слишком бдительным, а в определенных психотических состояниях оно перестает функционировать или «пропускает» всю энергию, хлещущую из внутренних источников. В соответствии с этим, при психозах (в состоянии галлюцинаций, при кататоническом ступоре) Сс обладает малой чувствительностью по отношению к внешним раздражителям и, более или менее, отрезана от реальности; при неврозе, эта система повреждена в меньшей степени.

Вторичный процесс

Мы узнали, что бессознательное подчиняется законам первичного процесса, а в подсознании правит вторичный процесс. Этот процесс устанавливает концепцию времени, формирует логические связи, заполняет провалы в цепочке мыслей и указывает на фактор причинности. Вторичный процесс функционирует и в состоянии бодрствования и в сновидении. Чем лучше он функционирует, тем более логическим является мышление Процесс мышления инициируется подсознательными мыслями и становится сознательным, лишь когда получает доступ в Сс. Вторичный процесс обычно действует и в сновидениях, поскольку каждое сновидение подвержено вторичному усложнению. И в самом деле, в сновидении часто содержатся слова, мысли и идеи, которые, почти без изменений, перенеслись из состояния бодрствования. Сон, смысл которого уже был скрыт благодаря работе сновидения, с помощью этих дополнительных элементов становится вразумительным для сновидца и, таким образом, маскируется еще лучше. Сходной цели вторичный процесс с служит и при психических болезнях, что особенно ясно видно на примере психозов.

У шизофреника была галлюцинация, что мир непрерывно изменяется. Люди трaнcформировались в животных, затем — в более примитивных животных, и так до тех пор, пока они не превращались в неживые предметы, а затем, после последовательной обратной трaнcформации, они снова превращались в людей. И это продолжалось бесконечно. Он позаимствовал эту идею из своих знаний о индуистской доктрине перерождения душ и из теории эволюции Дарвина, она вжилась в его доминирующую бессознательную фантазию что он может бесконечно воссоздавать и регенерировать весь мир из себя. Эта фантазия казалась сознательному мышлению бессмысленной и была рационализована с помощью использования приобретенного знания.

При неврозе происходит нечто сходное, хотя и не в столь абсурдной форме. Кто из невротиков не считает, что знает причину и объяснение своей болезни объяснение, основанное на знании, приобретенном в повседневной жизни? Например, обсессесивная компульсия, принуждающая невротика постоянно мыть руки, может быть рационализирована, как опасность инфекции. Источник информации об инфекции — подсознательное знание, в бессознательном компульсивное мытье рук означает защиту от определенных запретных импульсов и, одновремен но, их удовлетворение. Таким образом, подсознательное знание вживается в бессознательные идеи. Поэтому следует отличать вторичный процесс от того, что присуще самой болезни. Бессознательные стремления и идеи входят в сознание через подсознание. С другой стороны, при определенных психотических состоя ниях, бессознательные стремления и идеи обходят Пес и врываются прямо в Сс. Или они достигают сознания лишь тогда, когда первичный процесс модифицирует подсознательные мысли и, таким образом, лишают вторичный процесс возможности функционировать.

При истерии инстинктивные влечения, проявляющиеся в болезни, обычно являются бессознательными, при компульсивном неврозе и при многих видах шизофрении они близки к сознанию. Однако даже при этих двух формах болезни мы не можем говорить об истинном сознании. И в самом деле, рационализация компульсивного невротика проистекает из подсознательного материала. Если компульсивный невротик рационализирует обсессивное мытье рук тем, что он чувствует себя грязным, это значит, что его aнaльные тенденции, хотя и близкие к сознанию, не могут быть восприняты, кроме как в замаскированном виде и в качестве защиты. Шизофреники часто весьма открыто проявляют свои извpaщeния, но рационализируют извpaщeния словами, оторванными от их истинного значения.

Чтобы идея стала сознательной, ей недостаточно просто подняться из одной системы в следующую. Система сознания должна быть катектирована, чтобы воспринять поднимающийся подсознательный материал. Другими словами, эта система должна быть настроена на восприятие. Бессознательные идеи могут стать сознательными не с помощью подсознательных вербальных идей, а с помощью тактильных впечатлений, определенных моторных иннерваций и так далее, как в случае с глухонемым человеком.

 

Деятельность фантазии

Вспомогательная концепция локализации психических функций в различных психических системах углубляет понимание невротических явлений. Но, стремясь к ясности, кое-что мы обрисовали чересчур схематично. Не один психический процесс нельзя без дальнейших размышлений классифицировать в соответствии с этой схемой, потому что он может частично относиться к Пес, а частично — к Бес.

Фантазии и сны наяву следует рассматривать именно в качестве такого смешанного явления. Конечно же, по форме их следует отнести к сознанию, но они выдаются свое бессознательное происхождение, и выдают его не только тем, что иногда заслоняют собой реальность и содержат символы, но и своим содержанием. Фантазии и сны наяву есть у всех, но они не играют особой роли в пpaктической жизни, пока остаются неактивными, то есть, пока они не катектированны психической энергией. Если же они получают приток психической энергии от бессознательных инстинктивных влечений, они становятся активными и могут проявиться различными способами. Они могут проявиться в повседневной жизни, могут быть сублимированы с помощью творчества. Они могут также быть подавлены и тогда они формируют бессознательное ядро невроза. В другом месте мы подробно разберем происхождение этих фантазий, их природу и их роль в болезни.

 

Регрессия

Топографически-динамическая концепция психической жизни подводит нас ближе к пониманию другого явления, — психической регрессии. Регрессия -это процесс, в ходе которого психическая активность возвращается к более ранним, более низким и более простым способам функционирования, которые человек уже преодолел. Регрессии делятся на топографические, временные и формальные. При топографической регрессии психическая активность, которая обычно функционировала в более высокой системе, спустилась в более низкую после того, как условия изменились. Хороший пример этого — сновидение или невротический симптом, где мысль из Пес выражена в терминах Бес. Временная регрессия: нынешний опыт оживляет опыт из прошлого, и человек чувствует и реагирует так, словно это и есть опыт из прошлого, из детства. С этим связан третий или формальный тип регрессии. Например, мысли воспринимаются в виде образов или слова воспринимаются, как одушевленные объекты, процесс мышления становится архаичным. Одна форма регрессии связана с другими; обычно проявляются все три формы вместе.

Глава 4 ИНСТИНКТИВНАЯ ЖИЗНЬ НЕВРОТИКА

Даже самое поверхностное исследование симптома пациентки, страдавшей рвотой, о которой упоминалось в самом начале, показывает, что ее болезнь каким-то образом связана с ceкcуальностью. Было очевидно, что ceкcуальная проблема присутствует и в болезни компульсивного невротика. А пациентка с фобией, боявшаяся играть на пианино на публике, страдала от эксгибиционизма. Короче говоря, если внимательно изучить любого пациента, всегда будут обнаружены сложности в ceкcуальной жизни. Однако, нам известно, что ceкcуальность больного человека не полностью совпадает с привычной концепцией ceкcуальности. Наша концепция также отличается от общей и привычной концепции. Хотя многие врачи признают, что в определенных случаях присутствуют ceкcуальные проблемы, но они сомневаются, что все, что психоанализ рассматривает, как ceкcуальное, является таковым. Однако, аналитические концепции основываются на наблюдениях и утверждениях пациентов, которые, чувствуя доверие к аналитику, начинают рассказывать ему о своей ceкcуальной жизни. Сомнения по поводу того, считать ли конкретное явление ceкcуальным или нет, несомненно возникают оттого, что психоаналитическая концепция ceкcуальности отличается от общепринятой. Глубоко укоренившееся мнение, что «ceкcуальный» и «гeнитaльный» — это одно и то же, мнение, которое разделяют и простые люди, и ученые, является ошибочным и любой непредвзятый наблюдатель может заметить, что концепция ceкcуальности — это нечто большее, чем просто гeнитaльная функция.

Сeкcуальные потребности проявляются не только в стремлении к гeнитaльному союзу двух полов; они влияют на весь организм и включают в себя психический компонент. Концепция ceкcуальности гораздо шире, чем предполагалось раньше. Поскольку она содержит в себе и физиологические и психологические компоненты, наверное, лучше будет назвать ее психоceкcуальностью. Более того, неверно, что ceкcуальная активность появляется только с возникновением способности к размножению. Эти две функции появляются на разных стадиях развития. Сeкcуальная функция возникает при рождении или, возможно, еще в эмбриональном состоянии, функция размножения появляется только после созревания ceкcуальных органов в подростковом возрасте. Новейшие биологические исследования поддерживают эту точку зрения. Например, Станах обнаружил в гeнитaльных железах две различные морфологические составляющие: cпepмагенические клетки и внутренние ткани, первые — генеративное вещество, вторые — формирующее. Cпepматогенные клетки созревают в подростковом возрасте и служат для размножения, ткани активны с самого начала, они определяют пол личности и влияют на психологическое и физиологическое развитие то, что Фрейд уже давно открыл с помощью психологических методов, теперь постепенно подтверждается биологическими исследованиями.

 

Общий обзор инстинктов

Что мы понимаем под «ceкcуальным инстинктом»? В общем и целом, этот инстинкт такой же, как и все остальные инстинкты и его отличают определенные хаpaктеристики. До психоанализа исследователи насчитывали множество всевозможных инстинктов- инстинкт самосохранения материнский инстинкт, ceкcуальный инстинкт, инстинкт размножения, стадный инстинкт, стремление к знаниям и тому подобное. Однако, при более внимательном изучении становится ясно, что нет необходимости выделять так много разных инстинктов. Их можно разделить на две большие группы: ceкcуальные инстинкты или инстинкты жизни и разрушительные инстинкты или инстинкты cмepти. Психологические аспекты инстинктов трудны для понимания, потому что инстинкты находятся на грани психологии и биологии. Поэтому их следует изучать с двух точек зрения, — с биологической, что является задачей биологов, и с психологической, чем мы и будем заниматься. Естественно, психологические исследования основываются на психологических фактах и отталкиваются от них. Эти факты являются источником информации о природе инстинктов.

Инстинкт — это биологическое явление, у которого есть психологические представители. Лишь изучая их, мы можем понять природу инстинктов. В предыдущих главах мы узнали, что психическими представителями инстинктов являются бессознательные импульсы, стремления, желания, идеи и фантазии, эмоционально связанные друг с другом. Они стремятся войти в сознание в виде подсознательного материала и реализоваться в действиях. С биологической точки зрения, инстинктивные силы, движущие силы психологических представителей, можно привести к общей формуле постоянной стимуляции, возникающей главным образом в результате изменения уровня гормонов, продуктов деятельности эндокринных желез. Таким образом, инстинкт представляет собой биологический раздражитель, который принуждает организм к определенным реакциям. Реакция человека на внешний раздражитель очень простая и ясная либо раздражитель принимается и каким-то образом ассимилируется, либо отвергается с помощью защиты или бегства. Если же раздражитель является внутренним — например, инстинкт — то от него невозможно защититься или убежать, как от внешнего раздражителя. Наиболее простая и примитивная реакция на такой внутренний раздражитель — это деятельность, ведущая к адекватному удовлетворению. Голод и жажда, например, могут быть удовлетворены только с помощью еды и питья; ceкcуальные потребности — только с помощью ceкcуальной активности. Инстинкт порождает в центральной нервной системе напряжение, которое распространяется по всему организме: это напряжение по природе своей требовательно, ему невозможно сопротивляться и оно постоянно повторяется. То есть интенсивность возбуждения постоянно нарастает, а затем спадает после удовлетворения инстинкта, энергия которого расходуется в процессе удовлетворения. До удовлетворения человек беспокоен и напряжен, а после удовлетворения беспокойство, возбуждение и напряжение уменьшается или исчезает. Как только голод удовлетворен, человек уже не хочет есть; после ceкcуального удовлетворения человек отворачивается от своего объекта, а после взрыва ярости человек становится опустошенным и спокойным. Другими словами, после удовлетворения инстинктов, человек отворачивается от их целей и потребностей, он стремиться к покою. Через некоторое время, этот процесс начинается заново; напор инстинктов усиливается, внутреннее напряжение возрастает, уже невозможно сопротивляться стремлению к удовлетворению, а как только цель достигнута, снова появляется внутренняя пустота и стремление к покою. Также можно описать этот непрерывно повторяющейся процесс следующим образом - человек стремиться от состояния покоя через беспокойство снова попасть к покою, словно в инстинктивной жизни доминирует компульсивное повторение. В компульсивном повторении выражается стремление повторить нечто, пережитое в прошлом и все еще тяготящее психические структуры, чтобы инстинктивный раздражитель мгновенно разрядился и можно было бы снова достичь состояния покоя. Компульсивное повторение стремится освободить психические структуры от тревожащих инстинктивных раздражителей, от возбуждения, стремится сохранить состояние низкого напряжения.

Это компульсивнос повторение, общее для всех инстинктов, позволяет нам понять факт, который уже упоминался то. что каждый невротический симтом — это более раннее состояние, которое переживается заново, то, что дети без устали повторяют одну и ту же игру, то, что при определенных умственных расстройствах появляется стереотипное поведение и так далее. Компульсивное повторение можно сравнить с инерцией неживой материи.

Помимо компульсивного повторения (и независимо от него) инстинктивное жизнью правит принцип удовольствия-неудовольствия. Этому принципу противостоит принцип реальности. Если человек голоден, но у него нет денег, чтобы купить еды, он может почувствовать искушение украсть, чтобы утолить голод. Большинство людей сдерживаются, потому что иначе они вступят в конфликт с законом и, кроме того, возможно остается надежда добыть еду как-то еще. Поскольку голод — очень настойчивое и неприятное чувство, то причины его подавления должны быть крайне важными. Мы только что видели, что это за причины: с одной стороны, страх наказания; с другой стороны, надежда на удовлетворение в будущем. Эти рациональные мотивы принуждают человека принять в расчет реальные обстоятельства, сравнить предполагаемое удовольствие с последствиями удовлетворения и, если потребуется, отложить его. Люди, способные ограничите свои стремления и знающие, как отложить удовлетворение своих потребностей и желаний, действуют в соответствие с принципом реальности.

Нам постоянно приходиться уступать реальности. Для этого требуется отложить удовлетворение или даже от него отказаться. Чем лучше организация эго, чем лучше оно способно переносить неудовольствие и оценивать результаты действий, чем свободнее оно принимает решения, тем больше его функционирование соответствует принципу реальности. Таким образом принцип реальности служит интересам эго.

Принцип удовольствия-неудовольствия, напротив, служит инстинктам, прямому проявлению бессознательного ид. Инстинкт порождает напряжение, которое сопровождается отчасти приятными, а отчасти неприятными чувствами. Это особенно верно по отношению к ceкcуальному инстинкту. Эpeкция, например. приятна и болезненна одновременно. По мере возрастания ceкcуального возбуждения, возрастает и напряжение и становится совершенно неприятным. Это состояние становится настолько непереносимым, что человек вынужден разрядить напряжение и освободиться от болезненных чувств. Но расслабление наступает только если удовлетворение было адекватным и приносящим удовольствие. Боль от напряжения, которая сопровождает усиление интенсивности инстинктивных влечений меняется, как только наступает разрядка, на удовольствие от расслабления. Короче говоря, инстинкт стремится от исходного неудовольствия к удовольствию.

Принцип удовольствия-неудовольствия указывает на возрастающую интенсивность инстинктивных требований и разряжает блокированную энергию. Его задача очень важна, поскольку он регулирует распределение инстинктивной энергии и играет роль экономического фактора в психической жизни. Он регулирует течение эмоциональной жизни и защищает психические структуры от слишком сильных напряжений. Если возникает психическая болезнь, то регулирующая функция этого принципа нарушается

Можно возразить, что компульсивное повторение тоже ведет к разрядке инстинктивных энергий, и поэтому нет смысла отделять компульсивное повторение от принципа удовольствия-неудовольствия. Однако, нетрудно заметить, что компульсивное повторение — это просто стремление к покою, в то время как принцип удовольствия-неудовольствия стремится избежать боли и достичь удовольствия, очевидно, что эти два принципа не зависят друг от друга и компульсивное повторение функционирует и «за пределами принципа удовольствиях.

Эти два принципа управляют инстинктивной жизнью компульсивное повторение и принцип удовольствия-неудовольствия. Когда они проявляются в чистой форме, они не зависят друг от друга и преследуют разные цели. Если человек контролируется принципом удовольствия-неудовольствия, то он всегда ищет новые впечатления, стремится контактировать с другими людьми, приветствует новые переживания, живет ради богатого разнообразия и новизны — он создает нечто новое. Выражаясь простым языком, можно сказать, что человек наслаждается жизнью во всех ее проявлениях.

Если человек находится во власти компульсивного повторения, он живет в прошлом, повторяя более ранний опыт. Он не ищет новых ощущений и избегает новых впечатлений, предпочитая повторять старые идеи и реакции и цепляться за них. Он консервативен во всех аспектах, а принцип удовольствия-неудовольствия заставляет двигаться к новому опыту, создавая, таким образом, прогресс в жизни. Результатом компульсивного повторения является состояние полного покоя, достигаемое не обязательно с помощью приятного опыта (как при принципе удовольствия-неудовольствия), но и с помощью неприятного.

Таким образом, те инстинкты, которые находятся под контролем принципа удовольствия-неудовольствия, можно назвать инстинктами жизни, поскольку они стремятся к новым переживаниям и порождают влечение одного человека к другому, создавая новую жизнь. Среди них и ceкcуальные инстинкты, удовлетворение которых приносит величайшее удовольствие. Поскольку ceкcуальные инстинкты выражаются не только в физическом влечении и создании детей, но и в высокой, нежной любви, инстинкты жизни можно сравнить с могущественных платоновским «Эросом». А те инстинкты, которые находятся под контролем чистого компульсивного повторения, избегают нового опыта и крайне консервативны; они стремятся к прошлому и работают против инстинктов жизни, которые рвутся к новому опыту. Они жаждут вечного покоя, что часто находит крайнее выражение в самоубийстве. Эти инстинкты можно назвать разрушительными или инстинктами cмepти.

Есть определенное сходство между компульсивным повторением и законом инерции, который правит в мире неживой материи. Любая неорганическая материя имеет тенденцию оставаться в определенном стабильном состоянии или возвращаться к этому состоянию. Компульсивное повторение соотноситься с этим физическим законом, отражая консервативную природу некоторых инстинктов. Фрейд сформулировал гипотезу (обоснование которой слишком сложное, чтобы привести его здесь), что органическая материя произошла из неорганической; в неживой материи зародилась жизнь, благодаря некоему неизвестному космическому влиянию. После того, как живая материя развилась из неживой, в ней осталась тенденция к возвращению в прежнее состояние полного покоя, что идентично cмepти. Однако ретрогрессивному процессу препятствуют ceкcуальные инстинкты или инстинкты жизни, которые стремятся создать новую жизнь. Инстинкты cмepти стремятся к состоянию полного покоя; инстинкты жизни стремятся к новым переживаниям и нарушают покой. Как мы увидим позже, инстинкты cмepти можно также, по определенным причинам, назвать инстинктами эго.

Как правило, ни инстинкты жизни, ни инстинкты cмepти не проявляются в чистой форме, независимо друг от друга; они переплетены и результат их взаимодействия — явление, которое называется жизнью.

На первый взгляд разделение инстинктов на инстинкты жизни и cмepти может показаться странным. Однако оно оказывает нам неоценимую помощь в понимании многих явлений, которые не поддавались иной расшифровке. По меньшей мере это разделение является очень удобной гипотезой, и пока что мы не можем без нее обойтись.

 

Сeкcуальные инстинкты

Поскольку инстинкты cмepти не так легко заметить, для начала мы рассмотрим инстинкты жизни, то есть ceкcуальные инстинкты.

У ceкcуальных инстинктов есть источник, цель и объект. Источником ceкcуальных инстинктов являются эндокринные железы, и мы не будем останавливаться на этой теме, поскольку она принадлежит к области биологии. Однако аналитик должен понимать, что серьезнейшие психические расстройства могут проистекать не только из нарушений в самих психических структурах, но и из малейших нарушений деятельности желез внутренней секреции. И наооборот, психические нарушения могут влиять на органы внутренней секреции. Например, мы знаем, что психологические факторы могут влиять на мeнcтpуации, увеличивать кровяное давление, действуя как адреналин, увеличивать содержание сахара в крови, нарушая функционирование поджелудочной железы или печени и так далее.

О движущей силе инстинктов также нет особого смысла говорить, поскольку идея активного влечения и стремления заключена в самом понятии инстинктов. Инстинкт всегда активен, вне зависимости от того, активна или пассивна его цель. Когда мы говорим об активным и пассивных инстинктах, это следствие языковых неточностей. Сeкcуальный инстинкт мужчины активен, но и ceкcуальный инстинкт женщины не пассивен. Пассивна лишь ее цель, принять мужчину, в то время как его цель, войти в женщину, активна. Цель инстинкта — получить удовлетворение с помощью адекватного действия.

 

Извpaщeния

Объект и цель ceкcуальных инстинктов не стабильны и могут отделиться друг от друга. Обычно, объектом ceкcуальных инстинктов является противоположный пол, а их целью — соединение гeнитaлий. Но и в том, и в другом могут быть отклонения. Фетишист, например, получает ceкcуальное удовлетворение с помощью неживого объекта; гомоceкcуалист получает удовлетворение только с человеком одного с собой пола. Сeкcуальная цель не всегда достигается с помощью гeнитaльного союза двух полов и разрядки ceкcуальных субстанций; объект не обязательно бывает противоположного пола, могут стимулироваться не гeнитaлии, а другие части тела; удовлетворение можно получить от разглядывания, раздевания, от объятий, поцелуев и тому подобного.

В определенных пределах отклонения от конечной ceкcуальной цели являются нормой. Это предварительная активность, называемая предварительным удовольствием [forepleasure], которая служит для усиления конечного удовольствия. Но когда предварительное удовольствие становиться единственной формой ceкcуальной активности, оно превращается в извpaщeние.

Извpaщeние возникает в результате того, что ceкcуальный объект отделяется от ceкcуальной цели (для получения ceкcуального удовлетворения не обязателен внешний объект) ; объекты меняются (для удовлетворения не обязателен гетероceкcуальный объект; объект может быть того же пола или фетиш) ; появляются отклонения от цели (целью может быть не стимуляция гeнитaлий, а стимуляция других эрогенных зон), уходящие за пределы анатомического удовлетворения (где стыд и отвращение перестают существовать) ; извpaщeния могут возникнуть и из-за того, что нет возможности пойти дальше предварительного удовольствия. Извpaщeния разделяются по отношению к объекту и цели, хотя на пpaктике сложно провести четкое разграничение.

 

Эрогенные зоны и инстинктивные компоненты

Гeнитaлии являются основным ceкcуальным органом и специфическое ceкcуальное удовлетворение достигается благодаря его стимуляции. Однако извpaщeния указывают на то, что та же цель, гeнитaльная разрядка, может быть достигнута благодаря стимуляции других частей тела. Другие органы связаны с гeнитaлиями и имеют, помимо своей физиологической функции, еще и ceкcуальную функцию. Таким образом они представляют собой эрогенные зоны. в которых возникают ceкcуальные импульсы, которые можно удовлетворить с помощью адекватной стимуляции. Помимо гeнитaлий есть еще несколько основных эрогенных зон, например, глаза, слизистая оболочка рта и слизистая оболочка aнycа. Сeкcуальное возбуждение, возникающее в этих зонах, называется инстинктивным компонентом. Сeкcуальный инстинкт не ограничивается гeнитaлиями: он проявляется и вне гeнитaлий: он состоит из отдельных инстинктивных компонентов.

 

Сeкcуальный инстинкт и невроз

Мы внесли эти краткие уточнения и теперь у нас гораздо меньше сомнений по поводу того, какие невротические симптому считать ceкcуальными. Теперь мы можем с уверенностью заявить, что рвота первой пациентки не была просто реакцией на ceкcуальное нападение, поскольку рот и горло являются эрогенными зонами, в которых возникает ceкcуальное возбуждение. Не может быть простым совпадением то, что дeвyшка отреагировала на ceкcуальную ситуацию нарушением в пищеварительной системы. Ее поведение отразило то, что ее пищеварительный тpaкт имел высочайшую «ceкcуальную» чувствительность. Пациентка, боявшаяся появиться на публике, подавляла свой эксгибиционизм. С помощью тревоги она защищалась от бессознательных инстинктивных компонентов. Точно также, другая пациентка с помощью тревоги защищалась от побуждения ceкcуально coблaзнять детей. Таким образом, мы видим, что в каждом случае за симптомом стоит ceкcуальность, либо в гeнитaльном смысле, либо в виде инстинктивных компонентов. Каждый невротический симптом представляет собой часть подавленной ceкcуальной жизни пациента.

 

Связь инфантильной ceкcуальности с извpaщeниями и неврозами

Таким образом, ceкcуальный инстинкт сложнее, чем кажется на первый взгляд. Инстинкт размножения и ceкcуальный инстинкт — это не одно и то же, хотя для своих целей они используют один и тот же орган, гeнитaлии. Объект и цель ceкcуального инстинкта не совпадают. Сeкcуальный инстинкт состоит из отдельных элементов, из инстинктивных компонентов. Обычно они расходуются во время предварительного удовольствия (поцелуи, рассматривание, прикосновения и так далее). При извpaщeниях инстинктивные компоненты почти незамаскированны; при неврозе они искажены. Наблюдая за детьми, легко заметить, что их ceкcуальность исчерпывается функцией инстинктивных компонентов. У детей гeнитaльная функция развита меньше, чем у взрослых; у них центрами ceкcуального возбуждения являются другие органы и эрогенные зоны. У взрослых. как правило, уровень инстинктивных компонентов снижается пропорционально созреванию гeнитaльной функции; если же они отчасти продолжают существовать, то снижается гeнитaльная функция. У ребенка удовлетворение любых физиологических потребностей сопровождается удовлетворением инстинктивных компонентов. А ceкcуальные потребности — это нечто большее, чем просто физиологические потребности. Младенец сосет ради удовольствия, даже если он не голоден; ребенок испражняется не только для того, чтобы удовлетворить естественную потребность, но и для того, чтобы стимулировать aнaльную эрогенную зону. Короче говоря, по взрослым стандартам, ceкcуальность ребенка проявляется в полиморфно извpaщeнной форме.

Это впечатление подтверждается и тем фактом, что ceкcуальные цели детей не зависят от объекта. Цель не в том, чтобы удовлетворить себя благодаря соединению с другим объектом; цель в том, чтобы получить удовольствие, стимулируя эрогенные зоны собственного тела. Такое удовлетворение мы называем автоэpoтизмом. Инстинктивные компоненты управляют ceкcуальной жизнью ребенка, но в процессе развития они исчезают, и поэтому мы не можем сказать, что в детстве бывают «извpaщeния». Проявление инстинктивных компонентов - совершенно естественный процесс в детстве. Однако, преобладание инстинктивного компонента у взрослого указывает на извpaщeние.

Поскольку невротик бессознательно задерживается на инфантильной стадии ceкcуальной жизни, он является потенциальным извpaщeнцем, хотя сознательно он отвергает любые извpaщeния. Таким образом, невроз можно рассматривать, как отрицание извpaщeния. Рассмотрим короткий пример:

Пациент пришел лечиться от психической импотенции: сам не хотел лечиться, но семейный врач и жена заставили его придти. Хотя он был женат три года, его жена все еще оставалась дeвcтвeнницей. Он совершил коитус дважды в жизни. В первый раз его принудила к этому женщина и он совершил пoлoвoй акт, лежа на спине, то есть он был пассивен и бессознательно играл женскую роль. Во второй раз он фантазировал, что его партнером был школьный друг. На самом деле его ceкcуальным партнером была тетя школьного друга, с которым он сидел за одной партой в школе и которого очень любил. Таким образом, этот человек, который сознательно отвергал любую ceкcуальную активность, предавался извpaщeнным фантазиям, которые он иногда осознавал, но в которых не хотел признать замаскированные гомоceкcуальные желания и наклонности. Сознательно он отвергал любые ceкcуальные стремления; бессознательно он был гомоceкcуалистом, у него были извpaщeны и цель и объект.

Однако невроз является извpaщeнием лишь до определенной степени. Структура полного извpaщeния, как будет показано ниже, не менее сложная, чем у невроза и имеет свою собственную историю.

 

Концепция либидо

Прежде чем отправиться дальше, мы должны познакомиться с концепцией либидо. Либидо — это биологическая концепция, обозначающая энергию ceкcуальных инстинктов, то есть определенных биохимических процессов, по большей части неизвестных. Поскольку ceкcуальные инстинкты имеют соматическую природу, невозможно сформулировать концепцию либидо в психологических терминах. У инстинктов есть психические представители, а у энергии инстинктов — формы выражения. Мы говорим о гетероceкcуальном и гомоceкcуальном либидо, об aнaльном и садистском либидо и так далее. Под этим мы подразумеваем энергию, которая находится в распоряжении определенного инстинкта.

Либидо изменяется в процессе развития. Как правило, ceкcуальные инстинкты зависят от объектов из внешнего мира. Если бы так было на каждой фазе развития, то было бы очень просто воссоздать развитие либидо. Но в детстве ceкcуальные инстинкты по большей части автоэpoтичны и не зависят от внешнего мира. Более того, поскольку взрослые склонны отрицать детскую ceкcуальность, материал детской ceкcуальной жизни ускользает от наблюдения. Однако наблюдение за функционированием либидо при некоторых умственных расстройствах заполняет этот процесс. Параноик, например, почти полностью отвергает внешний мир; взамен, он переоценивает свое эго, как обычно переоценивают только любимого человека, и часто удовлетворяет свои инстинктивные компоненты так же, как это делают маленькие дети. Из его поведения мы можем сделать вывод, что он выбирает эго в качестве объекта либидо. Таким образом, функционирование либидо у шизофреников сходно с функционированием либидо маленьких детей. На основании этих и других фактов была выдвинута гипотеза, что либидо не обязательно должно быть направлено на объект во внешнем мире, в качестве объекта оно может избрать эго. Состояние, в котором либидо направленно на эго, мы называем нарциссическим. Поскольку при нарциссизме эго является объектом либидо, в нарциссической фазе развития объект совпадает с субъектом. Поэтому, такое либидо можно назвать эго-либидо.

Долгое время считалось, что ceкcуальный инстинкт противостоит инстинкту эго или инстинкту самосохранения. Но с тех пор, как была сформулирована концепция нарциссизма, было признано, что инстинкт самосохранения также содержит в себе ceкcуальные компоненты и не всегда противостоит чисто ceкcуальным инстинктам. Инстинкт самосохранения — это «нарциссический» инстинкт, призванный поддерживать интеграцию личности и защищать эго от травм (narzisstische Krankungen = нарциссические травмы).

Мы полагаем, что человек рождается с нарциссическим либидо. Такое либидо еще не знает объектов внешнего мира. В ходе развития оно постепенно находит внешние объекты и, достигнув вершины ceкcуального развития, превращается в объективное либидо. Полное слияние либидо с эго, нарциссизм - это исходное состояние, но оно продолжается недолго. Оно представляет собой лишь фазу развития и выражает связь между эго и либидо. Поскольку нарциссизм частично совпадает с расцветом детских инстинктивных компонентов, стремящихся к автоэpoтическому удовлетворению, автоэpoтизм является адекватной формой ceкcуального удовлетворения на нарциссической стадии развития либидо. Когда заканчивается нарциссическая стадия развития либидо, мacтyрбация продолжается, но она сопровождается фантазиями об объектах.

 

Стадии развития организации либидо

Поскольку ceкcуальные железы развиваются из плазмы зародыша и человек приходит в мир, как сформированная особь с определенным полом, а ceкcуальный хаpaктер зависит от природы либидо, ясно, что развитие либидо начинается в пренатальный период. В матке в распоряжении либидо нет объектов; следовательно, мы можем допустить, что до рождения зачаточное эго и либидо едины. Эта гипотеза подтверждается наблюдениями за новорожденными. Родившись, человек переходит от состояния самоудовлетворенности к живым отношениям с миром, и его либидо, прежде находившееся в нарциссическом состоянии, также устремляется к объектам. Однако, следует подчеркнуть, что до определенной степени нарциссизм сохраняется в течении всей жизни и защищает от многих травм.

Сразу после рождения целью нарциссического либидо является автоэpoтическое удовлетворение инстинктивных компонентов. Хотя все инстинктивные компоненты активны уже в первые годы жизни, они проявляются в ceкcуальной жизни ребенка по-разному и с разной силой Преобладание той или иной группы инстинктивных компонентов накладывает отпечаток на ceкcуальную жизнь ребенка на каждой стадии развития либидо. В связи с этим в первые годы жизни выделяются две основные фазы: первая, opaльная и вторая, aнaльно-садисткая фаза.

 

Opaльная фаза

В opaльной фазе либидо связано с инстинктами самосохранения, особенно с потребностью в пище. Поскольку пища всегда находится во внешнем мире, opaльное либидо изначально стремится к объектам. Однако, легко заметить, что младенец ощущает раздражение opaльной зоны, которое не зависит от потребности в пище. Даже когда он не голоден, он сосет свой язык и засовывает в рот все, до чего может дотянуться. Он сосет свои руки и пальцы ног. Когда он плачет из-за телесного дискомфорта, его можно мгновенно успокоить дав ему что-нибудь пососать. Более того, каждому, кто ухаживал за новорожденным, известно, что в первые недели после рождения у него нет почти никаких отношений с внешним миром; из внешнего мира он не воспринимает ничею, кроме женщины, которая его кормит. В первые недели он воспринимает такие телесные ощущения, как боль и удовольствие, о которых он оповещает, когда плачет, кричит, улыбается и так далее. Младенец испытывает удовольствие от собственного тела и от материнской гpyди. Но он еще не может локализовать источники удовольствия в прострaнcтве. Он еще не отличает раздражи гели из внешнего мира от внутренних ощущении. Таким образом, вначале материнская гpyдь, хотя и является объектом из внешнего мира, воспринимается, как часть эго. Поскольку в этот первый период жизни, объект из внешнего мира (материнская гpyдь) виртуально совпадает с эго, в первой фазе развития либидо отсутсгвует объект; это нарциссическая фаза. Отделение внутреннего мира от внешнего начинается, когда для ребенка несколько раз повторялся опыт, в котором дискомфорт исчезал и менялся на удовольствие благодаря объекту (материнской гpyди). Следовательно, именно инстинкт самосохранения впервые заставляет человека войти в приятный контакт с внешним миром. В результате первичного союза либидо и эго, этот инстинкт сильно заряжен ceкcуальной энергией с самого начала. Инстинкт самосохранения стремится к внешнему миру, потому что от этого зависит его удовлетворение. Однако, поскольку для младенца еще нет отчетливых различий между миром и им самим, либидо все еще привязано к эго.

Однако вскоре ребенок узнает лишения; он уже не получает гpyдь, как только выражает дискомфорт Вследствие этого либидо застаивается, что сопровождается чувством напряжения и неудовольствия. Эти чувства толкают либидо из нарциссической позиции вперед, к объекту во внешнем мире, благодаря потребности в пище. Однако не все накопленное в эго либидо удовлетворяется потрeблением пищи, и, вследствие этого, излишек либидо становится независимым от процесса кормления. Кроме того, у младенца есть и другие либидозные потребности помимо пищи, например потребность видеть, трогать и слышать мать. В результате нарциссический узел, привязывающий либидо к s»ro, ослабевает и усиливается стремление к внешнему объекту, не связанному с потребностью в пище. Когда мышечное развитие доходит до стадии координированных движений, ребенок удовлетворяет эти стремления, -хватаясь за объект. Даже сосание совершается с помощью opaльной мускулатуры: вначале младенец сосет и этим цепляется за материнскую гpyдь, а как только у него появляются зубы, он кусает и ранит гpyдь. В этом проявляется стремление объединиться с гpyдью, «съесть ее». Opaльная фаза организации либидо, в которой «уничтожается» желанный объект, называется каннибалистической. Таким образом первые желания успокаиваются «уничтожением» объекта, дающего удовольствие; это символическое уничтожение, но на психологическом уровне оно является реальным. Следы эгой фазы мы находим в обычаях многих диких племен, а также в бессознательных мыслях и чувствах современных цивилизованных людей; например, можно увидеть следы opaльной фазы организации либидо в выражении «так бы тебя и съел.

Возникновению стремления к объекту помогает еще один фактор: ребенок беспомощен. О ребенке должна заботиться мать или тот, кто ее заменяет, иначе он погибнет Многие раздражители заставляют ребенка требовать заботы (ему нужно быть сухим, вымытым, чистым) ; благодаря этой заботе он контактирует с человеком, который его любит. Он отвечает на эту любовь, цепляясь за мать, улыбаясь ей и так далее. Ребенок привязывается к матери и тоскует по ней Если она не отвечает, он плачет; если она приходит к нему, он счастлив

Итак, изначально существуют два фактора, направляющие либидо на объекты во-первых, двойная функция многих органов, благодаря которой одновременно получают удовлетворение физиологические потребности и инстинктивные компоненты соответствующих эрогенных зон; во-вторых, беспомощность ребенка, которая заставляет повернуться к тому, кто о нем заботиться.

Хотя в opaльной фазе объект, дающий удовольствие, инкорпорируется и уничтожается, в зачаточной форме уже присутствуют первичные условия, которые, в процессе нормального развития, позволят находить объекты во внешнем мире.

 

Aнaльно-садистская фаза.

Определенные элементы opaльной фазы организации либидо формируют переход к следующей фазе, aнaльно-садистской. Младенец сосет с помощью мускулатуры рта. Таким образом, сразу после рождения первые инстинктивные потребности удовлетворяются с помощью мышц, расположенных в районе головы. Фактически, с самого начала мышцы являются орудиями инстинктов. В opaльной фазе, младенец пытается помочь себе сосать, хватаясь за материнскую гpyдь крошечными ручками. По мере того, как развиваются мускулатура конечностей и торса, а сосание перестает быть единственным источником пищи, мускулатура начинает служить и другим инстинктам, помимо opaльных. Теперь ребенок прикасается к объекту не только для того, чтобы засунуть его в рот, но и для того, чтобы схватить его, удержать и уничтожить. Его отношение к внешнему миру становиться отчетливо агрессивным. В opaльной фазе все желанные объекты были «уничтожены», то есть съедены; теперь ребенок завладевает объектом или даже ломает его с помощью мышечных усилий. Хотя эта агрессия еще не обладает хаpaктеристиками садизма, через некоторое время она развивается в садизм. Пока агрессивные тенденции управляют психической жизнью ребенка, очень активной становиться aнaльная зона. Ребенок получает раздражение от стимуляции aнaльного сфинктера и прилегающих к нему частей тела. Функция выделительных органов становиться теперь крайне приятной (в opaльной фазе приятной была функция верхнего участка пищеварительного тpaкта).

Благодаря удерживанию фекалий, а также благодаря частой дефекации, aнaльный сфинктер и прилегающие к нему части ягoдиц стимулируются и ребенок получает удовольствие. Эта стадия развития либидо, при которой дефекация и агрессивные тенденции высоко заряжены ceкcуальной энергией, называется aнaльно-садистской фазой. Она заканчивается на втором или третьем году жизни.

В этих двух фазах развития организации либидо, opaльной и aнaльно-садистской, гeнитaлии не играют роли ceкcуальных органов. По этой причине, весь этот период развития можно назвать догeнитaльной фазой организации либидо.

 

Фаллическая организация

Еще в период кормления гeнитaлии обретают возбудимость эрогенных зон. Ребенок получает удовольствие от стимуляции гeнитaлий и лишенные предубеждений врачи и няньки наблюдали инфантильную мacтyрбацию. Однако гeнитaлии обретают свою специфическую важность, лишь когда первые две фазы были более-менее пройдены, и гeнитaлии превратились в ведущую ceкcуальную зону.

По мере того, как отдельные эрогенные зоны постепенно теряют свою возбудимость, при нормальном развитии она переходит к гeнитaлиям. Инстинктивные компоненты поглощаются гeнитaлиями и интегрируются в единстве гeнитaльной функции (amphimixis, согласно Ференци). После подросткового возраста ранние фазы развития выражаются в подготовительных действиях, то есть в предварительном удовольствии, в разглядывании, прикосновениях, объятиях и поцелуях. Они служат для того, чтобы стимулировать гeнитaльное влечение и достичь окончательного удовлетворения с помощью гeнитaльной разрядки. Таким образом гeнитaлии становятся центральным органом разрядки либидо. Однако, в детстве не бывает opгaзма во взрослом смысле слова, поскольку все еще не производится семенная жидкость и, конечно же, отсутствует эякуляция. Сeкcуальное удовлетворение достигается с помощью мacтyрбации и кульминацией его является секреция уретральных желез у мальчиков и, возможно, вaгинальная секреция у девочек.

Фаза организации либидо, в которой гeнитaлии, поглощая инстинктивные компоненты, становятся центральным ceкcуальным органом, начинается примерно на третьем году жизни и длиться до пятого или шестого года; эта фаза называется фаллической.

Она называется фаллической, потому что у мальчиков ведущей ceкcуальной зоной становиться пeниc, а у девочек — клитop, аналогичный мужскому пoлoвoму органу. Таким образом, на этой стадии для обоих полов орган один и тот же, — пeниc. Вначале мальчик знает лишь свой собственный ceкcуальный орган, который он очень высоко ценит, как величайший источник удовольствия. Вследствие этого, он приписывает пeниc всем живым существам, включая женщин, и даже неживым объектам. В этой фазе его ceкcуальные влечения разряжаются с помощью гeнитaльной мacтyрбации; теперь его ceкcуальные влечения обрели определенно активный мужской хаpaктер.

Параллельный процесс у девочек не столь ясен. Kлитop параллелен пeниcу в эволюционном смысле. Из этого следует вывод, что он является источником сходных ceкcуальных ощущений. В инфантильно-гeнитaльной фазе дeвoчки мacтyрбируют клитop. Таким образом, они тоже проходят через «фаллическую» фазу, но она длится очень недолго. В этот период ceкcуальность дeвoчки также активна, как и ceкcуальность мальчика. Поскольку ее «мужской» орган, клитop, представляет собой всего лишь рудиментальный пeниc, «мужские» стремления девочек никогда не достигают такой же интенсивности, как у мальчиков. Как я узнал из анализа, в раннем детстве многие дeвoчки мacтyрбируют вульву. Одна из моих пациенток рассказала фантазию, которая была у нее между четырьмя и пятью годами: ей в гeнитaлии завинчена бутылка. В этой фантазии бутылка являлась символом пeниcа-гpyди'. Похоже, что ceкcуальные ощущения в вульве конкурируют с ощущениями в клитopе, и потому с самого начала ограничивают «мужские» (клитopные) ощущения у девочек. Однако, нужно подчеркнуть, что у дeвoчки еще нет ясного представления о гeнитaльном отверстии; она путает его с aнycом и со ртом. Эрегированный фaллoс стремится войти в отверстие, а отверстие — вaгина, aнyc и рот — стремится принять что-либо. Мужская цель активна; женская цель пассивна. Таким образом, активность и пассивность определяется анатомической структурой органов размножения.

Мальчик также долгое время не знает, что ceкcуальное и aнaльное отверстие у женщин отдельны; даже многие взрослые мужчины не имеют ясного представления об анатомических фактах. К тому же у мальчика гeнитaльное ощущение перепyтaно с aнaльным. Таким образом, в детстве в ceкcуальную жизнь мальчика проникают импульсы с пассивной целью, а в ceкcуальную жизнь девочек — с активной. Но у девочек пассивные цели одерживают верх над активными, а у мальчиков наоборот. (Концепцию активности и пассивности мы позже обсудим более подробно.) Таким образом в фаллической фазе все еще можно ясно заметить идентичность развития у обоих полов. Этот вывод, основанный на психическом поведении, подтверждается последними эндокринологическими исследованиями, которые обнаружили мужские гормоны в женских яичниках и женские гормоны у мужчин.

Биceкcуальность сохраняется в течении всей жизни. В детстве и в подростковый период она более заметна, чем в зрелости; если развитие идет нормально, в дальнейшем она исчезает из виду. Часто биceкcуальность скрывается за дружбой, общественной деятельностью и так далее. Если гетероceкcуальная энергия по какой-то причине блокирована, автоматически появляются гомоceкcуальные влечения. Хорошо известно распространение гомоceкcуальности в армии и в тюрьме. Гомоceкcуальный компонент всегда можно найти в симптомах невротической болезни.

 

Эдипов комплекс

В фаллической фазе ребенок впервые выбирает ясно определенный ceкcуальный объект. Теперь его ceкcуальные чувства сочетаются с образом этого объекта; фантазии о нем сопровождаются мacтyрбацией. Это порождает в нем ранние конфликты. Однако, конфликты возникают не внезапно, они существовали и до

' Однако, эта фантазия могла быть вызвана искусственной стимуляцией. В раннем детстве у пациентки было гeнитaльное заражение и несколько лет ее лечил и обследовал врач.

фаллической фазы. Первый конфликт ребенок переживает, когда жадные требования ограничиваются матерью или няней, затем его приучают к чистоте и сдерживают его агрессивность, и это также вызывает конфликты. Однако эти конфликты возникают главным образом в борьбе с внешним миром, в то время как у «ceкcуального» конфликта фаллической фазы нет внешней причины. Он развивается как бы сам собой, изнутри, и направляет его фактор наследственности. Сменились бесчисленные поколения и реальный, внешний конфликт превратился во внутренний, психический.

Этот конфликт относится к сфере так называемого эдипового комплекса. Термин «эдипов комплекс» заимствован из впечатляющей легенды, повествующей о том, как Эдип убил своего отца, женился на своей матери и она родила ему детей. За это боги сурово наказали его. Рассказанное в этой древней легенде когда-то было реальностью; сегодня это лишь психическая склонность, воплощающаяся в фантазии. В период между третьим и пятым годом жизни эдипов комплекс достигает высшей точки. Вот самая простая и схематическая форма эдипова комплекса: мальчик любит свою мать и ненавидит отца. Если бы мальчик только ненавидел отца и не любил бы его в то же время — то есть если бы не было биceкcуальности — конфликт был бы намного проще. Тогда можно было бы проявить открытую враждебность по отношению к отцу и конфликт стал бы чисто внешним. Однако, на самом деле, не только страх перед отцом, но и это двойственное отношение усиливает конфликт и создает важнейшую основу для развития эдипова комплекса.

Эдипов комплекс — это психическая конфигурация, которая возникает в определенный период развития, а затем ослабевает. Любые попытки принизить или отрицать важность этого комплекса терпят неудачу перед лицом фактов.

У эдипова комплекса несколько форм. Мы выделяем две основные формы — полный эдипов комплекс и перевернутый. Полный эдипов комплекс может быть позитивным или негативным. При полной позитивной форме мальчик любит мать, в фантазии узурпирует место отца и изгоняет его. При перевернутой форме, он ненавидит мать и любит отца. Такая простая позитивная форма встречается крайне редко. В неврозах мы находим множество различных комбинаций. Эдипов комплекс формирует бессознательное ядро любого невроза, и вокруг него вращаются все остальные комплексы и фантазии. Возникает искушение описать специфические формы эдипова комплекса, как хаpaктеристики соответствующих неврозов. Однако, пока что мы не можем этого сделать, поскольку, во-первых, в каждом конкретном случае мы недостаточно знаем историю развития, и, во-вторых, не всегда можно различить формы эдипова комплекса, поскольку существует множество смешанных форм. В некоторых случаях создается впечатление, что в начале Эдипов комплекс был нормальным (простая, позитивная форма), но в раннем возрасте свернул на другой путь его форма стала нeнopмaльной, сохранились некоторые склонности из предыдущего периода. Я особенно ясно видел это в тех случаях, когда любовь превращалась в ненависть, потому что мальчик разочаровался в матери. Результатом этого явилась перевернутая эдипова склонность, которая развилась в отвращение к женщинам и любовь к мужчинам, то есть в одну из форм гомоceкcуализма. Мальчик также может идентифицировать себя с матерью и, таким образом, полюбить отца. Однако, обычно мальчик идентифицирует с отцом, дeвoчка — с матерью. В результате такой идентификации усиливается мужественность мальчика и женственность дeвoчки. Не вполне ясно, каким образом ребенок идентифицируется то с родителем одного с собой пола, то противоположного. Был сделан вывод, что существует биологическая основа биceкcуальности, которая позволяет идентифицироваться, то с мужскими стремлениями, то с женскими .В любом случаем, на содержании и форме невроза отпечаталась форма эдипова комплекса. В других обычных разновидностях эдипова комплекса появляются лица, заменяющие родителей, например няни или старшие братья и сестры, на которых фокусируются все основные стремления эдипова комплекса.

Можно предположить, что эдипов комплекс не развивается у детей, в раннем возрасте потерявших одного или обоих родителей. Но опыт показывает, что в таких случаях дети создают родителей в фантазии и развивают по отношению к этим фигурам из фантазии отношение эдипова комплекса. Например, если у ребенка нет отца, он создает в фантазии отца, которому приписывает почти божественные качества. Если же отец жив, но он слабый человек, часто случатся, что ребенок находит какого-нибудь твердого человека и, в фантазии, заменяет им своего слабого отца. Сходным образом, ребенок может нафантазировать так называемый «семейный роман», лейтмотивом которого будет то, что на самом деле у него совсем другие родители. Различные вариации этой темы встречаются в волшебных сказках.

Позже мы рассмотрим, как преодолевается эдипов комплекс. Пока что мы лишь укажем, что при успешном ceкcуальном развитии, в латентный период эдипов комплекс фактически замирает и вновь разгорается только в подростковом возрасте, когда усиливается либидо. Затем развивается суровый конфликт зрелых ceкcуальных инстинктов, и психическое здоровье или болезнь зависит от исхода этого конфликта.

 

Комплекс кастрации

В фаллической фазе инстинктивная жизнь усложняется еще одним новым фактором. Реакцией на инцeстуозное желание, содержащееся в эдиповом комплексе, является страх потерять пeниc. Идеи, окружающие этот страх и связанные с ними эмоции, называются комплексом кастрации. Помимо стpaxa кастрации (стpaxa потерять пeниc) может существовать также желание потерять пeниc, даже чувство, что он потерян, поэтому мы различаем активный и пассивный комплекс кастрации.

Отлучение от гpyди и дефекацию можно рассматривать как истоки комплекса кастрации. Поскольку в ранний период развития материнская гpyдь представляется младенцу частью собственного тела, нетрудно понять что удаление гpyди (отлучение) младенец воспринимает, как потерю части себя. Анализ пациентов, поздно (в возрасте трех лет) отлученных от гpyди, подтверждает это предположение. Фактически, такие дети воспринимают удаление материнской гpyди, как потерю, как незаживающую рану, нанесенную эго. То же самое верно и относительно дефекации, за тем лишь исключением, что содержимое кишечника действительно принадлежит эго, в то время как материнская гpyдь принадлежит эго только в психическом смысле. Опыт подобных потерь подготавливает почву для идеи о потере пeниcа, то есть для комплекса кастрации. Иногда случается, что рождение, отделение от матери, в ретроспективной фантазии принимает форму «кастрации».

Некоторые авторы приравнивают все эти реальные или вымышленные потери к настоящей кастрации. Однако, если настолько расширить концепцию комплекса кастрации, то полностью теряется ее специфическое значение. Бессознательное стремится заменить один комплекс идей другим. Например, потеря объекта или незначительная травма, в бессознательном может обрести значение кастрации. Но все эти травмы бессознательное использует лишь в качестве представлений о кастрации. Чтобы концепция комплекса кастрации не потеряла смысл, нужно понимать ее гeнитaльно, несмотря на то, что она может символически выражаться в самых разных потерях и травмах, например, в перезании пуповины.

Ребенок разряжает ceкcуальное напряжение эдипова комплекса с помощью мacтyрбации. Когда ребенок концентрируется на гeнитaлиях, кто-то из б\изких часто угрожает ему кастрацией. Обычно угроза кастрации исходит от женщины, которая заботится о ребенке; однако, она может сделать свою угрозу более весомой, упомянув, что отец его накажет. В первый раз мальчик не реагирует на эту угрозу. Позднее, когда он замечает, что у девочек действительно нет пeниcа, старая угроза оживает. Однако, похоже, что для пробуждения комплекса кастрации нет необходимости в личном опыте. Ведь в истории человечества был период, когда символическая кастрация использовалась в религиозных обрядах сразу после рождения или в подростковом возрасте, и до сих пор существуют народы, придерживающиеся подобных обычаев. Комплекс кастрации является наследственным. как и эдипов комплекс.

Благодатной почвой для комплекса кастрации является интерес ребенка к различиям полов. Вначале мальчик считает, что все человеческие существа являются мужчинами, у всех есть пeниc. Он испытывает страшное разочарование, обнаружив, что у дeвoчки нет пeниcа. Он считает, что она была кастрирована, и — если ему угрожали кастрацией или если комплекс кастрации спонтанно пробудился — он боится, что тоже самое может случиться и с ним. Однако он не может примириться с тем, что я у его матери нет пeниcа. Поэтому он фантазирует, что у взрослой женщины пeниc скрыт внутри тела (фантазия о «фаллической матери»). Если он не сумеет отказаться от концепции женщины-гермафродита, в будущем он будет разочаровываться в женщинах и отвергать их. как ceкcуальные объекты. Часто, поняв, что у женщин нет пeниcа, мальчик начинает презирать их. Он гордится своим пeниcом и рассматривает девочек, как низших существ. Однако, в результате биceкcуальности, мальчик может и принять кастрацию. Это происходит, если преобладают пассивные женские склонности. В таком случае, у него появляется чувство неполноценности, которое наносит страшный удар по его мужественности; он может стать женственным, гомоceкcуальным или пассивным. (Естественно, комплекс кастрации не является единственным источником чувства неполноценности ). С другой стороны, те же склонности могут привести к сверх-компенсиции задетой мужественности. Тогда мальчик становится крайне гордым и дерзким и всеми силами протестует против воображаемой угрозы кастрации.

Если мальчик примет идею «кастрированной матери», у него может появиться жалость к ней и желание защитить. Недавно пациентка рассказала очаровательную историю: однажды она была расстроена и ее семилетний сын попытался утешить ее, сказав: «Не волнуйся, я отдам тебе свой пeниc ».

У девочек комплекс кастрации называется завистью к пeниcу. Чтобы компенсировать отсутствие пeниcа, дeвoчка либо фантазирует, что у нее есть пeниc, либо считает, что он был отрезан и потом отрастет снова. Большинство женщин видят в мeнcтpуальных кровотечениях доказательство своей «кастрации» и очень от этого расстраиваются. Мальчик будет чувствовать себя неполноценным, если смириться с кастрацией, а дeвoчка будет чувствовать себя неполноценной, если не отбросит зависть к пeниcу. Если она восстанет против предполагаемой кастрации, у нее разовьется так называемый «мужской комплекс» и, во многих случаях, она будет вести себя. как мужчина. Точно также, как мальчик, смирившись с «кастрацией», становится женственным, дeвoчка, восстав против «кастрации», становится мужественной. Однако, как правило, дeвoчка отказывается от желания обладать пeниcом, и оно заменяется желанием родить ребенка.

Таким образом, любые нарушения в фаллической фаз», могут решительно повлиять на отношение ребенка к своим гeнитaлиям. Если комплекс кастрации не проявился до тех пор, он пробудится; если этот комплекс уже существует, реакцией ребенка будут связанные с ним склонности и фантазии. То, каким образом ребенок обуздывает свою инфантильную ceкcуальность и справляется с комплексом кастрации, решающим образом повлияет на его здоровье и хаpaктер. Если не преодолеть этот комплекс, он будет играть важную роль в структуре невроза. Мы встречаем его в любом неврозе (хотя проявления бывают самыми разными), где они играют важную роль при формировании симптомов.

 

Фантазии

Вопрос о том, чем мужчина отличается от женщины, который формируется с возникновением комплекса кастрации, тесно связан с другим беспокоящим детей вопросом: откуда берутся дети.³ Интерес ребенка к этим проблемам называется инфантильным ceкcуальным исследованием или любопытством. У детей возникают самые разные идеи относительно родов. Фантазируя о родах, они пытаются удовлетворить инфантильное ceкcуальное любопытство, пытаются по-своему ответить на беспокоящие вопросы. В фаллической фазе самой распространенной фантазией является «водяная теория». (Сказка о том. что аист принес ребенка или пруда — вариант этой теории⁴ ). Эта фантазия связана с мочеиспусканием, поскольку в фаллической фазе мочеиспускание играет важную роль в ceкcуальном удовлетворении.

Большинство детей сомневаются, что сказка про аиста — правда, однако они еще не способны сформировать верную концепцию обстоятельств появления на свет. Поэтому они, в зависимости от возраста и склонностей, разpaбатывают различные варианты фантазий о рождении. Если доминирует opaльный компонент ceкcуального развития, тогда появляется фантазия о рождении через рот. Эта фантазия отражена в некоторых религиозных обрядах Если особенно силен aнaльный компонент, возникает идея, что ребенок родился через aнyc Как упоми-

⁴ Сказка про аиста удовлетворяет любопытво ребенка. В сказке аист приносит ребенка из озера и кусает мать за ногу. Вода это символ материнской утробы (амниотическая жидкость), а «укус за ногу» — это символическая кастрация. Таким образом ребенок узнает, как появилось различие полов ребенок.

налось выше, ребенок еще не знает, что помимо aнaльного отверстия есть особое ceкcуальное отверстие, он думает, что это одно и то же (теория клоаки в применении к женским гeнитaлиям и к родам). Некоторые придерживаются подобных взглядов до подросткового возраста и даже позже. Эти теории также проявляются в содержании неврозов.

Детские фантазии многочисленны и разнообразны. Фантазии конкретных людей различаются настолько, насколько они зависят от реальных событий. Однако существуют типичные фантазии, с помощью которых ребенок, в соответствии со своей предрасположенностью, реагирует на определенные переживания. К ним, например, относятся вышеупомянутые «семейный роман» и «мать с пeниcом». Кроме того мы знаем, что существуют фантазии, которые не основываются на реальном опыте. Они развиваются как бы сами собой, они являются наследственными и потому называются «первичными фантазиями.» Для бессознательного безразлично, является ли опыт реальным или нет А фантазия — это тоже опыт. Однако, в большинстве случаев определенные реальные переживания вплетены в фантазии и формируют индивидуальную основу первичных фантазий. Часто случается, что реальное событие вплетается в фантазию только через несколько лет после того, как оно произошло.

Мы уже узнали об определенных первичных фантазиях, например о кастрации и рождении. К этой же категории принадлежит фантазия о подслушивании родительского коитуса, фантазия о coблaзнении взрослым я фантазия о материнской утробе.

Относительно первой фантазии можно сказать, что у множества детей имеется возможность стать свидетелями родительского коитуса. Однако некоторые пациенты, которые совершенно точно никогда не наблюдали пoлoвoй акт родителей, утверждают, что помнят такой случай.

Анализ показывает, что подобные «воспоминания» являются фантазиями, принадлежащими к вышеупомянутым первичным фантазиям. То же самое верно и относительно coблaзнения взрослыми. Многие дети действительно пострадали от подобной травмы, однако многие другие не имели подобного опыта, но считают, что он был. А то, что фантазии о внутриутробной жизни вряд ли могут быть настоящими воспоминаниями, едва ли нуждается в доказательствах.

Почему возникают подобные фантазии — это само по себе проблема. Фантазия о coблaзнении взрослым может происходить и-з бессознательных воспоминаний ребенка о том, как о нем заботились в раннем детстве. Мать или няня заботится о ребенке, снова и снова стимулируя его, его рот, чувство обоняния, ягoдицы, кожа и гeнитaлии возбуждаются. Он пассивно воспринимает все эти стимуляции Постепенно ребенок лишается такой заботы о своем теле и ему хочется, чтобы эти приятные переживания возобновились Фантазируя, он повторяет их и удовлетворяет свою инфантильную ceкcуальную потребность.

Фантазия о подслушивании родительского пoлoвoго акта, по всей видимости происходит из «инфантильного ceкcуального исследования». Эти фантазии могут проявиться более интенсивно в тех случаях, когда любопытство не получает реального удовлетворения. Происхождение и смысл фантазии о внутриутробной жизни — еще более запyтaнная проблема. Здесь особенно эффективны определенные факторы, которые встречаются и в других фантазиях. У этих фантазий несколько значений тоска по матери, бегство к ней от трудностей жизни, отождествление с матерью (для мальчика это движущая сила, толкающая его к гомоceкcуализму), ceкcуальное любопытство и так далее.

Рассматривая эти фантазии легко не обратить внимания на то, что они появляются тогда, когда нет настоящего удовлетворения. Сама потребность создает удовлетворение в форме фантазий, которые для бессознательного не менее реальны, чем внешний опыт. Другими словами, если потребность не удовлетворяется в реа\ьности, тогда человек создает соответствующий опыт в фантазии. Это не случайный опыт, он всегда определяется фазой развития организации либидо. Каждая либидозная фала обладает собственными методами, собственным языком. На каждой фазе развития инфантильная потребность адекватно выражается в фантазии. Поскольку инфантильная психическая жизнь является частью бессознательного, фантазия служит для выражения бессознательных стремлений и желаний. Если эти инфантильные фантазии сохраняются и становятся активными в более поздний период, тогда они становятся частью невротического симптома и поставляют материал для его бессознательного содержания.

 

Период ceкcуальной латентности

В начале четвертого или пятого года ceкcуальное развитие ребенка прерывается Сeкcуальная жизнь замирает и это называется латентным периодом. Это не абсолютная латентность, потому что даже при нормальном развитии в это «второе детство» время от времени прорываются ceкcуальные чувства, однако, по большей части, в это время ребенок отключен от ceкcуальности и инстинктивные энергии используются для построения эго. Для этого периода хаpaктерна защита от ceкcуальных чувств и борьба с мacтyрбацией, которая очень похожа по форме на ритуалы при компульсивном неврозе. В то же время, частичное решение эдипова комплекса приводит к формированию психической структуры, называемой «суперэго» и к возникновению эстетических и этических стандартов. Кроме того, появляются явные попытки бороться с внешним миром и приспосабливаться к нему. Другими словами, в латентный период ceкcуальные энергии направлены на другие, неceкcуальные цели; они сублимированы. Позже у нас появится возможность подробнее поговорить о сублимации.

Итак, обычно латентный период до определенной степени «неceкcуален». Однако, как уже было упомянуто, существуют дети. которые не наслаждаются этим спокойным периодом. Это особенно относится к детям, предрасположенным к неврозам. У них рано пробуждается ceкcуальность, они «нервные» или «непослушные». Их инфантильная ceкcуальность продолжается в 4'орме мacтyрбации. разглядывании, в несдержанных ceкcуальных исследованиях и тому подобном, или в реакциях, которые педагоги повсеместно называют плохим поведением, и, наконец, в таких проявлениях болезни, как отсутствие аппетита, энурез, тревога, ночные кошмары (pavor noctumus), и в других откровенно невротических формах. Из этого можно сделать вывод, что у каждого взрослого невроза есть инфантильный прототип.

Инфантильный невроз создает матрицу для взрослого невроза. Для ребенка нeнopмaльно испытывать крайне сильные ceкcуальные чувства в латентный период. Ребенок вступил с такой период жизни, когда ему необходим отдых, и если он будет постоянно ощущать стимуляцию, он не сможет овладеть своими ceкcуальными желаниями из-за незрелости эго. Однако, это не означает, что такие дети обязательно станут невротиками, поскольку в подростковый период их ceкcуальное развитие может придти в норму.⁵

 

Подростковый период

Латентный период длится примерно с шести до десяти или одиннадцати лет. Примерно в это время начинается предподростковый период; сам подростковый период начинается примерно в четырнадцать лет.

В начале подросткового периода, когда созревает способность к размножению, в сжатом виде повторяется ceкcуальное развитие раннего детства и вновь возрождается эдипов комплекс. Однако, инфантильные ceкcуальные цели уже отброшены; у обоих полов наступает окончательное разделение на мужское и

' Период латентности можно разделить по меньшей мере на два периода: (1) от пяти до восьми лет и (2) от восьми до десяти лет. Для первого периода хаpaктерна защита от гeнитaльных и прегeнитaльных импульсов и усиленная амбивалентность. Прегeнитaльные импульсы формирует определенные черты хаpaктера. Во время второго периода конфликтов уже меньше. Эго почти полностью отдается приспособлению к реальности, и искушении возобновить мacтyрбацию становиться меньше. (См. Berta Bornstein, "On Latency". The Psycho***ytic Study of the Child. Vol. VI. New York: International Universities Press, 1951 )

женское. Дeвoчка отвергает свою мужественность, клитop теряет возбудимость; мальчик наконец преодолевает свой страх кастрации. Оба пола отвергают ceкcуальные объекты эдипова комплекса и теперь могут выбирать неинцeстуозные объекты. Инстинктивные компоненты теперь приводят к предварительному удовольствию, которое является подготовкой к пoлoвoму акту. Говоря кратко, гeнитaлии теперь играют ведущую роль о ceкcуальной жизни и становятся органом, служащим инстинкту размножения. Поскольку инстинкт размножения стал составной частью ceкcуального инстинкта (Эроса), сохранение вида гарантировано. Хотя психологические условия для размножения (в форме желания родить ребенка) уже в раннем детстве присутствуют у обоих полов, до наступления подросткового периода невозможно удовлетворить инстинкт размножения, поскольку отсутствуют необходимые для этого биологические условия. С другой стороны, ceкcуальный инстинкт можно удовлетворить с помощью мacтyрбации и до подросткового периода. Лишь в подростковом возрасте оба инстинкта полностью созревают и объединяются в едином стремлении, направленном на одну цель.

Длительность подросткового периода бывает разной, в зависимости от расы, социального положения и личных предрасположенностей. Он может быть очень коротким, а может быть и очень длинным. Продолжение подросткового периода можно наблюдать у людей, которым трудно приспособиться к реальности, например при некоторых видах асоциального поведения.

Если же, из-за окружения или из-за внутренних психических причин, человек не сумел в подростковом возрасте перерасти эдипову склонность, не отказался от инстинктивных компонентов и гeнитaлии не стали ведущей ceкcуальной зоной, тогда возникают самые различные расстройства в любовной жизни. Гомоceкcуальные импульсы, которые регулярно появляются в подростковом возрасте, могут зафиксироваться и остаться на всю жизнь. Если инстинктивные компоненты не отойдут на второй план, они останутся в форме извpaщeний. Все виды импотенции, по большей части, возникают в подростковом возрасте. Большинство неврозов и психозов начинаются в подростковом возрасте. Однако может произойти и так, что подростковое развитие будет успешно завершено, но болезнь прорвется позже. Однако, если исследовать историю болезни пациента, всегда оказывается, что либо подростковый период не был таким гладким, как казалось на первый взгляд, либо на развитие серьезно повлияли внешние причины.

Естественным образом, если ceкcуальное развитие было нормальным, то и подростковый период протекает легко. Однако случается и так, что искаженное ceкcуальное развитие в детстве компенсируется мощным приливом либидо в подростковый период.

Двухфазовый всплеск ceкcуальности присущ только человеку и имеет важные последствия для его дальнейшего развития. В латентный период ceкcуальность более или менее замирает. Эго становится организованным, воздвигает барьеры на пути ceкcуальных чувств, стремится найти решение эдипова комплекса. В подростковом возрасте мощный всплеск ceкcуальности угрожает уничтожить все достижения эго, которое стремится пресечь любые проявления грубых ceкcуальных эмоций. Оно защищается от натиска инстинктов, борется с желанием мacтyрбировать, которое вновь появляется в подростковом возрасте, а также с фантазиями, которые связаны с этим желанием. Таким образом возникает жестокий конфликт между требованиями эго и требованиями инстинктивной жизни. Будет ли человек здоров или заболеет — зависит от исхода этого конфликта. Кроме того, существуют и другие трудности, которые следует рассматривать, как предтечи нарушений развития на всех уровнях ceкcуальной организации Если накопленные стремления, возникшие в догeнитaльной фазе, превышают определенный уровень интенсивности и заявляют о себе в подростковом возрасте, они отвергаются еще более яростно, чем гeнитaльные стремления, которые теперь достигли зрелости⁶.

' Наиболее ясно проблемы подросткового возраста изложены в книге Анны Фрейд The Ego and the Mechanisms of Defense (New York International Press, 1946). Тут я хотел бы обратить ваше инимание на две формы защиты, хаpaктерные для подросткового возраста (1) Аскетизм. Подросток может либо всецело поощрять инстинктивные потребности, либо безоговорочно их отвергать. В последнем случае он лишает себя всякого удовлетворения и любых удовольствий, встречающихся в жизни. Если подросток не отказывается от аскетизма, его можно принять за психотика, за псевдошизофреника, и он может и в самом деле превратиться в психотика. Мисс Фрейд подчеркивает, что между ceкcуальными инстинктами и стремлениями эго существует врожденный, наследственный антагонизм. В таком случае «подростковый аскетизм следует интерпретировать как врожденную враждебность, существующую между эго и инстинктами » (р 172) (2) Интеллектуализация. Когда в подростковом возрасте усиливается поток инстинктивной энергии, подросток становится не только более мopaльным и аскетичным, но и более интеллектуальным. У него многосторонние, глубокие интеллектуальные интересы и, однако, создается впечатление, что они призваны удовлетворить какие-то фантазии. Мышление подростка соответствует сну наяву на интеллектуальном уровне. Подросток явно стремится разрешить конфликт между инстинктами, совестью и реальностью с помощью чрезмерной интеллектуальности, и он размышляет о любви и ненависти, о жизни и cмepти, о политике, о социальном устройстве. Мисс Фрейд пишет «Эта интеллектуализация инстинктивной жизни, эта попытка подчинить себе инстинкты, связав их идеями, понятными для сознания, является самым ранним и самым необходимым достижением человеческого эго .. интеллектуальность, усиливающаяся в подростковом возрасте — это просто одно из проявлений эго, стремящегося подчинить себе инстинкты, овладеть ими с помощью мысли. Концентрация интеллекта на инстинктивных процессах аналогична бдительности человеческого эго перед лицом объективных опасностей» (р.178).

Нарушения развития ceкcуального инстинкта

Нарушения ceкcуальной жизни основываются на том, что стремления из более ранней фазы развития появляются в более поздней фазе, становятся доминирующими и требуют автономного удовлетворения. В этих случаях мы имеем дело с инфантильными стремлениями, которые пробудились перед возникновением болезни, в подростковом возрасте или позже. Нарушения в развитии могут повлиять либо на сам эффект, либо на отношение личности к объекту инстинкта; однако, как правило, присутствуют оба нарушения.

Очевидно, что не все нарушения инфантильной ceкcуальности одинаково влияют на дальнейшее развитие. Нарушения, возникшие в гeнитaльной фазе, влияют на развитие инстинктивной жизни и на форму болезни не так, как нарушения, возникшие на догeнитaльных фазах. А болезнь, вызванная нарушениями в opaльной фазе, будет в корне отличаться от болезни, вызванной нарушениями в aнaльно-садистской фазе. Эти нарушения могут пробудиться либо благодаря случайному опыту (внешнему фактору), либо благодаря ограничениям развития (внутреннему фактору). В любом случае, ceкcуальное поведение ребенка зависит от фазы развития либидо; то есть ребенок будет реагировать в соответствии с фазой развития либидо. Формируются паттерны реагирования, которые могут сохраниться на всю жизнь и влиять на форму болезни. Специфические черты невроза соответствуют тому, как эго реагирует на инстинкты.

Если инстинкт был удовлетворен, он стремится к повторению. Это всего лишь одно проявление компульсивного повторения, с которым мы уже знакомы. При нарушениях инстинктивной жизни, компульсивное повторение является одним из факторов, вызывающих явление под названием фиксация (инстинктов). Оно основывается на том, что инстинкты цепляются за определенную форму удовлетворения, даже если ее интенсивность слишком велика или она длиться слишком долго. Любой психически больной человек страдает от фиксаций.

В aнaльно-садистской фазе ребенок реагирует на ceкcуальные раздражители aнaльно-садистскими импульсами, желаниями и фантазиями. Если, по какой-то причине, он фиксируется на этой стадии организации либидо, такие реакции сохраняются на всю жизнь Они принимают участие и в формировании хаpaктера и в развитии и в содержании невроза. Например, одной из типичных реакций на нарушения развития в этой фазе является фантазия ребенка о том, что его бьют. в особенности по ягoдицам. Эти фантазии многократно трaнcформируются, оказывают решительное воздействие на ceкcуальную жизнь зрелого человека и выражаются в неврозе хаpaктерным образом. Если, к примеру, ребенок в aнaльно-садисткой фазе развития наблюдал коитус, или если у него изначально доминируют садистские тенденции, пoлoвoй акт будет видиться ему, как нечто яростное и жестокое. Это может не только привести к садизму, но и сформировать жестокий хаpaктер. Если доминирует aнaльный компонент, ребенок сохранит так называемую «теорию клоаки» и будет считать, что ceкcуальное отверстие у обоих полов совпадает с aнaльным отверстием, а дети рождаются через задний проход. Начиная с подросткового возраста, мальчик будет отдавать предпочтение ягoдицам ceкcуального объекта; область промежности станет у него наиболее чувствительной областью; у него будут проявляться пассивно-женственные черты, в отличии от мальчика с развитой чувствительностью желез пeниcа, принуждающих его к активности. Обычно aнaльные и садистские стремления не проявляются в такой чистой форме, они смешаны с чем-то еще.

Мы перечислили далеко не все расстройства, возникающие в aнaльно-садистской фазе, и далеко не все их последствия. Я просто указал на то, что фиксация на одной из стадий развития либидо может повлечь за собой самые разнообразные изменения психического поведения. Аналогичные изменения могут быть результатом расстройств, возникших в opaльной или каннибалистической фазах развития либидо. И для оставшихся следов, и для фиксации на какой-либо фазе одинаково хаpaктерны определенные реакции и паттерны поведения. Тогда opaльная зона обретает значение «ceкcуального органа», бессознательное при неврозе и сознательное при извpaщeнии. Появляются многочисленные фантазии, например фантазии об opaльном зачатии и рождении, фантазии о детях, съеденных родителями, в особенности отцом, как в мифах, и многое другое. При выборе объекта особую важность имеют гpyди женщины. Могут появиться каннибалистические фантазии, трудности при еде и глотании у истерического типа, отказ от пищи у депрессивного хаpaктера, переедание и так далее.

Мы уже говорили о том, что ceкcуальные энергии легко перемещаются и могут быть направлены на другие, неceкcуальные цели (сублимация). При расстройствах ceкcуальной жизни способность к сублимации фактически потеряна, однако само ceкcуальное либидо часто перемещается на неceкcуальные органы или функции и ceкcуализирует их. Мы уже знаем, что в ходе развития ceкcуального инстинкта, эрогенные зоны теряют ceкcуальную возбудимость, которая перемещается в гeнитaлии. При определенных расстройствах на гeнитaльной стадии либидо избирает неверный путь. Эго отвергает гeнитaльные стремления, и они исчезают из сознания. Конечно, в бессознательном они остаются, но их энергия перемещается на другие, неceкcуальные части и органы тела; либидо снова попадает в более ранние эрогенные зоны. В этих случаях гeнитaлии до определенной степени теряют роль центрального ceкcуального органа; другие же части тела или органы обретают повышенную ceкcуальность и даже гeнитaльное значение. Такое перемещение хаpaктерно для конверсионной истерии. Тут я хотел бы снова вспомнить о дeвyшке, симптомом которой была рвота. Она столкнулась с неожиданными ceкcуальными требованиями. В обычном случае возможны две реакции: дeвyшка могла либо отдаться мужчине, либо отказать ему и убежать. Но она выбрала нечто иное: рвоту. Анализ подобных случаев показывает, что за такими симптомами скрываются бессознательные ceкcуальные фантазии, в которых рот и горло играют роль гeнитaлий. Рвота выражает отвращение, которое было вызвано бессознательным желанием взять в рот мужские гeнитaлии. В подобных случаях ceкcуальные ощущения из гeнитaлий не достигают сознания, но вместо них бессознательно эpoтизированы другие части тела; ceкcуальное возбуждение переместилось снизу вверх и эpoтизированный орган играет роль гeнитaлий.

Как можно понять этот процесс? Для истерической личности является типичным то, что гeнитaльные стремления не допускаются в сознание и нормальные способы разрядки для них закрыты. Либидо накапливается, и создается неприятное напряжение. Что избежать напряжения, либидо перемещается с гeнитaлий в неceкcуальный, но предрасположенный к этому орган (у нашей пациентки — горло), и там разряжается, правда не полностью и неподходящим для взрослого человека способом. Не только ceкcуальная значимость гeнитaлий перемещается на другой орган, но и сам этот орган обретает гeнитaльные качества. Этот процесс перемещения гeнитaльного либидо мы называем гeнитaлизацией.

Специфическая физиологическая функция такого гeнитaлизированного органа нарушается. Таким образом, нарушение распределения либидо приводит к нарушению функции неceкcуального органа.

При ипохондрии, болезни, появляющейся главным образом в начале шизофрении, накапливание либидо в органах вызывает неприятные ощущения, также, как эpeкция вызывает неприятные ощущения, но одновременно приносит удовольствие. Разница между конверсионно-истерическими симптомами и ипохондрическими симптомами состоит в том, что фантазии, скрытые за истерическими симптомами, направлены на объект во внешнем мире, в то время как при ипохондрии объектом фантазий является тело самого человека, и в особенности орган. который вызывает неприятные ощущения и тревогу. Вполне вероятно, что из-за скапливание либидо в органах возникают и некоторые органические заболевания.

Перемещение либидо может присутствовать не только в телесной сфере, но простираться и на высшие психические функции, которые эpoтизируются благодаря перемещению. Это относится к мыслительному процессу компульсивного невротика, к речи шизофреника и тому подобным вещам.

Если инстинктивный компонент особенно сильно сопротивляется и не участвует в общем развитии гeнитaльной организации, его энергия становится частью той гeнитaльной функции, которая уже развилась. У некоторых людей ceкcуальное возбуждение появляется сперва в aнycе или во рту, или они чувствуют потребность помочиться, и лишь постепенно возбуждение переходит в гeнитaлии. Однако, в некоторых случаях, экстрагeнитaльное возбуждение может быть настолько сильным, что наносит сокрушительный удар по нормальным ceкcуальным взаимоотношениям. Например, в истории жизни людей, страдающих от ejaculalio praecox, часто встречается упоминание об энурезе, который представляет собой инфантильную форму ceкcуального удовлетворения, «уретральный эpoтизм». С другой стороны, при ejaculatio retardata aнaльные стремления препятствуют семяизвержению. Таким образом инстинктивные компоненты могут установить форму гeнитaльного функционирования или, до определенной степени, воспрепятствовать ему. А в других случаях, ceкcуальный акт может быть совершен лишь с помощью фантазий, относящихся к догeнитaльным стадиям развития, садисткой, aнaльной, opaльной. Если это сознательные фантазии, то они немногим отличаются от извpaщeний; если фантазии бессознательные, они становятся составной частью невроза.

Как уже было упомянуто, не только гeнитaльное либидо может перемещаться в более высокие психические функции, но и инстинктивные компоненты могут захватить неceкcуальные психические регионы и нарушить их функционирование. При шизофреническом речевом расстройстве, корполалии, со словами играют, как с фекалиями. Заикание представляет собой речевое расстройство, которое, в большинстве случаев, возникает из-за того, что aнaльное либидо перемещается в горло и рот и участвует в формировании слов. Следующая краткая иллюстрация покажет, какие отдаленные регионы может захватить догeнитaльное либидо.

Пациентке было тяжело следовать своему призванию; играя на пианино, она внезапно останавливалась. Анализ показал, что сначала это происходило, когда она играла «определенную трель»; ее охватывало беспокойство, тревога, смятение и она переставала играть. Это была, то что называется, «сильная трель». Ее отец был человеком с сильной aнaльной предрасположенностью, очень несдержанным и часто «выпускал газы» в присутствии своих детей, различая их по тональностям. Больше всего ему нравилось то. что он называл «сильной трелью». Пациентка была сильно зафиксирована на своем отце; выяснилось, что в раннем детстве она думала о коитусе в терминах aнaльных функции. Фантазии, основанные на этих идеях, бессознательно беспокоили ее, когда она играла на пианино.

Может создаться впечатление, что те инстинктивные части, развитие которых было нарушено, после фиксации остались такими же интенсивными, как и до нее, и что они сформировали болезнь, которая позже вырвалась наружу. Мы уже знаем, что дело не всегда обстоит так, поскольку, как правило, эго отвергает те инстинктивные компоненты, которые по природе своей очень сильны или не участвуют в общем развитии инстинктов. Если защита против отвергнутых инстинктов оказывается неэффективной, и у детей и у взрослых возникает тревога или другие невротические симптомы, поскольку эго не может примириться с этими инстинктами. С другой стороны, существует возможность, что эти болезненные детские нарушения будут побеждены, но снова на короткое время вспыхнут в подростковом возрасте, а потом исчезнут навсегда. Однако, если болезнь прорывается после того, как были пройдены ранние фазы организации либидо, тогда утихшие и находившиеся под контролем инстинкты снова приходят в действие. Инстинктивная жизнь больного человека возвращается на более раннюю фазу развития. Это явление мы уже упоминали, это «регрессия». Однако мы сможем понять это, только обсудив связи между инстинктами и объектами, а также связи между ceкcуальными инстинктами (инстинктами жизни) и деструктивными инстинктами, инстинктами cмepти.

 

Деструктивные инстинкты

Понять поведение сохраняющих жизнь ceкcуальных инстинктов относительно легко; их стремление объединиться с другой личностью очевидно. Деструктивные инстинкты работают в противоположном направлении; они не стремятся к объектам, они молчаливы, они функционируют внутри личности. Вследствие этого, их проявления не так заметны, как проявления ceкcуальных инстинктов. Однако одно проявление деструктивных инстинктов очень легко заметить; это садизм. Может возникнуть немедленное возражение, что садизм нельзя рассматривать, как проявление инстинктов cмepти, ведь, во-первых, садизм безусловно сопровождается либидозными стремлениями; а, во-вторых, садизм уничтожает внешний мир, а не самого садиста. Первое возражение справедливо в том смысле, что садизм фактически не проявляется, как отдельное влечение, он всегда смешан с ceкcуальными инстинктами. Второе возражение более весомо, поскольку его можно опровергнуть, лишь используя индуктивный метод, то есть не прямо. Однако факт в том, что существуют болезни, в ходе которых человек движется к самоуничтожению, подчиняясь силе, которой невозможно сопротивляться, и это подтверждает существование первичных инстинктов cмepти.

Хорошо известна опасность самоубийства при меланхолии. В религиозном экстазе и в катотонических состояниях, люди часто наносят себе увечья; у пациентов возникает направленная на них самих, разрушительная ярость, которая постороннему наблюдателю кажется ужасной. Помимо таких крайних проявлений существуют и более мирные, например у людей, которые вечно обречены на неудачу и несчастье. Похоже, что на них наложены чары или ими управляет демоническая сила, которая заставляет их снова и снова выбирать именно то, что приведет к неудаче или даже к уничтожению. Давайте вспомним наше предположение о том, что ребенок в первый месяц своей жизни не воспринимает материнскую гpyдь, как чужеродное тело, что он «съедает» ее и усваивает; он как бы уничтожает ее. Дальше давайте вспомним, что ребенок делает тоже самое с частями собственного тела — он засовывает руки и пальцы ног а рот, сосет их и грызет. Принимая это во внимание, можно сказать, что первичная тенденция к саморазрушению вполне может существовать. Согласно Фрейду, это биологическая тенденция, присутствующая даже в одноклеточных организмах, но заметной она становится лишь у многоклеточных. Фрейд назвал этот глубоко спрятанный, но всегда функционирующий деструктивный инстинкт первичным мaзoхизмом.

Какова связь между первичным мaзoхизмом и садизмом? Мы сделали вывод, что в начале развития либидо привязано к эго, — это первичный нарциссизм. Концепция инстинктов cмepти подталкивает нас к выводу, что объектом первичного мaзoхизма тоже является эго. Таким образом личность, на первой фазе своего развития, оказывается под влиянием двух противоположных групп инстинктов. Однако деструктивные инстинкты не всегда функционируют как чистая противоположность инстинктам жизни, поскольку они могут заключить союз с нарциссическим либидо, накопленным в эго. Вследствие этого инстинкт cмepти приобретает эpoтический оттенок, становиться приятным и превращается в настоящий мaзoхизм.

Мы уже несколько раз упоминали о том, что каждое живое существо стремится к вечному покою, фактически, к cмepти. Однако это стремление к покою могут нарушить два фактора: внутренние и внешние раздражители. Реакция на нарушение покоя может быть крайне яростной. Часто человека, разбуженного из глубокого сна, охватывает гнев; младенец, чей покой потревожен, плачет, кричит и пинается. Шизофреник в кататоническом ступоре часто реагирует на раздражители из внешнего мира взрывами гнева и ярости, и в результате все, в приделах его досягаемости, может быть уничтожено. Это состояния, при которых любой внешний раздражитель вызывает боль и убирается с помощью уничтожения. Эта тенденция эго убирать раздражители сохраняется всю жизнь. Вначале, в ходе развития, она постепенно снижается, а во второй половине жизни опять усиливается; она проявляется как консерватизм, стремление избежать новых впечатлений и переживаний. Таким образом, создается впечатление, что человеческое существо, с самого начала своего существования стремится защититься от раздражителей из внешнего мира, и его агрессия направлена на уничтожение этого мира.

Но покой нарушается и изнутри, благодаря усилению либидо. Либидо отрывается от нарциссизма и устремляется к объектам во внешнем мире. Как только нарциссическое либидо начинает превращаться в объективное либидо и искать объекты во внешнем мире, тут же происходит разрыв между деструктивным инстинктом и эго. Целью этой новой формы агрессии и уничтожения являются уже не только защита от внешних раздражителей, но и, совсем наоборот, контакт с объектами. Таким образом уничтожение и агрессия приобретают либидозный компонент. Вследствие этого, они являются еще одной манифестацией первичного мaзoхизма, который был спроецирован во внешний мир. В связи с объектами либидо агрессия теперь проявляется в форме садизма. Каждый объект либидо, в то же время находится под влиянием садистский стремлений. Таким образом, садизм можно рассматривать, как мaзoхизм, спроецированный во внешний мир.

Точно так же, как гeнитaлии служат для функционирования зрелых ceкcуальных инстинктов, поперечные мышцы конечностей и торса являются инструментами садизма. Трудно определить пользуется ли мaзoхизм тем же инструментом. Однако, если мы рассмотрим тот факт, что из-за спазм кровеносных сосудов умирают внутренние органы, то увидим, что и гладкая мускулатура также является одним из инструментов мaзoхизма.

Пациентка страдала от приступов «отмирания» пальцев (болезнь Реинауда). Пальцы становились бледными, безжизненными и крайне болезненными. Было очевидно, что происходят спазмы сосудов, подающих кровь в руки. Пациентка также страдала от нарушений дефекации. В процессе дефекации она внезапно чувствовала судорогу в aнycе; фекалии либо оставались внутри, либо отрезались. Во время мeнcтpуации у нее бывали боли и ощущение, что кровь не может вытечь, потому что фекалии блокируют aнaльную или вaгинальную полость. (Она не отличала две эти полости друг от друга; она явно цеплялась за теорию клоаки.) Если процесс дефекации не нарушался, мeнcтpуации проходили легко и безболезненно. Она фантазировала, что ее aнyc (или вaгина) был окружен колючей проволокой и что по время ее первого коитуса пeниc мужчины будет пойман и отрезан и останется в ее aнycе. Затем, в фантазии, ей становилось жалко мужчину и она продумывала все возможные способы спасти его. Эта фантазия была для нее настолько реальной, что она приготовила для первой брачной ночи холодную воду и полотенце, что бы остановить кровотечение у мужчины.

Дальнейший анализ показал, что ее пальцы символически представляли собой пeниc. Кроме того, она называла свои пальцы «колбасками» (в смысле колбасок фекалий), что показывает, что она отождествляла их и с фекальной массой. «Онемевшие» пальцы в бессознательном пациентки представляли собой и отрезанный пeниc и отрезанный кусок фекалий.

Таким образом, спазм мускулатуры кишечника переместился на стенки кровеносных сосудов в пальцах. Процессы происходящие в конце пищеварительного тpaкта были замещены процессами в периферийных частях тела, с целью уничтожения органа. Уничтожение осуществлялось, как мне доводилось наблюдать в других случаях, с помощью спазма гладкой мускулатуры. Согласно Фрейду, садизм, как представитель деструктивных инстинктов или инстинктов cмepти зависит от функционирования мускулатуры. Не имеет значения, используются ли поперечные мышцы, подчиняющиеся волевому контролю или гладкие, не подчиняющиеся воле. (Кроме того, поперечная мускулатура рта является продолжением гладкой мускулатуры пищеварительного тpaкта.)

Как показывает наш случай, если на гладкую мускулатуру тела влияет садизм, то возбуждение перемещается на периферийную мускулатуру. В таком случае, процессы, происходящие на периферии представляют собой некое автономное явление, чьим прототипом являлись aнaльные выделения. Согласно Абрахаму, выделения могут сопровождаться уничтожением (в нашем случае, периодическое «отмирание» пальцев связано с тенденцией к выделению).

 

Связь деструктивных инстинктов с фазами организации либидо.

Деструктивный инстинкт функционирует уже на opaльной фазе, когда утоление голода сопровождается уничтожением объекта. Поэтому эта фаза была названа каннибалистической. На этой фазе любое усиление либидо вызывает, прежде всего, напряжение в эрогенной зоне рта. Эго ощущает это напряжение, как нарушение покоя Поскольку это может воспринять внутренние раздражители только через проекцию, напряжение либидозного раздражителя перемещается во внешний мир и отождествляется с кормящей материнской гpyдью. В этой фазе материнская гpyдь a priori является объектом либидо. Причина нарушения покоя переносится во внешний мир, где находится сам объект. Если этот источник раздражителей будет уничтожен, будет восстановлено состояние покоя, к которому всегда стремится человек. Нарушающий спокойствие, неприятный, как бы «враждебный» внешний мир субъективно перестает существовать и либидо возвращается к эго и остается с ним до тех пор, пока снова не усилится напряжение. Таким образом, в начале развития связи с внешним миром регулируются с помощью/ деструктивных инстинктов, которые стремятся не подпустить к эго любые раздражители.

Затем наступает aнaльно-садисткая фаза, в которой ребенок уже не зависит только от opaльного аппарата, чтобы уничтожать неприятные объекты и ассимилировать желанные. Мускулатура торса и конечностей дает ему возможности осуществить обе задачи. Он становиться активным и агрессивным. С одной стороны, ребенок хочет уничтожить объект; с другой стороны, хочет завладеть им. В этой фазе все еще доминирует эротогенный хаpaктер aнaльной зоны и ребенку легче выразить чувство собственности, удерживая фекалии, а не использую конечности. Человеку, ухаживающему за ребенком, очень трудно повлиять на его выделительные функции; можно сказать, что хочет ребенок того или нет, его сфинктеры и мышцы таза оказываются задействованными. Этим способом ребенок выражает на своем бессловесном, бессознательном языке свою волю, свое желание сохранить или отдать. На самом деле в этой фазе детям лишь до небольшой степени доступна любовь. Как правило, их очень трудно обучать, поскольку их любовь всегда сопровождается агрессивными импульсами, открытым отвержением внешнего мира.

На первых двух фазах ceкcуальной организации инстинктивная жизнь ребенка частично определяется деструктивными инстинктами.

Деструктивные тенденции opaльной фазы отличаются от деструктивных тенденций aнaльно-садисткой, и инфантильно-гeнитaльная или фаллическая (раза также обладает своими тенденциями. Разрушение, уничтожение и причиняемая боль сопровождаются приятными гeнитaльными ощущениями. Садизм ранних фаз теперь становиться гeнитaльным. Все предыдущие его формы можно назвать прегeнитaльными. В гeнитaльной фазе садизм впервые принимает форму ненависти, ставится противоположностью любви. Однако, если развитие протекает нормально, любовь вскоре сдерживает садизм (и ненависть), и от садизма остаются только действия, необходимые для того, чтобы завладеть объектом. Объятия, например, являются одним из таких действий.

 

Амбивалентность.

Основываясь на вышесказанном, можно подумать, что во время первых фаз развития функционируют только деструктивные инстинкты. Но это не так, поскольку позитивные, ceкcуальные инстинкты тоже стремятся проявить себя. Младенец хочет материнскую гpyдь не только для того, чтобы, насытившись, избавиться от неприятного напряжения, вызванного раздражителем, но и для того, чтобы ощутить удовольствие от близкого контакта с объектом, успокаивающим раздражитель. А то, что объект, выполнив свою задачу, психологически перестает существовать для ребенка, по-видимому, происходит от того, что в этом возрасте и либидозные и агрессивные стремления выражает один и тот же орган, — opaльный аппарат. Одно и то же действие выполняет две противоположные инстинктивные задачи. На всех стадиях развития мы встречаемся с таким противостоянием инстинктивных целей. Это противостояние называется «амбивалентностью». В opaльной фазе амбивалентность объединяется либидном действии. Однако Абрахам выделяет еще и доамбивалентную, чисто сосательную opaльную фазу. Но мне кажется, что у нас пока что нет достаточной информации, подтверждающей эту мысль.

В aнaльно-садистской фазе амбивалентность наиболее заметна. Здесь каждое либидозное желанние сопровождается агрессией и стремлением к уничтожению, каждый позитивный импульс сопровождается негативным, иногда до такой степени, что позитивный импульс может проявиться только в форме своей противоположности, например, «бьет, значит, любит». В следующей фазе, инфантильно-гeнитaльной или фаллической, амбивалентность проявляется в том, что любовь и ненависть существуют бок о бок. Не только эмоциональная жизнь расколота надвое, но даже концепции и идеи всегда сопровождаются своими противоположностями. Во время гeнитaльнои фазе развития противостояние инстинктов жизни и cмepти проявляется в любви и ненависти. Ненависть, вернее ее зародыш, уничтожение, представляет собой отвержение внешнего мира, а любовь, вернее ее зародыш, либидозное стремление, — это тенденция притянуть как можно ближе к эго желанный и дарующий удовольствие объект. Уничтожение и ненависть — это реакция на неприятные раздражители во внешнем мире, приводящая к отвращению и избавлению от объектов. Сeкcуальные стремления и любовь, напротив, являются приятной реакцией и приводят к приближению, удержанию объекта и объединению с ним.

Амбивалентность отражает тенденцию отвергать и принимать внешний мир.

 

Развитие выбора объекта и ограничения агрессии (Слияние инстинктов).

У каждой фазы развития либидо есть свой психический эквивалент. Психическая составляющая opaльной фазы называется идентификацией.

В главе о сновидениях указывалось, что сон отображает возвращение в материнскую утробу, и что вместе с рождением возникает инстинкт сна, инстинкт вновь объединиться с матерью, от которой только что был отделен новорожденный. Похоже, что идентификация также представляет собой тенденцию вновь объединиться с матерью.

Первое объединение новорожденного с матерью происходит, когда он сосет ее гpyдь, и это сопровождается голодом. Первое объединение является физическим процессом. Если младенец не может получить гpyдь, когда она ему нужна, он сосет пальцы, возможно галлюцинируя, что это гpyдь. Мы можем сказать, что он идентифицирует свой палец с материнской гpyдью. Палец — это часть его тела, но, одновременно, для него это материнская гpyдь Таким образом, идентификация рассматривается, как психическая производная от инфантильной opaльной активности.

Если вообще можно говорить о «выборе объекта» на такой ранней стадии младенчества, то мы могли бы назвать первый выбор объекта аналитическим, при котором личность полагается на другой объект, который должен удовлетворять его голод, телесные потребности, защищать его и тому подобное. В раннем детстве все эти потребности может удовлетворить мать или няня. Потребности ребенка заставляют его войти в теснейший контакт с матерью; ребенок и мать почти полностью объединяются. Вследствие этого объект (мать) психологически смешивается с эго. В результате этого, эго приобретает все больше и больше хаpaктеристик объекта; так закладывается фундамент для дальнейшего влияния и воспитания.

Таким образом, первая связь ребенка с матерью, первая связь с объектом, в определенном смысле принимает форму идентификации. И, в самом деле, часто трудно отличить связь с объектом от идентификации. Единственный критерий — это то, что любовь выражает желание получить объект; идентификация выражает желание стать объектом.

Идентификация может быть субъективной идентификацией или объективной идентификацией. То есть, либо субъект изменяется в соответствии с паттерном объекта, либо объект изменяется в соответствии с паттерном эго. В последнем случае мы называем это проекцией. И в самом деле, иногда трудно отделить идентификацию от проекции В некоторых ситуациях отношение к объекту, идентификация и проекция могут быть очень тесно переплетены.

Выбор объекта идентификации зависит от стадии ceкcуального развития. При нормальном развитии, мальчик в дальнейшем идентифицируется с отцом, а дeвoчка сохраняет идентификацию с матерью. Перекрестная идентификация приводит после подросткового периода к гомоceкcуальности у обоих полов.

Идентификация амбивалентна; она несет в себе и позитивные и негативные чувства к объекту. Стремление «быть таким же» может выражать и любовь и ненависть; сейчас личность хочет быть похожей на объект из-за любви, а потом — из-за ненависти, из-за желания занять место объекта, и оба желания могут присутствовать одновременно. В других сл}'чаях личность может желать завладеть объектом для того, чтобы любить его или для того, чтобы его уничтожить.

У идентификации есть и другие истоки, помимо opaльных: глаза, нос, как орган обоняния, уши и так далее. Глаза позволяют увидеть дарующую удовольствие мать; младенец воспринимает тактильные раздражители на коже, когда о нем заботятся; когда младенец сосет материнскую гpyдь, он чувствует ее запах, он вдыхает ее запах (на более высоком уровне это может трaнcформироваться в духовную идентификацию; «дух» и «вдохновение» играют довольно важную роль в фантазиях человечества). Идентификация через уши тоже очень важна ребенок повторяет слова отца и матери и подчиняется их приказам и запретам. Более того, слуховые идентификации (через речь) становятся главной основой суперэго, как будет показано в другой главе. Хотя раздражители, воздействующие на все эти органы, могут иногда быть неприятными, частично они все же остаются приятными, и поэтому человек стремиться к ним (Человек «присасывается» к своему окружению всеми пора и мы пока еще не знаем, как это происходит.).

Воспоминания об этих ощущениях смешиваются с дарующим удовольствие человеком, который входит в эго, благодаря идентификации. Тогда, из бесчисленных воспоминаний о впечатлениях и ощущениях создается образ человека, дающего удовольствие, который требует, чтобы ребенок ограничил свою агрессию и контролировал выделительные функции. Благодаря либидозной связи с объектом во внешнем мире (с матерью), ребенок учится узнавать свое окружение и ограничивать агрессивность.

В opaльной фазе связь с внешним миром выражается идентификацией, амбивалентным процессом. В aнaльно-садистской фазе амбивалентность становится еще сильнее. Связь с внешним миром выражается, главным образом, в aнaльных и деструктивных терминах. Деструктивность, истоки которой находятся в opaльной фазе, усиливается, когда мускулатура становиться более развитой и ребенок начинает ходить. Почти все, до чего может дотянуться ребенок, уничтожается. Теперь и выделительная функция начинает играть роль в отношениях с объектом. Фекалии либо удерживаются, в качестве выражения своеволия, упрямства и злости, либо выделяются, как знак любви и согласия. Таким образом удержание или выделение фекалий становится средством управления человеком, который заботится о ребенке. Так же как в opaльной фазе неприятное удаляется с помощью рвоты, в aнaльно-садистской неприятное удаляется с помощью акта дефекации. Aнaльные продукты, экскременты, хоть и являются частью тела ребенка, с которыми ему нравиться играть, в то же время воспринимаются, как чуждый одушевленный объект. «Фекалии — это не труп, это «живое существо»», — сказал один пациент. Некоторые дети боятся фекалий, как будто те содержат в себе некую опасность. От взрослых пациентов и из фольклора мы узнаем, что эта «опасность» — это духи и демоны, угрожающие субъекту. Похоже, что эти страхи являются зародышами мании преследования Если мы вспомним, что деструктивные инстинкты вначале действуют лишь внутри, в виде мaзoхизма, а потом направляются на внешняя мир в форме садизма, мм можем сделать вывод, что садизм — это спроецированный мaзoхизм, другими словами, именно в aнaльно-садистской фазе мы впервые замечаем проекцию.

Некоторые дети боятся, что вместе с фекалиями потеряют часть своего тела. Aнaльными и мышечными действиями ребенок выражает не только агрессию, но и ceкcуальное удовольствие. Проходя через aнyc — через эрогенную зону - фекалии принимают либидозную окраску и воспринимаются, как ceкcуальный орган. Таким образом страх потери фекалий можно рассматривать, как зародыш позднейшего комплекса кастрации. В aнaльно-садистской фазе aнaльная и моторная активность очень сильно заряжена энергией либидо. Поэтому от процессов, происходящий в этой части тела, дети получают ceкcуальное, так сказать, догeнитaльное удовольствие.

По мере того, как агрессивные инстинкты постепенно смешиваются с либидозными, ребенок учится контролировать свой садизм и выделительные функции. В следующей, фаллической фазе ребенок, приспосабливаясь к окружающему миру, еще сильнее подчиняет своей воле деструктивные стремления. Хотя в этой фазе все еще присутствует идентификация, отношение мальчика к объектам хаpaктеризуется, главным образом проекцией, поскольку он наделяет пeниcом женщину свой либидозный объект во внешнем мире. Гeнитaлии самого мальчика усиленно катектируются либидо и идентифицируются с эго. Отношение дeвoчки к объектам в этой фазе определяется ее завистью к пeниcу. Она хочет, чтобы у нее был , пeниc, как у мальчика, и идентифицируется с ним. В конце этой фазы она отбрасывает эту идентификацию и вместо нее появляется желание родить ребенка.

На этой фазе развития объекты внешнего мира катектируются либидо лишь потому, что у них такие же гeнитaлии, как у субъекта (на гамом деле или в фантазии), лишь потому, что они на него похожи; эта фаза является нарциссической. Объект внешнего мира — это отражение субъекта (анимизм). В связи с этим я хочу упомянуть, что дети любят смотреть в зрачки человека, которого любят и различать там, с удовольствием и изумлением, свое отражение.

Переход от aнaльно-садистской фазы к фаллической облегчается благодаря проекции, и, в результате, либидо постепенно перемещается от фекалий к пeниcу. Opaльные и aнaльно-садистские элементы, оставшиеся от предыдущих фаз, вливаются в гeнитaлии Гeнитaлии становятся определяющей и ведущей эрогенной зоной.

В гeнитaльной (фаллической) фазе производные от всех инстинктивных компонентов — opaльного, aнaльного, садистского — направлены на объект. Вначале объект сливается с эго с помощью идентификации; после он находится в мире, как отражение эго. Поскольку в фаллической фазе часть эго спроецирована и находится в любимом объекте, этот тип выбора объекта является нарциссическим.

Ближе к концу фаллической фазы нарциссическое отношение к объекту все больше и больше ограничивается. Ребенок воспринимает объект как независимое существо, наделяет его лишь небольшим количеством нарциссического либидо и желает его таким, какой он есть. Кроме того, позитивным стремлениям к объекту в меньшей степени противостоят негативные стремления. Все мысли и желания вращаются вокруг объекта, стремясь получить от него удовлетворение ceкcуальных и нежных чувств. Возникает любовь, и только тогда сознание начинает отличать любовь от ненависти. На ранних фазах «любовь» была частичной (термин Абрахама) не только потому, что была смешана с противоположными эмоциями, но и потому, что на объект были направлены только инстинктивные компоненты; поэтому требовался не весь объект, а только его определенная часть. Исследования Бибринга доказывают, что сначала объект воспринимается эрогенными зонами и эмоционально и ассоциативно связывается с ними. (Рот стремиться не к матери, а к материнской гpyди.) А в фаллической фазе любовь целостна, поскольку ребенок стремится к самому объекту, стремится всей энергией либидо, которая концентрируется в гeнитaльных стремлениях.

Наблюдая за развитием выбора объекта, легко заметить, что деструктивные инстинкты и ненависть постепенно теряют силу, в то время как любовь набирает силу. Амбивалентность, проявление одновременного отвержения и принятия объектов из внешнего мира, постепенно уступает дорогу более-менее сбалансированному, позитивному отношению к любимому объекту.

В течении ранних стадий организации либидо ceкcуальные инстинкты еще не были смешаны с деструктивными инстинктами; и деструктивные инстинкты доминировали; поэтому настоящий выбор объекта не мог состояться. На гeнитaльной стадии эти инстинкты смешиваются друг с другом, открывая путь любви и выбору объекта. Любовь развивается из трaнcформированных ceкcуальных инстинктов; ненависть развивается из садизма. Истоки ненависти лежат в более ранней фазе инстинктивной жизни; истоки любви лежат в более поздней фазе. Любовь — это преодоление садизма. Очевидно, что эти две группы инстинктов, которые возникают по отдельности и вначале противостоят друг другу, в ходе развития постепенно примиряются и даже заключают союз. Фрейд называет этот процесс смешением инстинктов.

В результате этого процесса, природа которого нам совершенно неизвестна ceкcуальные инстинкты не парализуют деструктивные инстинкты полностью. но удерживают их в определенных рамках.

Но и после того, как Эрос обуздал деструктивные инстинкты, предстоит преодолеть еще множество проблем в любовной жизни. Необходимо проработать или ассимилировать эдипов комплекс и комплекс кастрации. И в том и в другом комплексе присутствуют и инстинкты жизни, и инстинкты cмepти.

В opaльной фазе «объект любви» мальчика — это материнская гpyдь; в aнaльно-садистской и в гeнитaльной фазах — это сама мать. Но в каждой из этих фаз на нее направленны различные инстинктивные компоненты, и чем выше развита ceкcуальность, тем более многогранным становится объект. Объектом любви мальчика всегда остается мать; он как бы заново открывает ее на каждой стадии развития. В фаллической фазе все чувственные стремления концентрируются в гeнитaлиях и, с помощью мacтyрбации, связываются с матерью. Однако инцeстуозное отношение к матери осложняется биceкcуальностью и отношением к отцу.

Как же упоминалось, биceкcуальность является наследственной чертой. Мальчика тянет к отцу также как и к матери. Однако отношение к отцу амбивалентно: любовь смешана с ненавистью. В дальнейшем амбивалентность усиливается из-за ревности, поскольку отец воспринимается как соперник. Когда инфантильно-гeнитaльная фаза достигает своего пика, эдипов комплекс проявляется полностью: мальчик безудержно любит мать и амбивалентно относится к отцу. Таким образом, в эдиповом комплексе встречаются любовь и ненависть; инстинкты любви сталкиваются с инстинктами cмepти. Примерно в это время появляется комплекс кастрации и усиливает эдипов конфликт. Как я уже подчеркивал, комплекс кастрации является наследственным и внезапно вспыхивает в тот момент, когда гeнитaльные стремления начинают угрожать существованию семьи. Последствия комплекса кастрации очень важны для дальнейшего развития мальчика. Опасность, грозящая гeнитaлиям, воспринимается как опасность, грозящая всей личности, поскольку мальчик нарциссически ценит гeнитaлии и отождествляет их с эго. Отрекаясь от функции гeнитaлий, мальчик спасает и гeнитaлии, и идентифицированное с ними эго.

Однако, он отрекается от гeнитaльных стремлений еще по одной причине; это происходит из-за двойственной природы эдипова комплекса, которая одновременно активна и пассивна. Подчиняясь гетероceкcуальному импульсу, мальчик желает занять место отца, чтобы завладеть своей матерью; а подчиняясь гомоceкcуальной склонности, он хочет занять место матери, чтобы отец его любил. Но, в любом случае, ceкcуальному удовлетворению мешает нарциссическое обожание гeнитaлий. В первом случае мальчик боится, что соперник кастрирует его; во втором случае, ему придется принять женскую роль и самому отказаться от пeниcа. Чтобы не подвергать гeнитaлии опасности, он предпочитает отказаться от своего иниестуозного стремления к матери. Гетероceкcуальные стремления подавляются и либидо блокируется. Однако, анализируя взрослых, мы узнали, что либидо невозможно заблокировать полностью: оно стремится вырваться наружу, невзирая на препятствия на своем пути. Либидо отказывается от своей первоначальной цели и ищет новые способы разрядки. Как только мальчик отказывается от стремления к матери, либидо избирает другой путь. Оно устремляется к отцу, потому что мальчик не только ненавидит отца, но и любит его. Так появляется тенденция удовлетворить гомоceкcуальную любовь с помощью отца. Однако последствия такого удовлетворения будут крайне серьезными, ведь если отец примет его как ceкcуальный объект, мальчик должен стать таким же как мать, — он должен быть кастрирован и превращен в женщину.

Комплекс кастрации, так же как и эдипов комплекс, одновременно активен и пассивен. Помимо стpaxa кастрации, существует желание кастрации. Желание кастрации, являющееся пассивным мaзoхизмом, способствует гомоceкcуальному стремлению к отцу. Мальчик хочет стать женщиной, хочет, чтобы его кастрировали. Это явно не соответствует мужскому хаpaктеру. Нормально развивающийся мальчик сопротивляется желанию кастрации и пассивной женской роли. Страх кастрации становится настолько сильным, что мальчик отвергает и либидозное стремление к отцу. Теперь его инстинктивная жизнь выглядит следующим образом: и либидозное стремление к матери, и амбивалентное стремление к отцу блокируются и не могут вырваться наружу. Мы уже упоминали и еще будем обсуждать, что либидо всегда способно вырваться наружу, если ему отказывают в удовлетворении. Оно возвращается к более ранним фазам развития, регрессирует и, чтобы достичь своих целей, использует старые позабытые способы. Мальчик амбивалентно относится к отцу, а любовь и ненависть можно одновременно удовлетворить с помощью идентификации, поэтому она снова оказывается задействованной; хотя идентификация достигла своего пика в opaльной фазе, она сохранялась и после этого. Короче говоря, мальчик идентифицируется со своим отцом. Так он получает с помощью отца психического удовлетворение, — не только либидозное удовлетворение от того, что вступил с ним в контакт, но и садистское удовлетворение от того, что он как бы психически «пожрал» отца и тот перестал существовать как отдельное существо во внешнем мире. В результате процесса идентификации психологически «проглоченный» отец и все связанные с ним эмоции вливаются в эго. Затем они отделяются от других частей эго и формируют ядро суперэго.

Инцeстуозная любовь к матери также трaнcформируется в конце фаллической фазы. Большая часть ceкcуального либидо теряется. Либидо до определенной степени деceкcеализируется: ceкcуальные стремления заменяются сублимированными нежными чувствами. Мальчик сохраняет свой пeниc, отводя либидо от объектов эдипова комплекса. Таким образом, угроза кастрации приводит к разрушению эдипова комплекса.

Зародыш суперэго развивается из амбивалентных чувств по отношению к отцу.

Агрессивные импульсы поворачиваются к эго; они образуют как бы осадок в эго и помогают сформировать суперэго. Из этого ядра формируется образ сурового отца, который запрещает инцeст и, вследствие этого, блокирует чувственные влечения мальчика. Таким образом деструктивные инстинкты входят в близкие отношения с эго, укореняются там и, как мы увидим позже, борются с эpoтическими стремлениями; короче говоря, они действуют внутри эго. Именно из-за этой крайне тесной связи с эго деструктивные инстинкты были первоначально названы инстинктами эго.

Когда мальчик идентифицируется с отцом, его мужественность усиливается и он получает поддержку в своей борьбе с инцeстуозными желаниями. Процесс преодоления или ассимилирования эдипова комплекса спас гeнитaлии; однако, этот же процесс парализовал функцию гeнитaлий. Начинается латентный период. Гeнитaльные чувства отвергнуты, любовь мальчика к матери уже не чувственная, а нежная.

Чувственные стремления называются прямыми и неограниченными. Стремления, из которых исключены гeнитaльные чувства, называются нежными. Последние отчасти возникают в прегeнитaльный период, когда о ребенке заботятся, кормят, купают, обнимают, отчего он получает негeнитaльное ceкcуальное удовлетворение. В ходе развития эти стремления теряют ceкcуальную окраску. Если развитие происходит нормально, то ядро суперэго и нежная любовь к матери развиваются из попыток ассимилировать эдипов комплекс и покончить с ним. Это то, что осталось от эдипова комплекса. В подростковом возрасте происходит окончательный выбор объекта, и чувственные стремления объединяются с нежными, В конце фаллической фазы начинается формирование суперэго, либидо в гeнитaлиях блокируется и любовь к матери становиться нежной, после чего этот процесс ceкcуального развития замирает до подросткового возраста. После преодоления эдипова комплекса возникает первые сублимации. Вместо неконтролируемых и ничем не ограниченных инстинктов начинают развиваться социальные чувства и появляются более широкие интеллектуальные интересы. Так начинается латентный период.

Развитие выбора объекта у дeвoчки происходит несколько по-другому, потому что у нее комплекс кастрации формируется прежде эдипова комплекса, в то время как у мальчика все происходит наоборот. Основная реакция мальчика на угрозу кастрации — бегство от опасности. Дeвoчку же шокирует не угроза кастрации, а понимание того, что у нее нет пeниcа. Как и мальчик, она может отреагировать разными способами. Либо дeвoчка признает отсутствие пeниcа, надеясь когда-нибудь обрести его вновь, либо она будет отрицать отсутствие пeниcа и будет вести себя, как мужчина. Но, в любом случае, всегда сохраняется чувство неполноценности, которое, среди прочего, проявляется в том, что дeвoчку перестает удовлетворять мacтyрбация клитopа и она прекращает мacтyрбацию раньше, чем мальчик. Пассивные женские стремления, локализованные в вaгинальном отверстии сдерживают активные мужские стремления, группирующиеся вокруг клитopа, и это облегчает отказ от мacтyрбации. Отказ от мacтyрбации — это первое пассивное мaзoхистское действие, и после этого дeвoчка начинает рассматривать отсутствие пeниcа, «кастрацию, которая уже была совершена», как справедливое наказание за то, что она нарушила запрет на мacтyрбацию. Кроме того, в результате зависти к пeниcу, связь с матерью ослабевает, поскольку каждая дeвoчка считает, что ее мать виновата в том, что у нее нет пeниcа. На атом этапе дeвoчка начинает отходить от мужской линии поведения, но еще не достигает женской линии. Начинает развиваться женственность, дeвoчка отстраняется от матери и, в результате этого, мать, в значительной степени, перестает быть либидозным объектом. Это связано с тем, что дeвoчка отказывается от обладания пeниcом. Вместо этого, она снова направляет либидо на фекалии и у нее появляется желание родить ребенка. Фактически, дeвoчка возвращается на предыдущую фазу развития либидо, пассивно-aнaльную, женскую фазу, но теперь гeнитaльные ощущения связываются с клитopом. Прежде фекалии предназначались для матери; однако, теперь, когда дeвoчка регрессировала к этой фазе, они предназначаются для отца и символизируют ребенка, которого дeвoчка хочет преподнести ему в подарок.

Kлитop все еще сохраняет некоторую возбудимость, но aнaльные ощущения явно переместились к вaгинальному отверстию и дeвoчка начинает гeнитaльно любить и желать своего отца. Однако полностью любовь созревает только в подростковом периоде, с помощью второй пассивной фазы. Когда гетероceкcуальная любовь мальчика достигает зрелости, амбивалентное отношение к отцу превращаются в неприкрытую враждебность и отец рассматривается как соперник. У дeвoчки тоже в это время вспыхивают амбивалентные чувства к матери. Мальчик преодолевает соперничество и страх кастрации, идентифицируясь с отцом, а дeвoчка избавляется от зависти к пeниcу, возобновляя идентификацию с матерью. От этого ее женственность усиливается, точно также, как мужественность мальчика усиливается от идентификации с отцом. Эдипов комплекс дeвoчки возникает из-за комплекса кастрации, а эдипов комплекс мальчика, наоборот, исчезает после возникновения комплекса кастрации. Когда появляется комплекс кастрации, нормальный мальчик активно сопротивляется и разрушает эдипов комплекс, а нормальная дeвoчка примиряется с потерей пeниcа, хотя это всего лишь фантазия — принимает пассивную роль и создает эдипов комплекс. Благодаря комплексу кастрации мужчина укрепляет свою мужественность, а женщина — свою женственность; но для мужчины эдипов комплекс является первичным; для женщины — вторичным.

Поскольку на предыдущих страницах часто встречались термины «мужественность» и «женственность» я попытаюсь объяснить, что я под ними подразумеваю. Это трудная задача, особенно, если учесть тот факт, что и женские и мужские черты хаpaктера присутствуют у обоих полов. Мы уже встречались с понятием биceкcуальности, где мужественность проявляется, как активность, а женственность — как пассивность. Таким образом, создается впечатление, что мужественность и женственность — это всего лишь активность и пассивность. Идею активности можно выразить в терминах мышечных сокращений, движений, действий и связанных с ними психических явлений, но идею пассивности почти невозможно сформулировать. У либидо есть и активные, и пассивные цели и способы удовлетворения, и очень сложно дать определение пассивным инстинктивным целям. Истинная пассивность происходит из инфантильной фиксации на матери; возможно, она возникает от длительной зависимости или же ее истоки следует искать в пренатальном состоянии. Истинная пассивность — это состояние пассивного ожидания, при котором личность незащищена от шока (травмы) ; следовательно, это состояние опасно.

Если ceкcуальная цель мужчины активна, его объектом должна быть женщина, поскольку его ceкcуально возбужденный пeниc должен найти подходящий объект. Если ceкcуальная цель женщины пассивна, то есть ее цель — принять в себя, то пeниc может удовлетворить ее, поскольку ее ceкcуальный орган является полостью. Таким образом, выбор объекта главным образом зависит от цели. Фактически, мужчина может полностью выполнить свою цель только с помощью женщина, а женщина — только с помощью мужчины. Анатомия является определяющим фактором.

Хотя ранняя история эдипова комплекса у женщин более понятна, чем у мужчин, все же, если сравнить их развитие, мы приходим к выводу, что ceкcуальное развитие женщины сложнее, чем ceкcуальное развитие мужчины. Женщина должна пройти через два изменения: изменение ведущей гeнитaльной зоны, то есть перемещение возбуждения с клитopа на вaгинальное отверстие; и смена объекта, то есть отказ от матери и направление энергии либидо на отца. Вследствие этого, женщины больше склонны к психическим заболеваниям, чем мужчины; этот факт, возможно, уравновешивается тем, что общество требует от мужчин больше, чем от женщин.

На этом я хочу завершить этот раздел, в котором я попытался воссоздать развитие выбора объекта любви. Необходимо было уделить некоторое время этой проблеме, потому что иначе мы не смогли бы продолжить обсуждение нашей темы. Обсуждая патологические процессы, мы всегда должны сравнивать их с нормальными (хотя и гипотетическими) процессами. Хотя некоторые из вышеприведенных положений могут показаться спopными, я уверен, что со временем мы исправим те ошибки, которых пока что не можем избежать.

 

Общий обзор нарушений в выборе объекта

Деструктивные инстинкты подчеркивают то, насколько сложна и запyтaна инстинктивная жизнь. Однако, признав деструктивные инстинкты, мы приблизились к пониманию некоторых явлений, которые до того совершенно не поддавались объяснению. Хотя нам все еще недостает информации о структуре инстинктивной жизни, мы все же, проследив развитие инстинктов до выбора объекта, сумели понять, как две группы инстинктов взаимодействуют друг с другом и противостоят стремлениям друг друга. Мы увидели, что, несмотря на все препятствия, в конце концов они смешиваются и деструктивные инстинкты уступают место инстинктам жизни. Однако эти две группы инстинктов не смешиваются полностью, поскольку определенным элементам деструктивных инстинктов просто удается спрятаться за инстинктами жизни; соединяясь с аго, они как бы становятся невидимыми. Например на инфантильно-гeнитaльной (фаллической) стадии они принимают форму комплекса кастрации. Тревога, вызванная комплексом кастрации так сильно влияет на ceкcуальные отношения, что не только гeнитaльная функция ограничивается, но и объект любви изгоняется из сознания. Тревога блокирует чувственные ceкcуальные стремления, но не препятствует существованию нежных, деceкcуализированных стремлений, то есть тех стремлений, которые трaнcформировались под влиянием деструктивных инстинктов. Если такой раскол в любовной жизни сохраняется у мужчин и после подросткового периода, то они страдают от относительной импотенции', к тем, кого они любят, они не испытывают чувственного желания, а тех, кого они чувственно желают, они не могут любить. Одна из форм фригидности у женщин вызвана сходными причинами. Сeкcуальные запреты, зависть к пeниcу, которая мешает ее женской роли, ненависть к любимому мужчине и фантазия о его кастрации, ~ все это может вызвать отсутствие ощущений во время пoлoвoго акта.

Даже при простейшей форме импотенции, мужчина отвергает реальный объект любви из стpaxa перед инцeстом и из-за стpaxa кастрации, хотя бессознательно он любит объект из эдипова паттерна и ищет ситуации, в которых он мог бы снова и снова пережить эдипов комплекс, который так и не смог преодолеть (истерия). При других формах невроза отсутствует даже бессознательная связь с гетероceкcуальным объектом; пациент, сознательно или бессознательно, любит гомоceкcуальный объект, объект одного с собой пола, то есть нарциссический объект. Бывают также случае, когда позитивная связь существует, хотя и с нарушениями, и отношение к объекту амбивалентно (компульсивный невроз). При психозах, вызванных психогеническими причинами, например, при шизофрении, связи с объектами почти полностью отсутствуют. Как правило, с такими психотиками невозможно поддерживать личный контакт, потому что у них утеряны даже бессознательные психические образы объектов. Другими словами, ceкcуальные эмоции невротика, к какой бы категории они не относились, связаны с объектами в бессознательном, в то время как либидо психотика уходит от объектов в бессознательном и переносится на эго, увеличивая тем самым нарциссизм. Невротик способен перенести либидо с бессознательных объектов на другие, реальные объекты. Если реальный объект удовлетворяет его бессознательные требования, может создаться впечатление, что он действительно влюблен.

Психотик же, на определенных стадиях болезни, относится ко всеми миру либо равнодушно, либо враждебно; в его бессознательном нет объекта любви. Таким образом, невротик отличается от психотика, главным образом, своим отношениям к объектам внешнего мира. Вследствие этого, психозы называют также нарциссыческими неврозами в отличии от трaнcферных неврозов. Но, поскольку и у невротика, и у психотика внутренняя жизнь оторвана от внешнего мира, интровертирована, такое разграничение может показаться бесполезным. Однако, при неврозе либидо цепляется за фантазии, содержанием которых являются объекты из внешнего мира, в то время как при психозе объектом фантазии является само эго. Психотическая интроверсия отличается от невротической тем, что при ней искажена катексация объектов.

В общем и целом, у здорового человека твердая и ясная либидозная связь с объектами; в патологических состояниях связь ослабевает - при трaнcферных неврозах на уровне подсознания, при нарциссических неврозах, — на уровне бессознательного. Более того, в последнем случае либидо становиться нарциссическим.

Очевидно, что у здорового человека деструктивные инстинкты не проявляются в чистом виде; а у психотика они ничем не прикрыты и управляют инстинктивной жизнью. Где-то посередине находиться компульсивный невроз, усиленная амбивалентность которого доказывает, что деструктивные инстинкты не побеждены. При шизофрении деструктивные инстинкты совершенно явно проявляются в агрессии против внешнего мира и против личности самого пациента. При меланхолии деструктивные инстинкты направленны против эго. А у здорового человека и у истерика (который все еще близок к здоровому) либидо стремится к объектам, а деструктивные инстинкты остаются скрытыми. При компульсивном неврозе к либидозному отношению к объекту примешивается садизм, то есть деструктивные инстинкты. При психозе объект либидо фактически отсутствует, и ничто не препятствует деструктивным инстинктам. Похоже, что чем меньше либидо направлено на внешний мир, тем сильнее деструктивные инстинкты; другими словами, отделение инстинктов друг от друга идет рука об руку с исчезновением объективного либидо. И наоборот, как мы знаем, при смешение инстинктов, поток либидо, направленный на объект, усиливается.

Из всего вышесказанного мы можем сделать вывод, что чем слабее связи личности с объектом, тем тяжелее заболевание.

 

Фиксация, регрессия и разделение инстинктов

Обсуждая нарушения в ceкcуальной жизни, мы встретились с понятием фиксации. Фиксация выражает компульсивное повторение инстинктов. Мм узнали, что инстинкты cмepти, благодаря своей консервативной природе и неодолимому стремлению к покою, компульсивно повторяются. Однако не совсем понятно, почему ceкcуальные инстинкты (либидо), преследующие совершенно иную цель, тоже должны подчинять законы компульсивного повторения. Возможно, что при смешении инстинктов нейтрализуются не все элементы инстинктов cмepти, присоединяющиеся к ceкcуальным инстинктам на каждой стадии развития. Вследствие этого развитие ceкcуальных инстинктов может остановиться на какой-либо определенной фазе. При нормальном развитии эта тенденция к стационарности в дальнейшем преодолевается, но при определенных нарушениях инстинктивной жизни побеждает принцип инерции, и инстинкты (или какие-то их части) застывают на определенной стадии развития. Конечно, застывший элемент инстинкта может быть не виден на фоне общего инстинктивного развития, но он всегда остается притягательным и потому опасным для зрелого либидо. Если же этот элемент усиливается благодаря притоку либидо, тогда эго вынуждено возвращаться к инфантильным способам получения удовлетворения, который были отвергнуты, но до того вызывали более сильные ощущения, чем при нормальном развитии и использовались дольше, чем при нормальном развитии. Таким образом, зафиксированный инстинкт всегда остается слабым местом в развитии инстинктивной жизни. Если либидо оказывается перед лицом препятствий, не позволяющих получить удовлетворение, и при этом оно не может сублимироваться, тогда оно устремляется к этим слабым местам, к фиксациям. Такое обращенное вспять либидо мы называем регрессией.

Не нужно путать регрессию либидо с исторической или топографической регрессией. Историческая и топографическая регрессии являются чисто психологической концепцией, смысл которой состоит в том, что высшие психические функции действуют на более низком уровне и вместо того, чтобы подчиняться законам системы подсознания, подчиняются законам системы бессознательного. Но регрессия либидо — это обратное движение ceкcуальной энергии, следовательно, это биологическая концепция. Конечно, как правило, психологическая регрессия сопровождается регрессией либидо, но так бывает далеко не всегда. Например, при шизофрении случается, что либидо регрессирует очень сильно, однако психологические процессы протекают в сознании или в подсознании. Это происходит при галлюцинациях.

Регрессию либидо также не надо путать с отступлением либидо. При регрессии либидо устремляется к своей прежней позиции, а при отступлении оно просто отходит от определенного объекта или ситуации. Конечно же, регрессия сопровождается отходом либидо, но между двумя этими процессами существует важное различие. Когда либидо отступает, меняется только отношение к объекту; когда либидо регрессирует меняется и вся ceкcуальная структура. Энергия может отступить либо от подсознательных идей, как при неврозе, либо от бессознательных объектов, как при психозе. При регрессии либидо останавливается в той точке, где оно зафиксировано: при истерии — на инфантильно-гeнитaльной (фаллической) стадии; при компульсивном неврозе — на aнaльно-садистской стадии; при психозе — на еще более низком уровне. Когда либидо при неврозе регрессирует и доходит до точки фиксации, оно снова насыщает своей энергией объекты из бессознательной системы. Поэтому качество обращенного на объекты ceкcуального либидо будет зависеть от степени регрессии.

Когда регрессия происходит при истерии, гeнитaльная структура не меняется; в бессознательном либидозные стремления сохраняют гeнитaльный хаpaктер, хотя в сознании они его теряют. При компульсивном неврозе ceкcуальная структура меняется; на объект направляется aнaльно-садистское либидо. При психозе либидо отступает и от бессознательных объектов; регрессировав, оно не обращается вновь к объектам, а если и обращается, то очень ненадолго. В этом случае, ceкcуальная жизнь носит откровенно извpaщeнный хаpaктер. Таким образом, в зависимости от болезни, либидо после регрессии может либо вновь обратиться к объектам, либо не обратиться. Хотя нельзя отрицать, что существуют некоторые параллели между отступлением либидо и регрессией либидо, очевидно, что отступление либидо зависит от силы сопротивления объекта, а глубина регрессии зависит от ceкcуальной организации, то есть, выражаясь точнее, от конкретной фиксации.

В связи с этим следует рассмотреть еще один момент: поскольку эти два процесса (отступление либидо и регрессия) безусловно родственны, очевидно, что изменение ceкcуальной организации должно повлиять на отношение пациента к внешнему миру и наоборот.

Суть регрессии в том, что либидо (столкнувшись с препятствиями) отходит на свою прежнюю позицию и насыщает своей энергией точки фиксации. Благодаря этому процессу точки фиксации получают дополнительную энергию, становятся активными и создают стремления, которые, с тем или иным успехом, стараются получить удовлетворение. Но точек фиксации может быть несколько, и либидо не всегда возвращается на самую глубокую точку фиксации, оно может двигаться шаг за шагом, устремляясь сначала к первой точке фиксации, которая ближе всего к поверхности, и постепенно переходя все ниже, от одной точки к другой. В таких случаях болезнь может сперва принять форму истерии, затем превратиться в компульсивный невроз, и, в конце концов, развиться в шизофрению или в меланхолию. Таким образом, если усиливается приток либидо к точкам фиксации, болезнь может усугубиться или даже превратиться в другое, более тяжелое заболевание.

Регрессируя, либидо вначале катектирует и усиливает неактивные фантазии, которые встречает первыми: таким образом, в начале хаpaктер регрессии — чисто исторический, как у сновидения. Объекты фантазий, насыщенных либидо, относятся к эдипову комплексу. Следовательно, благодаря регрессии, эдипов комплекс вновь приходит в действие и, в различных вариациях, присутствует во всех психических болезнях. Форма эдипова комплекса может быть одним из факторов определяющих тип невроза, но — как уже подчеркивалось — мы пока что не можем определить форму невроза по форме эдипова комплекса. Простая позитивная форма эдипова комплекса при истерии проявляется чаще, чем при других неврозах. Поскольку при этой болезни либидо не регрессирует ниже инфантильно-гeнитaльного уровня — фиксация произошла на этой стадии развития — не происходит значительных изменений ни в ceкcуальной организации пациента, ни в его отношении к объектам. Просто усиливается бессознательный инфантильный конфликт. Таким образом, при истерии, в результате регрессии и отступления либидо происходит следующее: те стремления либидо, которые направлены на объекты эдипова комплекса и на гeнитaлии, изгоняются из сознания; но и объекты, и гeнитaлии продолжают существовать в бессознательном.

А при компульсивном неврозе после регрессии изменяется и отношение к объектам и ceкcуальная организация. В результате того, что либидо устремляется обратно на aнaльно-садистскую стадию, aнaльно-садисткие стремления начинают доминировать в ceкcуальной жизни пациента, а его отношение к объектам становится крайне амбивалентным. Компульсивный невротик либо полностью отказывается от гeнитaльной функции, либо его гeнитaльнме стремления смешиваются со стремлениями из прегeнитaльной фазы, и он совершает коитус с помощью aнaльных и садистских действий и фантазий.

Таким образом, при компульсивном неврозе гeнитaльная организация регрессивно перестраивается, но не уничтожается полностью, как при шизофрении; гeнитaльные стремления, представляющие собой ненарушенную часть фаллической организации, просто используют aнaльно-садистские желания и идеи, но не возвращается на эту стадию развития. Поэтому компульсивный невротик не является ни импотентом, ни откровенным извpaщeнцем.

Может возникнуть вопрос, почему возвращение либидо на стадию развития, где так сильны деструктивные инстинкты, не приводит к полному отказу от объектов, то есть, к психозу. Опыт показывает, что у компульсивного невротика в самом начале жизни возникла очень сильная привязанность к кому-то из ближайшего окружения. Эта привязанность очень прочна и продолжает существовать в то время, когда происходит фиксация. Этой привязанности может угрожать только регрессия, породившая болезнь.

Анализ помог проследить крайне сильную привязанность пациента к бабушке вплоть до второго года его жизни. Бабушка была единственным человеком, которого пациент по-настоящему любил, вплоть до начала болезни. В шестнадцать лет, через три года после начала болезни, он стал свидетелем се cмepти. Это было зимней ночью. Он был в комнате, смежной с комнатой бабушки, учился и размышлял и, как обычно, пил горячий чай. Из комнаты, в которой лежала умирающая бабушка, он услышал стоны и хрипы, а затем внезапно наступила тишина. Он был уверен, что его бабушка только что умерла. Но это не произвело на него не малейшего впечатления; он не шевельнулся и не сообщил своей семье о том, что случилось, потом, что боялся, что общая кутерьма помешает ему учиться и пить чай. Только допив чай и выучив то, что хотел, он разбудил свою семью. Но после этого его охватило ужасное раскаяние и отчаяние. Он очень долго упрекал себя за то, что был так жесток с бабушкой, с единственным человеком, которого любил.

Этот пример демонстрирует, что у компульсивного невротика либидозная привязанность формируется в то время, когда ceкcуальное развитие еще далеко от завершения. Другими словами, выбор объекта обгоняет ceкcуальное развитие, и в нем появляются нарушения, только когда происходит регрессия. Именно благодаря ранней либидозной привязанности и сохранившейся части фаллической организации, компульсивный невротик сопротивляется полному отделению либидо от объектов. Конечно, после регрессии его отношение к объектам становится амбивалентным, но он все еще постоянно борется за обладание объектом, который продолжает существовать для него. в отличии от психотика, для которого объект исчезает.

Если выбор объекта — нарциссический, тогда регрессия может привести к психозу При нарциссическом типе любви, либидо вначале отступает частично, это означает, что либидо отступает от гетероceкcуальных объектов, а то, что от него остается, регрессирует на фaллo-нарциссическую стадию. Тогда пациент любит в объекте собственное отражение. Таким образом возвращается к жизни вторая предварительная стадия любви — «проективная» стадия. Из такого отношения часто развивается параноидальная мания преследования. Преследователь соответствует отвергнутому желанному гомоceкcуальному объекту. Неудовлетворенные гомоceкcуальные желания являются источником жестоких страданий параноика. Он чувствует, что преследователь мучает его всеми возможными способами. Явный гомоceкcуалист-непсихотик тоже страдает от того, что ему трудно удовлетворить свои ceкcуальные потребности, но его страдание не превращается в манию преследования. Страх кастрации часто усиливает конституционные склонности гомоceкcуалиста. Из-за стpaxa кастрации он отказывается от женщины и обращается к мужчине. Во многих случаях открытая гомоceкcуальность представляет собой успешное бегство от кастрации. Хотя откровенный гомоceкcуалист и активен, и пассивен по отношению к объекту любви, он, по большей части, все же активен. Параноик же не пытается активно избежать угрозы кастрации и не проявляет активность в стремлении к объекту любви; он пассивен. Муки, которые он претерпевает от своего преследователя, символически обозначают кастрацию. У параноика, в отличии от гомоceкcуалиста, кастрация как бы уже совершена. Параноик относится к кастрации пассивно. Он даже проявляет к ней мaзoхистское стремление. Может показаться, что это противоречит тому, что параноик отгораживается от преследователя с помощью ненависти и агрессии, то есть с помощью садистских импульсов. Однако, садизм и мaзoхизм, в сущности, не противоречат друг другу; это просто разные проявления деструктивных инстинктов, которые, при садизме, направлены на внешний мир, а при мaзoхизме направлены внутрь, на эго. Параноик с манией преследования защищается с помощью садизма от пассивной гомоceкcуальной привязанности. В связи с этим надо упомянуть еще один фактор: как правило, преследователь появляется сзади и часто отождествляется с фекалиями. Некоторые авторы, например ван Офуйисен, говорят об aнaльном преследовании. В этой связи я не могу не вспомнить о фантазии, которую рассказали мне два пациента из разных стран и разных социальных слоев, и их рассказы совпали почти слово в слово.

Оба пациента были склонны интерпретировать происходящее вокруг них и параноидальном ключе Оба пациента рассказали одну и ту же фантазию в связи с обсуждением комплекса кастрации. Краткое содержание этой фантазии таково во время дефекации человек понимает, что его фекалии бесследно исчезают, считая, что это дьявол украл его фекалии, он сходит с ума .Один из этих пациентов, даже пытался убедить меня, что один из его одноклассников, играя роль дьявола, действительно свел с ума ненавистного учителя.

Чтобы связь между страхом кастрации и aнaльным преследованием стала еще более очевидной, я приведу эпизод, произошедший во время работы с шизофреником.

Пациент явно проявлял по отношению ко мне агрессивную гомоceкcуальность, но отказывался обсуждать это со мной. Поскольку эта тема постоянно вторгалась в его мысли, и он постоянно пытался от нее уклониться, я, в конце концов, сказал ему, что бесполезно отказываться обсуждать со мной эту тему, потому что на этой стадии анализа нам неизбежно придется говорить обо мне. Реакция была совершенно неожиданной. Его поразил приступ жуткого стpaxa. Он в ужасе принялся метаться по кушетке, издавать нечлeнораздельные звуки, схватился за голову, потом за гeнитaлии, а потом прижал руки к животу. Чудовищный страх не давал ему произнести ни слова .Похоже было, что с помощью этих движений он пытается защититься. На следующий день я попытался разузнать, что произошло во время его приступа. Я узнал, что после моих слов его охватил непреодолимый страх, он был уверен, чтоо я собираюсь убить его чтобы защититься от моего нападения, он закрыл голову руками. Но он тут же стал бояться, что я угрожаю его гeнитaлиям, и попытался защитить их руками. В конце концов, его страх трaнcформировался в совершенно невыносимое предположение о том, что я собираюсь засунуть руку ему в aнyc, чтобы вырвать у него внутренности. Дальнейшие исследования показали, что его страх передо мной соответствовал его собственной гомоceкcуальной агрессии, направленной на меня. Страх cмepти соответствовал на более глубоком уровне страху кастрации, а на еще более глубоком — пассивно-aнaльному и мaзoхистскому стремлению совершить со мной пoлoвoй акт, в его сознании это стремление проявилось, как мое намерение его кастрировать.

Иногда фекалии сознательно не выпускаются из-за стpaxa aнaльной кастрации (отождествление пeниcа с фекалиями).

Этот эпизод демонстрирует также, насколько быстро либидо отступает на самую низкую позицию, как только пациент пугается собственных инстинктивных импульсов. Либидо устремляется в направлении, обратном нормальному прогрессивному пути развития

Очевидно, что при паранойи нарциссическое либидо регрессирует на aнaльно-садистскую стадию, где вновь начинают доминировать деструктивные инстинкты Любовь вновь становиться проективной.

Для паранойи хаpaктерна особая ревность, которую следует отличать от обычной ревности, связанной с соперничеством; тут я хотел бы привести короткий, но очень содержательный пример такого душевного расстройства.

Пациент пожаловался, что ею жена ревнует, не имея на то никаких основании, и попросил меня поговорить с ней. Она пришла на анализ, но через три недели лечение пришлось прервать по независящим от нас обстоятельствам. Однако, за это короткое время я успел узнать достаточно, чтобы составить представление о ее инстинктивных склонностях.

Прежде всего, я хотел бы упомянуть, что хотя ее муж знал ее с детства, он влюбился в нее, только когда увидел в ее брюках для верховой езды. Один этот факт уже достаточно хаpaктеризует взаимоотношения этой пары.

У нее было множество любовных приключений, и она не способна была постоянно находиться с одним мужчиной, исключениями из этого правила были ее первый муж и ее второй, нынешний муж. Хотя оба плохо с ней обращались, она оставалась с ними. У нее было много подруг и с некоторыми из них у нее были эpoтические связи.

После рождения ребенка, она заподозрила, что муж изменяет ей с женщиной, которую она страшно ненавидела. Ничто не могло убедить ее в том, что ее подозрения безосновательны и, как это бывает при паранойи она находила все новые и новые подтверждения своих подозрений.

Вот как началось это расстройство когда она была беременна, она познакомила мужа с женщиной, которая тогда была ее близкой подругой и посоветовала ему заниматься с ней ceкcом, пока она сама не сможет этого делать. Много позже, когда муж полностью порвал отношения с этой женщиной, пациентка отказывалась поверить в это и изводила его неистовой ревностью. Он не знал, что сделать, чтобы успокоить ее. Чтобы проверить, любит ли муж до сих пор ее предполагаемую соперницу, однажды вечером она надела светлый парик, напоминающий волосы ее бывшей подруги, и в таком виде легла спать. Когда муж пришел домой он, ничего не подозревая, в темноте лег рядом с женой. Тут она прыгнула на него, пытаясь совершить пoлoвoй акт в мужской позе и начала бить его. С помощью этого «маскарада» она сорвала маску со своей ревности. Она познакомилась со своей предполагаемой соперницей при очень интересных обстоятельствах. Она увидела, как та танцует в баре, и была так очарована ее поразительно светлыми волосами, ее беззаботным поведением и грациозными движениями, что кивнула ей, разговорилась с ней, когда та закончила танцевать и тут же с ней подружилась. Таким образом, именно она познакомила женщину, которую сама любила, со своим мужем, а затем стала преследовать его своей ревностью. Анализ, который мы успели только начать, выявил факты, объяснявшие такое страсчное влечение. Пациентка была блондинкой, пока ей не исполнилось десять или двенадцать лет, и ее волосы потемнели только в подростковом возрасте. Ее всегда привлекали блондинки. Кроме того, она сама была беззаботной, энергичной и, во многих аспектах, напоминала мужчину.Таким образом, в своей подруге она любила собственную личность. Когда она почувствовала, что подруга а изменила ей, ее любовь превратилась в ненависть, которая, однако, скорее была защитой от гомоceкcуального влечения, а не желанием отомстить. И тут, как и при настоящей паранойе с нарциссическим выбором объекта, либидо регрессировало до садизма. Поскольку отсутствовал настоящий объект, ее подруга, садизм был перемещен на мужа.

Позже мы подробнее рассмотрим чувство вины. Сейчас я только хотел бы добавить, что оно существует в большинстве психических заболевании, но может отсутствовать при некоторых явных извpaщeниях. Если чувство вины присутствует, оно может внести свою лепту в удовлетворения мaзoхистских стремлений, в виде широко распространенных фантазий об избиениях. Maзoхизм, в какой бы форме он не проявлялся, означает страдание. Каждый невроз в определенной степени содержит в себе потребность в страдании, при одних формах невроза мaзoхизм сильнее, при других слабее. Иногда он сознательный, иногда бессознательный. Но в любом неврозе присутствует потребность в страдании, которая в значительной степени ограничивает наслаждение жизнью.

Не всегда возможно отнести мaзoхизм к одной из трех форм. Но очевидно, что при одних заболеваниях доминирует одна форма мaзoхизма, а при других — другая, что и придает болезни хаpaктерные черты.

Мы достигли области, в которой невозможно понять инстинктивную жизнь без точных знаний о процессах, протекающих внутри эго. Заканчивая эту главу, я попытаюсь вкратце обрисовать инстинктивную жизнь невротика, хотя крайне трудно составить хаpaктеристику, которая подошла бы ко всех формам неврозов.

Самая общая хаpaктеристика такова в результате блокирования инстинктивных энергий (скапливания либидо), инстинктивная жизнь каждого невротика находится под огромным напряжением. Она похожа на бочку с порохом, которая может взорваться от тобой неосторожности. Во-вторых, часто ослаблена способность к сублимации, поскольку, вследствие фиксации, ceкcуальные инстинкты стремятся к повторениям и только с большим трудом могут быть перемещены на другие, неceкcуальнме цели. В инстинктивных стремлениях нет целостности. Даже если в ходе смешения инстинктов деструктивные инстинкты были подчинены, либидо без помех дошло до гeнитaльной стадии и был сделан выбор объекта, может случиться так, что в зрелости невозможно объединить чувственные и нежные стремления. Если невротик вовсе не достиг гeнитaльной стадии или достиг ее не полностью, когда при первой же встрече с реальностью ceкcуальность нарушается, происходит разъединение инстинктов и деструктивные инстинкты вновь получают былую власть. Они вступают в борьбу с ceкcуальными инстинктами; при тяжелых заболеваниях они контролируют всю психическую жизнь. Если эдипов комплекс был преодолен, во время болезни он вновь разгорается, принося с собой все свои последствия инцeстуозные желания, жажду мести, комплекс кастрации и так далее. В каждом неврозе присутствует более или менее серьезное нарушение связей с объектами либидо. При психозах такое нарушение приводит к полному отстранению от мира и к враждебности по отношению к нему.

Глава 5 ПСИХОЛОГИЯ ЭГО

Эго и Ид

Изучение инстинктов позволило нам глубже проникнуть в психическую жизнь. Мы узнали, какие инстинктивные силы там действуют и как нарушение баланса этих сил отражается на болезни. Однако, пока что мы рассмотрели только аспект заболеваний и психической жизни в целом, поскольку помимо инстинктивной жизни существует еще и это, и оно влияет на инстинктивную жизнь, а та, в свою очередь, влияет на эго. Поэтому, для того, чтобы полностью понять психическую жизнь, мы должны изучить еще один компонент личности.

Обычно психические представители инстинктов, которые, как мы знаем, возникают в бессознательном, должны пройти всю психическую систему и претерпеть определенные изменения, чтобы получить доступ к сознанию и воплотиться в действия. Только когда инстинктивная энергия усиливается настолько, что сметает все препятствия у себя на пути, она сразу трaнcформируется в сознательные состояния и действия, как это бывает при ceкcуальном экстазе или при психотических состояниях.

Таким образом эго влияет на то, в какой форме инстинкт достигнет сознания и воп\отится в действие. То есть эго может либо разрешить инстинкту сразу выразиться в действии, либо может запретить это и модифицировать инстинкт. В любом случае, развитие инстинкта будет зависеть от природы стремлений эго. Эго представляет собой как бы линзу, в которой преломляю гся все раздражители из внутреннего мира. Но эго также вбирает в себя раздражители из внешнего мира, которые оно должно переварить и модифицировать Эго находится на границе между внутренним и внешним миром и, с топографической точки зрения, частично совпадает с системой Сознательного Восприятия. Однако не надо думать, что все эго принадлежит к системе сознания, поскольку некоторые психические процессы, протекающие в эго, никак нельзя назвать сознательными.

К ним, например, относится большая часть наших мopaльных ценностей и запретов. Таким образом, мы должны сделать вывод, что часть эго является бессознательной.

Фрейд понял, что бессознательные части эго являются цензором сновидений, но только в поздних работах он стал более конкретно отделять их от сознательных частей. Первоначально сознательные стремления эго рассматривались, как антитеза бессознательным стремлениям, то есть представителям инстинктов. Однако, когда бессознательный компонент был обнаружен внутри эго, уже невозможно было продолжать отождествлять контраст между «сознанием» и «бессознательным» с контрастом между эго и инстинктами. Поскольку инстинкты возникают в бессознательном, а часть эго тоже является бессознательной, необходимо отличать бессознательную инстинктивную жизнь от бессознательной части эго. Более того, поскольку мы говорим о бессознательном в описательном, динамическом и систематическом смысле, понятие бессознательного становится неоднозначным. Поэтому Фрейд решил обозначить бессознательное термином «ид». Контраст между «сознанием» и «бессознательным» был заменен на контраст между эго и ид. Эго состоит из сознательных и бессознательных компонентов, а ид — только из бессознательного, и в нем содержатся импульсы, влечения, инстинкты, желания и страсти человека. У этих импульсов и инстинктов нет определенного объекта или цели, они не организованны, они не сконцентрированы в одно стремление, они действуют независимо друг от друга. В ид нет организации; там царит хаос.

Неопределенное слово «ид» также намекает на тот факт, что нами на самом деле правят инстинкты, мы подчиняемся инстинктам, мы делаем то, что должны делать, и только при особых обстоятельствах мы делаем то, что сознательно хотим сделать. Люди часто говорят, что они думают, чувствуют и действуют именно так, а не иначе, не потому что они решили думать, чувствовать и действовать именно так, а потому что что-то внутри них думает, чувствует и действует.

У эго есть организация; эго может сконцентрировать свои стремления, а также стремления ид на определенную цель, и пустить их по определенному руслу. Более того, в психической системе эго является представителем внешнего мира, но оно также служит и стремлениям ид Ид, представляющее только внутренний мир, эгоистично и не принимает во внимание стремления эго. Если мы придем к заключению, что эго находится на службе у стремлений ид, нам придется несколько видоизменить это утверждение. Хотя ид до определенной степени подчиняет себе эго, но эго не совсем беспомощно, поскольку оно заставляет ид слабеть и менять свои стремления; оно даже способно не позволить этим стремлениям добраться до сознания и воплотиться в действия.

 

Функция восприятия и проверка реальности

Каждый аналитик по своему опыту знает, что в ходе анализа наступает момент, когда поток материала истощается, ассоциации прекращаются, пациент немеет и ведет себя странно. Тогда не только лечение заходит в тупик, но и труднее становится понять психическую жизнь пациента, а иногда это и вовсе невозможно. Это может показаться странным, ведь бессознательные влечения — теперь мы будем называть их влечениями ид — стремятся прогрессировать, достичь сознательной системы эго, стать осознанными и воплотиться в действия. Стремясь «раскрыться» ид использует все средства, чтобы соприкоснуться с внешним миром и получить удовлетворение с помощью объекта. Но эго противостоит ид с помощью так называемых «сопротивлений», которые скрывают и запрещают стремления ид. Но чтобы дать определение сопротивлению, необходимо понять функцию эго и его связь с ид.

Нам хорошо известна функция эго, как фактора сопротивления, она встречается и при неврозах и в сновидениях. Мы отличаем моторное (действующее), воспринимающее эго от запрещающего эго, от цензора. Изучение некоторых психозов, существование инстинктов cмepти и отделение эго or ид приближает нас к пониманию структуры и функции эго.

Если на минутку отбросить все тонкие нюансы эго и постараться понять его общую функцию, трудно будет отделить стремления эго от стремлений ид, поскольку все человеческие действия являются и результатом стремлений ид, и результатом стремлений эго. Действия возникают из взаимодействия обоих стремлений. Согласно гипотезе Фрейда, эго — это часть ид; оно возникло из ид и отделилось от него.

Можно представить себе следующую схему: эго расположено на границе между внутренним миром, ид, и внешним миром, реальностью. Таким образом, задача эго определяется его топографическим положением. С одной стороны, оно должно воспринять и вобрать в себя раздражители из внешнего мира; с другой стороны, оно должно перехватить стремления ид в форме чувств и ощущений и направить их на объекты внешнего мира. Быть воспринятым означает, как мы уже знаем, стать сознательным. Органы восприятия — это органы чувств. глаза, уши, органы осязания и так далее. Воспринимаются не только внешние раздражигели, но и внутренние, ментальные процессы (идеи, желания, мысли, стремления, ощущения и фантазии). Органы чувств перехватывают внешние раздражители и направляют их в центральную нервную систему. Там они оставляют следы в форме воспоминаний и идей, чья природа зависит от конкретного органа чувств, воспринимающего раздражитель (зрение, слух, осязание). Они участвуют во внешних психических переживаниях и вместе с внутренними процессами, такими как мышление, воображение, чувства, эмоции и ощущения внутренних органов, они формируют то, что мы называем психической схемой или образом тела. Ядро, вокруг которого группируются все понятия о собственном эго — это телесное эго и его основной функцией является восприятие.

Ид не воспринимает раздражители из внешнего мира напрямую. Однако оно регистрирует такие внутренние раздражители, как ощущения внутренних органов, кинестетические чувства и колебания напряжений в инстинктивных потребностях. Эти колебания становятся сознательными, благодаря эго, которое работает как шкала удовольствия-неудовольствия. Кроме того, удовольствие и неудовольствие можно ощутить и без сознательного восприятия.

Конечно же, восприятие — это не единственная задача эго. Хотя побуждение к волевому действию исходит от ид, действие совершает и направляет эго. Очевидно, что эго контролирует доступ к активности. У ид нет доступа к волевой активно • сти; потребности и стремления ид могут быть удовлетворены только с помощью моторного аппарата эго. С помощью движений человек может определить, существует ли объект на самом деле или это только плод его воображения. Если, например, он сомневается в том, правда ли существует объект или это только галлюцинация, он может просто протянуть руку и убедиться в его реальности или нереальности с помощью своего сенсорного восприятия. Исследование того, относится ли воспринимаемый объект (образ, голос и тому подобное) к внутренним или к внешним раздражителям, называется проверкой реальности. На более высоких стадиях развития проверка реальности производится не только с помощью моторной активности, но и с помощью размышлений и решений. Таким образом, задачей эго является не только восприятие, но и определение того, относится ли воспринимаемый объект к внутреннему или внешнему миру. Проверка реальности развивается очень медленно; наша ориентация во внешнем мире и наше душевное здоровье зависит от ее правильного функционирования. При галлюцинациях, например, она полностью нарушается. Проверка реальности также создает основу для развития приспособления к реальности.

Ид не может выполнять проверку реальности, поскольку не контактирует с внешним миром. Ид знает только внутреннюю, психическую реальность. Здесь функционируют два основных инстинкта, инстинкт жизни и инстинкт cмepти. Хотя они находятся в смешанном состоянии, каждый из них связан с органом или с системой органов: эpoтические инстинкты связаны с ceкcуальными органами; агрессивные инстинкты — с двигательной системой. Их единственной целью является удовлетворение и разрядка с помощью адекватных изменений соответствующих органов. Иногда эти инстинкты могут блокировать или даже разрушить организацию эго. а иногда они могут изменить ее функционирование (например, при галлюцинациях).

Вернемся к эго. Мы уже узнали, что эго облагает воспринимающими, защитными и запрещающими структурами, которые подчиняют себе психические (внутренние) и реальные (внешние) энергии и распределяют их. Эти структуры тесно связаны с барьером, защищающим от раздражителей, о котором мы уже говорили. Более того, у эго есть различные средства связи с внешним миром, например, язык. Благодаря этому, эго способно в любой ситуации приспосабливаться и к раздражителям из внешнего мира и к раздражителям из внутреннего мира.

Таким образом, вот важнейшие задачи эго: восприятие, действие, приспособление к реальности, самосохранение и замена первичного процесса ид вторичным процессом эго.

В ид правит принцип удовольствия-неудовольствия, стремление освободиться от напряжения с помощью удовлетворения, а в эго правит принцип реальности, потребность в безопасности и самосохранении. Когда безопасности что-то угрожает, эго подключает два фактора: принцип реальности и тревогу. Для принципа реальности необходимо определенное развитие умственной деятельности: эго должно сравнить нынешнее положение дел с воспоминаниями о прошлом опыте, оценить, какие последствия могут быть у намеченных действий и выбрать такие действия, которые приведут к успеху и, в то же время, не вызовут неприятных чувств. Тревога указывает на некую опасность, исходящую либо снаружи, либо изнутри. И внутренняя опасность, в сущности представляющая собой мощное скопление инстинктивной энергии, и мощный внешний раздражитель могут повредить эго. Они могут уничтожить организацию эго и превратить часть эго в ид.

У ид нет ни методов самосохранения, ни тревоги. Конечно, ид может создавать физические признаки тревоги, например учащенное сердцебиение, изменения кровяного давления, учащенное дыхание, чрезмерную двигательную активность или скованность, но ид не может создать сознательное чувство тревоги. Возможно, это происходит из-за того, что у ид нет организации, и оно не может произвести скоординированное действие. В ид господствует первичный процесс. У эго есть организация; оно не хаотично, им управляет вторичный процесс.

Действие, адаптированное к реальности, направленно на то, чтобы изменить внешний мир. привести его в соответствие со стремлениями ид, эго и суперэго Поэтому эго должно не только воспринимать, но и влиять на внешний мир и информировать его о своих желаниях и стремлениях. Эти задачи выполняют импульсы и контримпульсы, которые зарождаются в ид, но должны пройти через эго. В эго они формируют различные напряжения в мускулатуре (ведь эго, прежде всего, ^— телесное эго) и формируют побуждение. А оно, в свою очередь, вызывает действие или предотвращает его. Похоже, что развитие языка также основано на таком импульсе, который потом трaнcформируется в волевое действие. Разговор и молчание, определенная поза тела. жест, даже напряжение или расслабленное состояние имеют смысл или цель. Понять смысл действий здорового человека легко. Если же человек болен, понять, какова цель казалось бы «бессмысленных* действий труднее, но цель есть и у них. Любому психиатру, хотя бы чуть-чуть знакомому с психоанализом, давно известно, что у кататонического ступора есть своя цель.

Не психотичный пациент во время психоаналитической сессии принимал странную позу. Во время сессии он неподвижно лежал на кушетке, крепко сжав бедра. Смысл этой позы выяснился в ходе анализа. Его мать умерла, когда ему было девять лет. В соответствии с еврейским обрядом, он читал молитву над ее могилой и внезапно почувствовал потребность испражниться. Чтобы не осквернить могилу матери, он сжал бедра и. стоя неподвижно, дочитал молитву до конца. Как показал анализ, он сдерживал импульс осквернить мою кушетку, и поэтому вытягивался и сжимал бедра. Стоя возле могилы матери, пациент знал, почему он сжимает бедра; но он не знал, почему он сжимает их во время анализа. Нужно было довести это до его сознания, потому что мышечное напряжение потеряло свой сознательный смысл.

Таким образом, это может совершать действия, которые будут восприниматься сознанием, но их мотив и их смысл будут бессознательными.

У молодой женщины прекратились мeнcтpуации и ее живот стал увеличиваться; она была счастлива, что у нее будет ребенок. У нее было столько признаков беременности, что она бессознательно ввела в заблуждение опытных специалистов, и даже назвали дату родов. Она уже некоторое время была замужем. Ее муж хотел ребенка и грозился развестись с ней, если она не забеременеет. Вместо того, чтобы обратиться к врачу и, по мере возможности, лечиться от бесплодия, или как-то по-другому принять свою судьбу, она полностью отвергла реальность и притворялась перед собой и перед другими, что беременна; вернее сказать, сама пациентка вовсе не притворялась, но ее эго произвело в теле такие изменения, что ее желание родить ребенка, казалось, было выполнено.

Следовательно, эго способно произвести в теле такие изменение, которые вызывают видимость исполнения желаний. Обычно, если человек хочет удовлетворить стремления ид, он пытается изменить внешний мир. Такие изменения называются аллопластическими. Но если изменения происходят в эго, они называются автопластическими (Ференци). Наша пациентка не попыталась лечиться от бесплодия: вместо этого, она изменилась изнутри.

Все невротики, в той или иной степени, теряют способность получать удовлетворение, изменяя реальность - настолько, насколько реальность может быть подчинена их воле. Они меняют себя и таким способом добиваются некоторого удовлетворения. Они регрессируют от аллопластических реакций к автопластическим.

Это можно проиллюстрировать следующим сравнением: когда здоровый человек хочет построить самолет, он сначала делает расчеты, чертежи, и проводит эксперименты до тех пор, пока не построит удачный самолет. У меня был пациент-психотик, который хотел построить самолет. Он ложился на спину, закрывал глаза, махал руками и, в полной уверенности, что построил самолет, переживал чудесное чувство полета. Здоровый человек пытается изучить законы природы, чтобы влиять на них и подчинять своим целям, а больной просто меняет себя в соответствии со своим желанием. Здоровый старается приспособиться к реальности; больной пытается изменить реальность с помощью магии⁷. При заболевании нарушается приспособление к реальности, и желание изменить внешний мир оборачивается изменениями в эго. Тогда способность к проверке реальности нарушается, ведь если эго — это воспринимающее эго, его задачей является проверка реальности, то есть оно должно определить, относится ли раздражитель к внешнему миру и соответствует ли восприятию, или же он относится к внутреннему миру и может приравниваться к ощущениям и чувствам. Если пациент машет руками и верит, что построил самолет, он точно потерял способность проверять реальность.

 

Магия и всемогущество

Не только душевнобольные используют магию. Вообще-то, все мы до сих пор употрeбляем магию. Граница между магическим действием и действием, приспособленным к реальности, не всегда заметна. Язык, например, все еще очень часто несет в себе магию. Очень часто мы не можем сопротивляться красноречию хорошего оратора, хотя наша логика опровергает его аргументы. Мы просто «околдованы» его словами. Любая религиозная молитва и любой популярный оратор оказывают «магическое» воздействие. «Словом, -Логосол, был мир сотво-

^! Фантазия о полете — одна из древнейших фантазий человечества (Икар). Сначала появилась фантазия о полете, а затем появилась летающая машина Похоже, что фантазия создает реальность, и часто это оказывается правдой Фантазия не подавляется, но ее лишают компонентов ид и прилагают к реальной жизни в соответствии с научными и техническими возможностями. Конечно же, многие фантазии тоже содержат в себе крупицы реальности, и их можно обнаружить в ходе анализа. Другие же фантазии подавляются, как мы уже знаем Они появляются, когда в них возникает потребность, когда реальность не может удовлетворить потребности ид.

рен.» В сновидениях детей и первобытных людей, слово — это нечто материальное, с ним обращаются, как с предметом, и оно наделено магическими свойствами. Шизофреники используют магию языка в негативном и в позитивном смысле. Молчание шизофреника часто означает, что он не хочет уничтожить мир своими словами. Иногда он хочет ранить мир словом, а иногда — спасти. Это напоминает проклятия и благословения нормального человека. Для душевнобольных и для детей «магическая» сила слов значит гораздо больше, чем для нормального взрослого человека.

Речь — это способ выражения. Ее цель — общение; ее объект — другой человек. Язык — это функция эго, служащая ид. Его задача — влиять на других. Шизофреник сказал, что он может говорить со мной, только когда любит меня; когда он не разговаривает, значит он меня не любит и лучше мне оставить его в покое. В другой раз он полагал, что своими словами он оплодотворяет мир. Похоже, что энергия, происходящая из либидо это, используется также для формирования языка.

Шпербер сделал вывод, что язык происходит из ceкcуальных инстинктов. Если так оно и есть, тогда мы можем без труда понять, почему некоторые люди, независимо от содержания своей речи, начинают говорить при малейшей возможности. Похоже, что они цепляются за других людей с помощью слов, словно хотят удержать их разговорами. Это обычно люди с плохо развитым объективным либидо, которые с помощью магии слов пытаются прельстить другого человека ч привязать его к себе. Это явление довольно часто встречается у шизофреников в начале болезни. Для них разговоры часто являются замещением любви. Другие же люди говорят очень осторожно, с долгими внезапными паузами, опуская многие связующие звенья, нарушая структуру предложений и формируя неологизмы. С помощью перестановки и изменения слов они явно хотят скрыть свои тайные импульсы. Таким образом, посредством речи можно пpaктиковать, как позитивную так и негативную магию.

Речь — это замещение действия. Для того, чтобы говорить, как и для любых других действий, необходимы исполнительные органы. Хотя слово формируется главным образом в церебральном кортексе, однако исполнительным инструментом является периферийная мускулатура, особенно мускулатура горла и рта. Как правило, речь приводится в действие, как и функции всех остальных органов, с помощью ceкcуальных стремлений, цель которых запретна, с помощью деceкcуализированного либидо. Это выражение сублимаций, которые возникают очень рано. Но если либидо захлестывает эго, формирующее либидо, другими словами, если церебральный кортекс или речевой аппарат (горло, рот) или и то, и другое одновременно, эpoтизируется, в результате возникает нарушение функции речи.

Нарушение выражается в том, что речевая функция эго регрессирует до магической фазы. Это особенно ярко заметно на примере шизофреников и компульсивных невротиков, язык которых крайне ceкcуализирован.

Однако не только язык, но и идеи, и мыслительный процесс, и действия, короче говоря, любая психическая активность, может приобрести магический оттенок (магический эффект кинофильмов).

Максим Горький в своей автобиографии рассказывает, как он учил крестьянина читать. Когда крестьянин научился читать и стал понимать то, что читает, он задумался, как же может существовать то, чего нет; ведь при чтении нечего видеть или слышать, однако читающий видит людей, леса, поля, слышит разговоры и пение птиц, как будто все это происходит на самом деле. В конце концов, он с восторгом воскликнул, что это просто магия. Подобным образом истерик верит в свои фантазии, как в реальность, компульсивный невротик думает, что с помощью своих ритуалов он предотвратит несчастье, параноик полагает, что позитивно или негативно влияет на мир некими запyтaнными действиями и так далее.

Как правило, магия сопровождается ощущением всемогущества. Даже здоровые люди суеверны; компульсивные невротики верят в свое всемогущество в магию, а у шизофреников эта вера принимает невероятные размеры.

В качестве примера я хотел бы рассказать о пациентке, которая постоянно расчесывала кожу на гpyди, а содранный верхний слой кожи скатывалась маленькие шарики, которые были похожи на грязь. Когда я спросил ее, зачем она это делает. она ответила, что она создает из земли людей, как Бог, нет, что она сама и есть Бог. Пациентка сместила свое положение в мире; механизм проверки реальности был утерян. Она идентифицировала себя с землей и с Богом. Граница между ее эго и внешним миром почти исчезла: она чувствовала себя всемогущей и верила, что может автопластично и магически создать мир из собственного тела. Эта пациентка страдала манией величия; ее ощущение собственного всемогущества приняло форму мегаломании.

Мания величия связана с завышенной самооценкой, о чем мы уже упоминали Собственная личность переоценивается так, как обычно переоценивается только любимый объект. Мания величия объясняется тем, что либидо отходит от объектов и обращается на эго. Таким образом, ощущение всемогущества предшествует мании величия. Ощущение всемогущества увеличивает самоуверенность, подобно страстной любви, и человек начинает верить, что способен покорить мир. Разница между влюбленностью и ощущением всемогущества (и манией величия) состоит в том, что ощущение всемогущества возникает при отсутствии реальных объектов, когда само эго становится объектом либидо. Таким образом, необходимым условием для возникновения ощущения всемогущества является эpoтизация либидо.

Ощущение всемогущества охватывает все эго, а магия связана лишь с определенными функциями и органами. Например, гeнитaлии считаются магическим инструментом (фаллические культы, заклинания, волшебная палочка). Любая другая эрогенная зона тоже может быть наделена магическими свойствами. Например, магия экскрементов и по сей день играет важную роль не только в обрядах дикарей и в народной медицине, но и в снах и фантазиях взрослых, а также в играх детей.

«Магическая сила дыхания» играла главную роль в симптоматологии одного из моих пациентов. Он считал, что его дыхание плохо пахнет, и он отравляет воздух. В ходе анализа выяснилось, что в детстве у них с сестрой была такая игра: они дышали друг на друга под одеялом. В то время он думал, что так делаются дети.

Сидя по всему, нарциссическое либидо дает эго ощущение всемогущества и наделяет магией эрогенные зоны.

Магия присутствует и в поверье о том, что можно причинить вред проклятьем или сглазом. Более того, некоторые компульсивные невротики и шизофреники верят и в то же время боятся, что мacтyрбируя и выделяя семя, выдыхая воздух испражняясь и так далее, они создают злых духов, и что даже одна-единственным их мысль может нанести вред миру. Тот факт, что магия служит не только позитивным и продуктивным силам, но и негативным и разрушичельным, может заставить нас усомниться, так ли уж всемогущество и магия зависят от либидо. Однако мы должны помнить, что негативная, разрушительная магия появляется когда либидо уже регрессировало и произошло разделение инстинктов, что хорошо видно на примере компульсивного невроза. Если деструктивные инстинкты, неизвестным пока для нас способом, соединяются с либидо, тогда эти инстинкты также демонстрируют магическую силу — однако, не в позитивном смысле, а в негативном. Таким образом, позитивная магия находится на службе у ceкcуальных инстинктов, у Эроса; негативная магия находится на службе у ceкcуализированных деструктивных инстинктов или инстинктов cмepти, то есть на службе у садизма; но оба вида магии служат ид.

Оба вида магии, а также ощущение всемогущества и мысли о всемогуществ( появились в истории человечества, как плоды анимистического восприятия мира которое было у первобытных людей. Такое восприятие мира можно встретить v детей и многих душевнобольных. На анимистической стадии развития «внутреннее» все еще принимается за «внешнее» (внешний мир является отражением внутреннего мира). «Граница эго» не отчетлива, она размыта. Эго все еще не способно безошибочно отличить внутренние процессы от внешних и, в сущности, не способно сопротивляться натиску стремлений ид и не может их модифицировать. Отделение эго от ид еще не завершено; эго — это все еще лишь частично организованная и обособленная часть ид. Следовательно, всемогущество и магия принадлежат к той стадии развития личности, на которой эго лишь слегка отделилось от ид, и в которой ид, так сказать, все еще «близко к эго»; это еще одна причина того, что часто почти невозможно отделить стремления ид от стремлений эго.

Хотя магический импульс зарождается в ид, магия проявляется в эго. Каждый невротик обращается к той или иной форме магии; магия играет важную роль при любом неврозе. Похоже, что магия также отвечает на вопрос о том, какова «цель» или каков бессознательный смысл невротического симптома, который, как мы знаем, нельзя полностью объяснить с помощью одних только причинных связей.

Ференци выделяет четыре стадии всемогущества и магии. Он считает, что первая фаза — это всемогущества без условий, которое предположительно соответствует состояние зародыша в матке. Это чисто гипотетическая фаза, у нас нет никаких доказательств ее существования, и поэтому мы ее рассматривать не будем. Предположение Тауска о том, что шизофреник в кататоническом ступоре возвращается в материнскую утробу, можно рассматривать, как подтверждение этой гипотезы.

Вторая фаза, магические галлюцинации, более достоверна; ее признает и Фрейд. Предполагается, что на этой фазе любой импульс, любое желание воспринимаются как магия Например, если младенец голоден, и в реальности его желание не удовлетворяется, он может достичь удовлетворения, представив, что сосет молоко. Хотя мы не можем сказать с определенностью, таковы ли на самом деле ощущения младенца, но у взрослых мы встречаемся с аналогичными процессами; стоит только вспомнить о сновидениях, в которых волшебным образом исполняются желания. Фантазии, сны наяву также являются магическим исполнением желаний, представляющих собой коррекцию реальности. С помощью точно такой же «магии» желания психически осуществляются в галлюцинациях истериков и шизофреников через визуальное возбуждение.

Третья фаза, согласно Ференци, это всемогущество, достигаемое с помощью магических жестов. Ее возникновение связано с зарождением речи. Вначале речь состояла из нечлeнораздельных звуков, которые затем были наделены магическим значением, и даже сегодня следы этого можно встретить у детей и у шизофреников. Звуки вначале были связаны с идеями, которые также имели магическое значение. В ходе развития слова стали ассоциироваться с этими инстинктивными звуками и идеями, которые, благодаря этому союзу, также приняли магический хаpaктер. Похоже, что вначале слова были смешанны со зрительными и слуховыми идеями, в ходе сложного процесса отделились от них, а затем выстроились в определенную структуру, не зависящую от конкретных зрительных или слуховых идеи. Связь между вербальными идеями и всеми остальными идеями, которые обрели независимость, связь, подчиняющуюся определенным законам, мы называем мышлением. Магия и всемогущество, которые в предыдущей фазе относились к словам и идеям, переходят на следующую фазу и вливаются в мышление. Как правило, компульсивный невроз спускается именно до этой стадии развития эго. Всемогущество и магия мыслей играют важную роль в этой форме невроза.

При психических расстройствах задержка развития эго может произойти на любой стадии; стадия, на которой произошла задержка, накладывает свой отпечаток на отношение пациента к реальности. Таким образом, эго может вернуться на стадию всемогущества и магии. В симптоматологии некоторых шизофреников (например при кататоническом ступоре) явно доминируют безусловное всемогущество и магия; при паранойе преобладают магическая переоценка эго в целом и «демонический» внешний мир; при истерии — всемогущество идей и жестов; при компульсивном неврозе - всемогущество и магия мыслей.

 

Идеальное эго

Еще неорганизованное эго, которое ощущает себя единым целым с ид, соответствует идеальному состоянию, и потому называется идеальным эго. Для маленького ребенка, пока его потребности не оказываются неудовлетворенными в первый раз, эго, вероятно, является идеальным. При некоторых кататонических и маниакальных приступах, при психозах, которые ведут к ментальной дезориентации, а также (конечно, в меньшей степени) при неврозах, человек добивается такого идеального состояния, при котором он доставляет себе все удовольствия и отвергает все неприятное. В процессе развития каждый человек оставляет этот нарциссический идеал, но, на самом деле, постоянно стремится вернуться к нему, особенно это заметно при некоторых заболеваниях. Если при болезни этот идеал вновь обретается, пациент, несмотря на свои страдания и чувство неполноценности, чувствует себя более или менее всемогущим и наделенным магическими силами, которые он ставит на службу своим болезненным стремлениям. Мы не должны забывать, что каждый симптом содержит в себе негативное или позитивное исполнение желания, которое помогает пациенту реализовать свое всемогущество.

Фантазируя о «возвращении в утробу», человек стремиться достичь «идеального» состояния эго.

 

Попытки приспособиться к реальности

Трудно дать точное научное определение «реальности». Философы издавна бились над этой проблемой, а сейчас физики пытаются определить, что такое реальность. Однако, из пpaктических соображений, мы будем называть реальностью то, что все мы ощущаем, как реальность, хотя сущность этого понятия почти невозможно ухватить. Существует «внутренняя» реальность и «внешняя» реальность. Желания, чувства, эмоции, мысли — это часть внутренней реальности, а все, что происходит во внешнем мире и воздействует на наши органы чувств, принадлежит к внешней реальности. Обе реальности зависят от изменений, которые происходят внутри или вовне.

Пока между эго и ид царит абсолютное согласие и свободно используется магия, очевидно, что человек не приспособлен к реальности. На стадии всемогущества и магии эго еще очень слабо отделено от ид; внутренние раздражители обладают невероятной силой и им невозможно сопротивляться. Некоторые шизофреники воспринимают натиск инстинктов как силу, которой невозможно сопротивляться, и безоговорочно подчиняются ей, а компульсивные невротики, тоже чувствующие принуждение, не подчиняются ему. Многие душевнобольные и первобытные люди верят, что нужно использовать магию для обуздания своих инстинктов и раздражителей из внешнего мира. Здоровый человек обходится без магии, он отвечает на требования внутреннего и внешнего мира действиями, приспособленными к реальности. Когда состояние шизофреника улучшается, можно заметить, как параллельно с усилением связей с объектами и укреплением эго, его собственное всемогущество и магия перемещаются на объекты. Однако при аналитическом лечении ощущение всемогущества перемещается на аналитика. Больные и дети лишь временно отказываются от всемогущества. Дети надеются, что вновь обретут всемогущество, когда вырастут. Невротики думают, что возвратят его с помощью лечения; они полагают, что благодаря лечению обретут все, что только можно себе представить — станут велики артистами, учеными, короче говоря, станут людьми, в чьем распоряжении находятся неисчислимые средства для того, чтобы покорить мир и исполнить все желания. Вера в собственное всемогущество так сильна оттого, что человек не желает полностью расставаться со своим нарциссическим идеальным эго. Например шизофреники, у которых многие психические процессы протекают сознательно (в то время как у других они остаются в бессознательном), сознательно стремятся всеми возможными способами вернуть свое идеальное эго, которое, по их мнению, было утеряно во время болезни.

Каким же образом люди все-таки отказываются от нарциссического идеального эго и от свойственного ему всемогущества?

Идеальное эго живет по принципу удовольствия. Это эго удовольствия. Все. что приносит удовольствие, притягивается к эго и входит в него; все неприятное отвергается и проецируется на враждебный внешний мир. Однако невозможно поддерживать такую реакцию на приятное-неприятное. Прежде всего, невозможно уничтожить все неприятное лишь с помощью галлюцинаций (например, неприятное чувство голода), невозможно достичь удовлетворения лишь с помощью магии. Вместо этого эго бывает вынуждено совершать действия, которые действительно удовлетворяют потребность и устраняют неприятное чувство. Во вторых, невозможно вечно защищаться от внешнего мира с помощью отрицания, галлюцинаций и проекций. Несмотря на то, что внешний мир содержит в себе много неприятного, его невозможно полностью отвергнуть или навсегда от него убежать. Таким образом необходим механизм, воспринимающий неприятные раздражители. Накапливая опыт (следы в памяти), человек учится узнавать, какой раздражитель вызывает удовольствие, а какой — боль. Это знание, основанное на проверке реальности, позволяет совершать целенаправленные действия. Чтобы действовать в соответствии с требованиями жизни, человеку необходимо перейти от безудержного принципа удовольствия к принципу реальности.

Между восприятием и действием, приспособленным к реальности, возникает мышление, которое направляет действие и может даже занять его место. Постепенно накапливается жизненный опыт, в системе подсознания скапливаются следы-воспоминания, которые иногда могут достигать остроты настоящего восприятия, и, благодаря этому, в эго формируется образ внешнего мира, который не очень сильно отличается от самого мира. Все эти процессы, чья природа еще не вполне ясна, функционирующие в следах-воспоминаниях, протекают внутри, и хотя создается впечатление, что они направлены на объекты внешнего мира, на самом деле они от них не зависят.

Изменения, происходящие в сыром материале мышления («мыслительный процесс») — возможно, бессознательные математические вычисления, согласно Ференци — могут до определенной степени соответствовать желаемым реальным изменениям во внешнем мире. На анимистической стадии развития внешний мир является образом внутреннего мира, а на стадии последовательного мышления - наоборот. Как только, благодаря восприятию, результат мышления приходит в соответствие с внешней реальностью, может начаться целенаправленное действие. Таким образом, постепенно развивается «орган мышления», который доносит до системы восприятия результат мышления, бессознательно полученный в системе подсознания, точно так же. как мускулатура доносит до эго объекты из внешнего мира. Если человек хочет увидеть, почувствовать, понюхать объект из внешнего мира, он должен задействовать мускулатуру, чтобы дотянуться до объекта или привести его в контакт со своими органами чувств. Точно также результат мышления должен быть донесен до сферы «органа чувств», до сознания.

Особой формой мышления является суждение, интеллектуальная функция, готовящая действие, адаптированное к реальности. Согласно Фрейду, отрицательное суждение — это переходная фаза от игнорирования к признанию. Признание возможно только тогда, когда раздражители из внешнего мира разыскиваются и направляются в воспринимающую систему для сознательного восприятия, то есть тогда, когда эго соглашается с внешним миром. Следовательно, акт признания находится под влиянием импульсов, стремящихся к контакту и объединению с объектами внешнего мира. Его питает энергия сохраняющих жизнь ceкcуальных инстинктов, энергия Эроса. Игнорирование же, напротив, возникает из состояния, в котором раздражители из внешнего мира воспринимаются, как нечто неприятное, поскольку они препятствуют наступлению покоя. Эго не обращает на них внимания и закрывает от них систему восприятия. Отрицание заходит еще дальше. Оно соответствует общей тенденции эго ликвидировать, отторгать, уничтожать неприятные раздражители, точно также , как признание и согласие следует тенденции вобрать в себя, объединить с эго все приятное. Таким образом, истоки этой функции — это инстинкты, а результат может быть как положительным, так и отрицательным Согласие и признание возникают из инстинктов жизни, а игнорирование и отрицание — из деструктивных инстинктов.

Негативизм шизофреника является крайним проявлением деструктивности. Нам известно, что шизофреник стремится освободиться от всего опыта, приобретенного в течение жизни, и поэтому его либидо отходит от находящихся в его сознании образов объектов. По мере того, как прогрессирует болезнь, шизофреник начинает избавляться и от упорядоченного подсознательного мышления, от следов-воспоминаний, оставленных раздражителями из внешнего мира, и находящихся в эго в виде сырого материала. Одновременно г этим происходит регрессия либидо и разделение инстинктов. Из этого можно сделать вывод, что при шизофрении функция отрицательного суждения регрессирует до негативизма, и инстинкты cмepти или деструктивные инстинкты получают прямой доступ к двигательным и воспринимающим системам эго.

Похоже, что такое отрицательное и деструктивное отношение к «чужому и неизвестному миру» является первичным. И в самом деле, дети и первобытные люди часто убегают от новых раздражителей или уничтожают источник этих раздражителей. Как же человек преодолевает такое отрицательное отношение к внешнему миру? Мы сможем без труда ответить на этот вопрос, если посмотрим, как человек отворачивается от внешнего мира при патологических состояниях.

У пациента в кататоническом ступоре открыты глаза, но у него пустой взгляд, и когда к нему обращаются, он не реагирует, так что создается впечатление, что он активно не замечает внешний мир. Похоже, что такие пациенты временами не осознают, что их окружает, потому что они «смотрят сквозь» находящийся перед ними объект, словно его и нет вовсе, они смотрят на некую галлюцинацию, которую они «видят позади него». Они часто не реагируют, когда к ним обращаются другие люди, однако они слышат голоса-галлюцинации и реагируют на них. То есть эти пациенты воспринимают внутренние раздражители таким образом, словно получают их через органы чувств. Вместо того, чтобы воспринимать внешние раздражители, они реагируют на них негативной галлюцинацией. Система сознательного восприятия почти полностью закрыта от внешнего мира. Самая примитивная функция эго, способность сознательно воспринимать раздражители из реального, внешнего мира, короче говоря, способность к восприятию, нарушена. Прежде всего это проявляется в «безразличном отношении» к миру, которое указывает на то, что стремления либидо не направлены наружу; другими словами, органы чувств не получают энергию для того, чтобы воспринимать внешний мир.

Если мы стимулируем такого пациента, он либо начинает защищаться, либо становится агрессивным. Пациент отвергает внешний мир, который он считает враждебным, и уничтожает его, чтобы защититься. Единственные проявления жизни, которые мы можем заметить у таких пациентов, это выполнение вегетативных функций. Они признают то, что дает им удовольствие, например, удовлетворение самых примитивных ceкcуальных инстинктов и функций эго; а все, что не приносит немедленного удовольствия и происходит из внешнего мира отвергается с такой силой, что дело доходит даже до негативных галлюцинаций, а если и это не помогает, тогда в ход идет ненависть и ярость. Эго признает только внутренний мир; все остальное отвергается или уничтожается.

Если такие пациенты обращают внимание на внешний мир, они не вполне понимают, что они воспринимают. Они часто путаются не только в том, как два объекта связаны между собой, но и в том, как они сами связаны с объектом. Иногда они сомневаются, являются ли они собой или кем-то другим. Такое пyтaнное представление о внешнем мире и о его связях с субъектом часто сопровождается еще одним явлением, которое называется транзивитизмом.

Транзитивизм возникает оттого, что «границы эго» размыты. В нормальном состоянии мы можем отличить внутренние переживания от происходящего во внешнем мире. При транзивитизме эта способность теряется. В этом случае все психические процессы движутся в обоих направлениях: от внутреннего мира к внешнему и от внешнего к внутреннему. Пациент принимает внутренние переживания за события внешнего мира, а внешние изменения кажутся ему изменениями внутреннего мира. Это величайший триумф анимизма, всемогущества и магии. В отличии от кататонического ступора, для которого хаpaктерно негативное отношение к внешнему миру — мир отвергается, уничтожается, заменяется негативной галлюцинацией — при транзивизме царит амбивалентный конфликт, с которым тесно связана борьба за существование объективного мира. Вот жалоба одного пациента: «Я хочу любить тебя, но, в то же время, я должен ненавидеть тебя, кусать тебя и бить. Я не знаю, что заставляет меня делать то, чего я совсем не хочу.» В этом случае особенно ясно виден конфликт между инстинктами жизни (Эросом) и деструктивными инстинктами (инстинктами cмepти). Но если в состоянии ступора объективный мир полностью отвергается, то при транзивитизме делаются попытки признать его; однако деструктивные инстинкты раз за разом губят эти попытки на корню.

Но как же освобождаются от этого конфликта шизофреники, стремящиеся к выздоровлению? Каким образом они не только находят недвусмысленное подтверждение существования внешнего мира, но и приспосабливаются к нему?

Шизофрения начинается с ощущения, что наступил «конец света». Это ощущение катастрофы, при котором мир кажется пациенту тусклым, мутным, даже мертвым, пустым; реальность оказывается для него потерянной. «Конец света» можно объяснить тем, что либидо отходит от объектов внешнего мира и происходит разделение инстинктов. Ведь результатом отхода либидо является регрессия, в ходе которой деструктивные инстинкты вырываются на свободу. Вместо либидозного отношения к внешнему миру возникает садистское отношение, и окружение больного оказывается в реальной опасности. Похоже, что пациенты вполне понимают это, ведь для них «мир умирает». Ощущение катастрофы вызывает желание вернуть потерянный мир, вновь направить либидо на объекты. Поэтому следующая стадия болезни хаpaктеризуется так называемым восстановлением, воссозданием реальности. Хотя известны не все фазы этого воссоздания реальности, их до определенной степени можно реконструировать, изучая течение болезни.

Либидо отходит от внешнего мира и направляется к эго; эго захлестывают потоки либидо, которые прежде были связаны с объектами. В результате возникают всемогущество и магия (анимизм), мания величия, потеря границ эго и проверки реальности. Когда либидо отходит, начинается разделение инстинктов, и деструктивные инстинкты вырываются на свободу. Теперь не только либидо не направляется к объектам, но и сами объекты агрессивно отвергаются. Однако агрессия направлена не только на объекты, но и на эго, что демонстрирует отказ от пищи и приступы ярости, при которых пациенты наносят себе увечья. Однако несомненно, что все еще сохраняются либидозные связи с объектами. Это очевидно при психическом контакте, который иногда удается установить с такими пациентами. Но жестокий амбивалентный конфликт вскоре с помощью деструктивных инстинктов уничтожает эти связи. Если болезнь не останавливается на этой фазе, то за ней идет следующая фаза, которая также может зафиксироваться; на этой стадии деструктивные импульсы, скопившиеся в эго, перемещаются на внешний мир; они проецируются. Развиваются параноидальные, ипохондрические галлюцинации и мания преследования. Содержание этой мании таково: и одушевленные и неодушевленные объекты преследуют пациента и мучают его всеми мыслимыми и немыслимыми способами с ceкcуальной целью, и пациент самыми фантастическими методами пытается от этого защититься. Одушевленные объекты, как правило, гомоceкcуальны; неодушевленные объекты, скорее всего, символизируют гeнитaлии пациента. Как мы уже узнали, пациент отождествляет себя с гомоceкcуальным объектом и, в то же время, проецирует себя на него. Таким образом, гомоceкcуальный преследователь — это объект, выбранный на нарциссической основе, а гeнитaлии проецируются на объекты внешнего мира тоже в качестве нарциссического объекта.

На «транзитивной» фазе внешний мир и эго смешиваются друг с другом. Болезнь начинается, когда либидо отходит от объектов, а дальнейшее развитие показывает, что объекты тоже попадают в эго; они интроецируются в эго в процессе идентификации. Итак, при кататоническом ступоре полностью отсутствуют либидозные связи с объектами; на транзитивной фазе появляются попытки установить эти связи, которые однако пресекаются деструктивными тенденциями; а в параноидальном, нарциссическом состоянии либидозное отношение к внешнему миру формируется на мaзoхистской основе. (Преследователи мучают пациентов.) Хотя мир все еще кажется пациенту полным опасностей, которые он, вероятно, видит лучше, чем здоровый человек, однако он уже сделал важный шаг к признанию мира, ведь он соглашается с тем, что мир. правда нарциссически окрашенный и крайне враждебный, существует.

Я наблюдал, как при шизофрении, все те люди, которые «вливались» в эго пациента — другие пациенты, медсестры, врач — когда начиналось выздоровление, проецировались в форме враждебной, но эpoтически заряженной силы. Вскоре пациент полюбил один из объектов, врача. Пациент подчинился его руководству и лидерству; он даже пошел дальше и наделил врача собственным всемогуществом и магией. Пациент стал дружелюбнее относиться к своему окружению. «Примирение» с врачом (с отцом) выразилось в форме признания его высшим существом и в форме мaзoхистского подчинения его влиянию.

Хотя «процесс исцеления», процесс восстановления разрушенного объективного мира, может остановиться на этой стадии, это все равно прогресс, ведь потерянная реальность была во многом реконструирована. Более того, очевидно, что. благодаря проекции, исчезнувшая дистанция между эго и объектами возникла вновь, поскольку объекты снова находятся во внешнем мире и воспринимаются как явления внешнего мира. Таким образом снова начали работать самые примитивные функции эго: восприятие, отделение внутреннего мира от внешнего, признание реальности, существующей вне эго.

Восприятие объекта уже не вызывает стpaxa перед надвигающейся угрозой, а превращается в мaзoхистское удовольствие. Поскольку собственное всемогущество пациента переносится на объект и появляется тенденция оценивать объекта, мы можем рассматривать этот процесс, как начало попыток приспособиться к реальности. В процессе постепенного приспособления к реальности, агрессия превращается в пассивно-терпимое отношение к миру; неприятное воспринимается и принимается, согласно Ференци. Поскольку садизм обращается на личность самого пациента и смешивается с мaзoхизмом эго, страдание превращается в удовольствие. Если же, в ходе дальнейшего развития, мaзoхизм обуздывается, тогда преодоление страдания приносит нарциссическое удовольствие. Процесс превращения садизма ид в мaзoхизм эго обычно начинается, когда либидо пациента вновь направляется на объекты; этот процесс обычно заканчивается хотя бы частичным воссозданием реальности. Мы можем сделать вывод, что происходит новое смешение разделенных инстинктов и повторное подчинение деструктивных инстинктов. Согласно Ференци, это любовь в самом широком смысле этого слова; таким образом Эрос, благодаря ограничению агрессии, приводит к признанию реальности к адаптации к реальности.

Постепенное приспособление к реальности в процессе выздоровления сопровождается либидозным катексисом объектов; судя по всему, этот процесс аналогичен развитию выбора объекта у ребенка, который мы и пытаемся воссоздать. Отсутствие объектов и скопившееся в эго заблокированное либидо порождают стремление к объекту, которое, в свою очередь, влечет либидо к объектам и направляет внимание на реальность. Эго первоначально было всего лишь органом восприятия и разрядки. Адаптируясь к реальности, эго доходит до той стадии, когда агрессивное отношение к внешнему миру оказывается в самом эго; садизм ид превращается в мaзoхизм эго. Но мaзoхистское признание болезненного восприятия внешнего мира — это всего лишь признание реальности, но вовсе не приспособление к ней; для того, чтобы приспособиться к реальности необходимо действовать в соответствии с принципом реальности.

Такая форма болезни, как деперсонализация, показывает, что признание реальности восприятии органов чувств зависит от еще одного фактора, от особой структуры в самом эго.

Деперсонализация — это такая форма болезни, при которой мир и все, что воспринимается, кажется воспринимающему эго искаженным и чужим. Это состояние можно сравнить с «концом света» при шизофрении, ведь в обоих случаях не только мир, но и собственное тело субъекта кажется ему измененным и чужим.

Мы пришли к выводу, что потеря реальности при шизофрении возникает в результате отступления либидо от объектов и разделения инстинктов. Состояние деперсонализации возникает примерно также, ведь оно часто появляется после потери объекта или после потери любви. Восприятие потери объекта любви или понижение уровня либидо сопровождается ощущением, что все ощущения, которые воспринимает эго — нереальны. То, что деструктивные инстинкты вырвались на свободу, можно понять по болезненным жалобам пациентов, находящихся о этом состоянии. Это можно понять только следующим образом: поскольку жалобы пациентов можно интерпретировать, как жалобы на кастрацию и поскольку пациенты страдают крайне тяжелыми состояниями деперсонализации и выказывают другие признаки усиливающегося нарциссизма, можно сделать вывод, что происходит отождествление эго с гeнитaлиями. Когда либидо, накопленное в эго, теряется, деструктивные инстинкты выходят и угрожают эго, воспринимая его, как гeнитaлии. Поскольку при внезапной утрате любви почти всегда на какое-то время наступает деперсонализация, можно сказать, что чувство отстраненности является прямым результатом внезапного перехода либидо от объекта к эго. Каковы бы ни были конкретные детали, в любом случае, потеря объекта либидо сопровождается потерей чувства реальности сенсорного восприятия и ощущений эго. Мы только что упоминали о том, что на самой тяжелой стадии шизофрении реальность потеряна, а во время выздоровления, когда либидо снова обращается к объектам, реальность признается. Из этого можно сделать два вывода: во-первых, для восприятия внешнего мира необходимо, чтобы эго было способно направлять либидо на объекты. Эта мысль уже напрашивалась, когда мы обсуждали развитие эго, постепенный переход от отторжения внешних раздражителей к принятию (в позитивном смысле). Второй вывод заставляет нас взглянуть на ситуацию по-новому: при деперсонализации эго воспринимает, но реальность этого восприятия каким-то образом не признается другой частью эго. Возникает ощущение, что эта часть стремится полностью игнорировать это восприятие. Воспринимающее эго страдает от такого отторжения.

Таким образом, признание реальности и адаптация к ней зависит не только от природы воспринимающего и действующего эго, но и от механизма, находящегося в самом эго, который рассматривает переживания эго и признает их реальными или нереальными. Вероятно, это отчасти объясняет, почему отрицание реальности, сокрытие правды, считается амopaльным. Тут нам придется прервать эту тему и обратить внимание на этот механизм. Вскоре мы увидим, как он влияет на приспособление к реальности.

 

Самонаблюдение

Что это за механизм? На первый взгляд кажется, что он ничем не отличается от первичного самонаблюдения, но, на самом деле, он способен на большее. Мы уже встречались с этим механизмом в сновидениях, где он проявляется в двух формах: во-первых, как эндопсихическое восприятие идей и ощущений, то есть в форме воспринимающей системы эго; а во-вторых, в качестве запрещающей, сортирующей и критикующей структуры, которая наблюдает за нашими мыслями, желаниями и эмоциями и влияет на них. Вторая форма размещается в подсознании и называется цензором сновидений.

При деперсонализации самонаблюдение подчиняется этому новому механизму. Вначале внешние и внутренние впечатления воспринимает эго; затем воспринятый материал оценивает другой механизм эго и одобряет его или не одобряет. Это «внутреннее наблюдение» также связано с определенным видом восприятия, но сильно отличается от живости сенсорных восприятии эго. Это нечто другое, но почти невозможно дать этому механизму точное определение. Возможно, эту трудность можно объяснить тем, что этот внутренний механизм стимулируется только раздражителями, уже прошедшими через сенсорные органы эго; а сенсорный аппарат эго входит в прямой контакт с внешними, реальными впечатлениями, а также с внутренними инстинктивными силами ид. Этот новый механизм воспринимает только следы впечатлений, а не сами впечатления.

Впечатление, которое регистрирует этот механизм, не соответствует настоящему чувственному восприятию. Из этого мы можем сделать вывод, что этот критикующий и наблюдающий механизм постепенно отделяется от пер-

⁸ Конечно же, мы далеко не исчерпали проблему приспособления к реальности. Тем, кто хочет глубже ознакомиться с этой проблемой, я рекомендую статьи Хайнца Хартманна на эту тему, п особенности «Ich-Psychologie und Anpassungsproblem». Internationale Zeitschnft fur Psycho***yse und Imago, Vol. XXIV, 1939. Частично переведена на английский в книге Organization and Pathology of Thought, под редакцией Давида Рапопорта. New York: Columbia University Press, 1951.

вичного самонаблюдения, — от механизма, не наделенного сенсорными качествами. Следующие рассуждения подтверждают наш вывод младенец в первые дни своей жизни почти не воспринимает внешний мир активно. Но он очень живо выражает чувства удовольствия и неудовольствия, и у нас нет никаких сомнений. что он очень хорошо воспринимает внутренние процессы. Известно, что при шизофрении нарушается активное внимание, для того, чтобы активно общаться с внешним миром и принимать его, даже тогда, когда он неприятен, необходимо, чтобы на объекты было направленно либидо. Когда уменьшается интерес к внешнему миру, увеличивается самонаблюдение (шизофрения и деперсонализация).

При самонаблюдении либидо отходит от внешних объектов и направляется на процессы внутри эго. Самонаблюдение особенно усиливается на ипохондрической стадии шизофрении. Тревога, сопровождающая ипохондрические ощущения, побуждает эго положить конец их болезненному присутствию. Таким образом, задача самонаблюдения. состоит в том, чтобы указать на боль и отрегулировать приятные и неприятные чувства. Самонаблюдение — это примитивная функция эго и она наиболее активна, когда в эго скапливается либидо Эго, пропитанное либидо, другими словами, крайне нарциссичное эго, не реагирует на внешние раздражители. Например, животные ничего не видят и не слышат во время течки, человек во время opгaзма воспринимает только свое удовольствие, но не воспринимает ничего из внешнего мира. В сновидениях (и при шизофрении) активное внимание направлено на внутреннее восприятие, ч о есть на самонаблюдение. Хотя при неврозе самонаблюдение также становиться более чувствительным, оно не всегда достигает сознания, потому что импульсы, которые могут вызвать неприятные чувства часто пресекаются на корню. Можно сказать, что душевнобольной гиперчувствителен к неприятным ощущениям

 

Суперэго (идеал эго)

Было бы неправильно сделать вывод, что самонаблюдение полностью трaнcформировалось во внимание. Отчасти самонаблюдение осталось в своей изначальной форме, а другая его часть превратилось в критикующий, сортирующий, сдерживающий механизм, который наблюдает, регистрирует и подвергает цензуре все процессы, протекающие в эго, то есть все восприятия, ощущения и чувства. Из этого механизма развивается логическая и мopaльная самокритика.

У нормального среднего человека самонаблюдение и критикующее эго переплетены друг с другом; они относительно гармонично работают вместе. То, что делает один механизм, не противоречит тому, что делает другой, желания одного реализуются, не встречаю препятствий со стороны другого. Обычно, два этих компонента эго невозможно отделить друг от друга Только когда возникает очень сильный конфликт, становится видно, что это разные механизмы.

Например, при деперсонализации эго явно расколото. Человек уже не чувствует, что восприятие, мысли и ощущения принадлежат эго, они кажется совершенно чужими В сновидениях этот раскол часто бывает еще сильнее. Наблюдающий механизм часто представлен в сновидении в виде некой фигуры, он отколот от эго сновидца и спроецирован на другого человека. Психический механизм, который обычно находится внутри эго, внезапно переносится во внешний мир. При шизофрении такое явное расщепление эго — обычное явление. Например, когда человек галлюцинирует, что за ним следят, наблюдающая функция проецируется на людей, которые повсюду шпионят за пациентом, поджидают его, знают все, о чем он думает и чего хочет, и обладают зловещей силой, от которой пациент не может скрыться.

Здоровый человек тоже подчиняется такой силе. Пока эта сила находится в эго, ее почти невозможно увидеть, однако, ее можно увидеть, если она спроецирована на внешний мир. Параноик, использующий проекцию в большей степени, чем здоровый человек, с ее помощью узнает о своем наблюдающем и критикующем механизме. То, что внутренние процессы воспринимаются именно так, легко продемонстрировать на примере ежедневной аналитической пpaктики. Например, если пациент безо всяких на то оснований, жалуется, что аналитик сердится на него и ведет себя недружелюбно, можно с уверенностью сказать, что пациент проецирует на врача собственные враждебные импульсы, или, точнее, он чувствует в себе определенные запретные импульсы, которые становятся сознательными, только когда он проецирует их на другого человека.

Эта сила является внутренней у здорового человека и у невротика, а у психотика, особенно у шизофреника, принимает вид внешней силы, поскольку она переносится во внешний мир. Для шизофреников эта сила обычно является чем-то нежелательным, даже враждебным. Мы помним, что первоначально все раздражители, приходящие из внешнего мира, воспринимаются, как нечто враждебное и отвергаются с помощью проекции. Поскольку эго шизофреника регрессирует на раннюю стадию развития, мы можем понять проекцию внутренних импульсов, если сможем допустить, что они действительно ощущаются, как враждебные силы. Мы часто сравнивали шизофреника с ребенком. Мы знаем, что ребенок, воспринимающий заботящегося о нем человека как источник удовольствия, в другое время может воспринять его как источник боли, как врага, если этот человек не удовлетворит его инстинктивные нужды. При нормальном развитии первичное сопротивление воспитанному влиянию не только преодолевается, но эго еще и принимает и впитывает это влияние и оно оказывает свое воздействие на протяжении всей жизни; влияние становится бессознательным. При паранойе оно врывается в сознание в виде проекции, но отвергается: оно принимает форму преследователей из внешнего мира, откуда оно и пришло первоначально. Следовательно, мы делаем вывод, что наблюдающий и критикующий механизм, возникший в эго, развивается, впитывая определенные внешние, по большей части болезненные, впечатления. При шизофрении этот механизм снова становиться сознательным и отвергается с помощью проекции.

Опыт работы с шизофрениками показывает, что чувство, будто за тобой постоянно наблюдают, происходит из скоптофилии, то есть из эpoтизированной функции эго, которая превратилась в эксбиционизм и была спроецирована на внешний мир.

Пациент-непсихотик с раннего детства верил, что просто взглянув на своего отца, братьев и на других мужчин, он может их кастрировать, а также боялся, что другие могут его кастрировать одним взглядом. Этот же человек мучил себя самонаблюдением и жестокой самокритикой. Исторический анализ показал, что вначале он боялся осуждающих (и, возможно, сердитых) взглядов матери, человека, ассоциировавшегося с кастрацией. (Хорошо известно, что существуют взгляды, полные ненависти. Вера в магическую силу взгляда видна, например, в суевериях о сглазе.). Ребенком пациент явно идентифицировался с этим взглядом; и в самом деле, обычная реакция человека на внешние неприятности — внутренняя враждебность.

Таким образом, при идентификации садизм деструктивных инстинктов направляется на субъекта и, смешиваясь с эксбиционистским инстинктивных компонентом, проявляется, как мaзoхизм. Взгляд, направленный внутрь, превращается в критикующий и шпионящий механизм. Первичное самонаблюдение (регулятор чувств удовольствия-неудовольствия) теперь соединяется с новым шпионящим механизмом, который оказывается в оппозиции к тому, что осталось от эго. Источником послужили родители или те, кто исполнял их роль. Это очень хорошо заметно при деперсонализации: этот механизм все еще остается внутренним, но ценность реальности, которую воспринимает эго, отрицается. Отрицание, как уже упоминалось, происходит от деструктивных инстинктов.

Хотя попытка связать этот механизм с индивидуальными эрогенными зонами может показаться несколько рискованной, фактически нельзя отрицать, что помимо элементов визуальной сферы, в нем содержаться и элементы из слуховой сферы. Хорошо известны слуховые галлюцинации параноиков, в которых им слышатся обвинения во всевозможных злых делах; на них валятся обвинения и оскорбления. Над ними насмехаются и словами побуждают к злых делам. (Положительные голоса мы еще будет обсуждать в другой связи.) Если слушать внимательно, часто можно обнаружить, что эти слова приходят из раннего детства пациента и их произносили люди, с которыми у него были либидозные отношения. «Голоса» приказывают ему и предостерегают его; слуховые галлюцинации явно выражают родительскую критику. Ощущение, что за тобой следят, и голоса при мании преследования формируют часть этого механизма, который при паранойе проецируется на внешний мир, а у здорового человека остается внутри, и сознательное эго его почти не замечает. В сновидениях он называется цензором и представляет собой психический механизм, который в состоянии бодрствования сортирует, воспрещает и оказывает критическое влияние на намерения, желания и импульсы личности. Топографически мы поместили его в систему подсознания. Во сне критикующие слова редко становятся сознательными, и в состоянии бодрствования самокритика также крайне редко выражается в словах, а если она все же становится сознательной, она не бывает столь же нестерпимо мощной, как слуховые галлюцинации параноика. Самокритика не воспринимается сознательно; она остается в подсознание. Таким образом личность растворила в себе чужеродное существо не только с помощью зрения, но и с помощью слуха. Человек развил в себе особый механизм, который как бы видит и слышит изнутри, но (если душевное здоровье в порядке) не достигает прямого восприятия. Этот механизм получает неограниченную власть над эго, от которого он отделяется только при параноидальной мании преследования. Контроль и критику, которые человек, почти этого не замечая, направляет на себя, все более или менее сознательные самоупреки, параноик приписывает объекту из внешнего мира. Это своего рода спроецированная совесть больного.

Потерю совести у шизофреников следует считать явлением, сопровождающим потерю социальных связей и отказ от этических и эстетических ограничений. Поскольку, в то же время, шизофреник чувствует, что его наказывают, мучают и влияют на него с помощью магии, нет сомнений, что в спроецированной совести присутствуют садистские тенденции. Пытки и мучения представляют собой реализованные наказания и удовлетворяют чувство вины; они, до определенной степени являются противоположностью совести. Хаpaктерно, что на фазе идентификации чувство вины особенно сильно, скорее всего потому, что объекты физически уничтожаются. При попытках воссоздания мира на стадии проекции чувство вины слабеет, ведь, благодаря проекции, объекты возвращаются во внешний мир; они наделяются садистскими импульсами пациента и воспринимаются через призму мaзoхизма. Но шизофреник защищается от возвращения объектов, ведь они принадлежат внешнему миру и могут снова вызвать болезненные чувства. Эго стало более примитивным и отвергает любые внешние раздражители. Эго потеряло свою организацию; оно распалось на части и механизм, который раньше был внутри, оказался снаружи и объявил войну эго.

Таким образом, мы раскрыли истоки контролирующего механизма совести. Он развивается по мере того, как эго вбирает в себя авторитеты раннего детства. Поэтому манию преследования следует рассматривать, как попытку освободиться от мучающей совести. Однако совесть проявляется отчасти, как угроза наказания, отчасти, как само наказание. Слово «совесть» («conscience») означает «сознание» («coknowledge»), участие в знании внутренним знанием, то есть с помощью внутреннего зрения и слуха. Как уже отмечалось, у совести нет сенсорных органов, она воспринимает только то, что прошло через эго, в распоряжении которого находится механизм восприятия.

Эта новая, отделившаяся от эго чисто психическая структура называется суперэго. Она возникает из внешних раздражителей, растворившихся в эго, с помощью органов чувств (зрения, слуха и так далее). Потом она отделяется от эго (от телесного эго). В предыдущей главе мы узнали, что суперэго зарождается в ходе идентификаций, связанных с принятием пищи. Теперь мы должны расширить понятие идентификации, ведь эго поглощает впечатления об объектах с помощью всех органов чувств. Они отрываются от телесного (воспринимающего) эго, переплетаются друг с другом и таким образом формируется независимая структура, суперэго.

В начале эдиповой ситуации еще нельзя говорить о суперэго. Оно является реакцией на эдипов комплекс. Мальчик ментально поглощает своего отца; он как бы становится своим собственным отцом. Перемена в эго занимает место прежней связи с объектом (то есть любви и ненависти к отцу), перемена, позволяющая мальчику сдержать чувственные стремления к материи и агрессивное отношение к отцу. Чувственная любовь к матери трaнcформируется в нежную любовь: агрессивное отношение к отцу превращается в признание отцовского авторитета; садизм модифицируется и проявляется в активности; короче говоря, мальчик начинает сублимироваться и приспосабливаться к реальности.

В идеальном эго импульсы ид безоговорочно принимаются и удовлетворяются, но появление суперэго нарушает такие гармоничные отношения между эго и ид. Суперэго вклинивается между эго и ид. Оно уничтожает гармонию, царившую в их отношениях, и влияет и на стремления ид, и на стремления эго. Суперэго получает власть над эго. Вследствие этого эго приходится приспосабливаться к требованиям общества. Поскольку общество не может рассматривать потребности отдельного человека, а суперэго становится внутренним представителем общества (Александр называет эго «жестким законом всех времен, погребенным в каждой личности»), то суперэго, как и общество, весьма сурово и даже жестоко. Оно требует от человека отречься от своих нужд, вплоть до самопожертвования. Суперэго — это судья, высший авторитет, оно не только принуждает человека отказываться от удовольствий (особенно, от чувственных удовольствий), но и определяет меру наказания за нарушение этих идеалистических требований. Эго, в распоряжении которого находятся реальные силы, либо приводит приговор в исполнение, либо нет, в зависимости от своей способности к сопротивлению.

Как суперэго стало таким строгим? Мы знаем, что оно сформировалось в ходе идентификации. Мы уже обсуждали, что идентификация является психическим эквивалентом opaльной фазы и амбивалентна, то есть может одновременно выражать и любовь и ненависть. В эдиповой ситуации мальчику легче всего защититься, идентифицировавшись с отцом, которого он одновременно и ненавидит и любит. Когда эго поглощает отца, либидо от него отходит. Мы уже указывали на то, что когда либидо отходит, наступает разделение инстинктов, и деструктивные инстинкты вырываются на свободу. В результате этого, либидо деceкcуализируется. Затем деструктивные инстинкты направляются к эго и размещаются в нем. Идеи об отце, поглощенном эго, не распадаются на части благодаря садизму, который первоначально был направлен во внешний мир, на отца, а теперь находится в эго. Развившаяся таким образом психическая структура отделяется от эго, становится более или менее независимой и превращается в суперэго. Таким образом, садизм ид, направленный на объекты помогает формированию суперэго. А садизм суперэго, чья мощность зависит от конкретной личности, избирает своим объектом эго. Эго впитало в себя реальную или предполагаемую строгость авторитетов, и эта строгость продолжает существовать, но из внешней она превращается но внутреннюю.

В эдиповой ситуации настоящего суперэго еще нет. Оно развивается в качестве ответа на импульсы, которые возникают из этой ситуации и у которых нет шансов на успех. Эго приспосабливается к требованиям реальной жизни и, вместо бесполезного катексиса объектов, происходит полезное изменение в самом эго. Суперэго является следствием успешного преодоления эдипова комплекса. Стремления ид, которые могли бы представлять опасность, если бы оставались неизменными, были подчинены, втянуты в эго и деceкcуализированны. Их энергия, свободно протекавшая в ид, теперь сконцентрировалась в суперэго, которое помогает эго в его борьбе против запретных импульсов. Следовательно, суперэго возникло в ходе идентификации и, после отхода либидо, к нему перешла энергия, прежде принадлежавшая объектам. Но, поскольку источник этой энергии находится в ид, суперэго окольным путем черпает свои силы из ид. Вследствие этого, оно связано и с ид, и с эго. И ид, и эго могут влиять на него, так же как и оно может влиять на возбуждения, возникающие в них. В соответствии со своим происхождением, суперэго одновременно является представителем и внешнего мира. и ид. Из-за того, что оно находится между двумя мирами, ему приходится исполнять роль посредника, то есть координировать стремления эго и ид таким образом, чтобы не было ни внутренних, психических, конфликтов, ни внешних, реальных.

Но такое идеальное соотношение едва возможно даже у здорового человека, не говоря уже о больном. Суперэго душевнобольных часто требует от эго невозможного. Меланхолия является ярким примером реакции на такие требования суперэго. При этом заболевании совесть, функция суперэго, играет особую роль. Пациент, страдающий меланхолией, постоянно упрекает себя; он чувствует себя жалким, недостойным, подвергает себя всевозможным наказаниям, иногда дело доходит даже до самоубийства. Создается впечатление, что меланхоликом правит сила, цель которой — уничтожить его. Меланхолик отказывается от пищи, становиться скупым и жадным и боится, что погубит свою семью. Если не считать изредка появляющихся галлюцинаций, меланхолия похожа на траур.

Но, в отличии от траура нормального человека, оплакивающего потерю любимых, которому через какое-то время удается оторвать либидо от потерянного объекта и вернуться в нормальное состояние, для патологического траура при меланхолии хаpaктерна крайняя жестокость. Эта жестокость направлена главным образом на самого меланхолика, хотя можно без труда заметить замаскированные следы жестокости по отношению к окружающим. И в самом деле, человек в состоянии сильнейшей депрессии может совершить преступление, и оно будет для него освобождением и искуплением. И при трауре, и при меланхолии объект, насыщенный либидо, был потерян. Но при нормальном оплакивании либидо отходит от объекта и используется где-то еще и при этом не происходит разделение инстинктов (то есть либидо просто перемещается на другой объект), а при меланхолии это невозможно, так как суперэго меланхолика требует слишком многого. Болезнь начинается после разочарования в любви в самом широком смысле этого слова.

Такой человек очень нарциссичен, он не может вынести удара по своей самооценке и отводит либидо от объекта. Если человек крайне амбивалентен — а мы знаем, что меланхолик амбивалентен — отход либидо сопровождается разделением инстинктов и деструктивные инстинкты вырываются на свободу. Хотя амбивалентность заставляет его в ответ На разочарование в объекте, отказаться от него, он, в то же время идентифицируется с объектом. Поскольку эго поглощает объект, исчезает расстояние между образом объекта и суперэго, и объект становится доступным агрессии эго. Садизм чрезмерно сурового суперэго теперь направлен исключительно на человека, которого меланхолик любил, и с которым, благодаря идентификации, объединилось его эго. Стремясь к самоубийству, меланхолик хочет cмepти кого-то другого, но идентификация с объектом приводит его к самоуничтожению. Конечно же, чрезмерно суровое •суперэго встречается не только при меланхолии; мы выбрали меланхолию только для того, чтобы показать, насколько серьезными могут быть последствия чрезмерного садизма суперэго.

Меланхолия не всегда появляется после настоящей потери любви. Я наблюдал случаи, при которых меланхолия возникала после профессиональных разочарований или после того, как пациент отказался от цели, которой посвятил всю свою жизнь. В целом, у этого типа пациентов слабые связи с объектами, а требования и идеалы — чрезмерные, и если он теряет единственную цель, которая была у него в жизни, немедленно пробуждаются постоянная готовность к идентификации и изначально сильный садизм суперэго. Крайне острая и требовательная совесть определенного типа людей коренится в этом садизме, а не в подлинных либидозных отношениях с объектами. Существуют, например, фанатичные реформаторы, моралисты и аскеты, которые, прежде всего, не являются «хорошими» людьми. В качестве примеров можно упомянуть истории жизни Св. Игнатиуса Лойолы и Толстого.

Чрезмерно критичное суперэго влияет на отношение эго и при других формах душевных заболеваний. Например, при компульсивном неврозе либидо регрессирует до aнaльно-садистской стадии. Но компульсивные невротики не демонстрируют в своем поведении aнaльные и садистские черты. Наоборот, они крайне чистые, совестливые и внимательные к другим, они мучают себя всевозможными обвинениями и упреками. Создается впечатление, что эго, на которое влияет критика суперэго, формирует реакции, чтобы защититься от стремлений ид. Эти пациенты делают совсем не то, что сделало бы эго под влиянием ид, они наказывают себя, мучают и отказываются от удовольствий. Повинуясь требованиям суперэго, эго отказывается от стремлений ид, изменяя себя с помощью формирования реакции. Суперэго воюет на два фронта: во-первых, оно пытается сдержать стремления ид (с помощью эго) ; во-вторых, оно заставляет эго служить себе.

Несмотря на сходство структуры суперэго меланхолика и компульсивного невротика, картины заболевания у них совершенно различные, и тому есть две причины. Меланхолик склонен к нарциссической идентификации (эго поглощает объект и объект исчезает) ; компульсивный невротик, с другой стороны, несмотря на свою явную амбивалентность, никогда полностью не отказывается от объекта. Во-вторых, у меланхолика регрессия и разделение инстинктов глубже, чем у компульсивного невротика, поэтому у меланхолика большее количество деструктивных инстинктов вырывается на свободу; эти деструктивные инстинкты затем попадают на службу к суперэго и укрепляют его садизм.

Мания, чередующаяся с меланхолией или следующая за ней, является самым ярким доказательством ограничивающего и подавляющего влияния суперэго, поскольку она демонстрирует личность, свободную от этого влияния. Мания — это эйфорическое состояние, в котором не существует социальных ограничений, или, используя нашу терминологию, можно сказать, что все идентификации растворились. Освободившись от необходимости считаться с окружающими, пациент постоянно стремится удовлетворить свои инстинктивные желания. Маньяк не подчиняется никаким приказам, запретам и ограничениям. Он чувствует себя свободным во всех отношениях. В нем ничто не сопротивляется стремлениям ид, эго реализует эти стремления безо всяких ограничений. Маниакальное состояние — это настоящая противоположность меланхолическому состоянию. При чисто маниакальном состоянии нет и следа влияния суперэго. Поскольку очень часто мания возникает после меланхолии, создается впечатление, что мания представляет собой протест против того, как суперэго обращается с эго при меланхолии. Мания показывает, что отказ от идентификаций, в результате которых сформировалось суперэго, сопровождается разрушением социальных ограничений и запретов.

При обссесивном неврозе влияние суперэго сдерживает aнaльно-садистские стремления и вызывает формирование реакции, в то время как при истерии они проявляется в отрицании гeнитaльного либидо.

Было бы несправедливо утверждать, что суперэго присущи лишь aнaльно-садистские намерения. Изучив его развитие, нетрудно заметить, что в его формировании участвуют и либидозные силы. Маленький ребенок не сам учится контролировать вегетативные функции, его этому учат. Чужой человек не может заставить его контролировать сфинктер. Лишь ради знакомого и любимого человека он будет стараться испражняться в определенное время. Он так делает, потому что этого хочет любимый человек. Желание объекта, на которого направлено либидо, он принимает так же близко к сердцу, как и свое собственное желание; он идентифицируется с объектом и действует в соответствии с этим. Его за это хвалят и, кроме того, он чувствует нарциссическое удовлетворения от того, что совершил нечто достойное Ференци называет это «моралью сфинктера». Скорее всего, у каждой стадии развития — соответствующая «этика». Если ребенок, находящийся на более высокой стадии развития, заметит, что причинил любимому человеку боль, он постарается больше этого не делать.

Хотя нельзя отрицать, что удачное обучение часто достигается с помощью угрозы наказания, все же следует подчеркнуть, что первое согласие с ограничением инстинктивной жизни, особенно инстинктивных компонентов, обычно основывается на любви. Когда инстинктивное удовлетворение отвергается из стpaxa потерять любовь объекта, тогда эго поглощает этот объект и катектирует его либидо; он становится частью эго. По контрасту с идеальным эго, мы называет это эго-идеалом. Из-за любви к этому идеалу человек цепляется за него и подчиняется его требованиям Эго подчиняется суперэго под страхом наказания, но эго-идеалу оно подчиняется из-за любви. Однако это не чувственная любовь, потому что когда объективное либидо превращается в эго-либидо, происходит деceкcуаличация, за которой может последовать сублимация. Нарциссизм этого эго является вторычныл!

Если эго-идеал и суперэго являются представителями внешнего мира в эго, тогда нетрудно понять, что социальные действия и отказ от инстинктов происходят не только из стpaxa перед наказанием, но и из любви. Идентификация действительно амбивалентна

Более того, если эго-идел - это образ любимых объектов в эго, а суперэго — образ объектов, вызывающих страх и ненависть, тогда почему же эти понятия часто путают и одно используют вместо другого? За это в ответе историческое развитие эгих понятий. Когда Фрейд впервые сформулировал концепцию эго-идеала, он подчеркнул его либидозный аспект, вероятно из-за того, что эго-идеал окружает нежная идеальная любовь. Позднее он стал больше подчеркивать садисчскую сторону, суровую и требовательную, «стоящую-над-эго» — суперэго.

На пpaктике трудно отделить эти понятия друг от друга. Эго-идеал содержит в себе больше материнского либидо, суперэго — отцовского; на деле они смешаны. Более того, либидо эго-идеала деceкcуализированно и в нем можно найти некоторые деструктивные элементы, в а суперэго действуют либидозные силы, поскольку суперэго возникает из идентификации с амбивалентно любимым отцом. Эго-идеал, где доминирует материнское либидо, начинает развиваться на догeнитaльных стадиях, а суперэго, где доминирует отцовское либидо, впервые появляется только на гeнитaльной стадии. Стимул к формированию суперэго — это опасность кастрации, опасность, угрожающая всему эго, потому что эго идентифицировано с гeнитaлиями. Всасывая отца в свое эго, мальчик не только избегает опасности кастрации, но и получает защитника в образе отца, которого поглотило эго. Суперэго формируется не только из-за ненависти, но и из-за любви и стpaxa за нарциссическое эго, которому грозит опасность.

Точно также, как эго любит эго-идеал (суперэго), также и суперэго любит эго (вторичный нарциссизм эго). Тут становится понятно, почему эго позволяет суперэго многое делать по-своему Эго часто позволяет суперэго мучать себя, потому что за это оно получает любовь и защиту Эго соглашается с ограничением инстинктов, которого сначала требуют объекты, а потом — суперэго, потому что в виде компенсации оно получает нарциссическое удовлетворение. (Например, удовлетворение от того, что являешься порядочным человеком.) Если же нарушены связи с объектами и формирование связанных с ними идей, как это бывает при паранойе, тогда предпринимаются попытки компенсировать недостаток любви с помощью проекций и галлюцинации. Идеи о преследованиях и галлюцинации не всегда содержат в себе отрицание в форме запретов, критики, оскорблении и тому подобного, бывают также одобрительные, coблaзняющие «голоса», которые хвалят пациента и восхищаются его красотой, добротой и совершенством.

Люди, выросшие без любви, становятся необщительными, недоступными, невнимательными к другим и удовлетворяют свои инстинктивные потребности почти без ограничений. Один тип асоциального человека — это человек, которого не любили в детстве. И, наконец, люди с хорошо развитым суперэго часто меняются после разочарования в своем идеале или после того, как он теряет ценность. Они теряют социальные чувства и становятся безрассудными и жестокими по отношению к своим прежним друзьям. Был нанесен удар по нарциссизму таких людей, и поэтому они избавляются от своих идеалов и мстят тем, кто представляет эти идеи во внешнем мире.

Можно сделать вывод, что у людей, которые росли в атмосфере любви, возникнет мягкое и нетребовательное суперэго. Однако, обычно это не так, поскольку полученная любовь ограничивает агрессию, которая, если ей не удается разрядится, направляется внутрь и вливается в силы суперэго.

Существует разница между людьми, которые стали социальными существами благодаря ненависти, и людьми, ставшими социальными существами благодаря любви. На пpaктике, в формировании социальных идеалов играют роль оба этих фактора, но в одних случаях преобладает один фактор, а в других — другой. Если преобладает ненависть, появится склонность к строгости и аскетизму; если преобладает любовь, жизнь будет приносить больше радости. Суперэго/эго-идеал — это очень сложная и разветвленная структура; при одних условиях будет доминировать суровое суперэго, а при других — более снисходительный эго-идеал.

Очень важно подчеркнуть, что в суперэго присутствует либидозный компонент, поскольку это помогает нам избежать одностороннего взгляда не только на его значение для невроза, но и на ту роль, которую он играет в адаптации личности к социальному сообществу. Эго исполняет приказы суперэго не только из стpaxa, но и из-за любви. Ведь суперэго произошло из образа отца.

Давайте еще раз вспомним то, что мы узнали про суперэго: оно состоит из следов жизненного опыта, то есть, до определенной степени, из реальности. Но оно не только является представителем реальности в эго, оно еще и помогает эго бороться против внешнего мира и против стремлений ид. История развития суперэго показывает, что оно возникает из конфликта между инстинктами и требованиями внешнего мира. Следовательно, оно является продуктом адаптации к реальности и, в свою очередь, становится важным механизмом, который помогает эго продолжать приспосабливаться к реальности. Негативным доказательством этого является гипноз. Помимо контакта с гипнотизером, при гипнозе исчезает всякий контакт с внешним миром. Гипнотизируемый повинуется всем приказам гипнотизера, который занимает место суперэго и — изнутри — волшебным образом устраняет реальность или создает «реальность» словами, взглядами и жестами. Этот пример ясно показывает, как отношение эго может быть изменено также и под воздействием суперэго. Таким образом, приспособление к реальности зависит не только от эго, но и от суперэго. Суперэго санкционирует восприятие, мысли и ощущения эго, оно разрешает считать их настоящими.

Однако эго зависит не только от реальности и от суперэго, на него также влияет ид. То же самое верно и относительно суперэго, которое, в свою очередь, влияет на ид. Таким образом, психические системы общаются между собой: во-первых, происходит взаимодействие между эго и ид; во-вторых, между эго и суперэго; и, в-третьих, между суперэго и ид. Импульсы, возникающие в одной психической структуре, могут, вследствие этих непрерывных взаимодействий, оказаться в другой структуре и, если необходимо, повлиять на возбуждения, протекающие в третьей структуре. Эго узнает об импульсе, возникшем в ид и часть возбуждения одновременно переходит в суперэго. Если это возбуждение не соответствует импульсу ид, суперэго запрещает исполнительным органам эго реализовать импульс. Так становится возможным гармоничное сотрудничество всех психических структур. Но взаимодействие между структурами может быть нарушено. Если оно нарушается полностью, тогда может произойти расщепление всей личности, и эго окажется во власти намерений ид, как это, например, бывает при шизофрении. Но если связь уничтожена не полностью, если, например, прервана только связь между суперэго и ид, а между эго и ид связь сохранилась (компульсивный невроз), тогда суперэго может влиять на стремления ид только окольными путями, через эго, на которое оно влияет напрямую. Эго принимает импульсы, исходящие из ид; однако связь между эго и суперэго не прервана и, благодаря немедленной критике суперэго, эго отказывается от своих намерений или модифицирует их. Более того, может случиться так, что эго согласиться с идеей, желанием или импульсом, которому оно до этого противостояло, и не будет помнить о своем прежнем несогласии. Дело в том, что разные компоненты эго развивались не одновременно. Те части эго, которые отстают в развитии могут, как и инстинкты, зафиксироваться; вследствие такого ошибочного развития, фиксированные части эго регрессируют, отделяются и теряют связи с остальными частями эго. В результате, одна часть эго не понимает другую. Такие расщепление эго типично для неврозов, как мы увидим в дальнейшем.

В качестве примера крайнего случая, я хотел бы рассказать о хорошо образованной и очень разборчивой женщине. У нее были высокие сознательные идеи. однако она часто совершала поступки, которые противоречили ее мopaльным и эстетическим взглядам, она занималась aнaльной мacтyрбацией и часто играла со своими фекалиями. Когда я обратил ее внимание на контраст между таким поведением и ее хорошим воспитанием и чрезмерной чистоплотностью, она меня не поняла. Она дала мне стереотипный ответ «Но ведь это же мои фекалии». Очевидно, что эта инфантильная часть эго осталась в прежнем состоянии и потеряла связь с другой, очень разборчивой частью.

Позже мы разберем это более подробно. Сейчас я хотел бы только упомянуть, что эго-идеал — суперэго — может со временем измениться в соответствие с окружением и социальными условиями, хотя в большинстве случаев бессознательная часть (ядро) не затрагивается. В заключение, я хотел бы подчеркнуть, что существует также «негативное суперэго», которое заставляет человека вдохновляться идеалом, который является противоположностью объекту идентификации (например, потребность быть не таким как отец). Однако, насколько я понимаю, это вторичный идеал, надстроенный поверх первичного, и, как правило, идет рука об руку с более или менее явным расщеплением намерений суперэго (эго-идеала).

Обобщая, можно сказать, что ид представляет собой биологическое наследие; суперэго — традицию или историческое наследие; а эго — настоящую реальность.

 

Синтетическая функция эго

Фрейд приписывает ceкcуальным стремлениям ид. Эросу, тенденцию объединяться с объектами с целью создания новой единицы Аналогичную тенденцию можно увидеть в эго, тенденцию, которая выражается в способности связывать, объединять, создавать. Однако у этой тенденции Эроса — ceкcуальные цели, а в эго ceкcуальное значение отсутствует.

Эго когда-то было частью ид, но, в ходе развития, отделилось от него и обособилось. Ид стремится не только к объединению с объектами, но и к воссоединению с эго. Ид всегда стремится воссоединиться с эго, и наоборот; другими словами, всегда существует тенденция уничтожить обособленность эго от ид, чтобы они могли слиться друг с другом. Эта тенденция заметна в сновидениях, при определенных психотических состояниях и при неврозах, когда подавленные части эго присоединяются к ид.

Когда эго и ид объединяются наступает полное нарциссическое удовлетворение. Судя по всему, это состояние доминирует в течение первого года жизни, когда между ид и эго существует полная гармония, эго выполняет то, что хочет ид. Когда ожидаемое удовлетворение не наступает, гармония нарушается.

Пока нет суперэго, отношения между эго и ид очень просты. С появлением суперэго эти отношения становятся более сложными, потому что эго вынуждено работать в разных направлениях. Во-первых, оно координирует автономные и разнообразные инстинкты ид и собирает их для объединенного действия (Эго не выносит противоречий.). Во-вторых, оно приводит стремления ид в соответствие с требованиями реальности. В-третьих, оно примиряет требования суперэго с требованиями ид и с требованиями реальности. Таким образом, эго играет роль посредника между разными частями личности, а также между личностью и внешним миром.

На основе материала, полученного при психоаналитическом лечении, можно сделать вывод, что первое ощутимое проявление функций эго — это суперэго. Суперэго — наследник эдипова комплекса. Эдипов комплекс состоит из определенных отношений между родителями и ребенком. В результате преодоления эдипова комплекса, суперэго замещает его объекты (отца и мать) ; то есть отношение к объектам из внешнего мира вызывает перемену в эго. Эго ассимилирует психических представителей этих объектов и удерживает их чувствами и аффектами, связанными с ними. Затем эго создает — из бесконечного количества восприятии, впечатлений, чувств, из эмоциональных образов объектов — новую и, при определенных условиях, независимую структуру, которую мы называем «суперэго». Этот новый психический механизм формируется благодаря ассимиляции и интеграции огромного количества следов, оставленных в эго внешними и внутренними раздражителями. В ходе ассимиляции и интеграции эго приводит в действие функцию, которую мы называем синтетической. Таким образом, синтетическая функция эго проявляется в ассимиляции внутренних и внешних элементов, в примирении конфликтующих идей, в объединении противоположностей и в ментальном творчестве.

Еще одним проявлением синтетической функции эго является потребность объяснять причины, которая, в самом примитивном виде, существует даже до формирования суперэго. Эта потребность — не инстинкт, но она обладает инстинктивной принуждающей силой. Я не собираюсь углублляться в эту проблему, потому что проблема причинности принадлежит к области философии. Мы поговорим о потребности находить причину, о психологической проблеме, о потребности связывать два факта таким образом, чтобы второй определялся первым. Силу этой потребности пожалуй лучше всего можно проиллюстрировать постгипнотическим внушением. Гипнотизируемому был дан приказ пойти в угол комнаты, взять зонтик, который там стоял и открыть его через пять минут после того, как он выйдет из гипнотического трaнcа. Когда он выполнил этот приказ, его спросили, почему он раскрыл зонтик. Он ответил: «Потому что идет дождь.» (На самом деле никакого дождя не было.) Потребности найти причину настолько сильна, что когда нет никакой причины, ее выдумывают.

Стремление связать цепь событий так, что последнее звено определялось первым, — это корень причинно-следственного мышления. Этот процесс несомненно относится к подсознательной психической деятельности. Если «причинно-следственная» связь оказывается иллюзией и не соответствует реальности, тогда этот процесс называется рационализацией. Похоже, что рационализация в состоянии бодрствования соответствует вторичному усложнению сновидения. Вторичное усложнение сглаживает слишком яркие конфликты, заполняет пустоты и придает нелогичным ментальным процессам сновидения приемлемый вид. Если работа сновидений не сумела замаскировать латентные мысли сновидения, это делает вторичное усложнение и оно же придает проявленному сновидению относительно логичный вид. Когда подавление не дает результатов (например, при шизофрении), когда подавленный материал входит прямо в сознание, сразу же возникает рационализация. Поскольку это, в соответствие со своей тенденцией объединять и связывать, не выносит противоречий, оно немедленно выстраивает «причинно-следственную» связь между вещами или идеями, которые не имеют друг к другу никакого отношения. Рационализация, которая при психозах принимает форму галлюцинаций, заполняет провал в мыслительной деятельностью, вызванный расщеплением эго. (Эго не может допустить, чтобы в сознании существовали пустоты.). Чем моложе человек, чем менее он логичен, чем он примитивнее или чем больше он болен, тем скорее он находит «причины».

Как уже отмечалось, потребность найти причину так сильна, словно является производной от инстинктов. Она проявляется в детстве в форме любопытства. Вначале ребенок спрашивает о том, откуда берутся предметы и больше всего о том, откуда берутся люди. Позднее, если ребенок не запуган, он начинает спрашивать о различиях полов. Любопытством ребенка, на самом деле, движет ceкcуальный инстинкт. Возникает искушение рассматривать инфантильное любопытство как инстинктивный компонент. Сeкcуальные инстинкты — это проявления Эроса, который представляет собой все инстинкты жизни. Их цель — объединение двух существ для создания нового существа. Необходимость искать причины в физическом мире, потребность найти причину, скорее всего, аналогична творческой функции Эроса. (Когда люди соединяются, создается новое существо; когда исследователь находит причину явления, он часто может открыть заново само явление.)

И созидательность Эроса, и потребность эго найти причину стремятся соединить два звена, чтобы создать нечто новое; однако, один процесс является проявлением ид, а другой — эго. Можно сделать вполне обоснованный вывод о том, что потребность найти причину — это Эрос, сублимированный в эго. То, что проявляется в ид как тенденция к объединению двух существ, в эго тоже проявляется как тенденция к объединению, но не объектов, а идей, мыслей и воспоминаний. Пока тенденция к синтезу остается в ид, она носит ceкcуальную окраску; входя в эго, она сублимируется, и одним из ее проявлений становится потребность найти причину. В общем и целом, синтетическая функция эго представляет собой принцип высшей ментальной жизни.

Тенденция эго к объединению, связыванию и творчеству, включает в себя также тенденцию к упрощению, обобщению, интерпретации и, в конце концов, к пониманию. При шизофрении бессвязные, даже противоречивые идеи связаны между собой, и именно поэтому мышление пациентов-шизофреников кажется таким пестрым. Пациенты пытаются избегнуть хаоса, в которым они находятся, формируя единую картину жизни, в которой нет противоречий. Обобщая, они пытаются сгладить противоречия; они смешивают следы-воспоминания с реальным восприятием и создают новую Weltanshauung (философию жизни), приспособленную к их специфическим психологическим потребностям. На самом деле, это философия отстраненного ума: отстраненного от реальности. Они истолковывают мир по-своему и удовлетворяют свою потребность «понять» мир, которое дает им определенное удовлетворение и иногда заметно снижает уровень тревоги, как правило, их философия жизни, в сущности, космологична, основана на проблеме происхождения человека; мир, который они потеряли, возрождается, воссоздается в уме с помощью синтеза. Проблема происхождения человека, таким образом, обобщается и сводится к простой формуле, к идее создания целого мира.

Тенденция к упрощению и обобщению, к интеграции и тому подобному. показывает, что синтетическая функция эго подчиняется экономическому принципу, который заставляет эго экономить усилия. В ид психическая энергия течет свободно, там царит хаос; попадая в эго, эта энергия превращается в направленную энергию, так что содержания эго становятся стабильными и последовательными. В ид царит хаос, а в эго — порядок: первичный процесс ид заменятся вторичным процессом эго, бессознательные идеи ид в эго отчасти становятся подсознательным, и теперь синтетическая функция может их обуздать. Таким образом синтез не только объединяет все части личности, но и привносит в функционирование эго упрощение и экономию.

Чем младше ребенок, чем примитивнее взрослый, чем меньше интегрировано его эго, тем легче он переносит противоречия. Чем выше уровень ментального развития, чем более интегрировано эго, тем больше оно стремится к объединению. Синтетическая функция пропадает, когда личность полностью распадается, как это бывает при психозах. Однако, когда целостность эго находится под угрозой, но некоторое количество конструктивной энергии все еще доступно (как при параноидальных формах шизофрении), синтетическая функция эго чрезмерно стимулируется; все без разбора соединяется и перемешивается, систематизируется, и в конечном результате возникают галлюцинации. Синтетическая функция эго вырастает до необычных размеров. (Обобщение, упрощение и систематизация шизофренических идей напоминают некий философский Weltanschauung.).

При рассмотрении параноидальных галлюцинаций создается впечатление, что они представляют собой не только попытку воссоздания реальности, но и попытку сублимации. Фактически, художественное, научное и социальное творчество, то есть сублимация, зависит от правильного функционирования эго-синтеза. Признаки сублимации можно заметить в очень раннем возрасте. Например, приучаясь к чистоплотности, ребенок отказывается от прямого удовлетворения инстинктов ради более высокой цели (любви матери). Однако полная сублимация не наступает до тех пор, пока не будет преодолен эдипов комплекс и не сформируется суперэго. Из либидозных отношений с объектами внешнего мира развиваются нелибидозные отношения, например, мopaльные и социальные чувства; эти новые чувства синтезируются из чувств эдипова комплекса.

То, как одна женщина выбирала профессию, может служить примером сублимации: чтобы изучать медицину ей пришлось преодолеть сопротивление своего отца, который сам был врачом. Отучившись один год, она вышла замуж. Хотя она с энтузиазмом изучала медицину и прекрасно сдала экзамены, она решила бросить изучение медицины после замужества. Однако, вначале она пыталась убедить своего мужа, изучавшего другой предмет, переключиться на изучение медицины. Цепь ее мыслей показывает, почему она решила отказаться от профессии, которую выбрала по собственной воле: если ее муж станет врачом, ей самой не придется становиться врачом, поскольку окольным путем, через профессию своего мужа, она сможет поддерживать единственную оставшуюся связь со своим отцом. Сублимация произошла здесь почти также, как она происходит при формировании суперэго: эго поглощает либидозный объект и сопровождающие его инстинкты, с помощью идентификации отказывается от объекта и переводит инстинкт на другую цель. Эго объединяет объект и инстинкт, объект становится бессознательной идеей, цели инстинкта меняются и он превращается в деceкcуалиэированную психическую энергию. У нашей пациентки эта энергия разряжалась сначала в учебе, а потом в профессии. Когда она поняла, что объект не может обеспечить прямую разрядку ее инстинкта, она решила покончить с сублимацией.

Очевидно, что этим далеко не исчерпывается проблема синтеза в целом и сублимации в частности.

Главная задача синтетической функции ^— служить посредником во внутренних конфликтах. Попытка покончить с конфликтом может выразиться в сублимации, в перемене хаpaктера, в неврозе или в психозе. Некоторые из этих вариантов мы еще будет обсуждать в дальнейшем.

В заключение следует подчеркнуть, что эго, развившееся из ид, во всех своих формах насыщенно не только производными от либидо, но и производными от агрессии. Производные от либидо проявляются в конструктивной синтетической функции, которая толкает личность к гармоничному единению и творчеству в самом широком смысле этого слова.

 

Реакции-формирования эго

В определенном смысле, суперэго — это реакция-формирование эго, сложная реакция на эдипов комплекс. В свою очередь, полностью развитое суперэго побуждает эго к дальнейшему формированию реакций. Эго должно менять свою структуру в соответствии с внутренними и внешними потребностями. Трудно оставаться в неизменном состоянии, когда на тебя влияют с трех сторон — со стороны суперэго, внешнего мира и ид. Хотя ядро эго остается стабильном, структура эго, как единого целого, меняется под влиянием этих сил. Вместо того, чтобы реагировать на эти влияния, то есть воспринимать их, разряжать или отторгать, эго впитывает их и создает нечто новое. Вследствие этого, эго содержит в себе следы внешнего мира, следы суперэго и следы ид. Здесь ясно видна работа синтетической функции эго. Эти реакции-формирования во многом определяют хаpaктер человека; однако этот аспект мы сейчас обсуждать не будем, поскольку он будет подробно рассмотрен в другой главе.

Сейчас я только хотел бы указать на то, что в очень раннем возрасте развиваются реакции-формирования, определяющие окончательную структуру хаpaктера. Сейчас мы рассмотрим только две из многочисленных реакций-формирований: отвращение и стыд.

Трудно сказать, когда появляются первые признаки отвращения, но явно не раньше, чем в конце первого года жизни. Согласно Фрейду, чувство отвращения возникло на очень раннем этапе истории человечества, возможно в то время, когда человек поднялся с земли и стал ходить прямо. В следствии этого нервы стали получать меньше раздражителей и чувство обоняния были органически подавленны. Это защищало человека от возвращения на предыдущую стадию развития, когда мужчина ceкcуально возбуждался от запаха мeнcтpуирующей женщины. Наблюдения показывают, что это также защищало его от наслаждения запахом человеческих экскрементов. Однако, запах человеческого тела все еще до определенной степени сохраняет ceкcуальную притягательность.

Отвращение тесно связано с физиологической функцией пищеварительной системы. Оно начинается с тошноты и слюноотделения и достигает кульминации в рвоте, когда содержимое желудка выходит наружу из-за спазматического сокращения мышц. Таким образом, отвращение — это противоположность аппетиту и голоду и в физиологическом, и в психологическом смысле. Цель голода — ввести что-то в желудок, отвращение же выводит нечто наружу. Отвращение к ceкcуальной активности скрывается за многими истерическими симптомами. Например, исследуя определенные фантазии пациенток, страдающих globus hystencus и рвотой, мы узнали, что они хотят взять в рот мужские гeнитaлии. В этом случае отвращение — это реакция эго на opaльный ceкcуальный импульс. В других случаях, например при меланхолии или при компульсивном неврозе, такие opaльные импульсы проявляются в копрофилических фантазиях, фантазиях, которые превращаются в извpaщeния при шизофрении. Если мы вспомним, что некоторые первобытные народы во время своих обрядов едят трупы и экскременты и что, до недавнего времени экскременты считались важным лекарством в народной медицине, мы придем к выводу, что отвращение — это не только следствие подавления первичных олфакторных ощущений, но и реакция на копрофагические и каннибалистические импульсы. Этот вывод подтверждается тем. что чем сильнее сознательное отвращение, тем больше копрофагических и каннибалистических фантазий в бессознательном. Верно, что реакция-отвращение может сдерживаться и обобщаться под влиянием суперэго и распространяется на все запретное; но, изначально, она возникла очень рано, даже до формирования супераго.

Хотя происхождение чувства стыда также туманно, как и происхождение отвращения, очевидно, что оно тоже представляет собой реакцию на эксбиционизм. При чрезмерном стыде в бессознательном присутствует чрезмерный эксгибиционизм. Эритофобик, то есть человек, который боится покраснеть, крайне застенчив. Из анализа таких пациентов мы узнали, что их лица «гeнитaлизировались», то есть теперь они насыщены эpoтической энергией и играют роль гeнитaлий. Таким образом, эритофобия ^— это реакция на подавленное желание показать гeнитaлии. Однако это желание сопровождается страхом потерять гeнитaлии. Следовательно, эритофобия — это реакция на страх, что если гeнитaлии окажется на виду, они будут отрезаны. Ощущение постоянного наблюдения представляет собой «негативный эксбиционизм», то есть состояние ума, при котором эксбиционизм отвергается. Если перевести это на сознательный язык нормального человека, вот что получится: «Это не я хочу показывать себя (чтобы меня видели) ; другие люди хотят видеть .меня.» Другими словами: «Я хочу показать себя (свои гeнитaлии).»

Анализ пациента-эксбициониста показал, что он боялся, что потеряет свои гeнитaлии, если на них кто-нибудь посмотрит, а также пребывал в бессознательном убеждении, что и сам может лишить других мужчин гeнитaлий, просто посмотрев на них. В другом случае у взгляда была сознательная садистская цель. Таким образом, чувство стыда эквивалентно страху кастрации. Это согласуется с идеей Фрейда о том, что человек обрел чувство стыда, когда стал ходить прямо, вследствие того, что его гeнитaлии оказались на виду и требовали защиты.

Против этого умозаключения можно выдвинуть два возражения. Во-первых, у женщины нет пeниcа, стало быть нет стpaxa кастрации, по крайней мере, в такой же степени, как у мужчины. Во-вторых, человеческая стыдливость относится не только к гeнитaлиям, но и ко всему остальному.

На это мы можем ответить: мужчины эксбиционисты демонстрируют свои гeнитaлии, но я никогда не слышал, чтобы женщина демонстрировала свои гeнитaлии, по крайней мере в нашей культуре. Все тело женщины, которое гораздо больше эpoтизированно, чем тело мужчины, замещает «потерянный пeниc». У девочек нет пeниcа, которым они могли бы гордиться, как мальчики, поэтому они демонстрируют все тело; обычно женщины демонстрируют свое тело куда чаще, чем мужчины демонстрируют гeнитaлии. Вначале дeвoчки мacтyрбируют клитop, рудиментальный пeниc; они, как и мальчики, наталкиваются на запреты, и эти запреты заменяют угрозу кастрации. Запрет на мacтyрбацию и демонстрацию гeнитaлий переносится на все телесные функции и приводит к сокрытию других источников удовольствия (эрогенных зон). Чем больше удовольствия они могут доставить, тем тщательнее они скрываются. Можно упомянуть о том, что многие дети очень любят наблюдать выделительные функции, а когда вырастают, то очень тщательно скрывают их.

Из всего этого следует, что стыд — это реакция эго на желание показывать себя. Страх кастрации — это движущая сила этой реакции.

Тот факт, что люди часто путают стыдливость, отвращение, тревогу и чувство вины, доказывает, что они как-то связаны между собой. Вместо «отвратительный» или «плохой» часто говорят «уpoд». Слова «красивый», «хороший» и «чистый» стали почти что синонимами. Нарушение законов, установленных стыдом и отвращением, вызывает такое же чувство вины, как и нарушение мopaльных законов. У них общие истоки; они развиваются из запретов на определенные чрезмерные инстинктивные стремления и представляют собой реакцию эго на эти инстинкты. Чем глубже мм погружаемся в психику, тем сложнее отличить их друг от друга. Стыд все больше и больше становится общей реакцией на неceкcуальные стремления и помогает прятать самые разные чувства, мысли и идеи. Мы стыдшися амopaльных мыслей и амopaльных действий вероятно оттого, что ограничения наложены на всю нашу инстинктивную жизнь.

При извpaщeниях и при определенных психотических состояниях эти реакции слабеют. Пока что не ясно, происходит ли это оттого, что эго изначально не способно оказать достаточное сопротивление или оттого, что требования инстинктов становятся слишком сильными, или из-за того, что суперэго слишком слабо. В целом, стыд и отвращение усиливаются при неврозе, а при определенных шизофренических состояниях, при маниакальных состояниях и при извpaщeниях — слабеют.

 

Чувство вины

Стыд и отвращение легко узнать, но с чувством вины бывает сложнее. Оно проявляется в различных формах: как чувство дискомфорта, как постоянное внутреннее напряжение, как потребность делать подарки или тратить деньги, стремление оказывать другим чрезмерную помощь. Некоторые пациенты чувствуют, что, несмотря на все свои усилия, они не мoгут отдать все то, что хотят отдать, для того чтобы освободиться от чудовищного напряжения.

Чувство вины может проявляться и в совсем другой форме: как постоянное предчувствие неминуемого несчастья, как чувство неполноценности, как унижение или страдание, как желание быть наказанным, как готовность пожертвовать собой, как стремление к очищению.

Первая группа проявлений чувства вины явно направленна на внешний мир и ищет с ним примирения, а вторая группа направлена на эго и представляет собой попытку наказать самого себя.

Стыд и отвращение являются защитными реакциями на эксбиционистские и aнaльно-opaльные инстинктивные потребности, и невольно возникает вопрос: не является ли и чувство вины реакцией на какую-то инстинктивную потребность?

При уходе за маленьким ребенком главной задачей является регулирование приема пищи и выделительных процессов, то есть ограничение opaльной и aнaльной инстинктивных целей. Нам кажется, что отвращение — это реакция на эти цели. Мы можем сделать вывод, что подчинение инстинктивной жизни на первой стадии развития главным образом связано с подавлением импульсов, чьим источником является пищеварительный тpaкт. Пищеварительный тpaкт, начинающийся с ротовой мембраны и заканчивающийся мембраной aнycа, можно рассматривать, как единую эрогенную зону. Его задачи — прием пищи и выделение отходов.

Съедание пищи и ее дальнейшее продвижение по пищеварительному тpaкту требует мышечной активности, особенно активности конечностей — ведь с помощью конечностей пища попадает в рот — и рта. Сначала приводится в действие поперечная мускулатура рта, подчиняющаяся волевому контролю, а затем — гладкая мускулатура пищевода, не подчиняющаяся волевому контролю; пища переваривается и, с помощью мышц нижней части живота (контролируемых волей), выделяется наружу после того, как в ней произошли определенные химические изменения. Мы знаем, что при приеме пищи наступает либидозное удовлетворение.

С другой стороны, мускулатура необходимая для пережевывания и переваривания пищи является инструментом садизма и находится под властью деструктивных инстинктов, как и вся мускулатура. Садизм связан с либидозными инстинктами; он даже помогает либидознмм стремлениям, привнося объект в зону досягаемости. С помощью поперечной мускулатуры объект подносится к человеку и уничтожается, а с помощью гладкой мускулатуры он продолжает свой путь уже внутри организма и ассимилируется. Как только объект (пища) поглощается, садизм перемещается из внешнего мира внутрь тела. Нарушения возбуждения, начинающегося с голода и заканчивающегося выделением отходов, могут вызвать неприятное напряжение, которое, при увеличении возбуждения, приносит боль. Либидо создает импульс для действия. Действие выполняет мускулатура, инструмент садизма. Садизм, находящийся внутри эго, первичный садизм, под влиянием либидо в поисках объекта либидо отворачивается от эго, но, после получения удовлетворения, возвращается в эго. Таким образом то, что садизм направляется на саму личность, является первым следствием желания и его удовлетворения.

Если мы предположим, что этот процесс происходит не только в телесной сфере, но и в ментальной, тогда в результате удовлетворения либидозных стремлений садизм опять-таки устремится к эго. Любые нарушения этого психического процесса приведут к ощущениям напряжения и боли, как и при соответствующем психологическом процессе. Мы видим, что идентификация действительно является психическим эквивалентом opaльной (разы. Идентификации приводят к подавлению инстинктов и, как например в случае с приучением к туалету и с ограничением прожорливости, они сопровождаются неприятными чувствами и напряжением. Когда ребенок сопротивляется воспитанию и отвергает идентификации, у него возникает конфликт с окружающими, но внутри эго конфликта нет. Это внешний конфликт. Конечно же, ребенок слабее взрослого, и он начинает бояться. Ребенок подавляет opaльные, aнaльные и агрессивные импульсы. Он соглашается с социальными стандартами. Социальная тревога заставляет ребенка впервые приспособиться к реальности Эта инфантильная социальная тревоге! формирует ядро, из которого в будущем разовьется чувство вины

Строго говоря, чувство вины возникает не из конфликта с внешним миром (матерью или няней), а из конфликта во внутренним мире Первоначально эго создает на пути opaльных, aнaльных и других стремлении барьеры в форме отвращения, стыда и тому подобного. Похоже, что создание этих барьеров является не только результатом воспитания, но и результатом глубоких биологических факторов. Все эти факторы начинают проявляться в предэдиповой фазе в виде запретов на прегенигальные влечения инстинктивных компонентов. После того как в фаллической фазе происходит интеграция прегeнитaльных влечений и возникает эдипов комплекс, начинает формироваться суперэго. С этого моментч чувство вины служит не только для того, что бы сдерживать прегeнитaльные ( влечения, но и для того, что бы сдерживать гeнитaльные влечения и агрессию. Чувство вины становится мopaльным фактором. Это состояние ума, возникающее в результате реальных или предполагаемых ограничений, которые суперэго накладывает на эго. Короче говоря, это результат конфликта между эго и суперэго.

Обычно мы не ощущаем, что у нас есть суперэго. Только если эго противоречит суперэго, только если эго совершает действия, психические или реальные, или просто намеривается совершить действия, которые суперэго не одобряет, тогда возникает то особое состояние ума, которое, сознательно или бессознательно проявляется в эго, как чувство вины или потребность в наказании.

Фрейд, как показано выше, делит чувство вины на две категории к первой категории относится реакция на внешние факторы, которую еще называют первичным или социальным чувством вины, ко второй категории относится чувство вины, развивающееся под влиянием суперэго.

Первичное чувство вины возникает, как реакция на страх наказания за то, чп определенные инстинктивные требования не были отвергнуты. Для маленького ребенка наказание означает потерю любви, тебя не накажут, если тебя любят. Это чувство вины проистекает из стpaxa одиночества, ведь человек страшится остаться в одиночестве. Это объективная тревога, ведь страх потерять либидозные связи с объектом с самого начала носил социальный хаpaктер. Поэтому такое чувство вины также называют социальной тревогой. С другой стороны, чувство вины развивающееся под влиянием суперэго, меньше зависит от внешних факторов, оно возникает, когда объективных причин для тревоги нет, когда нет конфликта с окружающими. Чтобы понять это, сначала нам придется изучить развитие суперэго.

Фрейд придерживался мнения, что чувство вины (и мораль в целом) черпает силы из эдипова комплекса. В первобытном стаде сыновья убили отца и пожрали его во время тотемного пиршества. После того, как это произошло, гомоceкcуальная любовь к отцу усилилась и возникло раскаяние и тоска по отцу. Раскаяние и тоска соединились в чувство вины. Сыновья хотели, чтобы отец снова ожил — то есть они хотели воссоздать его во внешнем мире. Это желание можно было удовлетворить только с помощью проекций. Отцы стали богами, спроецированными во внешний мир. Теперь фрустрированное гомоceкcуальное либидо можно было удовлетворить в сублимированной форме, в форме религиозного поклонения. Если верно предположение о том, что архаичные, доисторические переживания наследуются и при определенных условиях могут пробудиться, тогда вполне можно найти скрытые следы убийства отца даже в нынешней психической жизни.

В развитии личности одна лишь мысль или импульс могут вызвать последствия сходные с реакцией на убийство отца в истории человечества Отец уже не съедается, но его поглощает эго, он как бы психологически пожирается. Этот процесс, ка уже было указано выше, является психическим эквивалентом opaльной стадии развития либидо и называется идентификацией. Образ отца, который поглотило эго, отделяется от остальной части эго и формирует суперэго Эго ведет себя по отношению к суперэго, как раньше сын вел себя по отношению к отцу Следующий сон пациента (который уже где-то публиковался) прекрасно это иллюстрирует ⁹

Я на улице, рядом с полукруглой пещерой, перед поляной, которую я только чувствую, но, в этот момент не вижу. В пещере, которая вырублена в скале, стоит кровать моего старшего брата. У меня такое чувство, что мой отец спит в постели на поляне и что это хорошая возможность убить его. Oн в полусне поднимается к пещере, и тут я замечаю железные ворота, одна половина поднимается снизу вверх, а друга спускается сверху вниз, но они не встречаются. Ворота сделаны из вертикальных железных прутьев, удерживаемых горизонтальными прутьями. Мой брат хватает отца сзади за талию и пытается протащить его в отверстие между решетками. Отец постепенно просыпается и зовет на помощь. Тут мы оба понимаем, что наше нападение закончилось неудачей, и я пугаюсь и просыпаюсь с мыслью, что мы пропали. Потом я снова засыпаю и вижу, что поляна скрылась под водой. Я замечаю, что в воде полощется белая рубашка. Она полностью расправлена, но между передней и задней частью плавают светло-коричневые детские фекалии, которые невозможно убрать с рубашки. Мне очень беспокойно из-за того, что рубашку нельзя отчистить, я больше не могу смотреть на это.

«Schuldgefuhl und Strafbeduifnis», Internationale Z.eitschrifl fur Psycho***yse VolXI, 1926 Перевод на английский «The Sense of Guilt and the Need for Punishment» in Practice and Khefry of Psycho***yse New York (Nervous and Mental Disease Monographs, 1948) IntemationalUniversities Press 1955

Пациент полагает, что пещера с зубчатыми воротами символизирует рот. Старший брат, вероятно, представляет самого сновидца. Он всегда хотел, чтобы брат показывал отцу свою храбрость; он хотел, чтобы брат был его союзником в борьбе с отцом. Желание убить отца во сне соответствует часто повторяющейся фантазии о том, что отец умрет или уже умер. Протаскивание отца через ворота символизирует желание проглотить сильного человека, поскольку, во-первых, он верил, что станет сильнее, если проглотит семя, а во-вторых, он всегда фантазировал, что берет в рот огромный пeниc.

Он был поражен тем, что во сне у него было такое ощущение, что он должен чувствовать симпатию к отцу, и он вспомнил, что после фантазий о cмepти отца его всегда охватывало раскаяние и чтобы успокоиться, он старался думать про отца что-нибудь хорошее. «Мой отец во сне, — сказал он, прежде чем я начал интерпретацию, ^— не умер. Вместо намерения убить его осталось только чувство вины.» Он сказал, что пещера напоминала ему еще и о том времени, когда он часами стоял перед медвежьей клеткой в зоопарке, тщетно надеясь увидеть спаривание медведей. Более того, он вспомнил фантазию о том, как огромный пeниc отца входит в мать, брызгает и питает ребенка в утробе. Когда позже он с тревогой и отвращением узнал, как происходит зачатие, он подумал, что и женщина, и ребенок могут получить тяжелые увечья. В соответствие с этими ассоциациями, он решил, что он, находясь в утробе, хотел проглотить отца, хотел высосать всю его силу и, таким образом, убить его.

Несмотря на свою сложность, основная тема сновидения ясно видна: амбивалентное отношение к отцу и психическое состояние ума. которое Фрейд реконструировал в терминах первобытного стада, после того, как было совершено убийство отца. Раскаяние, тоска, тревога, чувство вины не позволяют пациенту совершить такое же преступление.

Ассоциации ко второй части сновидения указывают на фантазии пациента об оживлении или воссоздании утерянного объекта с помощью aнaльных родов.

Справедливость такого толкования подтверждается следующими деталями из анализа обсессивного невротика, о котором мы уже говорили:

Однажды утром он получил запечатанное письмо из своей фирмы, которое привело его в ужас. Он испугался, что фирма прислала ему причитающуюся сумму денег и, таким образом, разрывает с ним все деловые связи, поскольку, как он подумал с раскаянием, последнее время он не так хорошо работал, как раньше. Прежде чем вскрыть конверт, он почувствовал потребность испражниться. Сразу после дефекации он вдруг понял, что запечатанное письмо вовсе не означало разрыв отношений, а содержало в себе чек, который должен был покрыть его недавние расходы. Так оно и оказалось. Подобные переживания регулярно случались во время глубочайших депрессий, когда он сомневался в существовании Бога. После дефекации, «как только [фекалии] выходили наружу», ему на ум приходило невероятное множество доказательств существования Бога и депрессия исчезала. Хотя его раздражало. что озарение наступает, когда он сидит в туалете сразу после дефекации, он все равно освобождался от сомнений на некоторое время.

Здесь я хотел бы процитировать Рохайма, который пытается показать, что траурные ритуалы первобытных людей представляют собой реакцию на первичное преступление. Траурная церемония в некоторых первобытных племенах состоит из определенных очистительных ритуалов, которым предшествует испpaжнeние на могилу умершего. При меланхолии, прототипе болезни, при которой важную роль играет совесть, в клинической картине доминируют aнaльные и opaльные стремления. Абрахам доказал, что при меланхолии, которая тоже представляет собой своего рода траурный ритуал, траур по потерянному объекту отмечен opaльными и aнaльными симптомами. При кататонических приступах пациенты пачкаются в фекалиях и считают, что они делают подношения, чтобы искупить свою вину и заново родить мир, который (согласно их галлюцинациям) они уничтожили. Сходным образом и у невротиков чувство вины отзывается на пищеварительном тpaкте. Дефекация и рвота часто приводят к разрядке чувства вины. Некоторые примеры могут это прояснить:

Пациентка обсессивно-невротического типа должна была поехать в путешествие. Ее первыми словами на анализе в день перед путешествием были: «Совершенно не хочу ехать в Берлин, это меня просто приводит в ужас.» В этот момент у нее заурчало в животе, и я обратил на это ее внимание. Пациентка засмеялась надо мной и сказала, что эти звуки не имеют ничего общего с тем, что она только что говорила, что она просто хочет есть. Я не ответил, и пациентка замолчала, но, помолчав, она сказала: «На самом деле, я чувствую себя виноватой перед Анатолем. Анатоль в это время с нетерпением ждал ее в Берлине.

Еще одна пациентка страдала от состояний возбуждения, перемежавшихся с депрессиями, во время перерыва в лечении. Она не могла ни есть, ни спать и страдала от запоров. Кроме этого, она постоянно покупала вещи. Она купила огромное количество вещей, которые ей не были нужны и немедленно их раздарила. После этого у нее возник спор со служащим в общественных банях, который утверждал, что она не заплатила за вход. После этого она стала постоянно думать о бесчестном поступке, который она на самом деле совершила незадолго до этого. Проверяя счет, который она только что оплатила, она заметила ошибку в свою пользу. Ее первым порывом было вернуть разницу, но она отвергла эту мысль, решив, что хозяин этой фирмы достаточно богат. Тут становится ясно, что пациентка хотела искупить свою вину, покупая ненужные ей вещи. Важен был не факт покупки, а трата денег. Она выплатила долг, хотя и в другом месте. Для аналитика очевидно, что здесь деньги символизируют фекалии.

Можно возразить, что только при конверсионной истерии aнaльно-opaльные компоненты чувства вины превращаются в симптомы, поскольку в истерии присутствует общая тенденция трaнcформировать психическое в физическое, в то время как при обссесивном неврозе и при других заболеваниях чувство вины остается в пределах психических владений. Однако, известно, что к обссесивному неврозу всегда примешана истерия; я по опыту знаю, что истерические симптомы компульсивного невроза проявляются главным образом в пищеварительном тpaкте. Я не стану цитировать множество примеров, а приведу всего один, очень хаpaктерный, демонстрирующий хорошо известную связь между эpoтизмом и садизмом.

Пациент рассказал сон, в котором умерли все его родственники. Сразу после анализа, во время которого анализировался этот сон, он пошел в туалет. Он испытывал затруднения при дефекации. Тогда oн стал фантазировать (я цитирую буквально): «Я словно рожал ребенка. Мне казалось, что голова ребенка не может пролезть. Она была такая большая, это было так трудно! Затем я почувствовал невероятное облегчение, как будто я родил ребенка.» Этот же пациент всегда погружался в глубокую депрессию, если сразу же после пробуждения не чувствовал движения в кишечнике. Как уже упоминалось, он страдал от склонности к сомнениям и размышлениям, которые заканчивались сомнениями в существовании Бога. После дефекации сомнения прекращались, и ему на ум внезапно приходили тысячи доказательств существования Бога. За сомнениями скрывалась ненависть к отцу. После дефекации он освобождался от сомнений и подтверждал существование Бога (отца). Поскольку он полагал, что при дефекации рожает ребенка, можно сделать вывод, что он пытался искупить отцеубийство с помощью фантазии о рождении живого существа, и таким образом освободиться от вины.

Часто люди с нечистой совестью чувствую облегчение, родив ребенка. То есть уничтожение одного человека может быть искуплено рождением другого.

Поглощение отца (любимого объекта), которое действительно происходило в первобытные времена, с тех пор символически повторяется в фантазии. С помощью дефекации, приобретающей значение родов, человек пытается аннулировать эту фантазию, то есть aнaльно вывести то, что было поглощено opaльно. В целом, можно сделать следующий вывод: чувство вины содержит в себе также идею о том, что нечто было взято и это нужно вернуть, и особое ударение делается на возвращении, в aнaльном или opaльном смысле. Чувство вины не только выражает страх потерять любовь, оно основано на самой примитивной форме социальных отношений, «бери и отдавай». Похоже, что чувство собственности также связано с первичным чувством вины.

Чувство вины также включает в себя раскаяние и тоску. Раскаяние — это мучительное сожаление о содеянном. Оно требует уничтожить то, что было совершено. Это давление проявляется в тоске по потерянному объекту; в случае «отцеубийства» — в тоске по потерянному отцу. Проецируя «проглоченного» отца — «проекция» прежде всего означает выкидывание, выбрасывание наружу — первобытный человек пытался восстановить отцовскую власть. Можно сделать вывод, что религия и социальная мания преследования соответствуют этой стадии развития человечества.

Чувство вины скрывает неудовлетворенное объективное либидо, которое стремится к удовлетворению, стремится снова любить объект в реальности.. Параноик получает это удовлетворения (хотя и в негативном смысле) с помощью проективных галлюцинаций, религиозный человек — с помощью религии, а нормальный человек просто рожает детей и занимается социально полезным творчеством. Лишь у невротика это стремление блокируется. Страх потерять любовь возникает, когда объективное либидо не получает удовлетворения. Тоска по потерянному объекту на самом деле выражает стремление избавиться от стpaxa потерять любовь, то есть страх одиночества. Сильное чувство вины нарушает любовные отношения.

Чувство вины выражается не только в страхе потерять любовь и в неудовлетворенном стремлении к объекту, но и в боли, унижении, самоуничижении, в раболепстве и постоянных неудачах; оно проявляется в постоянных искуплениях и отречениях; оно проявляется в суициидальных мыслях, в невротических симптомах конверсионной истерии, в шизофренических «преследованиях», в фантазиях пациентов с извpaщeниями. Страдание и самоистязания пронизывают все существо таких пациентов. Потребность в наказании может настолько доминировать над человеком, что он может даже совершить настоящее преступление, чтобы найти оправдание этому мучительному чувству и получить облегчение от наказания. Ведь на самом деле существуют люди. которые стали преступниками из-за чувства вины.

Уже упоминавшийся офицер старой австрийской армии, перечил старшим по званию, вел себя вызывающе и провокационно и этим навлек на себя наказание. Он потерял свое звание и попал в тюрьму на несколько лет. На анализе он признался, что прекрасно осознавал, что наказание неизбежно. Никаких внешних обстоятельств вынуждавших его так себя вести не было, но он не мог удержаться и провоцировал старших по званию и раздражал их. Когда он стал думать о своем поведение, он никак не смог его объяснить. Он прекрасно вел себя в тюрьме и это доказывает, что его действия были направлены на то, чтобы навлечь на себя наказание; в тюрьме он вел себя настолько хорошо, что его срок сократили. Он подчеркивал. что никогда в жизни ему не было так спокойно и хорошо, как в тюрьме. Вот еще более сильное доказательство: когда, отсидев свои срок, он вышел на свободу, то чувствовал себя подавленным и одиноким. В таком настроении он женился на женщине, которая заставляла его ужасно страдать. Он не мог уйти от нее, несмотря на все свои старания. (Именно из-за этого он пришел на анализ.) Долгое заключение явно не удовлетворило его мaзoхизм в достаточной степени и, поскольку он не мог жить без наказания, он нашел наказание в лице своей жены. и не мог разойтись с ней, несмотря на все свои сознательные усилия.

Невозможно переоценить влияние потребности в наказании, которая перекрывает все остальные эмоции. Есть люди чья жизнь целиком состоит из ожидания наказания. Чтобы хотя бы отчасти понять эту невероятную потребность в наказании, мы должны снова вернуться к формированию суперэго. Началом формирования является эдипова ситуация. Когда возникают внешние трудности, ребенок отказывается от инстинктивного удовлетворения из-за стpaxa потерять любовь. Внешние запреты приводят к отречению от инстинктов; вследствие этого не только ограничивается инстинктивная жизнь, последствия куда более значительны. Ребенок не просто принимает запрет и повинуется. Ребенок ощущает это, как нечто неприятное, как что-то, к чему его принуждают. Запрещающий человек воспринимается как враг. Если ребенок слушается, если он отказывается от инстинктивного удовлетворения, в эго остается некоторая враждебность по отношению к тому, кто наложил запрет. Но эта агрессия не выходит наружу, потому что, во-первых, ребенок слишком слаб и неразвит, чтобы соревноваться с взрослыми, и, во-вторых, он также любит человека, наложившего запрет. Эта любовь — необходимое условие для послушания и воспитательного влияния. Таким образом, любовь сдерживает выход деструктивных инстинктов, направленных на любимого человека; амбивалентность создает фон для первого сдерживания агрессии.

По мере того, как инстинктивная жизнь развивается и становится более целостной, удовлетворение инстинктивных компонентов становится для ребенка менее важным, чем удовлетворение гeнитaльных (фаллических) стремлении. В качестве объекта своих стремлении мальчик избирает мать, но гeнитaльное стремление к ней блокируется страхом перед местью отца, страхом кастрации. Более ранние запреты, относящиеся к матери или няне, теперь подкрепляются этим страхом; таким образом, ограничение инстинктивной жизни подхлестывается страхом кастрации. Раньше эти ограничения были результатом стpaxa потерять любовь, теперь же они возникают в основном из-за стpaxa кастрации. В ранней стадии, когда ограничивалась прегeнитaльная инстинктивная жизнь, ненависть и агрессия по отношению к запрещающему человеку выходили наружу. Агрессия выходила и при ограничении гeнитaльных стремлений. Однако объектом ненависти становится уже не мать, а отец. Раньше агрессия направлялась на субъекта, а теперь она направляется на эго. Таким образом, ceкcуально-гeнитaльное желание, направленное на мать оказывается связанным с ненавистью и местью, направленными на отца. Но, поскольку мальчик в то же время любит своего отца. он отвергает ненависть, проецируя ее на отца, теперь ненависть воспринимается как часть отца. (Именно это может быть источником параноидальной мании преследования.) Чтобы защититься от опасности кастрации, мальчик вступает на предначертанный путь. Он прячет свои гeнитaлии.

Более того, мальчик идентифицируется с угрожающим отцом и втягивает его в свое эго, точно также, как он до того объединялся с запретами тех, кто его воспитывает, с запретами, ограничивающими его прегeнитaльную инстинктивную жизнь. С этого момента ограничения инстинктивной жизни начинают связываться с образом отца, который уходит в бессознательное. Эго, наряду с другими отцовскими образами, поглощает агрессию (и, отчасти, либидозные инстинкты), направленную на отца. Поведение мальчика сходно с поведением первобытного человека. Но, в то время как первобытный человек убивал своего отца и пожирал его, современный человек получает удовлетворение, просто идентифицируясь с ним, то есть поглощая его психически. У первобытного человека после убийства отца возникала тоска и раскаяние, а современный человек, победив отца, испытывает чувство вины.

В прегeнитaльных стадиях развития либидо страх перед внешним авторитетом сдерживает первобытные инстинктивные импульсы, а в фаллической фазе удовлетворение гeнитaльных импульсов блокируется страхом кастрации. Этот страх преодолевается по мере формирования суперэго г. страх перед внешним авторитетом заменяется страхом перед внутренним авторитетом. Теперь чувство вины в меньшей степени зависит от внешних условий, и в большей — от процессов, протекающих внутри самого эго, от которых нельзя сбежать.

Суперэго, как мы знаем, — это особая структура внутри эго и одной из ее функций является совесть. Суперэго должно следить за намерениями, импульсами и желаниями эго и не только заставлять его действовать в соответствии с намерениями суперэго, но и заставлять его думать, чувствовать и желать в соответствии с этими намерениями. Если между суперэго и эго возникает напряжение, если эго сопротивляется намерениям суперэго чувствами, мыслями или действиями, тут же возникает чувство вины, сознательное или бессознательное восприятие строгости суперэго. Я хотел бы подчеркнуть еще раз, что совесть — это функция суперэго, а чувство вины — это состояние эго, которое является результатом конфликта между стремлениями суперэго и стремлениями эго.

Если мы вернемся к исходной точке формирования суперэго, становится очевидным, что оно возникает не только из стpaxa кастрации, но и, если принять во внимание происхождение этого стpaxa, из садизма самого человека. Далее, если учесть, что во время формирования суперэго гeнитaльная функция временно затормаживается (латентный период), то получается, что мораль, которую представляет суперэго, с одной стороны, развивается из стpaxa кастрации, а, с другой стороны, вызывает отречение от мужественности, которая для многих людей содержит в себе агрессию и садизм. Здесь я хотел бы процитировать часть истории болезни обсессивного невротика.

Мать пациента уехала в путешествие. Через неделю после ее отъезда к ней должен был присоединиться Отец. Пациента охватило возбуждение. Он стал упрекать меня за то, что анализ длится так долго и требовал точно сказать, когда же кончится лечение. Я в шутку ответил, что если он будет вести себя подобным образом, то анализ будет длиться сто лет. Он ушел в ярости, не сказав мне, что в этот день уезжал его отец. На следующий день он начал аналитическую сессию, заявив, что он «не хотел приходить сегодня», потом) что он боится меня Я спросил его, что он такого сделал, и он ответил, что купил накануне револьвер, зарядил его, снял с пpeдoxpaнителя, направил в рот и целый час держал так и не мог нажать на курок. Затем он стал фантазировать, что бросается под поезд, на которым в этот вечер должен был уезжать его отец. Эта фантазия означала — он осознал это, пока рассказывал ее — что он хочет лишить отца удовольствия от встречи с матерью. Кроме того. уже не в первый раз у него появлялись фантазии о самоубийстве, с помощью которого он хотел отомстить своему отцу. После неудачной попытки самоубийства он спонтанно отправился провожать огца на станцию и так трогательно с ним прощался, что отец был удивлен. Однако он не удержался и сказал отцу, что очень несчастен и постарается покончить с собой.

Сразу после возвращения со станции его захлестнуло невероятное раскаяние, и он решил исправиться, то есть перестать мacтyрбировать, покончить с садистскими фантазиями, продать садистские книжки, которых у него было множество, больше не пытаться покончить с собой и сознательно продолжать анализ. Когда я попросил его немедленно отдать мне револьвер, он пошел домой и, без малейших возражений, принес мне револьвер и все патроны. (Обычно он был невероятно скупым, в этот день он даже заплатил за такси.) Некоторое время анализ протекал удовлетворительно; пациент чувствовал себя все лучше и лyчшe, даже когда вернулись его родители.

Он стал настолько «мopaльным», что не позволял ни себе, ни другим никаких вольностей. Приехав, отец рассказал ceкcуальный анекдот. Мать была недовольна, и сын ее поддержал, чего как правило не случалось. В тот же день или на следующий он выпустил газы, выходя из туалета. Он был в отчаянии от мысли, что мать могла это услышать. Постепенно в нем накопился нарастающий гнев на отца. И вот что произошло, он допустил ошибку в офисе своего отца (где он работал) и думал, что отец его отругает. Но отец был настроен дружелюбно и простил его. Его реакцией на это было отчаяние, страстные самоупреки и возобновление мыслей о самоубийстве. Мне он пригрозил, что снова начнет мacтyрбировать, покупать садистские книги, ходить к пpocтитуткам и бить их. И в самом деле, вскоре он встретил пpocтитутку, которая разрешила ему побить ее. Однако удовольствие от этого было не таким сильным, как он ожидал. На следующую ночь он увидел во сне одного из своих одноклассников, у которого была маленькая черная собачка. Во сне собачка напала на него и вцепилась ему в руку. Собачка напомнила ему негра, которого, как писали в газетах, линчевали за то, что он пытался изнacилoвать белую женщину. Ему всегда очень нравился этот одноклассник, и он часто мacтyрбировал с садистскими фантазиями о нем.

Он почти всегда мacтyрбировал с садистскими фантазиями. Он сомневался, что анализ может это изменить, наоборот, он надеялся, что анализ превратит его в откровенного садиста, ведь, по его мнению, садизм был неотъемлемым атрибутом мужественности, от которого он не хотел отказываться, кроме тех моментов, корда его мучило чувство вины.

Теперь мы можем понять, почему он так внезапно изменился после попытки самоубийства, почему он стал таким «мopaльным» и с такой готовностью отдал мне револьвер. Перед попыткой самоубийства он был агрессивен по отношению к отцу, и потом почувствовал себя виноватым. Пытаясь совершть самоубийство, он явно направил агрессию на себя и пытался искупить свою вину, отвергнув любую ceкcуальную активность и отдав свои гeнитaлии (Отказ от револьвера соответствует символической кастрации.) Он вел себя гипернормально и постепенно стал все больше подчиняться отцу и его чувство вины проявилось в скромности, самоотречении. раболепии, самоистязании, в постоянном ожидании наказания и даже а стремлении к наказанию. В это время у него не было ни ceкcуальных ощущений, ни эpeкции. Он был как бы кастрирован.

Я замечал, что и другие пациенты цепляются за садизм, чтобы отогнать страх кастрации, и садизм является для них доказательством того, что они не утратили свою мужественность. Однако, когда возникает чувство вины, садизм не находит разрядку в объектах и направляется на это, усиливая потребность в наказании; нетрудно понять, что мораль часто ассоциируется с лишением мужественности, то есть с психической кастрацией. Можно сказать, что не только комплекс кастрации развивается из чувства вины, но и чувство вины представляет собой следствие комплекса кастрации.

Отказ от агрессии, который приводит к формированию чувства вины, компенсируется мaзoхистским удовлетворением. Мы уже выделили три формы мaзoхизма:

первая, эрогенная форма появляется а) в извpaщeниях, основанных на предрасположенности к мaзoхизму, б) в душевных болезнях, при которых суперэго отчасти растворяется, например, в шизофрении, и в) в качестве замещения потребности в наказании, например, когда больной наносит себе увечья или фантазирует, что его бьют. Вторая форма мaзoхизма — женский мaзoхизм, он является следствием принятия кастрации и бегства в женственность. Он называется «женским», потому что формирует инстинктивные склонности, хаpaктерные, главным образом, для женщин. ¹ Третья форма мaзoхизма — это -мopaльный мaзoхизм, тесно связанный с женским мaзoхизмом .Он развивается, как только что было показано, под влиянием суперэго. Садизм отражается от объекта в эго и разряжается там. Активное инстинктивное влечение превращается в пассивное. Пассивное отношение эго заменяет садистское отношение ид к внешнему миру. Меланхолик, например, чрезвычайно амбивалентен. Если он вынужден отказаться от объекта любви, он идентифицируется с ним, и его эго поглощает объект. Его суперэго, в основе своей садистское, теперь получает возможность разрядить агрессию на образ объекта внутри эго. Эго, с другой стороны, идентифицировавшись с объектом любви, мaзoхистски наслаждается этой агрессией. Таким образом, существует либидозная мaзoхистская связь между эго и суперэго. У меланхолика очень строгое суперэго его совесть гиперчувствительна, и из-за этого у него очень сильное чувство вины. Если же к чувству вины добавить либидознме стремления, тогда мораль превратится в мaзoхизм, что и происходит при меланхолии. Чувство вины эpoтизируется и превращается в мopaльный мaзoхизм. В религиозных самоистязаниях, в героических cмepтях за Бога, за благо народа или человечества и в некоторых формах сострадания этот вид мaзoхизма удовлетворяется в социально приемлемой форме.

Даже когда существует либидозная связь с объектом, она может поддерживаться с помощью стремления к страданию, выраженному в форме потребности в наказании, особенно когда объект недостижим по внешним или внутренним причинам. Иногда пациент принимает на себя чужое чувство вины и страдание становится единственным связующим звеном между ним и человеком, которого он прежде любил «Мы берем на себя чужие грехи».

Хотя на пpaктике не всегда можно отделить чувство вины от потребности в наказании, однако можно сказать, что чувство вины — это тоска по потерянному

'° Как это ни парадоксально даже женский мaзoхизм иногда представляет собой отрицание стpaxa кастрации и заканчивается агрессией. Пациент-мaзoхист просил пpocтитуток бить его хлыстом. Когда он возбуждался в достаточной степени, он забирал хлыст у пpocтитутки, ставил его в угол, а затем агрессивно и яростно совокуплялся с ней. Когда я сумел объяснить пациенту что он пытается доказать женщине, что не у нее а у него есть пeниc, он осознал, что все это напоминает ему цирковое представление, в котором дeвyшка бьет хлыстом лошадей, но все равно остается прекрасной и желанной женщиной. Часто ему вспоминалась его мать, угрожающая ребенку вытянутым указательным пальцем. Этот образ всегда сопровождался ненавистью к ней (уничтоженному) объекту, а потребность в наказании представляет собой желание снова проявить агрессивность по отношению к эго субъекта, а искупление — это исполнение этого желания. Таким образом, чувство вины находится на службе у неудовлетворенного объективного либидо, а потребность в наказании — в эpoтизированных деструктивных инстинктов, направленных против эго субъекта. В чувстве вины доминирует желание уничтожить запретную мысль или действие. В потребности в наказании эти мысли и намерения реализуются, и эти действия повторяются, однако направленны они не на объекты во внешнем мире, а на само эго. Вина и искупление тесно взаимосвязаны. Нельзя сказать, что потребность в наказании — это результат чувства вины, поскольку нельзя представить себе одно без другого, у них общие истоки в истории развития. Только при одном заболевании доминирует чувство вины, а при другом — потребность в наказании. При истерии поддерживается гeнитaльная организация и присутствует стремление к объекту, хотя оно и подавлено, и чувство вины доминирует в форме раскаяния, тоски и стpaxa потерять любовь. При обсессивном неврозе гeнитaльную организацию заменяет aнaльно-садистская, однако человек все еще стремится к объекту, и тут доминирует саморазрушительная потребность в наказании. При меланхолии же объект либидо потерян и деструктивные инстинкты направляются на эго. При шизофрении чувство вины проявляется в мыслях об исправлении мира, а потребность в наказании — в том, что деструктивные влечения реализуются в форме мaзoхистских страданий (мания преследования, ипохондрия).

Чувство вины не только вмешивается в удовлетворение инстинктов, оно также может увеличить инстинктивное напряжение и создать мaзoхистские удовлетворение. Большинство запретов усиливают инстинктивное напряжение.

Подведем итог. чувство вины проявляется в двух формах, одна внешняя, то есть социальная тревога, а другая внутренняя, или подлинное чувство вины. Чувство вины возникает на почве амбивалентности. Чем сильнее ребенок любит человека, который растил его, тем сильнее чувство вины, то есть, тем сильнее страх потерять любовь этого человека Если ребенок, прячась от родителей или няни, еще способен удовлетворять запретное желание, не ожидая, что за это его накажут, то, когда в игру вступает страх перед суперэго (внутреннее чувство вины), это уже становится невозможным. Благодаря совести суперэго всегда знает о том, какие ментальные процессы протекают в эго. Суперэго контролирует любую мысль, любое желание, любое намерение (хотя этот процесс по большей части остается в бессознательном) и блокирует их, если они противоречат его требованиям. По мере того, как родители теряют свое влияние, внешнее чувство вины (социальная тревога) уменьшается, а страх перед суперэго и безусловное подчинение его законам увеличиваются

Чем более строгими были отец, мать или няня, тем строже суперэго и тем сильнее чувство вины.

Можно предположить, что мощность чувства вины зависит от строгости человека, который растил ребенка. Однако это не всегда так, поскольку, например, у мальчика, у которого был мягкий и слабый отец, может развиться невероятное чувство вины, и не менее сильное чувство вины может возникнуть у мальчика, выросшего без отца и избалованного женщинами. Чем больше любви получает ребенок, чем мягче его родители, тем большее количество агрессии блокируется и превращается в чувство вины. Так вырастают невероятно хорошие дети, тяжко страдающие от непосильного груза чувства вины. Агрессия, которой не удалось выйти наружу, неизбежно поворачивается против это и производит внутри разрушительную работу. Чувство вины становится еще сильнее, если прорывается хотя бы намек на агрессивность по отношению к человеку, которого ребенок очень любит.

Необходимо учесть еще один момент. Ребенок, у которого умер отец, когда он был еще очень маленьким, и который рос без отца, создает отца в своей фантазии, и часто человек из фантазии заменяет реальную личность при формировании эдипова комплекса. У него также возникает суперэго, связанное с ним чувство вины и все, что из этого следует. С другой стороны ребенок, который никогда не знал своего отца, внебрачный ребенок, часто вырастает с чувством обиды. Вины они как бы не чувствуют и ведут себя жестоко, как будто мир перед ними в долгу. Они мстят за то, что у них нет отца.

Очевидно, что чувство вины может возникнуть только если присутствует амбивалентность, когда ненависть и любовь борются друг с другом и пытаются придти к компромиссу. Эрос сближает людей, агрессия их разделяет. Когда встречаются двое людей или формируется группа, оба первичных инстинкта неизбежно должны столкнуться друг с другом. Результатом этого конфликта является чувство вины во всех его проявлениях, которое блокирует агрессию и дает людям возможность жить вместе.

На пpaктике, мы не встречаемся с инстинктами cмepти и инстинктами жизни в чистом виде; они всегда до определенной степени смешаны друг с другом. К каждому либидозному стремлению подмешана агрессия. Подавление любых инстинктивных потребностей вызывает частичное разъединение либидозных и деструктивных компонентов. Невротический симптом создает компромисс между ceкcуальными и агрессивными инстинктами, и пациент получает мaзoхистское удовлетворение от своих страданий, так сказать мopaльное обоснование своей болезни. Цивилизация везде развивалась сходным образом, прямые ceкcуальные стремления все сильнее сдерживались, им дозволялось выходить наружу только вместе с внутренней агрессией, то есть с эpoтизированным чувством вины. Короче говоря, чувство вины является одним из продуктов вечной борьбы между инстинктами жизни и инстинктами cмepти.

Если сравнить мораль наших дней с чувствами первобытного стада после отцеубийства, можно заметить, что они состоят из одних и тех же элементов; конечно же, сегодня эти элементы проявляются в более сложных комбинациях, и поэтому их непросто узнать. После отцеубийства эти чувства были реакцией на реальное действие, совершенное во внешнем мире, а сегодня они являются все лишь реакцией на желания. Однако, поскольку все психическое воспринимается как реальное, эта реакция в точности соответствуют реакции на настоящее преступление. Чувство вины и мораль в целом лучше всего доказывают, что люди, в ходе своего развития, прошли через невероятно болезненное самообуздание, чтобы подчинить себе свои инстинкты.

Фрейд многократно подчеркивал, что суперэго из поколения в поколение сохраняет традиции, и эти традиции, в лице суперэго, как бы наследуются. Поскольку чувство вины развивается под влиянием суперэго, можно сказать, что чувство вины также наследуется, хотя личный опыт, конечно же, придает ему индивидуальные черты.

 

Нарушения в гармоничном взаимодействии психических механизмов

С возникновением суперэго и всего, что с ним связано (вины, наказания и стыда), функция эго стала довольно запyтaнной. Мopaльные требования, возникшие под влиянием эго сдерживают и даже отрицают инстинктивную жизнь. «Мораль» регулирует чувства, желания и действия и позже начинает регулировать и мышление. Если суперэго удалось навязать свои требования, инстинктивная жизнь ограничивается. Это особенно верно в случае неврозов. Таким образом, с точки зрения эго невроз представляет собой отрицание жизни. С другой стороны, ограничивая инстинктивные требования, суперэго защищает эго от опасности, исходящей от них. Не только невротик, но и здоровый человек старается контролировать свою инстинктивную жизнь и адаптироваться к реальности, из-за стpaxa перед объективной опасностью, таящейся в инстинктивной жизни, из стpaxa перед кастрацией и из стpaxa перед суперэго. Существует также страх потерять благосклонность суперэго, котоpoe содержит в себе не только агрессивность, но и либидозные компоненты и поддерживает нарциссическое эго. Невротическая адаптация, конечно же, неадекватна, ведь невротик приспосабливает себя к миру, который кажется ему полным невероятных опасностей. Потребность в такой преувеличенной «адаптации» вызвана чрезмерной требовательностью суперэго.

В любом случае, адаптация к реальности происходит за счет инстинктивной жизни, ведь чем лучше человек контролирует себя, тем лучше он выполняет реальные жизненные задачи.

Адаптация к реальности главным образом основана на том, что человек осознает и признает существование объектов вне эго. Человек постепенно адаптируется к реальности, и уже не каждый раздражитель из внешнего мира воспринимается, как враждебный и отвергается, эго поглощает уже не каждый объект, подходящий для удовлетворения инстинктов. Однако этого еще недостаточно для того, чтобы человек сформировал «объективную» картину внешнего мира, нашел бы в ней свое место и действовал намеренно и целенаправленно. Это комплексный процесс, который сопровождается деceкcуализацией функций восприятия и выполнения. Человек постепенно продвигается к принципу реальности и учится не только временно отказываться от удовольствия и откладывать его на потом, он учится также терпеть боль. Но даже этого недостаточно для "объективного" взгляда на мир. Это промежуточная ступень: человек уже отказался от своей собственной магии, но все еще приписывает магию объектам внешнего мира. В этой фазе адаптация к реальности основана на маэохистском страдании, которое причиняет мир. Позже и эта фаза преодолевается; мир больше не наделяется инстинктивными и нарциссическими импульсами субъекта; между эго и внешним миром возникает граница. Формируются границы эго; эго отделяется от внешнего мира Одновременно с этим разграничением возникает суперэго; с одной стороны, оно является продуктом приспособления к реальности, а с другой стороны; — продуктом обуздания инстинктов. Это типичный компромисс между внутренним миром и внешним миром. Суперэго возникло из приспособления к реальности, и теперь оно само становится важнейшим элементом адаптации, ведь именно суперэго должно санкционировать впечатления, и только после этого эго может воспринять их как нечто реальное.

От пассивного восприятия человек переходит к активному, к подчинению раздражителей, приходящих снаружи и изнутри (активная адаптация). В это же время развивается речь, инстинктивные ономатопоэтические звуки превращаются в образный и символический язык, а затем возникают функции суждения и мышления. Между восприятием и действием вклинивается мышление.

Несомненно, импульсы, формирующие «мораль», речь и мышление возникают из инстинктов, в особенности из ceкcуальных влечений, и следы этих влечений можно обнаружить в любом психическом действии; однако все эти функции эго обязаны своим существованием деceкcуализированному, сублимированному либидо. Для адаптации к реальности необходимо, чтобы эго постоянно в разных либидозных формах поглощало внешний мир и уничтожало его (деceкcуализировало), а также, чтобы «эго и внешний мир лишились своей магии». Эго очищается, его больше не тяготят инстинктивные потребности, ему легче выполнять свои функции, то есть служить личности в целом. Поскольку процесс приспособления к реальности очень сложный и длится очень долго, любое нарушение, даже самое незначительное, может направить эго не в ту сторону.

Помехи могут возникать с разных сторон: прежде всего, их создает ид. Например, сильная страсть может заглушить критику суперэго и его запреты, и эго превратиться в слепое орудие инстинктов. Мы говорим: «Любовь слепа» и часто используем выражение «слепая ярость». Любовь и ненависть не замечают ни препятствий, ни опасностей. Кроме того, нарушения адаптации может создавать само эго, если оно теряет чувство реальности объектов внешнего мира и ощущений и чувств внутреннего мира (деперсонализация). Если нарушается способность отличать внутренний мир от внешнего, теряется проверка реальности. Внутренний мир превращается во внешний и наоборот, и тогда человек буквально «выходит за рамки» (галлюцинации и трaнcформация реальности при психозах). Помехи может вызывать и суперэго. Оно может быть изначально неразвитым или чрезмерно сильным. Если суперэго неразвито, человеку трудно приспособиться к социальному сообществу. Если же суперэго чрезмерно сильное, оно может вступить в конфликт и со стремлениями ид, и со стремлениями эго. Если подавляются стремления ид, возникает невроз, если парализуется функция эго, возникает психоз. В любом случае, в той или иной степени, меняется отношение к реальности.

Очевидно, что основная задача эго — восприятие реальности и приспособление к ней. Адаптация — это компромисс между инстинктивными потребностями ид и реальными возможностями. Суперэго, с одной стороны, находится на службе у нарциссического эго (защищает его от «опасности кастрации»), но, с другой стороны, оно находится в оппозиции к эго, а также к либидозным стремлениям ид. Таким образом, суперэго может вступить в конфликт и с эго, и с ид. В этой борьбе кто-то должен уступить: либо эго, либо суперэго, либо ид. В зависимости от исхода событий, возникает определенный вид невроза.

Деперсонализация означает, что решение не было найдено. Между эго и суперэго возникло отчуждение. Если телесное эго (воспринимающее эго) не уступает намерениям суперэго, суперэго игнорирует восприятия и чувства этого эго.

При трaнcферных неврозах обычно уступает ид Суперэго не пропускает стремления ид напрямую к восприятию и не разрешает эго приводить в действие адекватные вазомоторные секреторные процессы. Однако, энергия, бурлящая в ид, требует разрядки, и из-за этого эго меняет свою организацию, позволяя стремлениям ид получить искаженное и неполное удовлетворение с помощью невротических симптомов. Суперэго вызывает в это сознательное или бессознательное чувство вины, что влечет за собой потребность в наказании.

При обсессивном неврозе эго защищается от стремлений ид — вследствие протеста суперэго — регрессируя на стадию магических мыслей и действий. Инстинкты, в свою очередь, регрессируют на aнaльно-садистскую стадию. Они направляются на субъекта и проявляются в это в виде самоистязаний. Таким образом, в итоге стремления ид побеждают; они уклонились от суперэго и в форме садизма осели в это. Самоистязания искупляют вину. При истерии эго, по приказу суперэго, защищается, подавляя гeнитaльные стремления. Однако инстинкты берут под свой контроль телесные процессы и, в обход суперэго, частично разряжаются в магических и автопластических действиях.

При мании суперэго уступает желаниям эго и идентификации эго аннулируются.

При меланхолии эго полностью уступает требованиям суперэго, вплоть до самоубийства.

При простых формах шизофрении вначале разрушается эго-идеал из-за того, что либидозная связь с объектом слишком слаба. Поэтому нет никаких конфликтов ни между суперэго и эго, ни между суперэго и ид. Конфликт возникает между эго и реальностью.

При паранойе конфликт с совестью улаживается с помощью проекции, а вследствие этого — точно также, как и при простой форме шизофрении — возникает конфликт между эго и реальностью, объективный конфликт, аналогичный тому конфликту, который существовал в начале формирования суперэго.

Если сравнить роль, которую играет эго в формировании невроза, с ролью инстинктов, становится ясно, что инстинкты определяют содержание невроза, фантазии, желания, стремления и тому подобное, а эго определяет форму невроза, то есть от природы эго зависит, во что превратится невротический конфликт: в обсессивный невроз, в истерию или в какое-то другое заболевание. Например, регрессия либидо на aнaльно-садистскую стадию не всегда приводит к обсессивному неврозу.

Позже мы вернемся к этим проблемам, а пока что мы еще не готовы к более детальному и глубокому обсуждению.

Глава 6 АКТУАЛЬНЫЕ НЕВРОЗЫ

Рассмотрев, какова роль бессознательного в неврозе, какова топография невротических симптомов, и увидев, что содержание невроза зависит от инстинктов, а форма невроза зависит от эго, трудно удержать от искушения немедленно перейти к структуре болезни в целом. Однако пока что нам придется отложить обсуждение этого вопроса и перейти к другим проблемам.

 

Формы неврозов

И по сей день существует пyтaница и неопределенность в вопросе о различных формах неврозов. Например слово неврастения используется для того, чтобы «диагностировать» все формы неврозов, происхождение, причина и содержание которых не ясны. Нужно признать, что не легко провести четкую границу между различными заболеваниями, и не следует удивляться тому, что болезнь, при которой нет физических изменений, обычно называют «неврастенией» или «истерией». Это указывает на то, что необходимо выработать точку зрения, которая позволит нам сделать психологические умозаключения относительно болезни. Психоанализ обеспечивает именно такую точку зрения, главным образом потому, что позволяет нам увидеть истоки бессознательной и инстинктивной жизни. Поскольку инстинкты принадлежат и к биологической и к психической сфере, невротические нарушения тоже могут выражаться двумя способами: либо через психических представителей инстинктов, то есть через чувства, аффекты, идеи и тому подобное, или через физическую разрядку.

Можно возразить, что это искусственное разделение (на болезни, основанные на физических условиях и на болезни, основанные на биологических условиях), поскольку все болезни, возникают на соматической основе.

Психоанализ принципиально не возражает против того, что все неврозы возникают на органической основе. Просто психоанализ учитывает то, что роль органических травм не всегда одинакова; некоторые неврозы являются прямым следствием органической травмы, однако в других случаях, несмотря на все усилия, не удается доказать присутствие этого фактора. Неизбежно приходишь к выводу, что психический фактор играет решающую роль не только в формировании неврозов, но и в определенных органических заболеваниях. Следует учитывать это и принимать во внимание, что психика влияет на все органические заболевания, а некоторые из них вызваны исключительно психологическими причинами. Опираясь на теорию инстинктов, психоанализ сначала выделил различные формы неврозов, а затем создал шкалу, в которой разместились все заболевания, начиная от чисто соматических и кончая психическими. Используя психологический метод исследований, психоанализ несколько опередил биологов, и теперь, возможно, и они начнут исследования в этом направлении.

Хотя пpaктически невозможно провести границу между соматическими заболеваниями и психологическими, Фрейду все же удалось отделить неврозы, вызванные органическими причинами, так называемые актуальные неврозы (actual neuruses), от психоневрозов; он провел это разделение на основе психологического критерия Он также указал, где психическое встречается с органическим.

На пpaктике психоаналитик редко встречается с актуальными неврозами - ведь пациенты, страдающие от них, редко к нему приходят — однако они интересны с теоретической точки зрения. Ведь актуальный невроз присутствует в каждом заболевании и, как мы узнаем позже, психоневротические симптомы возникают на его основе.

Как уже упоминалось, неврастенией называют самые разные болезни, которые трудно подогнать под какое-нибудь определение. Фрейд первым отделил неврастению от невроза тревоги. Он отнес оба заболевания к актуальным неврозам. В актуальных неврозах он не находил ни психических причин, ни психических механизмов; а психоневрозы, как он заметил, были вызваны психическими факторами. Таким образом, он порвал с медицинским направлением того времени и выбрал более продуктивный путь. Даже сегодня можно услышать, что «поскольку не найдены соматические нарушения, болезнь носит психологический хаpaктер». Фрейд использовал в точности противоположный метод, он считал «непсихогенными» тe болезни, которые невозможно объяснить с психологической точки зрения.

На актуальные неврозы можно влиять с помощью психологических методов но только окольными путями, то есть изменяя образ жизни пациента. Помимо неврастении и невроза тревоги, к актуальным неврозам часто относят ипохондрию. Федерн считает, что деперсонализация тоже принадлежит к этой группе.

 

Неврастения

Диагноз «неврастения» до сих часто неправильно используется. Вообще-то неврастенией следует называть совершенно определенную болезнь; она проявляется главным образом в повышенном черепном давлении, утомлении, усталости, болезненных физических ощущениях и нарушениях пищеварения. Причиной считается слишком тяжелая работа, печаль и тому подобное. Однако, это не очень убедительно, ведь больные неврастенией с трудом переносят любую физическую или психическую нагрузку. Ференци описал временное возникновение типичных неврастенических симптомов (головной боли, гиперчувствительности, болезненных ощущений в руках и ногах и тому подобного) и назвал это «однодневной неврастенией». Она часто возникает после ночной поллюции и, следовательно, напрямую связана с ceкcуальной жизнью. Еще раньше Фрейд обнаружил, что чрезмерная мacтyрбация, продолжающаяся долгое время и частые ночные поллюции приводят к неврастении. Не вполне ясно, почему мacтyрбация вызывает неврастенические симптомы.

Macтyрбация — это нормальная часть ceкcуального развития. Это относится, как к инфантильной мacтyрбации, так и к подростковой. У мальчиков она более интенсивна, чем у девочек; у обоих полов она может принимать различные формы. Macтyрбация сопровождается конфликтом, который часто преодолевается с помощью формирования реакций, как будет показано позже. Если удается преодолеть конфликт, эти реакции принимают участие в формировании черт хаpaктера, что может быть очень полезно для личности. Если же не удается преодолеть конфликт, формируются заменители мacтyрбации, или сама мacтyрбация становится частью невротического симптома.

Кроме того, элементы мacтyрбации являются составной частью нормального пoлoвoго акта.

Обычно мacтyрбация сопровождается внутренней борьбой. Эта борьба вносит свою лепту в симптоматологию психоневрозов. Похоже, что ритуалы компульсивного невротика являются продолжением мacтyрбации: с одной стороны, они замещают мacтyрбацию; с другой стороны, защищают от нее. Macтyрбация распространена шире, чем обычно считается. Лишь те пациенты-мужчины, которых крайне сильно запугали в детстве, не мacтyрбировали в подростковом возрасте. Macтyрбация, не выходящая за определенные рамки, не приносит вреда. Но если мacтyрбация продолжается и после подросткового возраста и пpaктикуется чрезмерно часто, она, с одной стороны, может быть признаком нeнopмaльного ceкcуального развития, а с другой стороны, может причинить некоторый вред, который, однако, обычно преувеличивают. Преувеличение опасности, исходящей от мacтyрбации скорее всего основывается на отрицании инфантильной ceкcуальности, то есть на подавлении собственных ceкcуальных стремлений Лучшим доказательством этого могут служить пациенты, которые почувствовали себя лучше, как только избавились от чувства вины, связанного с мacтyрбацией.

Однако нельзя отрицать, что чрезмерная мacтyрбация оставляет вредные следы. Но из чего состоят эти следы? Физические симптомы, скорее всего, отчасти токсичны и отчасти рефлексивны по своей природе, и вызваны чрезмерной стимуляцией ceкcуального аппарата.

Однако мы знаем, что пoлoвoй акт (а мacтyрбация — это пoлoвoй акт) — это не чисто физический процесс. Гeнитaлии могут быть возбуждены психически, а ceкcуальные желания и идеи могут достичь разрядки с помощью возбуждения гeнитaлий; короче говоря, психическая энергия играет важную роль в любом пoлoвoм акте. При мacтyрбации фантазии, которые, как правило, сопровождают механическую стимуляцию гeнитaлий, насыщены психической энергией. Даже если мacтyрбация приносит физической удовлетворение, психическое удовлетворение не наступает, поскольку объект фантазий не реален. Неиспользованная психическая энергия вероятнее всего скапливается в наиболее ceкcуальных органах. Таким образом, мacтyрбация наносит психическую и физическую травму; их нельзя рассматривать по отдельности. Человек чрезмерно стимулирующий гeнитaлии и создающий неограниченную возможность для удовлетворения, оказывается не в состоянии выдержать даже малейшее ceкcуальное напряжение; возникает потребность в стимуляции, ищущая все новые способы, но все же не достигающая полного удовлетворения. Что же касается психического аспекта, то легкий доступ к удовлетворению приводит к чрезмерному развитию фантазии, к независимости от реального ceкcуального объекта, к отвержению реальности, а иногда даже к отказу от реальности. Но самым важным психическим последствием мacтyрбации является увеличивающееся чувство вины, которое ее обычно сопровождает, а также внутренняя борьба, которая может продолжаться годами и требовать от человека всей психической энергии. Не совсем ясно, почему при мacтyрбации возникает чувство вины. Это нельзя объяснить одними только запретами, потому что иногда сильное чувство вины возникает и без всяких запретов. Следующий факт поможет нам это понять: мacтyрбация в подростковом возрасте - это повторение инфантильной мacтyрбации. Инфантильная мacтyрбация сопровождается фантазиями из эдипова комплекса. Поскольку чувство вины уходит корнями в этот комплекс, оно снова возникает вместе с бессознательными фантазиями, сопровождающими мacтyрбацию в подростковом возрасте. Эти инфантильные фантазии при мacтyрбации формируют бессознательное ядро будущего невроза.

В главе, посвященной чувству вины. мы узнали, что блокированные и неразряженные агрессивные инстинкты, поворачиваются внутрь и превращаются в чувство вины. При мacтyрбации никогда не бывает полного ceкcуального удовлетворения, Во крайней мере в психической сфере, поскольку нет реального объекта. Агрессия, смешанная с либидозным импульсом, теперь превращается в потребность в наказании. Похоже, что это и есть чувство вины, связанное с мacтyрбацией."

Отказ от мacтyрбации происходит после тяжелой борьбы, под давлением чувства вины. Часто случается , что тревога и ипохондрические или истерические симптомы замещают мacтyрбацию. Мы уже подчеркивали, что неврастенические симптомы формируют актуально-невротическую основу для истерических и ипохондрических неврозов. Соматические нарушения, которые некогда реально присутствовали, впитываются, в психику и превращаются в психоневроз. Некоторые отрицают существование неврастении в чистом виде и пытаются продемонстрировать, какие психические механизмы скрываются в ее структуре; мы не возражаем против такой концепции, поскольку эго обладает синтетической функцией и стремится ассимилировать неврастенические симптомы (соматические, актуально-невротические симптомы), вплести их в психическую структуру и затем использовать их при создании психической болезни.

Тут возникает очень важный вопрос. Фрейд однажды сказал, что гораздо интереснее выяснять, почему человек любит, чем почему он не любит; другими словами, интересно узнать, как он освобождается от нарциссизма. Нарциссизм — это первичное распределение либидо; объективная любовь развивается позже, путь ее долог и полон опасностей. В связи с этим уместно спросить, почему человек перестает мacтyрбировать. Нам известны два факта: во-первых, мальчик прекращает мacтyрбировать не только из-за чувства вина, но и из-за стpaxa кастрации (и, возможно, это главная причина) ; во-вторых, дeвoчка прекращает мacтyрбировать из-за разочарования в клитopе и из-за отвращения к своим гeнитaлиям.

Но мы снова и снова видим, что ни мужчины, ни женщины не отказываются от мacтyрбации навсегда. Часто мacтyрбация возобновляется, когда внутренние или

Уже древние евреи понимали, в чем смысл мacтyрбации. В книге Бытия, глава 38, говорится «И сказал Иуда Онану "Войди к жене брата твоего и исполни долг брата мужа перед ней, и создай семя брату твоему." И Онан знал, что не ему будет семя, и когда пришло время войти ему к жене брата своего, пролил он семя на землю, чтобы не досталось семя брату его. И то, что он сделал было злом в глазах Господа, и Он умертвил его ..» Онан мacтyрбировав вместо того, чтобы совершить пoлoвoй акт с женой умершего брата, в соотвествии с законом левирата Земля символически соответствут матери, значит вся эта история обозначает пoлoвoй акт с матерью и человека, совершившего его, убивает Бог (отец).

внешние условия нарушают любовную жизнь личности, как это бывает в армии, в тюрьме, в концентрационном лагере или при разрыве любовной связи.

Иногда мacтyрбация является признаком выздоровления, при анализе это особенно заметно. Если пациент был настолько запуган, что не смел мacтyрбировать, мы считаем, что временное возобновление мacтyрбации — это признак выздоровления.

Почему одному человеку легче отказаться от мacтyрбации, чем другому? Почему один человек, попав в отчаянное положение, возвращается к своей инфантильной привычке, а другой не возвращается? Фрейд отвечает на этот вопрос следующим образом: возможно, существует врожденный фактор, определяющий развитие и интегрирующий ceкcуальные компоненты-влечения в центральный гeнитaльный инстинкт, и мы пока что не в силах понять этот фактор. Macтyрбация противоречит любви к объекту Возможно, спонтанное усиление стремления к объекту любви внезапно прекращает мacтyрбацию.

 

Ипохондрия

Ипохондрия тесно связана с неврастенией. Она часто сопровождает мacтyрбацию в подростковом возрасте. Страх наказания, связанный с чувством вины, сливается с неприятными физическими ощущениями, связанными с мacтyрбацией, с невротическими симптомами, и утилизирует их психически. Но ипохондрия может проявиться и в более позднем периоде жизни, через много лет после отрочества, если ceкcуальная жизнь не приносит удовлетворения.

Пятидесятилетний мужчина страдал от стpaxa, что его сердце перестанет биться, конечности отпадут и так далее. Он не мог спать, потому что через каждые несколько минут просыпался, чтобы проверить, все ли у него па месте. Он действительно ощущал боль в районе сердца, в конечностях и в носу. Кульминаций всех этих жалоб был страх, что он умрет от «артериосклероза». Он слышал о том, что в его возрасте может развиться артериосклероз и теперь полагал, что его внутренние органы, которые он представлял себе в виде неких трубок, заблокируются и какая-нибудь часть его тела отпадет. Он сам в самом начале лечения, безо всякого влияния со стороны врача, связал свои страдания со своей нерегулярной пoлoвoй жизнью. Долгие годы он совершал coitus interruptus. Он чувствовал, что это для него вредно, у него болели гeнитaлии и голова и были разные другие неприятные ощущения. Несколько раз он пытался «исцелиться» с помощью крайне агрессивного пoлoвoго акта, но каждый раз его останавливал страх нарушить мopaльно-религиозные законы. В конце концов его переполнил страх, что семя, которое он удерживал во время пoлoвoго акта, заблокирует его пeниc и причинит ему непоправимый вред.

То, что обычный человек чувствует в гeнитaлиях при ceкcуальном возбуждении, этот пациент чувствовал во всем своем теле (эту форму идентификации и либидозной насыщенности эго, мы называем нарциссизмом). Страх потерять часть тела соответствует бессознательному страху потерять гeнитaлии, то есть страху кастрации. Cпepма не находила выхода при пoлoвoм акте, и это вызвало скапливание либидо, которое затем распространилось по всему телу и вызвало состояние напряжения. с котором эго не могло справиться психически. От возникшей боли эго защищалось с помощью старого бессознательного стpaxa кастрации, что и выразилось в ипохондрических ощущениях и стpaxaх.

Поскольку для шизофрении хаpaктерна трaнcформация объективного либидо в нарциссическое, нетрудно понять, почему ипохондрия наиболее сильно проявляется на ранних стадиях шизофрении, когда пациенты еще не могут обуздать нарциссические либидозные требования другими способами. Разница между истерической и шизофренической ипохондрией состоит в том, что при истерической ипохондрии объекты внешнего мира остаются объектами либидо, а при шизофренической ипохондрии объектами либидо, в той или иной степени, становятся органы субъекта и части его тела.

 

Деперсонализация

Для ипохондрика хаpaктерно исключительное (хотя и тревожное) самонаблюдение. То же самое относится и к деперсонализации. Деперсонализация — это отчуждение внешнего мира от внутреннего. Пациент теряет ощущение реальности внутренних и внешних восприятии и ощущений. Внешний мир кажется ему странным, нереальным, «призрачным», и мысли, чувства и ощущение собственного тела тоже, до некоторой степени, теряет для него свою реальность. Многие факты подтверждают, что отрицание реальности восприятии, ощущений и чувств является первым следствием попытки переопределить либидо, то есть отвести его от объекта и направить в другое место. Это промежуточное состояние, различающееся по интенсивности и длительности, присутствует во всех неврозах и потому само является актуальным неврозом. Если у ипохондрии часто бывает психическая суперструктура, то при деперсонализации актуально-невротический элемент перераспределения либидо всегда сопровождается психическим фактором, а именно нарушениями в эго, нарушением восприятия. Поразительно, насколько сильно чувство беспомощности и тревоги у пациентов, страдающих от деперсонализации и потери реальности переживаний. Точно также, как существует истерическая и шизофреническая ипохондрия, существует истерическая и шизофреническая деперсонализация. При истерической деперсонализации, объекты сохраняются; при шизофренической деперсонализации они пропадают или вот-вот пропадут.

 

Невроз тревоги

Фактически, с любым актуальным неврозом связанно некоторое количестве тревоги. Однако, наиболее сильна она при неврозе тревоги; здесь в картине болезни доминирует тревога. Тревога проявляется в разных формах: свободно текущей, неопределенной, например, в виде приступа, в виде тревоги ожидания, в виде беспокойства о ком-то, затрудненного дыхания, учащенного сердцебиения, внезапной нехватки кислорода, дрожи, поноса и тому подобного. Все эти симптомы не обязательно проявляются вместе. Каждый из них может указывать на тревогу. В таком случае мы говорим о зачаточной тревоге. Некоторые физические симптомы тревоги похожи на конверсионную истерию, например, внезапны: затруднения с дыханием, дрожь и так далее. Точно также, как при неврастении. истерические симптомы могут группироваться вокруг актуально-невротического ядра и в неврозе тревоги.

Простая неврастения не зависит от психических причин, и простой невроз тревоги тоже не определяется психикой. Его вызывают нарушения процесса ceкcуального возбуждения, например coitus interruptus, coitus reservatus, фрустрированнос возбуждение, длительное воздержание и так далее.

Если ceкcуальное возбуждение протекает нeнopмaльно, то не происходит разрядки в opгaзме и не наступает удовлетворение. Неврастения возникает из-за чрезмерной ceкcуальной активности, а невроз тревоги — из-за повторяющихся нарушений ceкcуального удовлетворения или из-за его отсутствия. Нельзя исключить, что иногда тревога возникает из-за интоксикации, потому что известны болезни, например, Базедова болезнь, основанные на дисфункции тироидной железы, из-за которой возникает тревога. Согласно отчету Ференци, тревога развивается после фиксирования vas deferens (операция Стайнаха). Особая форма нарушений, вызванная нeнopмaльной ceкcуальной жизнью (то есть неврастения или невроз тревоги) зависит от вида ceкcуальной травмы. Кроме того, при неврастении неиспользованная психическая ceкcуальная энергия играет главную роль, а при неврозе тревоги главную роль играет чисто соматическая энергия.

Нарушения инстинктивной жизни, включающие в себя либо психический, либо соматический компонент, присутствуют во всех актуальных неврозах. Актуальные неврозы могут длиться долго; они могут стать хроническими. В таком случае они превращаются в психоневроз, но это происходит не случайным образом, поскольку каждому актуальному неврозу соответствует определенная форма психоневроза: неврастении соответствует конверсионной истерии, невроз тревоги — фобии, ипохондрия — шизофреническому психозу.

Синтетическая функция эго подчиняет себе болезненные ощущения актуальных неврозов и переpaбатывает их в психоневроз. Примером этого может служить шизофреническая ипохондрия. Она является следствием особенно болезненных напряжений в органах. Эго воспринимает измененное состояние органов не только как нечто болезненное, но и как нечто чуждое. Эта чужеродность постоянно раздражает эго и ее необходимо во чтобы это ни стало подчинить себе. Реакция шизофреника на такие телесные ощущения типична. Развиваются ипохондрические идеи-галлюцинации; их цель — преодолеть и психически подчинить себе эти нарушения, которые эго воспринимает, как иарциссические травмы. В первой фазе болезни это осуществляется следующим образом: пациент стремится восстановить с помощью ипохондрических идей свое идеальное эго, которое, как ему кажется, он потерял. Эго впитывает болезненные органические нарушения, вызванные заблокированным либидо, и психически обpaбатывает их; с одной стороны, это удовлетворяет потребность в наказании; с другой стороны, этим уравновешивается нарушенный нарциссизм эго. Все, что первоначально воспринималось. как нечто неприятное и чуждое, заставляет эго использовать синтетическую функцию, и в результате этого эго ассимилирует (в определенных условиях) то. что прежде отвергалось.

Ассимилирующая и связующая сила эго переpaбатывает актуально-невротическое ядро не только при шизофренической ипохондрии, но и при любом другом неврозе. Сходным образом эго преобразует неврастенические симптомы в конверсионную истерию. Психические побуждения заставляют эго цепляться за физические ощущения неврастении, хотя те давно уже перестали существовать. Они формируют так называемое актуально-невротическое ядро конверсионной истерии, точно также, как ипохондрические ощущения формируют актуально-невротическое ядро шизофрении. Нетрудно понять, каким образом эго преобразует невроз тревоги в психоневроз (в фобию, в обссесивный невроз). Позже мы обсудим это более подробно. Таким образом, очевидно, что любой невроз связан с нарушениями в ceкcуальной жизни. Однако это не значит, что любое нарушение ceкcуальной жизни в самом широком смысле этого слова неизбежно приводит к неврозу.

На вопрос, почему не каждый человек заболевает актуальным неврозом, если в его ceкcуальной жизни происходят какие-то нарушения, можно ответить очень просто: реакция человека зависит от его предрасположенности. Некоторые могут выдерживать ceкcуальное напряжение очень долго, в то время как другие — совсем недолго. Это зависит от способности удерживать либидо, не вызывая при этом серьезных нарушений, или сублимировать его.

Глава 7 ТРЕВОГА

Тревога проявляется не только в неврозе тревоги. Она присутствует также в ипохондрии, в деперсонализации и, иногда, и в неврастении. Более того, она является составной частью любого психоневроза. При психоневрозе невротические симптомы часто занимают место тревоги или сопровождают ее. Симптомы соотносятся с тревогой следующим образом: когда появляются симптомы, тревога либо исчезает вовсе, либо становится менее интенсивной. Если пациент не может сдаться симптому, появляется тревога. Например, если пациент страдает компульсивным умыванием и ему не позволяют мыться, у него возникает тревога. Тревога справедливо считается одной из основных невротических проблем. Долгое время существовали сомнения, каково происхождение тревоги, психическое оно или физическое, и до сих пор еще нет единого мнения. Фрейд уже давно заметил, что соматический фактор играет важную роль при возникновении тревоги. Изучая невроз тревоги, он увидел связь между нарушениями разрядки ceкcуального возбуждения и возникающей после этого тревогой. Нет сомнений, что эта тревога представляет собой реакцию на ceкcуальную травму, поскольку ceкcуальное возбуждение, не сумевшее пойти по нормальному пути, было заменено тревогой. И после этого Фрейд сделал вывод, что либидо превращается в тревогу. Позднее он модифицировал эту точку зрения и решил, что либидо не может сразу превратиться в тревогу; тревога возникает в эго, в качестве реакции на нарушения в инстинктивной жизни. Не очень важно, какой из этих концепций вы придерживаетесь ведь и в той, и в другой говорится о нарушениях в инстинктивной жизни, а это и психическое, и физическое явление. Следовательно, тревога может быть вызвана психическими причинами или физическими; ее могут породить обе эти сферы одновременно.

 

Тревога и опасность

Тревогу пациента, страдающего от фобии можно рассматривать как противоположность органично выходящей тревоги при неврозе тревоги в чистой форме, тревога при фобии психически обусловлена. У пациентки, боявшейся играть на фортепьяно на публике, были веские причины для стpaxa, но они оставались в бессознательном. Это похоже на тревожный сон. Сновидец чувствует тревогу, но психическую опасность, вызвавшую эту тревогу, он может воспринять только в замаскированной форме. Однако различия между фобией и тревожными сновидениями с одной стороны и объективной тревогой с другой, не так велики, как это может показаться на первый взгляд. Объективная тревога — это тревога, вызванная известной опасностью. Невротическая тревога вызвана неизвестной опасностью. При фобии опасность с помощью проекции становится похожей на объективную опасность: внутренний источник тревоги трaнcформируется во внешний.

Тревога — это реакция на опасность. Но бегство тоже является реакцией на опасность. После того, как пациент, страдающий фобией, переместил внутреннюю опасность во внешний мир, он может попытаться убежать от нее. Но убежать можно только ненадолго, не навсегда, ведь, на самом деле, невозможно убежать от себя самого. Следовательно, пациент с фобией должен постоянно возводить все новые защитные сооружения, чтобы не подпустить к себе тревогу. Поскольку опасность скрывается внутри, он не может встретиться с ней, изменив реальность, он должен изменить себя и результатом этого является ограничение свободы его эго.

Таким образом, фобия при тревожной истерии — это реакция на тревогу, которая, в свою очередь, является реакцией на опасность Тут возникает вопрос: что же это за опасность и какая задача у тревоги?

 

Тревога и аффект

На этот вопрос ответить не просто, но мы попробуем сделать все, что в наших силах Прежде всего, мы попытаемся более подробно описать тревогу. Тревога состоит из внутреннего неприятного возбуждения — неровного дыхания, учащенного сердцебиения и нарушений в вазомоторной сфере (человек бледнеет или краснеет и так далее) ; кроме того, усиливается или ослабевает активность мышц корпуса и конечностей (дрожь или паралич). Моторное возбуждение, учащенное дыхание и сердцебиение, усиленная секреция (потоотделение, слезы, мочеиспускание) и вазомоторные изменения — все это телесные выражения аффекта, хаpaктер которого зависит от его природы. Аффекты, как уже подчеркивалось, происходят непосредственно от инстинктов; они являются психическими представителями телесных изменении и регулярно соединяются с идеями или с другими психическими образованиями. Таким образом, тревога — это аффект, который отличается от всех остальных аффектов только своим специфически неприятных хаpaктером. У нее есть и физиологический и психологический аспект, и она может быть вызвана и физиологической и психологической причиной. Соматически она выражается в усиленной активности определенных систем органов. Усиленная активность органов сопровождается аффектом, показывающим, что энергии, возникшие из инстинктов, достигли разрядки. Процесс разрядки, а также сопровождающие его специфические ощущения, воспринимаются как аффект. Таким образом, тревога состоит из процессов разрядки и из восприятия специфических неприятных чувств и ощущений.

Хотя мы узнали, какова феноменологическая ориентация физиологических процессов при тревоге, мы не приблизились к пониманию ее смысла. Возможно, мы продвинемся чуть дальше, если подойдем к проблеме тревоги с исторической точки зрения. Согласно Фрейду, иннервации и ощущения при каждом аффекте исторически обусловлены. С соответствии с концепцией Дарвина, Фрейд сделал вывод, что филогенетически аффекты были действиями, направленными на приспособление к реальности, и представляли собой первичную реакцию на важное событие, и целью этой реакции было преодоление травматических переживаний. В ходе развития, от поколения к поколению, эти действия, благодаря постоянному повторению, стали автоматическими и бессознательными: они наследовались и, в конце концов, стали проявляться, как аффекты в жизни личности. Истерический припадок, который представляет собой максимальное достижение бессознательных действий и энергетической разрядки, служит прекрасным примером аффекта. Эмоциональное поведение истерика во время припадка кажется бессмысленным, но если мы посмотрим на его исторические корни, то увидим, что, когда эти эмоции возникли, они были вполне осмысленными. Первым большим достижением психоанализа было то, что он доказал, что истерические припадки — это бессознательное повторение некогда адекватных реакций на реальные переживания. Если мы будем рассматривать истерический припадок, как яркий пример аффекта, мы увидим, что аффекты — это осадок архаичных переживаний; они играют роль символов в жизни личности. В целом, они представляют собой попытки приспособиться к реальной ситуации (не всегда успешные). Они представляют собой унаследованные действия, как бы остатки действий, которые когда-то соответствовали реальности, но теперь вытеснялись из сознания и зависят от инстинктивной жизни. С точки зрения происхождения, тревога, как особый аффект, представляет собой реакцию на травматический опыт и занимает уникальное положение среди аффектов благодаря своему специфическому ощущению. Аффект фиксируется на ранней стадии и оживает в виде реакции на реальный раздражитель. Следовательно, тревога — это унаследованная, архаичная реакция на реальный раздражитель.

 

Тревога и травма

Средний, нормальный человек способен переносить обычные раздражители, переваривать их и экономно распределять их энергию. Но если интенсивность раздражителя выше, чем обычно, возникает травматический эффект. Увеличение энергии раздражителя, с которым эго не может справиться за обычный срок, мы называем травмой. Эго справляется с обычными раздражителями с помощью защитного барьера против раздражителей, о котором мы уже говорили. Но если эго сталкивается с травматическим раздражителем, то есть с раздражителем, с которым невозможно справиться за обычное время, тогда оно переполняется энергией и защитный барьер против раздражителей испытывает огромное напряжение или ломается. Если барьер ломается, а тревога при этом не возникает, тогда может наступить шоковая реакция или даже cмepть. Если защитный барьер против раздражителей может вот-вот сломаться, эго теряет способность реагировать целенаправленными действиями, приспособленными к реальности, и, вместо этого, появляется аффект тревоги.

К нашему определению тревоги, как архаичной реакции на чрезмерно сильные раздражители, мы можем добавить, что она возникает, только когда эго теряет способность справляться с усилением раздражителей.

Было замечено, что у человека подвергшегося неожиданной опасности, возникает травматический невроз, а не невроз тревоги. Хотя в симптоматологии таких пациентов тревога отсутствует, она проявляется в сновидениях, в которых они заново переживают травматическую ситуацию. Создается впечатление, что тревога, не возникшая во время травмы, появляется во сне для того, чтобы можно было заново пережить опасную ситуацию и тревога бы при этом возникла. Во сне человек как бы ждет травму, поэтому элемент неожиданности исчезает. Фактически, элемент ожидания всегда присутствует в тревоге; во многих случаях создается впечатление, будто пациент стремится к тревоге. Между свободной от тревоги, но опасной ситуацией, при которой возникает травматический невроз (для возникновения травматического невроза необходима неожиданность) и ситуацией в тревожном сновидении существует фундаментальная разница. Событие, вызвавшее травматический невроз, — это реальный факт, который невозможно аннулировать, а в сновидении травма объективно не существует; пациент ищет ее и психически повторяет ее в более мягкой форме. Тревога, не возникшая в реальной ситуации, теперь переживается во сне. Ожидание, присущее тревоге, выполняет важную задачу: оно подготавливает это к опасности, чтобы та не застала его врасплох и оно смогло бы встретить ее целенаправленными действиями. Однако, в случае травмы, адекватная реакция невозможна, вероятно из-за диспропорции между силой раздражителя (количество энергии на единицу времени увеличивается) и нормальной способностью эго справляться с раздражителями (защитным барьером против раздражителей). В результате, в виде реакции возникает неэффективный аффект тревоги. Однако тревога ожидания выполняет свою биологическую цель: во-первых, она позволяет человеку подготовиться к опасности; во-вторых, эго, стремясь к приступам тревога, которые повторяются раз за разом, может на некоторое время разрядить энергию, накопленную в результате травмы.

Нетрудно понять, что для того, чтобы не возник травматический эффект, эго должно подготовиться к встрече с новым и чрезвычайно сильным раздражителем. Каждый новый раздражитель ставит перед эго новую задачу. Вначале эго склонно не принимать раздражители, поскольку они могут нарушить состояние покоя. Такая консервативность эго проявляется также в том, что оно стремится сохранить катектирующие энергии на крайне низком уровне. Раздражители, с которыми эго встречалось уже несколько раз, воспринимаются с меньшими затратами психической энергии, чем незнакомые раздражители. Кроме того, эго уже научилось оценивать силу знакомых раздражителей. Эго, столкнувшееся с чрезвычайно сильными незнакомым раздражителем, вначале теряется и становится беспомощным. Поскольку эго не может связать этот новый раздражитель с воспоминаниями о других раздражителях, оно не знает, какой он оказывает эффект и, что более важно, ему не хватает активности, необходимой для того, чтобы овладеть этим раздражителем. Происходит обратное: раздражитель овладевает эго и заставляет его играть пассивную роль. В этом-то пассивном, беспомощном состоянии и возникает тревога. Биологически, прототипом этой беспомощности является младенчество и, до некоторой степени, ранее детство; психологическим прототипом являются те моменты, когда ребенок или взрослый чувствует, что внешние или внутренние раздражители сильнее его. Следовательно, тревога младенца — биологическая; тревога более поздних периодов жизни, главным образом, психологическая. При биологической тревоге, грозящая опасность не осознается; такая тревога — это просто реакция на травму. При психологической тревоге травма осознается, как надвигающаяся опасность; таким образом, эта тревога — это реакция на грозящую опасность.

Тревога является биологической реакцией эго, цель которой — самосохранение. У младенца эго и ид почти не различаются и фактически невозможно определить, принадлежит ли реакция ид или эго. Поэтому нет смысла говорить о том, является ли тревога младенца (актуальная тревога) психической или не является. Согласно формулировке Фрейда, психические процессы — это соматические процессы, которые изначально являются бессознательными. Только в ходе развития эго подчиняет себе бессознательные реакции ид, и они получают доступ к восприятию и к моторной части психического аппарата. Другими словами, когда эго отделяется от ид, аффект тревоги достигает сознательной системы эго, воспринимается и выражается психическим комплексом «тревоги».

 

Тревога и самонаблюдение: предупреждающий сигнал

Если эго незнакомо с раздражителем и не может связать его с предыдущими переживаниями, как же эго осознает, что он опасен, как же оно, так сказать, наперед узнает, что необходимо защититься от чрезмерно сильной энергии нового раздражителя?

Во-первых, существует механизм самонаблюдения, который следит за всеми процессами внутри эго и регистрирует их. Если говорить о патологических состояниях, то лучше всего самонаблюдение развито при деперсонализации и ипохондрической шизофрении. Шизофреник превосходно воспринимает все внутренние процессы.

Эго здорового человека овладевает инстинктивными процессами, не заостряя на них внимания, ведь эго немедленно уравнивает уровень напряжения между неприятными и приятными чувствами, которые появляются с возникновением инстинктивной потребности. Но если течение инстинктов нарушается и у эго возникают трудности, когда оно пытается овладеть ими, тогда эти инстинкты становятся источником болезненных ощущений. Обычно внимание человека обращено на внешний мир, но, когда болезненные ощущения усиливаются, оно обращается к внутреннему миру. Шкала приятных-неприятных чувств отводит внимание от внешних целей и трaнcформирует его в самонаблюдение. Легко поверить, что младенец обращает меньше внимание на внешний мир, чем взрослый, потому что он слишком сильно занят внутренними процессами, которые он еще не научился разряжать во внешнем миру.

Мы также можем сделать вывод, что интерес человека к самому себе (самонаблюдение) развивается раньше, чем внимание к внешнему миру. Если это верно, значит внимание шизофреника регрессировало, соответственно, для самонаблюдения (см. Главу V). Самонаблюдение ипохондрического шизофреника настолько сильно, что он замечает малейшие изменения в своем теле, которые часто бывают болезненными. Иногда он даже утверждает, что внутренние процессы кажутся ему самыми опасными, и поэтому ему приходится предпринимать действия, которые, на первый взгляд, кажутся нам немыслимыми, но которые, если присмотреться, оказываются защитными действиями. Если он успешно выполняет эти защитные действия, тогда у него нет тревоги, но если ему не дают их совершить, тогда он страдает от страшной тревоги. Таким образом, главная задача самонаблюдения — сообщить эго о течение возбуждения от неприятных-приятных серии. Эта информация позволяет эго предпринять необходимые действия. чтобы вернуть состояние покоя. При шизофрении самонаблюдение может просигнализировать, что необходимо установить защитные системы, а в другой раз может вообще никак не прореагировать. Эго чувствует себя настолько бессильным перед лицом невероятной энергии раздражителя, что регрессирует на более примитивную стадию, и в результате тревога превращается в панику. Когда тревога достигает кульминации, пациенты начинают совершать бессмысленные действия; они выбрасываются из окон, бьются головой о стены и так далее. Комната, в которой живет пациент, слишком для него тесна, он хочет сбежать и поэтому уничтожает все, что стоит у него на пути; другой пациент дерется, потому что чувствует, что на него напали враги, и сам не нападает, а защищается. Бегство (и защита) от опасности при шизофрении носит сходно с фобией. Пациент проецирует внутреннюю, инстинктивную опасность наружу; затем он создает защитные конструкции и воспринимает опасность, как нечто действительно внешнее и реальное. В этом смысле мы можем говорить о защитном барьере против внутренних раздражителей. Невозможно не заметить, что у всех пациентов тревога сигнализирует об опасности. Таким образом, об опасности могут сигнализировать два явления: самонаблюдение и тревога. Но самонаблюдение указывает также и на приятные ощущения, в то время как тревога сигнализирует только о неприятных ощущениях, то есть об опасности. Неприятные ощущения приводят к тревоге. В нормальном состоянии болезненные ощущения, а не тревога, вызывают подходящие действия, защищающие от опасности

Когда существуют внешние раздражители, опасность объективна. При неврозах и психозах опасность внутренняя, инстинктивная. Однако, экономическая ситуация одинакова в обоих случаях: при травматической ситуации, то есть при беспомощности, защитному барьеру грозит разрушение. Следовательно, основой тревоги является чрезмерное усиление раздражителя, который разряжается через специфически? болезненные взрывы, которые называются тревогой. Тревога, соответственно, зависит от количественных факторов; другими словами, любое чрезмерно сильное возбуждение, готовое прорваться сквозь защитный барьер, вызывает тревогу.

Тревога - это аффективная реакция и, таким образом, она является целенаправленным действием. Вначале она возникает автоматически, а позднее ее приводит в действие эго. Повторю еще раз: с одной стороны, с помощью тревоги определенные чрезмерные скопления энергии могут достичь разрядки с другой стороны, тревога сигнализирует о грозящей опасности н вызывает защитные действия, хотя отчасти и сама тревога играет роль защиты.

 

Родовая тревога

Как было показано выше, тревога — это архаичный остаток важнейшего травматического опыта. Этой филогенетической концепции безусловно не противоречит тот факт, что существует также важнейший индивидуальный опыт, через который неизбежно проходит любой человек и который является индивидуальным прототипом тревоги; это родовая травма. Поэты уже очень давно чувствовали, как это важно. Шекспир сказал, что Макдуфф не знал тревоги, оттого, что был вырезан из утробы матери и не прошел через муки рождения.

Нет необходимости представлять доказательства того, что процесс рождения сам по себе оказывает травматический эффект. Однако следует перечислить признаки тревоги новорожденного. Мы можем сделать вывод, что он чувствует тревогу, основываясь только на аналогиях.

Плод, находящийся в пренатальном состоянии защищен от внешних раздражителей; он питается через плаценту. Рождение навязывает совсем иные условия. Младенец внезапно оказывается лицом к лицу с необходимостью преодолевать внешние раздражители, в основном тактильные по своей природе. Из теплой матки он попадает в холодный воздух, он должен приспособить кровообращение и дыхание к изменившимся биологическим условиям. Адаптация производится главным образом с помощью мускулатуры дыхательных органов и сердца. Дыхание начинается из-за интоксикации, но его важность в том, что новорожденный сталкивается с необходимостью приспосабливаться к новым условиям жизни. Адаптация достигается с помощью сокращений дыхательной и сердечно-сосудистой мускулатуры. Эти изменения представляют собой действия, направленные на адаптацию к новым требованиям жизни. Скорее всего, они сопровождаются специфическим неприятным ощущением, на что указывает плач новорожденного. Такие действия, сопровождаемые специфическим ощущением и являющиеся реакцией на важное переживание, называются аффектами. Рождение безусловно является важнейшим переживанием. Специфический неприятный аффект, для которого хаpaктерно изменение дыхания и кровообращения, мы называем тревогой. Следовательно, родовой аффект можно считать аффектом тревоги. Поскольку этот аффект является следствием травмы, мы должны попытаться понять эту травму.

Мы уже упоминали, что появление после рождения множества новых и безжалостных внешних раздражителей может произвести травматический эффект. Но существует и другой фактор. Плод во внутриутробном состоянии может удовлетворить все свои потребности — в том числе и либидозные — через свою мать, поскольку он соединен с ней. Роды уничтожают это единство; происходит отделение от матери. Потребности ребенка больше не могут быть автоматически и нарциссически удовлетворены через мать. Теперь для этого необходим объект. Поскольку сразу после рождения этот объект не присутствует и поскольку невозможно так быстро научиться по-новому справляться с раздражителями (например, у матери еще нет молока), возникает напряжение, созданное усилением потребностей, которые не получают немедленного удовлетворения. Мы указали на то, что чрезмерное усиление раздражителей опасно. Настоящим ядром опасности является экономическое нарушение распределения энергий, вызванное усилением раздражителей. Тревога — это реакция на опасность. Таким образом, новорожденный реагирует тревогой не только на внешнюю травму, но и на увеличение инстинктивной энергии, на напряжение, которое создает неудовлетворенная потребность. При рождении возникает двойная тревога: реакция на внешнюю объективную травму, которую можно назвать болью, и реакция на внутреннюю опасность, на усиление инстинктивного напряжения. Первую реакцию можно назвать объективной тревогой; вторую можно рассматривать, как прототип невротической тревоги, поскольку невротическая тревога зависит от внутреннего состояния. При рождении внешний фактор совпадает с внутренним, и в дальнейшей жизни невротическая тревога будет постоянно поддерживаться только в том случае, если существуют не только внутренние условия для тревоги, но и внешние. Рождение является типичном примером присутствия обоих условий.

Подводя итоги, можно сказать, что родовая травма — это биологическая ситуация, основанная на том, что младенец беспомощен перед лицом внешних и внутренних раздражителей. Родовая тревога — это вышеописанная автоматическая тревога, возникающая из-за экономических нарушений при подчинении раздражителей. Это необходимый элемент развития, он появляется на границе между двумя важными периодами жизни, для которых хаpaктерны совершенно разные условия; и в течении жизни, когда человек переходит с одной стадии развития на другую, снова появляется тревога (например, при переходе от латентности к подростковому периоду). Столкнувшись с более высокой фазой развития, предыдущая фаза заканчивается не сразу, и из-за этого возникает травматическая ситуация.

Я сомневаюсь, что у родовой тревоги есть психический контекст (как считает Ранк), но она определенно трaнcформируется в дальнейшем в психическую тревогу. Психическое содержание использует соматический механизм тревоги для самовыражения. Для психических содержаний вообще хаpaктерно использование существующих соматических путей. В дальнейшей жизни старый автоматический механизм без труда снабжается новыми содержаниями, поскольку болезненные переживания, сходные с рождением, повторяются снова и снова.

Давайте еще раз рассмотрим ситуацию рождения. Нарциссическое либидо привязывает плод к матери. Когда, во время родов, их единство разрушается, когда ребенок отделяется от матери, блокируются стремления Эроса к объединению и растворению. На основе компульсивного повторения, хаpaктерного для всех органических существ, мы можем сделать вывод, что сразу после рождения вoзникaeт регрессивная тенденция, то есть тенденция воссоединиться с матерью. Однако, отделение от матери — это свершившийся факт, который, биологически, невозможно аннулировать. Это стремление воссоединиться с матерью и восстановить насильственно разрушенное единство, эта неосуществимая тенденция вызывает крайне болезненное напряжение, реакцией на которое является тревога. Поскольку плод не знаком с объектом в истинном смысле этого слова, он не воспринимает отделение от матери, как потерю объекта. Новорожденный просто ощущает нарушения экономии инстинктивных энергий. Тревога представляет собой реакцию исключительно на эти нарушения. Следовательно, родовая тревога — это страх разделения. Это биологическое явление, но оно становится прототипом психической тревоги.

 

Tрaнcформация родовой тревоги

Нельзя не заметить, что уже у младенца есть определенная степень готовности к тревоге, и эта готовность усиливается в раннем детстве. Хотя существует множество различных проявлений младенческой тревоги, однако можно выделить наиболее типичные формы. Страх темноты и страх перед незнакомыми людьми — вот наиболее типичные формы инфантильной тревоги. Страх темноты, страх одиночества, страх перед незнакомыми людьми, все это можно свести к одному фактору: к тоске по человеку, на которого направленно либидо. «Первичная тревога» возникла, когда ребенок отделился от матери; теперь же тревога возникает, когда любимого человека нет рядом, и это тоже отделение — однако, уже психическое отделение, а не физическое. Страх кастрации можно рассматривать, как продолжение этой тревоги; здесь также речь идет об отделении от нарциссически ценимого объекта.

Но все же не вполне ясно, почему тоска по матери должна вызывать тревогу. Находясь в утробе матери, ребенок привязан к матери всем своим (нарциссическим) либидо. После рождения эта связь сохраняется, но из биологической она превращается в психологическую и поддерживается с помощью органов чувств — глаз, ушей, носа, осязательных органов и так далее. Можно сказать, что ребенок после родов сохраняет внутриутробную связь с матерью, но уже на другом уровне. Однако эта связь часто рвется, когда не наступает реальное удовлетворение, например, когда мать не дает ребенку гpyдь. На этой стадии развития ребенок все еще способен удовлетворять свои потребности с помощью галлюцинаций. Органы чувств стимулируются изнутри; например, ребенок «видит» отсутствующую мать и «сосет» отсутствующую гpyдь. Но потребность в пище не может быть удовлетворена с помощью галлюцинаций. Если мать все не приходит, в результате отсутствия восприятии возникает внутреннее напряжение, как это бывает при потере объекта; ведь объект (мать) на самом деле состоит из индивидуальных восприятии. Поскольку напряжение, вызванное фрустрированной потребностью, невозможно удалить с помощью галлюцинаций, то потеря восприятии аналогична потере объекта при отделении от матери. Однако, временное отделение от матери не всегда вызывает напряжение, в результате которого образуется травматическая ситуация, поскольку по мере развития эго ребенок учится контролировать свои инстинктивные потребности. Хотя отсутствие матери не всегда влечет за собой травматическую ситуацию, ребенок часто начинает тревожиться, поскольку это напоминает ему о первом разделении, и через ассоциативную связь приводит к повторению первичной тревоги. Тревога становится уже не реакцией на травму, а реакцией на опасность потери объекта. Таким образом, тревога основана на опыте; она сигнализирует о том, что существует опасность потерять объект, и возникает, когда мать отсутствует. Отсутствие матери и тревога, сопровождающая отсутствие восприятия — это первая трaнcформация тревоги из биологически-автоматической в психическую (вызванную самим эго), (Основываясь на этом умозаключении, можно понять, почему дети и взрослые боятся одиночества.) Отсутствие восприятии становится потерей объекта. Когда у ребенка начинает развиваться чувство привязанности, любой упрек матери, любая угроза, любая ее невнимательность могут вызвать страх потерять любовь. Автоматическая тревога, биологическая по своей природе, в ходе развития поочередно проходит через потерю восприятия, потерю объекта и потерю любви и превращается в психологическую тревогу, которую вызывает эго и к которой оно как бы стремится. Это уже не реакция на опасность; это просто предупреждающий сигнал, который заставляет эго принять меры предосторожности. Нужно отметить, что возникает ожидание опасности, поскольку аппарат тревоги приводится в действие при одной лишь мысли о том, что может возникнуть опасность. Пока тревога была автоматической, эго переживало ее пассивно, теперь же эго активно вызывает тревогу.

Переход от пассивности к активности тесно связан с психическим развитием адаптации к реальности.

Хотя мы уже обсуждали это, я хотел бы повторить еще раз, что адаптация к реальности развивается таким образом, что восприятия и переживания, которые первоначально были пассивными, становятся активными. Вследствие этого переживания становятся «более сознательными», более зависящими от целей эго; их гораздо легче контролировать. Играя, дети повторяют определенные впечатления и переживания, как будто хотят получше приспособиться к этим переживаниям. Пациенты, страдающие травматическим неврозом, повторяют в тревожных снах свой травматический опыт, чтобы постепенно преодолеть его. Эго, первоначально прошедшее через травму пассивно, теперь повторяет ее в более мягком варианте, и тревога теперь является сигналом о помощи. Тут-то и происходит разрядка огромного количества энергии, возникшего в эго из-за внешних раздражителей или из-за внутренних инстинктивных процессов. Это одна из форм абреакции. Кроме того, тревога представляет собой попытку защититься от опасности, хотя при неврозе эта попытка обречена на неудачу.

Поскольку задача эго — сообщить об опасности и уклониться от нее, нет сомнений, что это одна из самых примитивных структур эго, служащих для приспособления к реальности. Вначале она возникает автоматически и ее функция состоит в том, чтобы освободить личность от чрезмерного количества энергии. Однако вскоре тревога перемещается из состояния беспомощности к ожиданию опасной ситуации. За этим следует переход от опасной ситуации к ситуациям, порождающим опасность, таким как, потеря объекта, потеря любви, кастрация и строгость суперэго. Во всех этих ситуациях тревога предупреждает человека о реальных последствиях. (Не важно, реальны ли эти последствия только для психики или и для объективного мира тоже. В основном, все эти опасности реальны.) Позже мы попытаемся понять, почему тревога не всегда бывает адекватной реакцией и часто, наоборот, бывает неадекватной реакцией.

 

Тревога и боль

Если тревога первоначально была боязнью потери, боязнью разделения и реакцией на непереносимый раздражитель, тогда возникает вопрос: чем тревога отличается от боли? Ведь боль — это тоже реакция на непереносимо сильный раздражитель, который может привести к разрушению тканей, к повреждению или к потере органа, катектированного либидо (все органы катектированны либидо).

У младенца боль еще не отделилась от тревоги; у них общий источник. Физическая боль возникает, когда раздражитель, воздействующий на периферийные органы, силен настолько, что пронзает защитный барьер, то есть когда эго пытается с помощью защитных действий избавиться от раздражителя, но не может этого сделать. Если же боль возникает во внутренних органах, эго оказывается совсем беспомощным. Таким образом, боль и биологическая тревога первоначально были реакцией на травму, прорвавшуюся сквозь защитный барьер. Теперь нетрудно понять, что младенец не может отличить боль от биологической тревоги, поскольку в обоих случаях экономическая ситуация одинакова. Позже биологическая тревога частично превращается в психическую тревогу, становится независимым явлением и отделяется от боли. С этого момента боль и тревога могут проявляться, как независимые друг от друга реакции. С помощью аффекта психической тревоги ребенок защищается от чрезмерно интенсивных раздражителей, грозящих уничтожить защитный барьер. Биологическая тревога и боль возникают уже после того, как раздражители прорвались сквозь защитный барьер. Поскольку психическая тревога представляет собой попытку совершить действие, подходящее к ситуации — хотя обычно эта попытка заканчивается неудачей — мы можем сделать вывод, что это, до некоторой степени, защита от боли.

Мы делим тревогу на соматическую и психическую, и тоже самое можно сказать и о боли: боль бывает телесная и психическая. Хотя физическая боль и соматическая тревога происходят из одного источника, между ними существует важное различие. Боль — это просто ощущение; в состав тревоги входит еще и действие. И физическая боль и первичная тревога — это реакция на прорыв защитного барьера; боль — это специфическое неприятное ощущение в чрезмерно стимулируемой части тела; аффект тревоги — это действие-разрядка. Потом эти реакции отделяются друг от друга и их пути расходятся. Из соматической тревоги развивается психическая тревога, а из физической боли - психическая боль.

Когда в органе возникает боль, он катектируется нарциссическим либидо, как показал Ференци; этот орган требует всю психическую энергию, которая, обычно, использовалась по-другому. (Например, зубная боль поглощает весь психический интерес.) Даже психический представитель органа, образ органа, может быть не менее болезненным, чем объективная боль. Люди с ампутированными конечностями, часто чувствуют боль в органе, который на самом деле отсутствует; то есть они чувствуют боль в психическом представители органа. Как и тревога, боль может перемещаться из телесной сферы в психическую. Постепенное перемещение либидо из тела в психику связанно с развитием объективного либидо. Следовательно, психическая боль может появиться только тогда, когда нарциссическое либидо, направленное на эго, превращается в объективное либидо. Объекты, насыщенные либидо, начинают играть роль тела субъекта. Когда объект не оправдывает надежд или пропадает, возникает психическая боль.

Почему психическое отделение от объекта, его потеря, например cмepть, или разочарование в объекте вызывает такую боль? Как уже упоминалось, при рождении у ребенка нет образа матери. Постепенно, после повторяющегося удовлетворения инфантильных нужд, вырисовывается полный образ матери. Когда возникает потребность, младенец стремится к ее удовлетворению, которое неразрывно связано с воспоминаниями (идеями) о матери. Вследствие этого, ребенок хочет не только получить удовлетворения, он хочет, чтобы пришла мама. Постепенно, стремление к удовлетворению превращается в стремление к матери. Стремление к объекту, насыщенному либидо, мы называем тоской. Отделение от объекта вызывает тоску. Всем тяжело по внутренним или по внешним причинам полностью отказываться от объекта.

Меланхолик и, до некоторой степени, человек, оплакивающий потерю любимых, с помощью идентификации воссоздает потерянный объект внутри эго. При любой потери из тоски прежде всего возникает идентификация. Это, так сказать, возвращение к первоначальной ситуации, когда объект все еще был частью эго. Однако, поскольку не может наступить настоящее удовлетворение, напряжение усиливается все больше и больше, и объект, который поглотило эго, теперь действует точно также, как часть тела, подвергающаяся чрезмерной стимуляции. Либидо, постоянно скапливающееся в этой «части тела» и чудовищная тоска создают травматическую ситуацию беспомощности. В этой ситуации впервые возникает психическая боль.

Теперь мы видим, чем отличается психическая тревога от психической боли: психическая боль — это реакция на травму, на реальную потерю объекта; психическая тревога — это реакция на опасность потери объекта. Другими словами, психическая боль возникает, когда рвется насыщенная либидо связь между объектом и субъектом (идеалы и тому подобное могут играть роль объекта) ; психическая тревога появляется, как только возникает опасность, что эта связь разорвется.

 

Тревога и деструктивный инстинкт

Рассмотрев, как связаны между собой тревога и боль, мы узнали, что тревога представляет собой сигнал о том, что может возникнуть боль, что существует угроза телесного или психического уничтожения. Наиболее очевидна эта опасность при страхе кастрации. Когда-то существовала реальная внешняя угроза кастрации и тревога была прямой реакцией на эту опасность. Поскольку суперэго развиваясь, впитывает в себя внешний мир, опасность кастрации тоже интернализуется; внешняя опасность превращается во внутреннюю (в бессознательную угрозу со стороны суперэго). Источником тревоги являются не только чисто ceкcуальные инстинкты, но и (интернализированные) деструктивные инстинкты. Фобии связанные с животными, следует рассматривать, как одну из реакций на эту интернализированную садистскую опасность; страх кастрации просматривается здесь намного яснее, чем в других фобиях. При фобиях, связанных с животными, то есть при замаскированном страхе кастрации, выражается часть садизма, который поглотило эго, поскольку агрессия, которая прежде была направленна на отца, теперь направляется на само эго. Не только при фобиях, связанных с животными, но г при других видах фобий, садизм, направленный на эго, формирует важнейшую часть тревоги. Это можно продемонстрировать с помощью краткого примера. Это пример из истории болезни женщины, пока что я не располагаю подобным материалом из истории болезни мужчины.

Пациентку, о которой мы уже упоминали, охватывала тревога, как только она оказывалась на улице. Главным образом она боялась открытых прострaнcтв. Ее тревога была настолько сильна, что она оказывалась в полной растерянности и только чудом не попадала под машины. Она словно «намеренно» бежала прямо на проезжающие машины. Можно было бы без труда продемонстрировать ей, что за таким поведением скрывались фантазии о проституции. Однако тот факт, что тревога становилась невероятно сильной, когда она встречала на улице кого-нибудь из знакомых, указывал, что это неверная интерпретация. Впервые тревога возникла, когда она встретила на улице брата. На уровне сознания для пациентки было очевидно, что страх перед братом на самом деле являлся страхом, что ее накажут. Однако в начале, она не понимала, за что ее накажут. Этот брат больше всех старался оградить ее от всего ceкcуального; он не пускал ее в свои ceкcуальные игры с другими дeвoчками. В связи с этими воспоминаниями она припомнила, что в детстве боялась ceкcуальных убийств, совершаемых на улице. В городе, в котором она жила, действительно было совершено ceкcуальное убийство, после этого отец строго-настрого запретил ей выходить на улицу одной. Хотя в то время она не совсем понимала, что такое «ceкcуальное убийство», у нее все же было об этом некое смутное представление. Странное любопытство тянуло ее на улицу, и она постоянно нарушала запрет отца. Из-за этого и из-за множества других причин, она всегда ждала, что отец ее накажет, и анализ убедительно продемонстрировал это ей. Страх наказания, который она почувствовала, встретив брата на улице, был перемещен с отца па него.

В подростковом возрасте она узнала, что такое ceкcуальное убийство. Тогда-то у нее и появилась фобия, но на уровне сознания она уже не боялась, что ее убьют на улице. В конце концов, в ходе анализа она поняла со всей ясностью, что ожидала, что отец накажет ее чем-то вроде ceкcуального убийства, и что ее представление о пoлoвoм акте всегда было крайне мaзoхистским. Она часто наносила себе раны, для того чтобы ее отец, который был врачом, лечил ее. Когда отец лечил ее раны, боль для нее превращалась в ceкcуальное удовольствие. Если мы вспомним, что тревога — это еще и тревожное ожидание, мы поймем, что в этом случае пациентка ждала наказание, которое одновременно являлось мaзoхистским удовольствием. Опасность превратилась в удовольствие.

Я вовсе не хочу сказать, что в фобиях не задействованны другие формы тревоги. Наоборот, на примере той же самой пациентки видно, что страх перед суперэго, страх потерять любовь и другие страхи проявляются одновременно. Однако заметные улучшения не наступили, пока не был обнаружен мaзoхистский компонент. Садомaзoхистский компонент ceкcуальных инстинктов также объясняет следующее парадоксальное явление: тревога, которая должна защищать человека от опасностей, часто подвергает его еще большей опасности, парализует его, а иногда приводит его прямо к cмepти.

Теоретически, это явление можно объяснить тем, что деструктивные инстинкты автоматически усиливаются, когда скапливается либидо и из-за неудовлетворенных желаний возникает напряжение. Изучая компульсивный невроз, манию преследования и маниакальную ревность, мы узнали, чтo в таких случаях любовь не превращается в ненависть; усиливается потребность в любви и, одновременно, усиливается потребность в ненависти. Тот факт, что деструктивные инстинкты приходят в действие, когда невозможно разрядить усилившееся либидо, можно объяснить тем, что разделение инстинктов происходит тогда, когда ceкcуальный инстинкт блокируется и энергия ceкcуальных инстинктов переходит к деструктивным инстинктам. Это также показывает, что свободный психические энергии легко перемешаются. Усилившееся либидо становится опасным, если оно не может разрядиться и его энергия переходит к деструктивным инстинктам. Так же создается впечатление, что деструктивные инстинкты становятся активными, когда тревога зовет на помощь; при чрезвычайно сильной тревоге они приводят к параличу и к потере сознания, к аннулированию раздражителя — то есть к «покою». Следовательно, тревога — это не только реакция на объективный или внутренний инстинктивный раздражитель, она сама по себе имеет инстинктивное происхождение. Таким образом, тревога — это общая, унаследованная, аффективная реакция, у которой две цели: с одной стороны, она защищает от натиска незнакомых и чрезмерно сильных раздражителей; с другой стороны, она разряжает психическую энергию и снижает уровень напряжения, другими словами, она обеспечивает покой для эго. И за биологической и за психологической тревогой скрывается компульсивное повторение консервативных инстинктов. Следовательно, тревога, и биологическая и психологическая, всегда является реакцией на опасные раздражители, которые могут произвести травматический эффект. Такое определение тревоги объясняет, почему тревога встречается не только у человека, но и у всех остальных существ. Это тоже доказывает, что тревога -это реакция на объективную опасность.

 

Невротическая тревога

Тревога, в качестве реакции на объективную опасность, возникла в ходе эволюции. У цивилизованного взрослого человека эта реакция до некоторой степени выродилась, и это, вероятно, произошло от того, что в ходе культурного развития, человеку приходилось все меньше бороться с внешними силами и он постепенно научился подчинять себе природу. Ребенок тревожится больше, чем взрослый, первобытном человек тревожится больше, чем цивилизованный. Тревога же, вызванная внутренними причинами, наоборот, усиливается, потому что по мере культурного развития, человек вынужден все сильнее контролировать свои инстинкты. Даже у первобытного человека тревога часто представляет собой страх перед внутренними опасностями, то есть перед опасностями, спроецированными во внешний мир (например, страх перед призpaками) ; следовательно, такая тревога фактически не зависит от внешних условий.

Невротическая тревога, в какой бы форме она не проявлялась, является реакцией на инстинктивную опасность, на внугренний раздражитель. Она может быть вызвана как биологическим, так и психологическим фактором; то есть тревога может быть либо автоматической реакцией, возникшей из экономического состояния инстинктивной ситуации, либо сигналом о боли, который подает эго

В первом случае в ид происходит нечто, аналогичное ситуации рождения, и автоматически включается тревога. В последнем случае в ид происходит нечто опасное для эго и из-за этого эго подает сигнал тревоги. Первый случай типичен для актуального невроза: второй — для психоневроза.

При актуальном неврозе тревога происходит из соматического источника. При травматической ситуации беспомощности она является адекватной реакцией на давление неудовлетворенных инстинктивных потребностей. Такая тревога возникает при нарушениях в ceкcуальной жизни и является реакций на нeнopмaльное течение либидо, но она вовсе не обязательно возникает прямо из ceкcуальных инстинктов. Мы узнали, что необходимым условием для возникновения тревоги является эмоциональная реакция на перемещение катектирующей энергии из ид в эго. Эту перемещающуюся внутрипсихическую энергию не следует путать с ceкcуальным либидо. Однако, если мы все же хотим подчеркнуть ceкcуальное происхождение тревоги, мы должны делать это только в терминах деceкcуализированного либидо. Эго может работать только с деceкcуализированным либидо, поскольку в противном случае его функционирование нарушается. Хотя при актуальных неврозах экономическая ситуация сходна с экономической ситуацией при родовой тревоге, тревога актуального невротика — это еще и результат функционирования эго; хотя она зародилась в ид, силы эго сформировали ее и превратили в аффект тревоги.

Эго может породить тревогу либо под влиянием из внешнего мира, либо под влиянием суперэго, либо под влиянием ид. В первом случае, мы имеем дело с объективной тревогой; во втором — с муками совести; а в третьем — с соматической тревогой. При актуальном неврозе тревога возникает, как мы только что узнали, как реакция на усиление возбуждения в ид. При психоневрозе тревога не возникает автоматически, она представляет собой сигнал об опасности; следовательно, это мотивированная реакция. Это реакция и на процессы, протекающие внутри ид и на процессы, протекающие внутри суперэго. Вот пример, который проиллюстрирует это.

Женщина разочаровалась в своем муже; она полностью отдаляется от него и сильно страдает. Вскоре после этого ей снятся тревожные сны, в которых она совершает пoлoвoй акт со своим отцом, который при этом ее жестоко избивает. После этого ее поражает тревожная истерия. Либидо, которое прежде было направленно на мужа, блокируется и не может разрядиться Она находит лазейку и регрессивно направляет на своего отца энергию либидо. Либидо, которое прежде было направленно на мужа, приводит в действие либидозные стремления ид, зафиксированные на отце. Однако эти стремления должны остаться неудовлетворенными. Такая фрустрация, вызванная инстинктивным напряжением, представляет опасность для эго. Чтобы избежать опасности, эго подает сигнал тревоги. Так очевидно, что ожидалось наказание, его требовало суперэго и эго восприняло это наказание мaзoхистски. Последующий анализ этой пациентки показал, что три фактора вызвали тревогу опасность в лице суперэго, инстинктивная опасность и неразряженное (скопившееся) либидо. В этом психоневрозе, как и во всех остальных, присутствует и актуально-невротический фактор, который и послужил отправной точкой болезни.

Совершенно очевидно, что в психоневрозах, помимо тревоги, которую создает эго, присутствует еще и актуальная тревога. При любом неврозе инстинктивная жизнь до определенной степени ограничена, что приводит к инстинктивным напряжениям, которые отчасти можно разрядить с помощью тревоги.

В связи с этим вспоминается ранняя теория Фрейда, состоявшая в том, тревога — это результат вытеснения. Фактически, тревога является чрезвычайно чувствительным индикатором нарушений в инстинктивной жизни. С одной стороны, это процесс разрядки; с другой стороны, это сигнал о помощи при появлении опасности. Начинается защитная борьба с этой опасностью, в том числе я вытеснение. Тревога порождает подавление. Однако, теория о том, что тревога возникает из вытеснения, тоже верна, поскольку при подавлении инстинктивное требование отвергается и либидо частично не может разрядиться. Отсутствие удовлетворения создает напряжения в ид, которые, как и тревога, могут стать причиной вытеснения. Возникает опасность для эго, на которую эго, в свою очередь, реагирует тревогой. Поскольку вытеснение не обязательно немедленно приводит к формированию симптомов, тревога может возникнуть в промежутке между вытеснением и формированием симптомов. С другой стороны, невротическая тревога ~ это индикатор психического конфликта. Таким образом, тревога, в сущности, не зависит от вытеснении и может появиться до того, как возникнет вытеснение, или после; ее задача — просто привлечь внимание эго к опасности и заставить его предпринять соответствующие защитные действия.

 

Условия для возникновения тревоги

Самые разные опасности принуждают эго создавать тревогу. Процессы, протекающие в ид, могут привести к опасности потерять объект, любовь или гeнитaлии Потеря любви и разлука с объектом — это основной элемент опасности для женщин; кастрация и разлука с высокоценимым объектом ~ основной элемент опасности для мужчин. Страх перед суперэго появляется позже, обычно в форме мук совести. Последняя стадия трaнcформации стpaxa перед суперэю — это страх cмepти, страх судьбы, который является проекцией суперэго.

На каждой стадии развития существуют свои условия для возникновения тревоги. Первое условие — биологическая беспомощность младенца. Бернфельд указал на то, что из-за этой беспомощности во многих первобытных племенах матери, заботясь о новорожденном, имитирует внутриутробную ситуацию. Именно своей беспомощностью после рождения человек отличается от большинства животных. Без защиты он погибнет. Его психологическая беспомощность соответствует биологической. Эго неразвито, беззащитно перед натиском возбуждений. Следовательно, психологическая беспомощность младенца тоже является источником опасности. В раннем детстве человек неспособен сам о себе позаботиться и полностью зависит от тех, кто ухаживает за ним и удовлетворяет все его потребности. На этой стадии потеря объекта является опасностью.

Опасность кастрации хаpaктерна для фаллической фазы. Опасность, являющаяся результатом требований суперэго, хаpaктерна для периода латентности. Часто можно наблюдать, как одни условия для возникновения тревоги развиваются из других, более ранних условий. На примере компульсивного невроза можно заметить, как интенсивный детский страх кастрации постепенно изменяется и, в подростковом возрасте, превращается в страх перед суперэго. У женщин часто, вместо стpaxa кастрации, появляется страх наказания, либо представленный символически, как страх родов, либо прямо — как мaзoхистский компонент ceкcуального инстинкта. Однако, если мы вспомним, что часто за страхом кастрации скрывается желание кастрации, а тревога часто представляет собой тревогу ожидания, мы можем сделать вывод, что страх кастрации содержит мaзoхистские элементы. Все эти условия для возникновения тревоги редко появляются по одиночке; чаще всего они сосуществуют бок о бок, не влияя друг на друга. Видимо, именно из-за этого сосуществования различных условий для возникновения тревоги мы до сих пор не можем разобраться в проблеме тревоги.

Каждой стадии развития либидо и эго соответствуют свои условия для возникновения тревоги и формы тревоги. Так, например, на прегeнитaльной стадии, где деструктивные инстинкты играют более важную роль, чем на следующей фазе, тревога может содержать больше садомaзoхистских элементов и оказывать более сильный парализующий эффект, чем тревога на гeнитaльной стадии. В фаллической фазе инстинктивная опасность носит гeнитaльный хаpaктер, а тревога является страхом кастрации. У женщин тревога, появляющаяся на объективной стадии в результате потери объекта любви, часто относится к опасности, которая появляется с исчезновением защиты, заботы, короче говоря, удовлетворения, которое дает любимый человек Содержание тревоги зависит от стадии развития либидо, то есть от той стадии, на которой произошла фиксация.

С другой стороны, форма зависит от стадии развития эго. Из этого можно сделать вывод, что неопределенная тревога, выражающаяся главным образом в учащенном сердцебиении и дыхании, возникает на одной из самых ранних стадий, возможно, даже при рождении, а потом повторяется в актуальном неврозе, тревога, основным симптомом которой является дрожь, относится к той стадии развития эго, когда еще можно было убежать, но этому препятствовал садомaзoхистский компонент опасности. Тревожные состояния, в которых доминируют телесные симптомы, скорее всего относятся к гeнитaльной фазе и соответствуют конверсионным симптомам. Неопределенная тревога, лишенная телесных симптомов (обычно это самоупреки) явно принадлежит к стадии развития эго, когда от него уже отделилось суперэго и уже возникло чувство вины.

Тревога — это функция эго, которая, как и либидо, может регрессировать до точек своей фиксации; при болезни тревога принимает форму более ранней аффективной реакции. Другими словами, нормально развитое эго может вернуться к старой реакции аффекта тревоги, когда оно сталкивается с трудностями при обуздании инстинкта, и инстинкт становится опасным. Следовательно, смысл тревоги зависит от конкретного заболевания и от каждой опасности. Конечно же, в каждом заболевании присутствует несколько условий, необходимых для возникновения тревоги; однако, доминирует только одно условие. Например, при истерии основное условие для возникновения тревоги ^— это потеря любви; при фобии — это комплекс кастрации; а при обссесивном неврозе — это чрезмерно суровое суперэго. Возникает искушение приписать каждой опасной ситуации хаpaктерную форму тревоги и условие для ее возникновения, и за каждой формой тревоги видеть соответствующую опасность. Однако, на пpaктике довольно трудно выявить, какая именно опасность породила тревогу, потому что с тревогой связаны вторичные фантазии, которые не имеют ничего общего с ее сущностью Таким образом, фантазии о внутриутробной жизни оказываются тесно связанными с определенными состояниями тревоги. Однако они представляют собой всего лишь радикальную попытку убежать от опасности, убежать туда, где человек чувствует себя максимально защищенным — в материнскую утробу.

Теперь перед нами возникает следующая проблема: каково же предварительное условие для возникновения невротической тревоги? Почему один человек воспринимает инстинктивное требование, как опасность и реагирует на него тревогой, а другой — нет? Если мы еще раз сравним тревогу при фобии с объективной тревогой, мы увидим, что при фобии источник опасности находится вне эго; тревога — это реакция на квазиреальную опасность. Однако, на пpaктике это не так, поскольку это спроецированная опасность. Она скорее психическая, чем реальная. Следовательно, разница между невротической и объективной тревогой состоит в том, что невротическая тревога — это реакция на психическую опасность, а объективная — на реальную опасность. Однако, мы знаем, что для психики внутреннее не менее реально, чем внешнее. Различия между внутренним и внешним станут еще более неопределенными, если мы вспомним, что инстинктивные опасности часто основываются на объективных, реальных условиях и что некоторые внутренние опасности некогда были внешними, объективными. Тревога всего лишь указывает на слабость эго, на его неспособность справиться с опасностью, вне зависимости от того, откуда исходит эта опасность, снаружи или изнутри. Таким образом, критерием невротической тревоги должен быть какой-то другой фактор. На первый взгляд, объективная тревога — это реакция нн знакомую опасность, а невротическая тревога — это реакция на незнакомую опасность, то есть на опасность, которую человек не осознает. Однако, поскольку тревога сильнее всего в детстве, когда сознательные процессы еще не отделились от бессознательных, тот факт, что источник опасности лежит в бессознательном, не может играть решающую роль в формировании невротической тревоги.

Большинство людей борются с требованиями инстинктов, особенно с требованиями ceкcуальных инстинктов, которые воспринимаются, как опасные, и не у всех появляется тревога, когда происходят нарушения инстинктивной жизни. Из этого мы можем сделать вывод, что уровень инстинктивного напряжения, который человек может переносить без вреда для себя, варьируется. Рамки, в которых можно контролировать возбуждение, зависят от конкретного человека. Эти рамки преступаются, когда существует определенная готовность к тревоге, и именно эта готовность создает предрасположенность к неврозу. Следовательно, эта готовность зависит, с одной стороны, от неспособности психического аппарата справиться с усилением энергии, вызванным излишним возбуждением, а, с другой стороны, от чрезвычайной чувствительности к опасности. Своим поведением перед лицом опасности невротик напоминает младенца, поскольку он цепляется за те формы тревоги, которые нормальный человек давно преодолел. Реакции его эго на инстинктивные потребности зафиксировались на детском уровне, они устарели и уже не годятся для изменившихся условий взрослой жизни, и становятся необходимым предварительным условием для возникновения невротической тревоги.

Глава 8. ПРОЦЕССЫ ЗАЩИТЫ ЗАЩИТНЫЙ БАРЬЕР ПРОТИВ РАЗДРАЖИТЕЛЕЙ И ПРИНЦИП УДОВОЛЬСТВИЯ-НЕУДОВОЛЬСТВИЯ

Мы поняли, что тревога — это сигнал угрозы. Мы обнаружили, что она является полезной реакцией эго; сигнал тревоги направляет внимание эго на угрозу и вызывает защитные меры. Очевидно, что тип защитной реакции зависит от природы эго, от стадии его развития, и от интенсивности грозящей опасности. Защита слабого и плохо развитого эго будет отличаться от защиты полностью развитого и лучше организованного эго. Каждая опасность стремится прорвать защитный барьер против раздражителей и расстроить действие принципа удовольствия-неудовольствия, функционирование которого направлено на защиту от внутренних раздражителей. Эта угроза нарушает экономическую организацию психических энергий, и из-за этого возникает необходимость принять защитные меры. В то время как цель защиты состоит в избегании неудовольствия, будет правильно считать, что тревога, которая сама является крайне неприятным аффектом, влияет на попытку защитится.

Для обычного, нормального взрослого человека защита является довольно простым делом: она осуществляется с помощью бегства или других защитных действий. По сравнению со взрослым ребенок в меньшей степени способен адекватно защитить себя от oпacнocтeй; чем меньше ребенок, тем труднее ему защитить себя. Прежде всего, пока ребенок не разделяет внешний и внутренний мир, он вряд ли сможет правильно локализовать источник опасности. Но даже если бы он был способен сделать это, ему было бы трудно противостоять угрозе, поскольку он еще недостаточно владеет моторным аппаратом, чтобы адаптироваться к реальности. Поэтому все защитные реакции ребенка против внешней или внутренней угрозы обязательно будут заканчиваться изменениями в нем самом. Он достигает контроля над сфинктером, потому что иначе он бы был погружен в бесконечные конфликты со своим окружением.

Способ реагирования ребенка на угрозы отличается от реакций взрослого; он может использовать совершенно другие защитные меры. Хотя в процессе развития техника защиты подвергается изменению и хотя ее примитивные аутопластические формы заменяются другими, они все еще остаются в бессознательном в качестве осадка пройденной фазы развития, и время от времени вновь появляются у взрослого. Такие архаические защитные механизмы, которые уже не являются адаптацией к реальности, также формируют часть бессознательного функционирования эго.

В течении первых недель жизни младенец абсолютно нарциссичен. Он использует, но мало замечает внешний мир, он постоянно спит, как если бы он хотел продлить свою внутриутробную жизнь. Точно нельзя установить основан ли сон на желании спать, как у взрослого человека, или же он просто связан с состоянием безразличия. По всей видимости, однако, сон ребенка в отличии от сна взрослого имеет иное значение. Есть люди, которые обладают особой способностью быстро погружаться в сон. тем самым избегая неприятностей жизни и создавая препятствие для непереносимых раздражителей из внешнего мира. Можно предположить, что сон младенца представляет собой бегство от требований реальности, и это особенно верно, потому что младенец гораздо меньше, чем зрелый человек, способен противостоять требованиям peaльности.

При засыпании интерес к внешнему миру пропадает, а объектное либидо сменяется нарциссическим либидо. С точки зрения распределения либидо, заснувший человек близок к внутриутробному состоянию. Поза зародыша, которую принимают многие люди во сне, потребность спящего в тепле, прекращение активности органов чувств, тех самых органов, задачей которых является поддержание контакта с внешним миром — все это говорит в поддержку данной точки зрения. Придя к этому умозаключению, мы уже не удивляемся, что младенец продолжает пренатальную стадию, тогда как взрослый лишь периодически, во время сна, пытается вернуться в утробу матери. Желание спать - регрессивное стремление в лоно матери — основано на отрицании, своего рода отвержении реального мира и тяготении к пренатальному состоянию.

Такая защита — похожая на бегство регрессия, явно выражена в глубоком гипнозе и серьезных патологических состояниях, таких как кататонический ступор. Кстати, в последнем случае утрачивается владение моторным аппаратом, что выражается в разобщении мышечных иннерваций (Flexibilitas cerea).

Другой примитивный, общий способ защиты, который осуществляется с помощью деструктивного инстинкта и мышечной активности, также наглядно присутствует при кататонии. Одной из основных хаpaктеристик кататонии является негативизм, — тенденция сводить на нет каждое позитивное стремление с помощью негативного. Деструктивный инстинкт наиболее ярко проявляется при негативизме. Если уж кататоник показывает какую-либо реакцию, то это обычно ярость или деструктивная ненависть при появлении малейшего внешнего раздражителя. Таким образом он отражает внешние раздражители, разрушая их с помощью моторной системы, «вытесняя» их из поля своего зрения.

Таким образом, защита, во-первых, призвана предотвратить прорыв защитного барьера против раздражителей (это экономическая причина) ; кроме того защита также возникает в связи с нарциссической реакцией на внешний мир. Однако, оба эти мотива в течении первых стадий развития тесно связаны друг с другом и встречаются вместе в стремлении ко сну, к состоянию, в котором отсутствует возбуждение. Так как это стремление выражается в компульсивном повторении, следовательно глубочайшим основанием любого защитного действия является компульсивное повторение бессознательного. Еще одним общим мотивом является принцип удовольствия-неудовольствия, в котором проявляется тенденция к бегству от боли.

Тем не менее, защита направлена не только против внешнего мира. Так, например, мы знаем, что пациент-кататоник испытывает гнев даже без внешних причин, что он борется против внутренних раздражителей также, как и против внешних, и, таким образом, часто разрушает самого себя, как если бы он переживал себя как нечто чужеродное. Подобным образом младенец брыкается и пронзительно кричит в ответ на внутренние раздражители, от которых он хочет избавится В большинстве неврозов, однако, приходится также защищаться от большого количества внутренних раздражителей, а именно от инстинктивных потребностей. Даже несмотря на то, что они не всегда представляют собой непосредственную угрозу, их удовлетворение может привести к реальной угрозе. Поэтому эго рассматривает ceкcуальные побуждения как огромную опасность.

Следовательно, мы должны выделить две формы защиты: защиту, которая возникает, когда неприятное инстинктивное побуждение вызвано внешними причинами, и защиту, которая появляется без внешней причины. Существуют заболевания, в которых защита по большей части основана на отношении к объекту, это заболевания, в которых она не зависит от объекта. Когда происходит задержка на нарциссической стадии организации либидо, тогда устанавливаются защиты против инстинктивных импульсов, даже если больше нет связи с объектом любви во внешнем мире, как при меланхолии, или когда она сохраняется в галлюцинации как при шизофрении, тогда как на объектной стадии организации либидо, защита устанавливается только тогда, когда воспринимается объект или его заместитель (например, при истерии). Здесь, по всей видимости, защита появляется только тогда, когда появляется необходимость отвратить инстинктивный импульс, который направлен на особый объект (фобия). Тем не менее, не всегда легко отчетливо отделить защиту против внешней причины от защитой против внутренней причины.

 

Идентификация

Идентификация как форма защиты впервые развивается из неопределенных взаимоотношений с внешним миром. Хотя на объектной стадии развития либидо направлено на объект внешнего мира, этот объект еще не локализован в прострaнcтве, вне эго Когда во время opaльной и каннибалистической стадии развития происходит увеличение либидозного возбуждения, тогда удовлетворение и снятие неприятного состояния возбуждения происходит с помощью сосания, поскольку на данной стадии рот является органом разрядки. Раздражитель исчезает с удовлетворением, достигнутым с помощью реального моторного действия, которое приводит к расслаблению. Этот процесс также можно рассматривать как защиту, поскольку он действительно удаляет неприятный раздражитель. Если такое действие не может произойти, например, когда мать не предлагает ребенку гpyдь, тогда эго психически поглощает доставляющая удовольствие мать или гpyдь. Возможно, ребенок воображает, что сосет и получает удовлетворение, то есть аппарат восприятия эго катектирует психическую энергию, и, благодаря этому, стимулируются и удовлетворяются психические представители тактильных органов, органов слизистой оболочки рта и губ. Осуществление интроекции материнской гpyди приводит к освобождению от болезненного состояния возбуждения. Идентификация, которая также называется интроекцией, таким образом является наиболее примитивным способом избавления от раздражителей, которые, переходя определенную грань, оказывают травматическое воздействие. Защита усиливается благодаря амбивалентности, которая хаpaктерна для идентификации в opaльной фазе. Можно сказать, что либидо использует объект для того. чтобы устранить инстинктивный раздражитель способом, соответствующим данной фазе развития (эго поглощает внешний объект). Ребенок начинает обладать объектом opaльно и уничтожает расстояние между собой и объектом для того, чтобы избавиться от инстинктивного возбуждения и добиться искомого покоя.

Идентификация, как форма защиты, на нарциссической и догeнитaльной стадиях играет другую роль, чем на гeнитaльной и объектной стадиях развития либидо. На гeнитaльной стадии идентификация играет важнейшую роль в жизни человека, а именно помогает сформировать суперэго и лишает стремления эдиповой констелляции их прямого инстинктивного хаpaктера. После этого мальчик, через идентификацию, должен поглотить отца, которого он одновременно ненавидит и любит, сделать его требования и запреты своими собственными, что позволит ему отказаться от своего стремления к матери, а также от назначения собственных гeнитaлии. Следовательно, через идентификацию осуществляется защита против прямых инстинктивных требований, поскольку мать больше не рассматривается как ceкcуальный объект. Это, однако, не значит, что с идентификацией прекращаются все отношения с объектом и реальностью. На гeнитaльной стадии исключаются только чувственные отношения. Все остальные отношения остаются нетронутыми; а с помощью зарождающегося суперэго развиваются социальные отношения.

Следовательно, мы должны делать различие между частичной и полной идентификаций. С помощью первой отвращаются только определенные отношения с объектом, с помощью второй — все отношения. Первую можно наблюдать при истерии, вторую — в неврозах нарциссического типа. Пациенты, которые достигли гeнитaльной стадии и сформировали прочные объектные отношения, более склонны к развитию частичных идентификаций, в то время как пациенты, которые или не достигли гeнитaльной или объектной стадии или достигли гeнитaльной фазы, но не отказались от нарциссизма, более склонны развивать полную идентификацию.

У двадцатилетней дeвyшки развились истерические тревожные состояния, — она боялась сойти с ума. Вскоре стало ясно, что за тревогой скрываются интенсивные самоупреки по поводу мacтyрбации. Заболеванию предшествовал период отношений с мужчинами. Часто она попадала в положение, когда она отбивалась от их ceкcуальных притязаний, но регулярно мacтyрбировала после них. Первоначально она реагировала на мacтyрбацию чувство вины, которое позднее было замещено подавляющим страхом сойти с ума. Страх сойти с ума, который казался похожим на иллюзорную идею, стал понятен в свете ее инфантильного опыта. Однажды ночью, когда ей еще не было и пяти лет, она со своей кроватки позвала отца. Вместо отца в ее комнату пришел двенадцатилетний кузен и стал ее мacтyрбировать. Через несколько дней она справилась с воздействием этого coблaзнения, однако оно возникло вновь, в ее болезни. Этот кузен был психотиком, «cyмacшедшим», и умер через несколько лет в психиатрической больнице. В подростковый период она считала, что станет cyмacшедшей вследствие мacтyрбации. Этот кузин стал серьезным предостережением последствий ceкcуальной активности. В своем заболевании она идентифицировалась с ним, она чувствовала, что подобно ему сошла с ума и поэтому наказывала себя за мacтyрбацию. Таким образом, благодаря идентификации, она смогла отвратить свои ceкcуальные импульсы. Пожалуй следует ограничить изложение анализа данного случая, поскольку того, что уже сказано вполне достаточно, чтобы показать, что инстинктивное требование может быть отвращено посредством идентификации. Необходимо лишь прибавить, что другие отношения этой пациентки с противоположным полом, то есть отношения без гeнитaльного контакта, не были заметно нарушены Следовательно, это истерическая идентификация.

Когда объектные отношения имеют неопределенный хаpaктер и присутствует выраженный нарциссизм, посредством идентификации отвергается целый объект. Один из нескольких типов гомоceкcуальности проистекает из этого: мальчик идентифицируется с матерью и любит только мальчиков, поскольку мать любила его. Такой случай идентификации приводит к тому, что женщина перестает существовать в качестве ceкcуального объекта. Благодаря этой идентификации гетероceкcуальные стремления и объект, к которому они направлены, полностью отвергается. При меланхолии и определенных формах шизофрении последствия идентификации еще глубже. У меланхолика отсутствует подлинный интерес к окружающим его людям, хотя он и беспокоится о них, а находящийся в ступоре шизофреник полностью безразличен к своему окружению.

Концепция идентификации как защитного механизма не исключает других ее аспектов, позитивных. Действительно, существует идентификации из-за любви, которая не имеет ничего общего с защитой. Как уже было подчеркнуто, идентификация может быть амбивалентной, то есть негативная сторона амбивалентного процесса может использоваться как защита от его позитивной стороны. Поскольку любовь вытесняет ненависть, может произойти и обратное: ненависть вытесняет любовь. В любом случае, именно через идентификацию устанавливается соединение между эго с объектом или инстинктом, который до этого отвергался. То, что эго не может отвергнуть, удерживая на расстоянии, отвергается через ассимиляцию, синтез. У этой формы защиты примерно следующий смысл: «Если я тем или иным способом не подчиню себе противника, то я объединюсь с ним и благодаря этому обезврежу его.»

 

Проекция

Другим типом примитивной защиты является проекция. Непросто установить момент, когда она впервые появляется; проекция — это, вероятно, одна из наиболее примитивных психических функций.

По различным поводам уже утверждалось, что за исключением переживаний удовольствия-неудовольствия, эго воспринимает внутренние процессы только в проекции. Для того, чтобы сознательно воспринять инстинктивную угрозу, эго должно ее экстернализовать, то есть локализовать в прострaнcтве.

Как и в других случаях, когда эго использует ранее созданные физиологические механизмы, оно вскоре также овладевает физиологической проекцией для того, чтобы использовать ее для удовлетворения психических стремлений. Определенно легче избегать и использовать защитные меры против воспринимаемой угрозы, чем против угрозы, которая все еще находится внутри и, следовательно, малозаметна. Чем меньше ребенок, тем он беспомощнее — он не может по желанию координировать свои мышечные действия, он не может убежать или предпринять сознательные целенаправленные защитные действия против угрожающей опасности. Следовательно, в его ограниченном распоряжение имеется лишь единственное средство проекция внутреннего источника возбуждения на внешний мир. Поэтому, на самых ранних стадиях развития эго, проекция сама по себе становится актом защиты, предшественником моторного бегства. Результат проекции состоит в том, что возбуждение, связанное с неудовлетворенными инстинктивными требованиями, удерживается вне эго, то есть эго отделяется от источника опасности.

Проекция также служит принципу удовольствия-неудовольствия человек стремится ко всему, что приятно, и отвергает все болезненное, особенно в детстве. Первоначально, проекция — это защита от инстинктивных раздражителей, которые — даже несмотря на их либидозный хаpaктер — переживаются как болезненные, если их энергии скапливаются и угрожают привести к травматическому воздействию. При мании преследования, благодаря проекции, на внешний мир переносится мaзoхистский компонент инстинктов шизофреника. Пациент косвенно, через преследователя, воспринимает инстинктивное намерение и мaзoхистски его переживает. За проекцией часто следует интенсивная моторная активность. Для того, чтобы избавиться от «преследования» предпринимается все возможное, результатом таких иллюзорных идей может стать даже убийство. После того, как все болезненные раздражители исключаются посредством проекции, все окружение принимает оттенок враждебности, в то время как эго доставляет удовольствие.

Хотя взрослые непрерывно проецируют не осознавая того, все же проекции гораздо более часты у первобытных людей и детей. Если ребенок ударяется о стол, он бьет его, как если бы стол намеренно причинил ему боль. Можно предположить, что механизмы проекции оживают в тех заболеваниях, в которых помимо регрессии либидо также имеет место регрессия эго. Лучше всего это можно наблюдать у шизофреников. На определенной стадии болезни они вновь оживляют неодушевленные объекты и начинают подозревать, что окружающий.

"Например, если голодный младенец удовлетворяет свою потребность галлюцинируя, как сосет гpyдь матери то можно предположить, что после того как спустя некоторое время он обманывается в ожидании удовлетворения, младенец может галлюцинировать что мать ест его, как бы выражая этим. «Не я голоден, а мать голодна и она хочет меня съесть. Это может быть предшественником поздних идей преследования основанием для иллюзии отравления.

Мир таит в себе опасности, против которых они освоили самые разнообразные защитные меры (которые нам кажутся неразборчивыми). На анимистической стадии страх перед опасностью сильнее, чем на более высоком уровне, и он часто появляется, когда эго регрессирует на эту стадию.

На более высокой стадии развития, когда внутри эго происходит дифференциация, нарушения в распределении психической энергии уже не несут исключительную ответственность за возникновение проекции. Также существуют психические мотивы, мотивы мopaльного хаpaктера. Проекция в данном случае означает «Это не я хочу совершить что-то запретное или греховное, а кто-то еще». Таким образом умиротворяется совесть. Следовательно, когда суперэго сформировано, проекция возникает из-за других причин. Однако, проекция также приобретает другое значение на гeнитaльной и объектной стадиях.

В то время как на догeнитaльной стадии акцент и проекция, и идентификация призваны защитить от инстинкта, на гeнитaльной стадии прибавляется необходимость защититься от объекта. Полезно определить, имела ли место проекция до установления суперэго или после. В последнем случае далее следует определить момент появления проекции, каким образом ее появление связано с давлением суперэго, и при каких обстоятельствах проекция затрагивает само суперэго или даже разрушает его.

При развитии вышеупомянутого типа гомоceкcуальности происходит одновременная проекция инстинкта и объекта. Это происходит в подростковом возрасте, в то время, когда, как предполагается, происходит окончательный выбор объекта и обнаруживаются нарушения в нормальных отношениях с противоположным полом. Гомоceкcуальный выбор объекта осуществляется посредством двух актов, — во-первых, отвержение матери с помощью идентификации и, во-вторых, проекция собственной личности на другого мальчика. Таким образом гомоceкcуально желаемый объект — что нарциссический объект. На этом примере может быть продемонстрировано, что обычно свободные катексисы облегчают проекцию. У индивидов с нарциссической предрасположенностью разочарование в матери часто приводит к гомоceкcуальности. Защитный хаpaктер проекции более явно проявляется в мании преследования при паранойе. Как правило, преследователь - это ранее любимая личность того же пола, что и пациент. Параноик отвергает свои садомaзoхистские импульсы, проецируя их на нарциссически выбранный объект.

Как мы знаем, суперэго ~ это часть эго, которая впитывает в себя объекты внешнего мира. При некоторых формах шизофрении существует тенденция изымать либидо не только из внешних объектов, но также и из суперэго, — структуры эго, возникшей благодаря идентификации. Изъятие либидо из суперэго выражается в спроецированной идеи о внешнем влиянии (мания преследования). Защита против либидознои связи с суперэго и против его ограничивающей силы — это вторая причина возникновения мании преследования. Когда требования совести появляются в форме слуховых галлюцинаций — это прежде всего проекция. В результате отвергаются объекты идентификации и, следовательно, исчезает суперэго. Такая проекция также отвергает влияние внешнего мира, закрепившееся в эго. По всей видимости, такое возможно при регрессии либидо и эго, с одновременным инстинктивным разделением.

Проекция не всегда приводит к таким серьезным последствиям. Так, например, при фобии, проекция не приводит ни к отвержению внешнего мира, ни к дезинтеграции эго. Маленький Ганс, пятилетний пациент Фрейда, блокировал агрессивные импульсы, направленные на отца, с помощью своего стpaxa перед лошадьми. Он хотел укусить своего отца, но трaнcформировал это желание в страх быть укушенным лошадью. Он спроецировал свой собственный импульс на своего отца, а затем, в соответствии со своим возрастом, переместил его на животное. Взаимоотношения маленького Ганса со отцом включали в себя не только ненависть; он также любил его. Конфликт амбивалентности был решен ребенком следующим образом: он спроецировал враждебные импульсы и одновременно сместил их на другой объект. Пациентка, которая боялась появляться на публике также проецировала на окружение свои эксгибиционистские импульсы, которые появились в детстве. Различие между истерической (фобической) и параноидальной проекцией довольно четкое: в первом случае объект сохраняется, во втором — утрачивается. Таким образом при истерии, в отличии от шизофрении, сохраняются взаимоотношения с внешним миром. В самом деле, маленький Ганс лишь заменил один реальный объект на другой, отца на лошадь.

Если мы сравним динамику проекции с динамикой идентификации, мы увидим, что они имеют одно общее качество ~ перемещение психической энергий. При идентификации, они перемещаются с образа объекта на эго; при проекции — с эго на объект или его образ. У этого динамического процесса могут быть два противоположных результата: в первом случае, расстояние между объектом (образом) и эго уменьшается; во втором случае, — увеличивается. В обоих случаях нарушается связь с реальностью. При полной идентификации реальный объект исчезает, а во втором случае существует иллюзорная реальность, которая является отражением внутренней реальности. Перемещение психические энергий — это наиболее общий способ избавления от •грозящей опасности.

Особенность этих психических функций состоит в том, что они редко возникают независимо друг от друга. Хотя, обычно, идентификация как форма защиты является хаpaктерной чертой меланхолии, а проекция — паранойи, однако, в большинстве случаев, обе эти формы защиты проявляются одновременно, поэтому не всегда можно понять, какая часть защитного процесса является идентификацией, а какая проекцией.

 

Перемещение

Смещение психических энергий, однако, возникает не только в этих двух типах защиты. В фобии животного маленького Ганса невыносимая ненависть к любимому отцу переместилась на лошадь. Теперь за агрессивные импульсы мстил не отец, а лошадь. Помимо проекции и идентификации конфликт амбивалентности может быть решен благодаря простому перемещению психических энергий с первоначальной идеи на ее заместителя.

В то время, как в фобии замещающая идея довольно тесно ассоциативно связана с отвергаемой идеей, в обсессивном неврозе выявить первоначальную идею обычно гораздо труднее. Райк предложил хороший пример обсессивно-невротического смещения:

Его пациент помимо прочих вещей страдал также от обсессивных мыслей о седине и черном фоне. После отслеживания возникновения этих мыслей, было обнаружено, что за ними скрывается мысль об ослиных ушах (с сединой), за ней — мысль об осле, а за ней — оскорбление отца, которого он называл ослом.

Таким образом, в обсессивном неврозе непереносимая идея отвергается и конфликт амбивалентности снижается, благодаря перемещению на незначительную идею; от первоначальной идеи остается лишь намек. При серьезной шизофрении, где бессознательный первичный процесс вторгается в сознание, тенденция к перемещению более ярко выражена, поскольку при этом заболевании круговорот идей, мыслей, ассоциаций и тому подобного является почти правилом. Шизофреник может связать между собой любые вещи, даже те, которые нормальному человеку кажутся несовместимыми. Шизофреник некритически использует перемещение, чтобы выразить свои мысли. Мышление шизофреника можно сравнить с разгадкой ребуса (с определенными оговорками это верно и для обсессивно-невротическом мышлении). Шизофренику часто достаточно услышать звук, чтобы вызвать искусственные визуальные ассоциации, и наоборот.

 

Изменение в противоположное и трaнcформация активности в пассивность

Как уже говорилось, психические защитные механизмы редко действуют в чистом виде. В одном единственном действии, помимо проекции, идентификации и тому подобного, мы также может увидеть и другие формы защиты. Первоначально маленький Ганс хотел укусить своего отца; когда у него появилась фобия, он стал бояться, что его укусит лошадь. Враждебность к отцу, садизм, изменился на свою противоположность, — мaзoхизм, и трaнcформировался из активности в пассивность. Таким образом, инстинкт превратился в свою противоположность. Следующий пример, который далее будет обсуждаться детально, может послужить нам поучительным примером обращения целого ceкcуального инстинкга; такое обращение — результат защиты против инстинкта, который изначально имел правильное направление.

Однажды один пациент, будучи в трехлетнем возрасте увидел свою мать, когда она кормила гpyдью его младшего брата. Он захотел, чтобы она также накормила гpyдью его, однако мать отказала ему. С того момента, глубоко обидевшись на нее, он отвернулся от своей матери и обратился к старшему брату, с которым начал мacтyрбировать. В подростковом возрасте у него появилось желание взять пение другого мужчины в рот; и, хотя он не отважился сделать это, он ухитрялся сосать свой собственный пeниc. Он не смог найти подхода к противоположному полу; он самостоятельно удовлетворял свои ceкcуальные потребности извpaщeнным образом. Здесь мне не хотелось бы обсуждать другие факторы, отвечающие за возникновение извpaщeния, я только хотел продемонстрировать, что в результате инфантильной фрустрации, направленный на противоположный пол инстинкт может быть отвергнут и обращен на свою собственную личность, то есть может быть инверсирован в свою противоположность и трaнcформирован из активности в пассивность.

В другом, некоторым образом более сложном примере, сходные процессы защиты могут быть продемонстрированы гораздо более убедительно.

Пациентка выражено визуального типа (она была одаренной художницей) полностью вытеснила свою ceкcуальную скоптофилию и эксгибиционизм, который проявлялся очень робко и окольными путями. Ее ceкcуальная жизнь была полностью подавлена; она не имели никаких ceкcуальных отношений с мужем в течении последних нескольких лет. В процессе анализа она постепенно преодолела торможение своих ceкcуальных чувств. Во время перерыва в лечении она вступила в эpoтические отношения с женатым мужчиной. Возобновив анализ, она все больше и больше воображала, что я ее презираю. По выражению моего лица, тону голоса, молчанию она заключала, что я порицаю, отвергаю и презираю ее. Никакие аргументы нс могли убедить ее в обратном. В моем присутствии она стала чувствовать себя тревожно, потому что чувствовала, что я наблюдаю за ней. Несомненно, у нее появилась галлюцинация, что я за ней наблюдаюВ процессе анализа время от времени появлялись изолированные параноидальные идеи. Более глубокое исследование ее страхов показало, что за моей личностью прежде всего была скрыта обманутая жена ее любовника, а также, на более глубоком уровне, — ее мать. Она боялась этих женщин и была убеждена, что они наблюдают за ней и упрекают ее за ее поведение, осуждают ее и презирают. Таким образом, возникла очевидная мания преследования, и на первый план вышла идея, что за ней наблюдают. В связи со сновидением, полагаясь на предшествующие переживания, я сказал ей, что страх того, что за ней наблюдают, содержит в себе инверсию инфантильной скоптофилии и воспоминание о тайном наблюдении за пoлoвым актом родителей. Эта интерпретация поразила ее, и она подтвердила ее изобилием последующего материала.

Она страдала от компульсивной тенденции (интенсивность которой периодически менялась) смотреть на гeнитaлии мужчин через их брюки. Эта скоптофилия наиболее интенсивно проявилась в раннем детстве, и тогда она была направлена на ее младшего брата. С самого рождения она преследовала его с насильственной агрессией, которая достигла своего апогея в фантазии о том, как она лишает его пeниcа. Примерно в шесть лет она пережила короткий период интенсивного эксгибиционизма. В тот момент она чувствовала себя деградировавшей, униженной и неполноценной. Она смотрела на себя в обнаженном виде, нашептывая при этом: «И поделом тебе.» Анализ вскрыл, что эти слова подразумевали отсутствие пeниcа. Показываясь обнаженной перед своими братьями, сестрами и родителями, она чувствовала себя униженной, однако, в тоже самое время переживала некоторое удовлетворение. Позднее, когда у нее возникло чувство, что за ней наблюдают и ее преследуют, она, как и в детстве, переживала наказание (символическую кастрацию), а воспоминания о болезненных, но возбуждающих ощущениях в гeнитaлиях, когда ее мыла мать, ясно демонстрируют ее мaзoхизм. И в целом ее позиция к жизни подтверждала наличие мaзoхизма Таким образом, достаточно очевидно, что ее агрессивное отношение к брату и скоптофилия отвергались с помощью замаскированного эксгибиционизма и направленного на свою собственную личность садизма (мaзoхизма). Таким образом, описанная здесь мания преследования, которая была довольно ярко выраженной, хотя и непостоянной, представляет собой пассивную форму защиты от активного и агрессивного инстинкта, который первоначально был направлен на внешний мир.

При определенных состояниях шизофрении можно наблюдать трaнcформацию инстинктивных намерений. Это тоже одна из форм защиты. Я видел пациентов, которые первоначально вели себя по отношению ко мне очень агрессивно, хотели с гневом броситься на меня, однако внезапно, как бы автоматически, начинали бить и калечить себя. Я видел и других, которые подробно излагали мне свои фантазии о том, как им хочется меня съесть, а затем, буквально в следующий момент, в сильном испуге заявляли, что я поглощаю их. Пожалуй наиболее поучительным из того, что можно узнать от этих пациентов, если конечно удается установить с ними контакт, является мотив этих инверсии. Такие инверсии являются формами защиты, поскольку иначе бы эти пациенты действительно поддались бы своим первоначальным импульсам (сами пациенты также высказывали подобное мнение).

Мы не можем не спросить себя, почему шизофреники, чьи социальные связи и проистекающие из них соображения по большей части нарушены, не могут удовлетворить свои инстинкты, а вместо этого отвергают их. Можно предположить, что в большинстве случаев у них все еще сохраняется часть либидозных связей с внешним миром, и, следовательно, деструктивные импульсы не допускаются до сознания. Однако существуют шизофренические состояния, в которых отсутствуют какие-либо объектные отношения, но тем не менее происходит отверженце деструктивных инстинктов. Можно лишь сделать вывод, что существуют защитные процессы, которые не имеют никакой социальной основы и совершенно не зависят как от суперэго, так и от внешнего мира. Мы уже подчеркивали данное утверждение, правда, по другому поводу. Следовательно, на примитивной стадии развития защита является автоматическим процессом и, возможно, может соответствовать первичному вытеснению. Такие случаи, когда защита направлена не против объекта, а против инстинкта, наиболее ярко демонстрирует «вытеснение» посредством изменения на противоположное, особенно в тех заболеваниях, в которых существует ярко выраженная тенденция к регрессии, то есть в психозах. Здесь эта форма защиты является совершенно явной. Ненависть меланхолика, которая первоначально была направлена против объекта любви, становится ненавистью к себе; у шизофреника наблюдение за кем-то превращается в состояние, когда за тобой наблюдают, подслушивают (следят) и так далее. Такие инверсии не так уж редки и в непсихотических состояниях; желание укусить превращается в страх быть укушенным, желание поглотить — в состояние собственной поглощенности. Изменяется не идея объекта, а направление инстинкта.

Наиболее удивительно в превращении инстинктивной активности в свою противоположность то, что инстинкт, чья цель — получить удовлетворение с помощью объекта, отворачивается от этого объекта, отказывается от него и видоизменяется в нарциссическую активность. При обращении инстинкта, эго зачастую идентифицируется с объектом и самостоятельно достигает того удовольствия, которое первоначально ожидалось от объекта. Наиболее поразительным примером данной ситуации является пациент, который сосал свой собственный пeниc; кроме этого он идентифицировал свой пeниc с любимой матерью (гpyдью).

Поместив себя на место своего брата, а свой пeниc на место материнской гpyди. он смог нарциссически удовлетворить себя с помощью своего собственного тела. Нет никакого противоречия в том. что здесь имеет место двойная идентификация; это всего лишь усложнение. Обстоятельства никогда не являются такими простыми, какими нам хотелось бы их себе представить. На примере данного пациента можно также отметить, что обращение к своей собственной личности совпадает с трaнcформацией активности в пассивность.

Отвергнутая скоптофилия означает: «Я не смотрю, это на меня смотрят.» В идентификации с объектом, на которого ему хотелось смотреть, субъект получает удовлетворение через «перевернутую» первичную и активную скоптофилию в форме эксгибиционизма Пока что не все стадии этого процесса достаточно ясны. Гораздо лучше исследован садизм, который, в форме активности и агрессии, в большей или меньшей степени, сопровождает все инстинкты.

Не требуется детальных доказательств того факта, что именно на aнaльно-садистской стадии возникает ситуация, окружающие ограничивают агрессивные импульсы ребенка. Тогда садистский импульс, как бы автоматически, обращается на эго. Наверняка каждый видел детей, которые направляли свой интенсивный гнев на самих себя, чтобы его не выразил кому-нибудь еще. Тоже самое происходит и со взрослыми; они сердятся на себя, поскольку по каким-то внешним или внутренним причинам они не могут направить свой гнев на объект. Одной из моих пациенток я смог показать, что она приготовилась совершить самоубийство исключительно из-за того, что была неспособна отомстить своему мужу. Позднее я узнал, что ее муж позже совершил самоубийство и что после этого она хорошо себя чувствовала и начала получать удовольствие от жизни.

У кататоников обычным явлением являются внезапные вспышки гнева, направленные на самих себя. Естественно, что по мере дифференциации и усовершенствования эго садизм отказывается от прямых и грубых форм проявления гнева. Чем более дифференцированным является эго, тем в большей степени обращение садизма приводит к преувеличенной печали, мучениям, самоупрекам и тому подобному. Такие направленные вовнутрь проявления садизма могут возникнуть при всех неврозах. Однако, при истерии они проявляются в более изолированной форме, чем при меланхолии и обсессивном неврозе. Таким образом, при истерии эти процессы относятся к определенным личностям и специфическим ситуациям и не причиняют серьезных мучении, как при обсессивном неврозе и меланхолии, где такие проявления садизма затрагивают всю личность. В двух последних типах болезни они принимают вид реактивных образований. На другой стадии в защите против садизма также сменяется объект.

Пациентка гeнитaльно мacтyрбировала с фантазиями явно аутосадистского хаpaктера. Так, в частности, в период между четырьмя и шестью годами, она настолько сильно надавливала на клитop, что причиняла себе этим боль. Затем она произносила про себя «это причиняет боль». В ее фантазии над ней наклонялся мужчина, в котором в ходе анализа она признала своего отца, и утешал ее, доброжелательно говоря ей: «Так и должно быть». Поворачивая садизм против своей собственной личности, который был перенесен с предшествующей стадии развития, она также сменила объект. Она идентифицировалась с отцом и получала удовольствие от боли, которую он ей причинял. Позднее, когда она отказалась от мacтyрбации, у нее появились фантазии о ребенке, которому врач причиняет боль и которого бьет учитель мужского пола. В фантазиях она сама уже не являлась участником, она была лишь свидетелем этих жестокостей. В угоду сознательной части ее личности она вторично отвратила садомaзoхизм, переместив его на другие объекты. Первоначально она отвергла садизм, трaнcформировав его в мaзoхизм.

Таким образом первой стадией садизма является агрессия, активно направленная против внешнего мира. Вторая стадия, которая может проявиться в виде защиты, включает в себя обращение инстинкта, которое идентично смене объекта (аутосадизм). Если объект полностью поглощен эго, тогда садизм трaнcформируется во вторичный мaзoхизм, который сливается с предшествующим садизму первичным мaзoхизмом и таким образом усиливает его.

Тут я хотел бы проиллюстрировать еще одну форму защиты коротким примером:

Однажды вечером я посетил дом моих друзей, у которых была маленькая дочка, которой тогда было чуть меньше пяти лет. Ей сказали, чтобы она пошла спать, и она в оживленной манере последовала этому. Она с большим наслаждением начала раздеваться и показывать себя. Когда же она заметила меня, она закрыла глаза и воскликнула несколько раз «Я слепая! Я слепая!». Дeвoчка отвергла свой эксгибиционизм с помощью его противоположности, то есть она наказала себя слепотой. Показывая себя, она закрыла глаза, чтобы не видеть себя. Она наказала свой орган зрения.

У взрослых мы также видим, что инстинктивные импульсы отвергаются блокированием соответствующих составных инстинктов (эксгибиционизм — это подвергнутая торможению скоптофилия, истерическая слепота).

Исходя из всего выше сказанного, мы заключаем, что довольно трудно четко разграничить различные формы защиты, поскольку все они переплетены друг с другом.

 

Защита как нарциссическое прикрытие и компульсивное повторение

Я несомненно не смогу перечислить все формы защиты, появляющиеся на различных стадиях развития. Пока мы должны довольствоваться тем, что уже сумели охватить, и попытаться внести в это ясность. Мы обнаружили, что наиболее общим условием для всех защитных механизмов является беспомощность, которую порождает состояние возбуждения, то есть травматическая ситуация. Опасность порождает чувство неудовольствия, из-за которого возникает сигнал тревоги, а потом и защитные меры. Благодаря тревоге, точнее благодаря дискомфорту, который скрывается за ней, активируется защитный механизм, цель которого — восстановление равновесия инстинктивной энергии и овладение ею. Происходящее подобно опасной, травматической ситуации, в которой активируются процессы исцеления, восстанавливающие силы. Если мы рассмотрим исходную точку процессов защиты, то мы заметим одну хаpaктерную для всех форм защиты особенность: либидо отворачивается от внешнего мира и катектирует эго, объектное либидо изменяется на нарциссическое либидо. Это подлинная идентификация, обращение к себе, трaнcформация активности в пассивность и покой. Хотя создается впечатление, что при простой форме перемещения инстинкт не обращается на самого себя, однако такое перемещение сопровождается другими формами защиты (идентификация, проекция и тому подобное), которые, очевидно, служат нарциссическим защитным механизмам эго. В целом же ситуация такова если удовлетворение инстинктивного влечения блокируется, оно возвращается в эго, где, изначально можно удовлетворялись любые влечения.

Остается почти без внимания тот факт, что при первом же отказе, который либидо встречает во внешнем мире, оно отступает к своей нарциссической исходной точке и начинает действовать уже в эго. Либидо всегда возвращается к нарциссизму, если ему трудно получить удовлетворение; это верно для неврозов l психозов, а также и для повседневной жизни.

Последствия такого отхода либидо разнообразны, они зависят от его хаpaктерных особенностей и от возникшего инстинктивного разделения. При серьезных психозах происходит более или менее полное изъятие либидо, следовательно, разделение инстинктов также достигает большей величины. С другой стороны, при неврозах либидо изымается частично, а при истерии этот фактор вообще не имеет значения. Таким образом, когда фрустрируется удовлетворение или разрядка инстинктов, либидо отступает к более защищенной нарциссической позиции, возникает вопрос: какие факторы вызывают фрустрацию? Зависит ли она от внешнего мира или от интенсивности инстинктивных требований? Фрустрация может быть вызвана обоими причинами. Если, например, младенец не получает удовлетворения, тогда фрустрация обусловлена внешним фактором. Поскольку импульс, катектирующий образ материнской, не исчезает без адекватного удовлетворения, младенец, возможно, галлюцинирует сосание и таким образом удовлетворяет себя с помощью эго, а не через объект. Такое же удовлетворение через эго путем возбуждения органов чувств может также произойти и при истерических галлюцинациях, когда отсутствует объект удовлетворения. Следовательно, защитой против непереносимого состояния возбуждения также может стать галлюцинация (иллюзия удовлетворения желаемым объектом), то есть осуществление желания (объект и удовлетворение не настоящие, однако они воспринимаются как настоящие).

Тем не менее существуют фрустрации, которые совершенно не зависят от внешнего удовлетворения, поскольку состояние возбуждение не может быть полностью снято посредством внешнего удовлетворения из-за необычной интенсивности инстинктов. В таком случае инстинктивное влечение также обращается к эго и ищет удовлетворения здесь. Таким образом создается впечатление, что либидо обращается всякий раз, когда возникает нечто, препятствующее удовлетворению. Либидо возвращается к ранней нарциссической позиции. Можно сказать, что инстинкты подвластны принципу инерции, сталкиваясь с трудностями при удовлетворении, всякий раз возвращаются к более раннему состоянию. Поскольку в психической области принцип инерции выражается в компульсивном повторении, импульс, который необходимо отвратить, прежде всего будет стремиться к повторению. Благодаря повторению более раннего способа удовлетворения инстинкта осуществляется защита против инстинктивной потребности, то есть механизм защиты фиксируется и сопротивляется любым попыткам его подрыва. Именно компульсивное повторение, как мы уже обсудили, создает предрасположенность к фиксации инстинкта. Компульсивное повторение требует наиболее примитивной формы защиты, которая называется первичным вытеснением. Из-за первичного вытеснения импульс может проявиться лишь с большим трудом или не проявиться вовсе.

Защитные процессы — это бессознательные процессы, которые подчиняются законам бессознательного, точнее первичного процесса, и поэтому также обретают способность выразить импульсы через их противоположность. Поэтому чтобы перевести обращение инстинкта на язык сознания, нам часто необходимо найти его противоположность; например, за бессознательной пассивностью скрывается активность; за мaзoхизмом — садизм и так далее. Чрезмерная любовь или ненависть — очень частое явление при истерии, но их бессознательный смысл состоит в отвержении пpoтивоположного чувства.

Вспомнив, что бессознательное инфантильно, мы сможем добавить, что хаpaктерной особенностью защиты, в которой невротик находит свое прибежище, является не только бессознательный, но и инфантильный защитный механизм. Далее мы будем обсуждать его более подробнее.

Пытаясь описать защитные процессы, прежде всего я намеревался вначале обсудить те их формы, которые не зависят от дифференциации эго и адаптации к реальности, а уже позднее отдельно обсудить более сложные формы защиты. По всей видимости, мне не удалось это полностью; нельзя опускать из виду, что одни и те же формы защиты появляются на всех стадиях развития эго и либидо. В психической жизни нет прямых путей, как бы ни хотелось этого некоторым людям, склонным к схематическим построениям. Каждый психический процесс связан с другими процессами сотнями неуловимых нитей, и поэтому порой приходится отказываться от, казалось бы, точно установленного факта.

Идентификация, например, обеспечивает адекватное удовлетворение импульсов ид на opaльной стадии. Однако, мы точно не знаем, каким образом в данном случае эго защищается от раздражителей, и что является просто автоматическим бессознательным процессом ид, который осуществляется под влиянием компульсивного повторения. Иногда крайне трудно определить, происходит ли процесс в эго или в ид. Это особенно трудно, когда имеешь дело с теми стадиями развития личности, на которых эго еще не четко отделилось от ид, как, например, при заболеваниях, где эго и либидо подвергаются очень глубокой регрессии (шизофрения). В любом случае создается впечатление, что здесь процессы защиты приняли свой курс автоматически, и эго почти не участвовало. Если эго более четко дифференцировано и лучше организовано, тогда оно хватается за защитные процессы ид для того, чтобы использовать их в качестве защиты против импульсов ид. Таким образом одни и те же формы защиты проявляются на всех стадиях развития эго и либидо, хотя в каждом отдельном случае они могут иметь разное происхождение и смысл. Каждая форма защита развивается очень сложным образом, зачастую окольными путями.

Защита против сильных инстинктивных раздражителей на первой стадии развития, в принципе, развивается в двух противоположных направлениях: проекция, бегство и отход либидо от объектов (обращение либидо на саму личность, как при идентификации и тому подобном). При проекции эго защищает себя, перемещая на внешний мир опасное инстинктивное требование. При других формах защиты, например, при обращении либидо, инстинкт втягивается обратно в ид. Этот процесс можно описать следующим образом- когда инстинктивная угроза увеличивается, эго воспринимает сигнал неудовольствия и выводит его во внешний мир или назад в ид. В обоих случаях результат идентичен: эго защищается, обеспечивая себе нарциссический покой.

Пока эго слабо и «близко к ид», защитные механизмы развиваются по относительно простому пути Однако, защитные процессы обязательно должны стать более утонченными, когда эго отделится от ид и от внешнего мира и вступит в реальные взаимоотношения с внешним миром, катектируя объекты, и когда, к тому же, появится суперэго. Тогда эго должно будет защищаться против трех факторов: против внешнего мира (восприятие), против ид (эмоции, чувства, аффекты) и против воздействии суперэго (аффективные мысли, например, чувство вины). На ранних стадиях защитные процессы по большей части автоматичны. Теперь же ими овладевает эго, и тем самым набирает силу. Эго уже не так беспомощно перед лицом ид, поскольку усиление эго очень сильно зависит от защитных процессов. Благодаря связи с суперэго эго подвергается еще одному изменению, которое одновременно усиливает его и ослабляет: то есть, с одной стороны, эго получает поддержку суперэго в борьбе против стремлений ид; с другой стороны, эго часто становится слишком зависимым от суперэго, из-за чего страдает независимость эго."

 

Общий обзор о сопротивлений

Силу, с которой эго противостоит воздействиям, исходящим из ид, суперэго и реальности, мы называем сопротивлением. Поскольку эго должно бороться против очень многих разновидностей зависимости, существуют несколько разновидностей сопротивления, которые будут подробнее рассмотрены в другом разделе. Сопротивления направлены против осознания стремлений ид, то есть против их трaнcформации в действия, направленные на достижение удовлетворения, а также против восприятия инстинктивного представителя и внешних раздражителей (реальности), и, кроме того, против воздействий суперэго. Иногда, несмотря на то что суперэго часто поддерживает сопротивления, сопротивления блокируют влияние суперэго, а не влияние ид. Общая задача всех сопротивлений состоит в том, чтобы удерживать неприятные раздражители в отдалении от эго; они защищаются против этих раздражителей. Наиболее важное сопротивление — это вытеснение. Это понятие часто путают с подавлением. При вытеснении содержание, относящееся к образованию понятий, забывается, а эмоция сохраняется либо в чистом виде, либо связывается с другими идеями. При подавлении идея не забывается, а аффект становится контролируемым и забывается. Вытеснение ^— это бессознательный процесс; подавление — подсознательный и сознательный процесс.

Сейчас мы попытаемся определить, каким образом работает этот защитный механизм.

"Например, когда на aнaльно-садисткой фазе фрустрируется садистский импульс, ребенок час-" автоматически наносит вред себе, позже, с развитием суперэго такой садистский импульс превращается в самонаказание, раскаяние и тому подобное

 

Вытеснение

На гeнитaльной стадии объектные отношения уже установлены. Гeнитaльные импульсы в первую очередь устремлены к объектам эдипового комплекса. Гeнитaлии ребенка, однако, еще недостаточно развиты для пoлoвoго акта. Любая попытка совершить пoлoвoй акт неизбежно окончится неудачей, потому что ребенок еще не обладает соответствующими биологическими возможностями. Кроме того, в этот период ceкcуальным стремлениям противостоит комплекс кастрации. В любом случае, активность ceкcуального инстинкта должна быть блокирована. И восприятие объекта, и ощущения, пробужденные инстинктом и стремящиеся к моторной разрядке, могут быть отвергнуты. Как правило оба процесса происходят одновременно: когда отвергается восприятие, блокируется и инстинкт. Ребенку проще всего защититься, отрицая неприятное переживание или импульс. В этом отношении ребенок всегда «лжет». Т о, что неприятно ребенку, просто не существует. Взрослый также предпочитает избегать неприятных впечатлений. Есть пациенты, у которых общая реакция развивается на основании инфантильного метода отрицания неприятных восприятий. Часто их поведение проявляется как равнодушие и производит впечатление пассивности, тем не менее, в действительности, являясь активной защитой против болезненных переживаний.

При истерии, на начальной стадии заболевания, «отрицание» - это более или менее сознательный процесс; позже он становится бессознательным. Я лишь сошлюсь на первый пример: дeвyшка с истерической рвотой с легкостью отрицала недавнее переживание, которое она еще не забыла. (Оно было подсознательным.)

При деперсонализации процессы внутреннего и внешнего мира еще воспринимаются, однако этим восприятиям недостает аффективного тона, который сопровождает каждый сознательный психический процесс. Тот факт, что восприятие не сопровождается чувством, свидетельствует о том, что особая, высоко дифференцированная часть системы сознания (Сс) стала нечувствительной к возбуждению. Поскольку, как мы уже знаем, при'деперсонализации одна часть эго отказывается обращать внимание на восприятия, чувства и ощущения другой части, ясно, что отсутствие чувств, сопровождающих восприятие, также можно отнести к категории защитных процессов. Интенсивность деперсонализации может быть различной; часто она может быть настолько слабой, что пациент с трудом ее замечает и, следовательно, быстро забывает.

Тенденция исключать психические переживания из сознания гораздо сильнее при истерической амнезии, чем при деперсонализации. На месте восприятия или воспоминания образуется пробел; в сознании ничего не остается. Создается впечатление, что вся система сознательного восприятия становится нечувствительной к определенным раздражителям. Для того, чтобы функционировать, воспринимающая система эго должна быть катектирована энергией, деперсонализация ясно подтверждает этот факт. Эта энергия может быть получена только из ид. Если катектируемая энергия изымается из воспринимающей системы, то это приводит к торможению данной функции. Когда мы говорим, что «объекты утеряны» (как, например, при шизофрении), это значит лишь то, что в системе сознания не возникает возбуждение, необходимое для восприятия объектов. Во всех случаях, когда аппарат восприятия в той или иной степени теряет способность к возбуждению, создается впечатление, что эго регрессирует до уровня инстинктивных потребностей. Изъятие либидозного катексиса из объектов, приводящее к невозбудимости воспринимающей системы эго — это общее свойство защитных механизмов. В сне без сновидений невозбудимость к внешним и внутренним впечатлениям достигает крайней точки. Не зависимо от того, является ли или нет психический акт сознательным, он зависит от катексиса воспринимающей системы сознания.

При истерии определенные психические процессы не получают доступа к сознательному восприятию; вероятно, здесь также имеет место отвод катексиса. Однако, при всех неврозах изъятие либидо происходит медленно, сам по себе этот процесс невозможно наблюдать непосредственно, о нем можно судить только по результатам. С другой стороны при деперсонализации этот процесс, по большей части, можно наблюдать, он еще более заметен в идее шизофреника о «конце света». В некоторых состояниях кататонического ступора происходит настолько полное изъятие либидо, что не только внешний мир кажется пациентам мертвым, но они считают, что они и сами мертвы, — и они тем или иным способом сообщают об этом. Очевидно, что кататоник полностью теряет контакт с внешним миром, при истерии же этого не происходит. Даже несмотря на то, что при кататонии изъятие либидо гораздо полнее, чем при истерии, в обоих случаях действует сходный защитный процесс. Различие заключается в том, что при кататонии эго не возбуждается, и поэтому и бессознательные потребности, и требования реальности не могут прорваться к нему, в то время как при истерии реальность не отвергается.

Многое зависит от того, была ли возбудимость аппарата восприятия снижена непосредственно (изъятие катексиса из это), или косвенно (изъятие катексиса из одной из двух других систем). Мы видим, что во сне катексис изымается их всех систем: во время сна не воспринимаются ни внешние, ни внутренние раздражители. В спyтaнных и сумеречных состояниях, в которых внешний мир отрицается, снижается возбудимость внешней поверхности системы сознания, но возбудимость внутренней поверхности сохраняется; желания, фантазии и внутренние ментальные раздражители продолжают восприниматься. При шизофрении катексис изымается из бессознательных представителей объектов и из реальности. Определенные части системы сознания шизофреника становятся невозбудимыми, а другие части сохраняют возбудимость такой пациент обращается со словами как с вещами, а вербальные идеи заменяет конкретными идеями. При деперсонализации создается впечатление, что в определенный момент теряется связь между системами сознания и подсознания; такие пациенты воспринимают возбуждение, но без соответствующего аффективного тона. При истерии, наоборот, снижается возбудимость системы сознания; хотя истерики утрачивают вербальные и другие репрезентации объектов, но они ни в коем случае не теряют соответствующие им бессознательные идеи объектов. В системе бессознательного возникает связанное с объектами возбуждение, но оно не может проникнуть в систему сознания, потому что эта система невозбудима. Шизофреник отказывается от бессознательных представителей объектов; истерик — от подсознательных идей. Вследствие этого, взаимодействие истерика с реальными объектами почти не нарушено. В то время как в пограничных состояниях система сознания слабо воспринимает внешние явления и, в большей или меньшей степени, отгорожена от реального мира из-за изъятия либидо от самой системы, при истерии система сознания не воспринимает возбуждения, потому что вследствие изъятия катексиса в системе подсознания прерывается связь между бессознательным и сознанием. Невозбудимость системы сознания при истерии является вторичной, в отличие от невозбудимости, которая существует при кататоническом ступоре и в пограничных состояниях. При истерии функционирование эго почти не нарушается, в то время как при кататонических ступорах и пограничных состояниях нарушается его самая важная функция — восприятие.

Процесс, при котором либидо изымается из системы подсознания и психический акт не может проникнуть в систему сознания и, следовательно. становится и остается бессознательным, называется вытеснением. Данный защитный механизм, который действует в эго между системами сознания и подсознания, с одной стороны, и подсознания/бессознательного, — с другой стороны, хаpaктерен только для истерии. Конечно же, он может возникнуть только тогда, когда сознание, подсознание и бессознательное полностью отделились друг от друга. Все другие защитные процессы отличаются качественно или количественно. Это, например, выражается в том, что вытеснение сравнительно легко снять, в то время как при шизофрении процесс восстановления гораздо труднее.

Поскольку система подсознания контролирует доступ к сознанию, а также к моторной и аффективной разрядке, то в результате вытеснения подсознательная идея не получает доступ в сознание, а аффективная и моторная разрядка инстинктивной энергии тормозится. Таким образом, наиболее успешное вытеснение блокирует как идею, так и аффект. Наиболее часто это происходит при конверсионной истерии: неприятная идея исключается из сознания, а также исчезает и соответствующий ей аффект. Предотвращается продвижение аффекта из системы бессознательного в систему сознания. Так, например, при истерическом параличе отсутствуют явные признаки вытесненной идеи или аффекта.

При тревожной истерии вытеснение аффекта менее успешно. Вытеснение почти не влияет на стремление ид. Однако объект изменяется; его образ трaнcформируется. В случае маленького Ганса место отца заняла лошадь. Защитный механизм при истерии — вытеснение - связан с реальностью особым образом: вытеснение делает аппарат сознания нечувствительным к определенным восприятиям и гиперчувствительным к другим восприятиям, которые также могут быть восприятиями замещающих идей. Фактически, истерик замечает только те вещи, которые он хочет видеть, только то, что его не беспокоит. Он не видит другие, неприятные идеи. Может показаться парадоксальным, что вытеснение также является стремлением «адаптироваться к реальности», избегнуть опасности, даже несмотря на то, что это стремление терпит неудачу. Таким образом, если маленький мальчик отвергает свои ceкcуальные стремления к матери из-за того, что боится отца, это, вероятно, представляет собой адаптацию. Действительно, при вытеснении эго действует под влиянием внешней реальности и заменяет первоначально неприятные идеи заменителями, например как в фобиях.

«Адаптация к реальности», конечно же, обладает различным значением на разных стадиях развития. Опасность, которая угрожает взрослому при удовлетворении его инстинктов, отличается от опасностей, которым подвергается ребенок. Если мальчик вытесняет ceкcуальные стремления эдипового комплекса, он адаптируется к реальности, так как приспосабливается к биологическим и социальным фактам. Он отдаляется от своего инстинктивного импульса, который, в сочетании с беспомощностью ребенка (невозможностью ни удовлетворить, ни преодолеть данный импульс), обязательно привел бы к травматическим последствиям.

Если взрослый, зрелый человек отвергает свои гeнитaльные функции к неинцeстуозным объектам по тем же самым психологическим инфантильным мотивам, тогда он не адаптируется к реальности, по крайней мере до тех пор, пока не устраивает свою ceкcуальную жизнь. Становится очевидным, что здесь имело место инфантильное вытеснение, которое и сейчас продолжает оказывать воздействие. По всей видимости, часть эго, которая первоначально была причиной вытеснения, не участвовала в стремлении эго к покою и сама стала жертвой вытеснения. Таким образом, можно объяснить тот парадоксальный факт, что сознательное эго, которое стремится к объекту, принимает инстинкт, но терпит неудачу при вступлении в контакт с реальностью, в частности, — при попытках трaнcформировать желание в действие. Например, это имеет место в случае психической импотенции. Таким образом, свобода эго ограничена вследствие однажды произошедшего вытеснения и осуществления нового вытеснения в совершенно других обстоятельствах, в которых реального мотива для защиты уже больше нет. Каждое новое вытеснение представляет собой психический прототип. — повторение первичною вытеснения; то есть однажды произошедший защитный процесс подкрепляется повторным вытеснением. Первичное вытеснение усиливается последующими вытеснениями. Настоящее вытеснение, которое называется подлинным вытеснением, не всегда возникает из-за внешней причины; оно также может возникнуть и из-за внутренних причин.

Таким образом, последующее воздействие первичного вытеснения проявляется в актуальном вытеснении, так как первая вытесненная идея соединяется с каждой новой идее, которая имеет с ней хоть какую-нибудь связь.

Вытеснение, которое фактически является повторным изгнанием — это, тем не менее, активный процесс. Он включает в себя изъятие катексиса из подсознательных представителей инстинктов. В результате эго становится независимым. После изъятия катексиса из подсознания, вытесненная идея погружаются в бессознательное, где она подчиняется правящему здесь первичному процессу. С помощью идентификации, проекции и тому подобного осуществляются перемещения, которые, помимо разных прочих задач, создают автоматическую защиту. Когда же происходит вытеснение, эти первичные формы защиты возникают вновь, и причина у них та же, что и у вытеснения. После первого вытеснения они возобновляются и вновь активизируются, словно под влиянием компульсивного повторения. Притяжение вытесненных прототипов основной ситуации, которые влияют на нынешнюю ситуацию, можно объяснить компульсивным повторением бессознательного ид. Компульсивное повторение, очевидно, приходит на помощь подлинному вытеснению. Это можно выразить следующим образом: в борьбе против инстинктов на помощь эго, ослабшему после отхода либидо, приходят архаичные механизмы защиты. Каждое вытеснение можно разложить на две фазы: изъятие катексиса из системы сознания и повторение первичных форм защиты. Однако, на деле эти две фазы нельзя точно отделить друг от друга, по крайней мере при неврозах.

Как уже упоминалось, вытеснение возникает под влиянием внешней реальности и под влиянием психического давления. Среди внутренних причин наиболее важной является бегство от критики совести, от чувства вины. Мopaльные требования создают одну из наиболее важных причин актуального вытеснения во всех неврозах, хотя они и не везде играют одинаковую роль. Чувство вины, например, не доминирует в клинической картине истерии, как это бывает при обсессивном неврозе. При обсессивном неврозе вина не всегда осознается, но она всегда является бессознательной при истерии. При истерии вина не так досаждает и не так агрессивна, как при обсессивном неврозе; в целом, на эмоциональную жизнь истерического пациента чувство вины влияет не так сильно, как на обсессивного невротика. Под чувством вины обычно скрывается страх перед суперэго; у мужчин ядро этого стpaxa — это страх кастрации. У женщин также существует страх нарушения мopaльных требований, однако, его ядром является не страх кастрации, то есть не потеря гeнитaлий, а потеря любви (любви отца). Большую верность женщин в любовных отношениях можно объяснить их привязанностью к идеализированному отцу, чьи требования они впитали в себя, сделав их своими убеждениями. Типичное психическое заболевание женщин — это истерия, в которой страх потери любви играет преобладающую роль; для мужчин же более типичен обсессивный невроз, одной из хаpaктерных черт которого является страх кастрации.

Поскольку в концепции суперэго преобладает деструктивный аспект, а в концепции эго-идеала — либидозный, то, принимая во внимание, что чувство вины гораздо сильнее и агрессивнее при обсессивном неврозе, чем при истерии, можно предположить, что чувство вины обсессивного невротика в большей степени коренится в страхе наказания, а чувство вины истерика — в страхе потерять любовь. В обоих случаях, чувство вины ранит нарциссизм эго; в обсессивном неврозе — опасностью деструктивности со стороны суперэго; при истерии — опасностью лишиться защищающей силы (эго-идеала). Несмотря на то, что истерик менее склонен к самонаказанию и аскетизму, чем обсессивный невротик, не следует забывать, что существуют невротики с выраженной тенденцией к самоуничтожению. Однако, это исключение из правила, возникающее, скорее всего, на основе явной мaзoхистской предрасположенности. В то время как у обсессивного невротика садизм суперэго направлен против собственного эго, имеющаяся в некоторых случаях истерии очень сильная потребность в самонаказании, скорее всего, отражает эротогенный мaзoхизм.

 

Регрессия

Сопротивление, которое возникает в эго под влиянием суперэго, направлено против стремлений ид и нацелено на торможение потока идей (восприятия), а также аффектов и действий, направленных на внешний мир. Однако, если при истерии эго отвергает агрессивный или вызывающий неудовольствие инстинктивный импульс с помощью вытеснения и позволяет бессознательному продолжать процесс защиты, то при обсессивном неврозе дело обстоит иначе.

Здесь к вытеснению добавляется кое-что еще, а именно регрессия. При истерии защитный процесс заканчивается изъятием катексиса из подсознательной идеи (например, из-за внешней причины). При обсессивном неврозе, катексис, кроме того, изымается и из гeнитaльной организации. Хотя при обсессивном неврозе развитие доходит до гeнитaльной стадии, с нее легко можно отступить на более раннюю фазу; при истерии же гeнитaльная организация продолжает существовать и после вытеснения.

При истерии и обсессивном неврозе защитный процесс развивается из одной и той же точки: из стремлений эдиповой констелляции. Однако, далее, защита при обсессивном неврозе принимает гораздо более радикальную форму, поскольку либидо отходит от гeнитaлий. Отделенное от гeнитaлий либидо отступает и оседает на низших стадиях развития, где оно когда-то зафиксировалось; происходит воскрешение стадии развития либидо, которая ранее уже была преодолена и оставлена. При компульсивном неврозе гeнитaльные стремления отвергаются особенно сильно, поэтому либидо регрессирует на aнaльно-садистскую фазу. Регрессия, которую в некоторых случаях можно ясно увидеть, состоит в aнaльной и садистской активности, которая кажется пациенту гораздо менее опасной, чем гeнитaльная активность. Я хотел бы привести только один пример:

Компульсивный невротик с тревогой избегал любых контактов с женщинами, однако, после обычно мacтyрбировал, представляя, что слабо сжатая в кулак рука — это aнyc. Он считал, что таким образом он следует родителям и религиозным законам, запрещающим иметь ceкcуальные отношения до бpaка. Однако то, что он получал ceкcуальное удовлетворение таким образом, показало, насколько притягательно содержание, вытесненное в бессознательное. Когда он потом стал мacтyрбировать таким же образом, им завладевал страх, что его пeниc будет сдавлен в aнycе. В этом случае очевидно, что защита против гeнитaльного удовлетворения связана со страхом кастрации, а также с тем, что страх кастрации регрессивно преследует пациента даже на догeнитaльной стадии. Хотя наш пациент осуждал любого рода ceкcуальное удовлетворение, как гeнитaльное, так и догeнитaльное, после женитьбы он всегда предпочитал ceкcуальную связь в позиции сзади, однако очень сильно порицал себя за это. Первая попытка защиты посредством акта вытеснения первоначально казалась вполне успешной. Однако, либидо отошло с гeнитaльной позиции на догeнитaльную и регрессировало на aнaльно-садистскую фазу. Тем нс менее, так как совесть пациента и чувство вины не изменились таким же образом как и ceкcуальная организация, активизировалось яростное сопротивление как против aнaльно-садистических импульсов, как и против гeнитaльных.

У компульсивного невротика возникает целый аппарат защиты против догени-тальных импульсов. Вытеснение, также как и регрессия, согласуется с отступлением либидо; при регрессии, однако, происходит гораздо более полное отступление. Регрессия либидо — это то, что отличает компульсивно-невротическую защиту от истерической защиты. Однако, можно возразить, чго и при истерии происходит регрессия, иногда даже регрессия до внутриутробного состояния. Тем не менее, вот в чем разница: истерическая регрессия относится только к миру идеи, в то время как обсессивная регрессия включает в себя инстинкты. Регрессия при истерии приводит к хаpaктерным для предшествующей стадии развития формам выражения, в то время как при обсессивном неврозе регрессия действительно приводит к низшей стадии ceкcуальной жизни.

Существует предрасположенность, благодаря которой при компульсивном неврозе защита принимает форму регрессии, а в истерии — нет. Компульсивный невротик зафиксировался на aнaльно-садистской стадии. Таким образом, от этого зависит не только развитие либидо будущего компульсивного невротика, но и развитие эго. Мы знаем, что при выраженной aнaльно-садистской предрасположенности развивается особенно сильное и враждебное суперэго. Поэтому при обсессивном неврозе суперэго гораздо более нетерпимо и требовательно и обладает большей властью над эго, чем при истерии. У обсессивного невротика эго больше зависит от суперэго; следовательно, такое эго должно отвергать гeнитaльные стремления эдипового комплекса гораздо более энергично, чем при истерии.

Латентный период обсессивного невротика насыщен борьбой против мacтyрбации, в которой проявляются признаки зачатков ритуала. Однако, поскольку во время латентного периода запреты совести относительно ceкcуальной активности (мacтyрбации) постоянно нарушаются, совесть становится еще более чувствительной, вследствие чего развивается еще более сильное чувство вины. Как правило, именно в подростковом возрасте устанавливается хаpaктерная для обсессивного невротика тенденция к аскетизму. Окончательное наступление зрелой ceкcуальности наталкивается на сопротивление со стороны эго; это сопротивление более интенсивно, потому что на эго давит моралистичное, агрессивное и деструктивное суперэго, которое отвергает любую инстинктивную активность. Эго подчиняется; оно вынуждено изъять либидо из гeнитaлий. Либидо вновь регрессирует на ранние стадии развития и скапливается в точке фиксации. Затем ceкcуальные импульсы вновь вторгаются в сознание, однако они уже не гeнитaльные, а aнaльные и садистские. Одной лишь регрессии уже недостаточно, чтобы блокировать эти импульсы, поскольку регрессия уже выполнила свою задачу. Не достаточно и вытеснения, поскольку, как мы узнали при обсуждении истерии, вытеснение способно блокировать импульсы только на гeнитaльной стадии. Таким образом, в силу должен вступить другой защитный процесс.

 

Формирование реакций эго

Поскольку суперэго обсессивного невротика чрезмерно требовательное, агрессивное и деструктивное, эго чувствует угрозу. Для того, чтобы избежать наказания со стороны суперэго, эго изменяется, трaнcформируя импульсы ид в их противоположность и блокируя их; это приводит к формированию реакций, изменяющих хаpaктер обсессивного невротика.

Чертами хаpaктера обсессивного невротика обычно становятся тщательная добросовестность, чрезмерная самокритика, тенденция к аскетизму и завышенные мopaльные требования к себе и другим. Эти черты хаpaктера часто приводят к самообвинению и самоистязанию. Легко понять, что в этих обстоятельствах развивается тщательный анализ окружающей среды. Это проявляется в чрезмерном сострадании и готовности пожертвовать собой. Федерн выразил эту особенность следующим образом, обсессивный невротик расплачивается «принудительной работой». Помимо этого, такие пациенты чрезмерно чистоплотны. Ясно, что эти изменения хаpaктера являются реакциями на aнaльно-садистические стремления, к которым регрессировала инстинктивная жизнь невротика. Сходные реакции также появляются при истерии, однако они не меняют хаpaктер пациента, поскольку относятся только к определенным ситуациям и к специфическому объекту. Истерическая женщина, которая в глубине души ненавидит мужа, демонстрирует ярко выраженную привязанность и беспокойство за него; в то время как к другим близким ей людям она не проявляет ни привязанности, ни беспокойства.

Если мы сравним ту роль, которую суперэго играет в защитных процессах обсессивного невротика и истерика, различие станет очевидным. В обоих заболеваниях есть страх перед суперэго. При конверсионной истерии эго, находясь под влиянием суперэго, изымает катексис из представителей гeнитaльных идей; они становятся бессознательными, вытесненными. Однако, в бессознательном гeнитaльная организация остается неизмененной. При обсессивном неврозе, помимо вытеснения, происходит регрессия, посредством которой отвергаются не только психические представители гeнитaльных стремлений, но и гeнитaлии как ceкcуальный орган. Aнaльно-садистские стремления, которые благодаря регрессии вновь стали катектированными, опять вступают в конфликт с суперэго. Эго компульсивного невротика, раболепствуя перед суперэго, принимает определенные защитные меры против aнaльно-садистических импульсов, которые ранее уже были преодолены, но которые вновь вступили в силу, поднявшись их глубин бессознательного. Этими мерами являются вышеупомянутые формирования реакций.

Таким образом, эго отвергает неприятную, агрессивную и садистскую первоначальную идею. Однако, соответствующий идее аффект лишь до некоторой степени подавляется. Та часть аффекта, которая может быть подавлена при восприятии обсессивной идеи, вновь появляется в другом месте и в другом виде, — в форме как чувства вины; пациент редко осознает его истинное происхождение. Вытесняя (не воспринимая) неприятный импульс, эго исполняет свой долг. Однако, создается впечатление, что суперэго признает в обсессивных идеях замену вытесненных идей, и сообщает об этом эго, вследствие чего последнее чувствует свою вину. Вот какова ситуация благодаря всем средствам защиты, таким как вытеснение, регрессия и формирование реакций, эго способно изолироваться от ид, но не от суперэго. Последнее связано как с ид, так и с эго, и поэтому может передать информацию от одной системы другой. Однако, бывают случаи, когда эго ухитряется заблокироваться от суперэго, а не от ид; тогда чувство вины не сознательное, а бессознательное.

Таким образом, вполне очевидно, что защитный процесс не заканчивается регрессией или формированием реакции, поскольку запретный импульс невозможно сдержать только этими средствами.

 

Уничтожение и изоляция

Мы упоминали об анимистической стадии развития человечества, на которой использовались магические средства. Мы относим анимизм к нарциссической стадии развития. На этой стадии каждый импульс, каждое желание, каждая мысль может тотчас, как бы магически, осуществиться, причем в соответствие с желанием может быть трaнcформирован как внешний, так и внутренний мир. Из наблюдения за поведением обсессивного невротика можно сделать вывод, что на более низкую стадию регрессирует не только либидо, но и эго, которое спускается на анимистическую, магическую стадию. Хорошо известны суеверность и всемогущество мыслей и эмоций обсессивного невротика.

Мы рассмотрели отрицание как предтечу актуального вытеснения и ознакомились с амнезией как дальнейшим шагом в этом направлении. При амнезии, которая хаpaктерна для истерии, из специфического события изымается либидозный катексис, в результате чего это событие перестает существовать в сознании, оно вытесняется. При обсессивном неврозе, на определенных стадиях болезни, используется другая техника защиты, а именно уничтожение. Благодаря этой защите посредством магических формул и действий уничтожаются переживание мысль, ситуация, как если бы они и вовсе не существовали. Таким образом обсессивный невротик, чтобы защититься пользуется магией. Определенные непонятные формы молитвы, которые подобны магическим формулам, главным образом обращены к Богу, чтобы он защитил определенного человека от зла.

Последующий анализ вскрывает, что пациент вынужден бороться против собственных яростных садистских импульсов, которые направлены на всех, к кому они сознательно испытывают чувство любви. Сходная защита скрывается за «боязнью прикосновения», которая наблюдается у многих обсессивных невротиков. «Боязнь прикоснуться» к человеку другого пола в эpoтическом, а также в агрессивном смысле, распространяется и на другие сферы. Основой, на которой развивается боязнь прикосновения является амбивалентность. Бегство от контакта представляет собой негативную магию, средство защиты от сил зла, которое даже сегодня ярко проявляется у первобытных людей. Обсессивный невротик чувствует эти силы зла в себе самом и поэтому отличается от первобытного человека ч шизофреника, которые проецируют свои инстинктивные побуждения на внешний мир, а затем ощущают опасность, исходящую извне.

В принципе, цель любой защиты, за исключением истерического вытеснения, — уничтожить события, импульсы или травмы. Истерик изымает подсознательный катексис из неприятного события. Обсессивный невротик, кроме того, пытается разделаться с неприятным событием символически и магически. Таким образом, он более активен, чем истерик, может быть, из-за своего садизма, при котором моторная система насыщена энергией либидо. Тот факт, что садизм играет такую важную роль при обсессивном неврозе, также объясняет, почему магия, особенно негативная магия, столь ярко выражена. Действительно, мы установили, что негативная магия возникает из деструктивных инстинктов.

Не только садистское, но и aнaльное либидо принимает участие в развитии компульсивного ритуала. Каждый ритуал вновь и вновь терпит неудачу и должен в четкой последовательности быть повторен заново, в соответствии с определенными правилами. По мере того, как заболевание прогрессирует, уменьшается способность завершить компульсивное мышление и действие. У меня была возможность наблюдать несколько случаев с так называемым «нормальным» течением компульсии, которое нарушалось aнaльными стремлениями. Пациент ощущал своего рода загрязнение в компульсивном мышлении и действии; они словно бы никак не могли «очиститься». Таким образом, инстинктивные энергии aнaльной сферы перемещаются на сферу мышления и действия, а в компульсивном ритуале они отвергаются, способ отвержения похож на «уничтожение» садистских энергий. Вторжение aнaльных стремлений в высшие сферы сходно с нарушением мышления, переживания и действия садистскими стремлениями. В то время как при истерической амнезии важное травматическое переживание действительно исчезает из сознания, при обсессивном неврозе это не всегда так. Компульсивный невротик часто способен вспомнить важные переживания, даже из очень раннего детства. Однако эти воспоминания лишены сопровождавших их эмоция и потеряли связь со сходными переживаниями (или стремлениями). Они изолированны подобно чужому телу; почти все ассоциативные связи, которые могли бы привести к симптомам, прерваны.

В то время как при истерической амнезии либидозный катексис изымается из самого патогенного переживания, при компульсионном неврозе — только из соединяющих связей. При истерии утрачивается воспоминание о самом переживании, в то время как при компульсивном неврозе теряется воспоминание об обстоятельствах, сопровождавших это переживание. Следовательно, и при обсессивном неврозе, и при истерии отсутствует понимание связи между симптомом и важным событием. Результат обоих заболеваний одинаков: психические стремления, на которых основан симптом, становятся бессознательными. Этот истерический метод защиты делает психический процесс бессознательным, является двойником вытеснения и называется изоляцией.

Изоляцию можно сравнить с концентрацией внимания, которая, согласно Блойеру, представляет собой открытие новых путей для желаемых ассоциаций и торможение нежелательных ассоциаций. Изоляция при обсессивном неврозе не открывает пути новым ассоциациям, а удерживает нежелательные ассоциации вне сознания, тормозит их. Это достигается благодаря специальным ритуальным действиям, моторно подкрепляющим защиту. И ассоциативное торможение, и моторное действие имеют магический хаpaктер. Результатом магической изоляции становится разделение ранее связанного.

У обсессивного невротика существует табу на прикосновения; оно проявляется в его склонности изолировать и уничтожать, как в вышеупомянутом примере. Дело не только в том, чтобы избежать физического контакта — вначале, в гeнитaльном смысле (мacтyрбация), позднее, после регрессии, в деструктивном смысле — необходимо также избежать любого контакта с неприятными идеями, мыслями и символами.

Таким образом, при компульсивном неврозе существуют многочисленные формы защиты. Однако, сейчас мы рассмотрим только формирования реакций. Мы помним, что они служат для блокирования вытесненных идей, которые повторно пробиваются с более глубокого уровня. При истерии процесс защиты в определенной степени завершается после симптомообразования. Однако, это неверно для обсессивного невроза, здесь защита снова и снова терпит неудачу и требуются новые защитные меры. Эго обсессивного невротика, формируя реакции, усиливает сопротивление против стремящегося вверх натиска вытесненных инстинктов.

 

Контркатексис

В истерическом вытеснении катексис, в основном, изымается из подсознательной идеи блокируемого инстинкта. Вытесненные инстинктивные импульсы могут катектироваться с энергией изнутри, где инстинкт спонтанно усиливается, и извне, посредством восприятия объекта, на котором сфокусирован инстинкт. Поэтому истерик развивает особую бдительность, которая помогает эго держаться подальше от объекта и от психического представителя вытесненного инстинкта. Истерик, вероятно, может переживать душевную пустоту, когда запретное восприятие пытается пробиться в сознание или, вместо этого, он может иметь склонность к таким восприятиям и идеям. Бдительность призвана удерживать нежелательные идеи вне сознания. Такая бдительность развивается через катексис воспринимающей поверхности эго с энергией, которая изымается из инстинктивных представителей. Этот процесс называется контркатексисом. Такой тип контркатексиса типичен для истерии; он может осуществляться либо через усиление противоположного чувства (чрезмерная любовь к определенному человеку может быть заменена ненавистью) или через катексис самой воспринимающей поверхности. При восприятии объекта, который благодаря ассоциациям связан с вытесненным материалом, может появиться боль. Контркатексис направленного во внутрь воспринимающего аппарата более отчетливо заметен при фобии, чем при конверсионной истерии. При фобии эго особенно бдительно настроено против внешних впечатлении. Проекции при шизофрении также соответствуют контркатексису, так как катектированный во внешнем мире объект защищает от инстинктивного влечения. При обсессивном неврозе контркатексис становится формированием реакций и приводит к усилению некоторых особенностей эго; чрезмерное сострадание, например, развивается для того, чтобы избежать садизма.

Контркатексис — это интегральная часть сопротивлений против повторного появления отвергнутых инстинктивных стремлений. Тогда как при истерии сопротивление может быть извлечено из контркатексиса, который в основном укрепляет защиту против внешних восприятии, при обсессивном неврозе его задача состоит исключительно в усиление защиты против внутренних опасностей, то есть против инстинктов. При истерии преобладает внешний контркатексис, а при обсессивном неврозе — внутренний. Точнее говоря, истерик прежде всего отвергает свои отношения с объектом любви, а обсессивный невротик отвергает инстинкт. То есть истерик обрывает связи с сознанием, а обсессивный невротик не обрывает. Общим для них является то, что они отвергают нежелательные восприятия и инстинктивные импульсы, изменяя организацию эго. По-видимому, так как в обсессивном неврозе решительная защита осуществляется с помощью регрессии, которая опускает инстинктивную жизнь на более низкий уровень и, более того, поскольку обсессивнмй невротик борется со своей инстинктивной жизнью с помощью внутреннего контркатексиса, а не внешнего, как истерик, существует связь между вытеснением и внешним контркатексисом, с одной стороны, и регрессией и внутренним контркатексисом с другой.

 

Сопротивление

Контркатексис, который осуществляется через перемещение энергии ид на эго, называется сопротивлением. Это определение выражает другими словами то, что уже было сказано ранее: контркатексис держит в стороне он сознания нежелательный, вызывающий боль психический материал. Первое сопротивление появляется одновременно с первым вытеснением, то есть оно в некоторой степени идентично ему. Позже сопротивление усиливается другими типами защиты, которые исходят из других источников и, которые участвуют в повторном изгнании. На самом деле существует несколько типов сопротивления, чья задача состоит в том, чтобы поддерживать защиту, оберегать ее, поскольку инстинкты, из-за их непрерывности, невозможно постоянно сдерживать с помощью одного-единственного защитного механизма. Таким образом, эго должно непрерывно модифицировать защитные силы или контркатексис, чтобы сохранить первые вытеснения. Такое непрекращающееся усилие, выражающее себя в сопротивлении, поглощает огромное количество психической энергии.

Сопротивление, проявляющееся в самом начале неврозов и играющее очень важную роль в процессе лечения, играет в неврозе ту же роль, что и цензор — в сновидении: и сопротивление, и цензор удерживают иди вне сознания и блокируют инстинктивные импульсы, нс позволяя им выразиться в движениях и эмоциях.

Как мы видели, у сопротивлений сложная природа и различные источники. Большая их часть — это достижения эго, а так как они затрагивают систему Всп-Сс, можно предположить, что они сознательны. По всей видимости, они возникают в этой системе как своего рода защитный барьер против раздражителей, которой противодействует влиянию внешних и внутренних раздражителей; однако, эти сопротивления бессознательны.

Сопротивление может мешать покою эго, которое помимо создания сопротивлений также преследует и другие задачи; и в самом деле, мы узнали, что с первой защитой, то есть первичным вытеснением, подавлению подвергается не только инстинкт, но и часть это. Эта часть эго не помогает достичь покоя. Вместе с тем, может случиться, что с изменением ситуации эго перестает отвергать опасное влечение, а подавленная часть эго обходится с этой опасностью также, как раньше. Хотя данный процесс защиты — это сопротивление эго, он не сознателен. Этот процесс весьма сложен и многие его детали еще остаются непонятыми. Сопротивление проявляются в трех формах: во-первых, как сопротивление вытеснения (repression resistance) ; во-вторых, как сопротивление, проистекающее из вторичной выгоды от болезни; и в-третьих, как сопротивление переносу. Сопротивление из-за вторичной выгоды от болезни будет рассмотрено далее. Сейчас же давайте обратимся к сопротивлению переноса.

 

Перенос

Термин «перенос» вполне самоочевиден. Он подразумевает, что аффекты и идеи «переносятся» с одного объекта на другой, с одной ситуации на другую. Перенос основан на двух факторах: во-первых, как мы увидели при обсуждении развития либидо, существует стремление вступить в контакт с объектом из внешнего мира. Во-вторых, прошлые впечатления влияют на новые впечатления, даже если существует лишь малейшее сходство между ними; человек реагирует на новые впечатления так, как если бы они были впечатлениями из прошлого. Эта тенденция проистекает из тенденции повторять старые переживания и находить в восприятии объектов сходство с объектами из прошлого (Wahmehmmgsidentital). В психоаналитической ситуации, в отношениях между пациентом и аналитиком, осуществляется тенденция к воскрешению в настоящем старых переживаний — специфическое отношение, которое называется переносом.

Перенос — это явление, которое впервые было обнаружено во время психоанализа, но которое, конечно же, также существует и в других ситуациях. В переносе находит выражение тенденция к трaнcформации вытесненного материала в актуальное переживание. Таким образом, готовность к переносу присутствует всегда, хотя она не всегда может быть реализована. Психоаналитическая ситуация особенно подходит для трaнcформации готовности в перенос, У невротика готовность к переносу выше, чем у так называемого нормального человека, поскольку он больше страдает от фрустраций, торможений и вытеснении.

В структурном смысле, перенос основан на том факте, что эго не позволяет импульсу, берущему свое начало в ид. пересечь всю шкалу психических систем и, таким образом, стать сознательным. В связи с этим, импульс избегает системы подсознания (то есть подсознательной части эго) и непосредственно выражается в движениях и действиях.

Во время психоаналитического лечения оживает вытесненный бессознательный материал, а поскольку этот материал содержит множество инфантильных элементов, при переносе реактивируются и ищут удовлетворения инфантильные стремления. Поскольку для ребенка наиболее важными взаимоотношениями являются отношения с родителями, та связь, которая устанавливается между аналитиком и пациентом, аналогична а порой почти идентична детским взаимоотношениям пациента с родителями. Пациент наделяет аналитика такой же силой и всеведением, которые в детстве он приписывал своим родителям. Проявления покорности и бунта в переносе также отражает отношение ребенка к своим родителям. В психоаналитической ситуации пациент ведет себя иррационально; часто необходимо много времени, чтобы он понял иррациональность своего поведения, которая глубоко укоренена в его бессознательной жизни.

Так как невротик повторяет, «переносит» на аналитическую ситуацию все, что не достигло разрядки, перенос может быть как позитивным, так и негативным; он может любить своего аналитика и ненавидеть его. Перенос может стать новым источником сопротивления. Часто пациент не может признать свое отношение к аналитику из-за чувства собственного достоинства или из-за стpaxa, как, например, в случае, когда пациентка любит своего аналитика. В обоих случаях перенос приводит к сопротивлениям эго, которые можно рассматривать как нарциссическую защиту. Эго изымает катексис из вовлеченных в перенос стремлений и само катектируется этой энергией (контркатексис). Это идентично защите против переноса; поэтому эта форма сопротивления переносу становится сопротивлением эго. Это сопротивление эго и переноса подкрепляет сопротивление первичного вытеснения. Помимо данного типа переноса, в котором для пациента бессознательно только происхождение чувств и аффектов (он принимает свою любовь и ненависть за чистую монету), также существует другой тип переноса, в котором из сознания исключены и сами чувства и аффекты, которые достигают выражения в многочисленных бессознательных действиях (отыгрываются вовне). В отыгрывании повторяются старые, вытесненные желания, переживания, фантазии и тому подобное.

Так, например, у одной пациентки возник особенно интенсивный интерес к моей частной жизни. Я конечно же, не мог удовлетворить ее интерес, но на основании ее ассоциаций по поводу этого интереса, я привлек ее внимание к тому факту, что она, должно быть, получала удовольствие от своей скоптофилии в течении определенной фазы детства. Она не смогла что-либо вспомнить по этому поводу. В этот день, до того как она уснула, она продолжала вспоминать, ища подобные факты, однако, ничего не пришло ей на ум. На следующее утро, когда она стояла полностью одетой перед зеркалом, она внезапно открыла свою блузку и посмотрела на свои гpyди. После того, как она рассказала мне об этом на аналитическом сеансе, она внезапно, с большим облегчением, вспомнила, что в детстве она открывала штаны своего брата, который был младше ее на три года, и смотрела на его гeнитaлии.

Компульсивное повторение — это последнее средство эго в процессе защиты. То, что не может пробиться каким-либо другим образом отыгрывается вовне, а не вспоминается, до тех пор пока не наступает временный выпуск инстинктивной энергии. Таким образом сопротивление переносу может исходить из эго, а также из ид; в любом случае, сопротивление эго и сопротивление ид часто объединяются при переносе, чтобы сформировать общее сопротивление.

 

Сопротивление ид

Компульсивное повторение в виде отыгрывания вовне проявляется не только при переносе. Отыгрывание может также проявиться без всякой связи с переносом, то есть, пациент может вызывать переживания, в которых он удовлетворяет некоторые стремления ид, без какого-либо участия со стороны его сознательного эго. В таких случаях, когда вытесненный инстинкт пробивается к удовлетворению и выражению, но не достигает этого, становится очевидным, что в силу вступает. Компульсивное повторение. Сопротивление, которое в этой ситуации противостоит «осознаванию» бессознательных процессов, исходит из бессознательного ид. Из всех сопротивлений этот вид сопротивления является одним из наиболее глубоко укорененных и менее всего понятых; оно хватается за вытесненный инстинкт и стремится удовлетворить его, но лишь отчасти преуспевает в этом, — он только повторяет и усиливает защиту. Эту идею может проиллюстрировать следующий пример:

Входя в мой кабинет пациент подчеркнуто заявил, что все доктора — убийцы. Спросив его, почему он считает меня убийцей, он ответил, что я был жесток с ним, так как не выписал ему лекарство, когда он страдал от невыносимой боли. Я сказал ему, что как врач он должен знать, что его обвинения неоправданны, но раз уж он обвинил меня в том, что я убийца, должно быть он сам чувствует себя убийцей. Этот комментарий породил ряд воспоминаний о его жестокости к животным в детстве. Далее последовали ассоциации, из которых стало очевидным, что с раннего детства он осуществил множество символических и реальных попыток нанести вред своему отцу. Он вспомнил как будучи молодым врачом безрассудно брался за очень серьезные операции, для осуществления которых у него не было достаточно опыта, по чистой случайности не произошло несчастья. (Позже, в своей профессиональной жизни, он не брался за такие опасные операции, а через некоторое время и вовсе оставил хирургию )

Этот пациент, с самого детства, осуществлял акты жестокости, значение которых до не давних пор оставалось для него неизвестным. Эти жестокие поступки были направлены на его отца.

Таким образом он повторял садистские действия, которые маскировались символически и иными способами; он вновь и вновь осуществлял действия, смысл которых стал ему ясен только в ходе анализа. Его садизм, конечно же, был вытеснен, то есть, из психических представителей этого побуждения изымался катексис, следовательно его значение стало бессознательным. Затем, вытесненное стремление попыталось воплотиться в движениях, то есть повторить себя в действиях. По всей видимости, такое повторение прибавило к вытеснению, осуществляемому эго, сопротивления со стороны ид.

 

Сопротивление суперэго

Кроме того, существует сопротивление со стороны суперэго, которое действует следующим образом: суперэго препятствует получению либидозного удовлетворения и обращает агрессию на собственное эго. Агрессия вынуждена действовать в рамках эго, вызывая страдание, самоотречение, самоупреки, самонаказания и тому подобное. Когда эго подчиняется строгим требованиям суперэго, оно часто извлекает из этого мaзoхистское удовольствие, поскольку агрессия суперэго некоторым образом объединяется с вытесненными либидозными стремлениями эго. Теперь сопротивление суперэго, которое подкрепляет первичное вытеснение посредством мaзoхизма само становится для эго источником либидозного удовлетворения. Вызванное суперэго чувство вины и потребность в наказании приводят к либидозному удовлетворению; следовательно, мораль эpoтизируется. Поразительно, насколько часто люди, страдая от самолично налагаемых лишении, получают удовольствие от своих страданий и ведут себя так, как если бы они были святыми. Некоторые даже восхваляют себя за такое страдание.

Итак, мы ознакомились с тремя источниками сопротивлений: эго, ид и суперэго Сопротивления эго разделены на три категории: сопротивление переноса, сопротивление вытеснения и сопротивление вторичной выгоды от болезни, которое будет обсуждено позже. Таким образом, мы должны принимать во внимание пять видов сопротивлений. В следующей главе различные механизмы защиты будут проиллюстрированы клиническим материалом.

Подведем итог: мы обнаружили, что защита — это общее понятие, которое охватывает все механизмы защиты эго от несущих угрозу переживаний и инстинктивных стремлений. У механизма вытеснения особая связь с сознанием, и он является хаpaктерной особенностью истерии. Регрессия имеет особое родство с обсессивным неврозом и определенными типами других заболеваний, например, с меланхолией. Мы увидели, что механизм защиты на гeнитaльной стадии и после формирования суперэго отличается от защиты на ранних стадиях развития. Создается впечатление, что вытеснение — это защитный механизм на гeнитaльной стадии развития, в то время как формирования реакций имеют особую связь с догeнитaльными стадиями организации.

Если вытеснение слишком слабо и не может осуществить защиту, тогда вступают в силу другие, более старые защитные механизмы, такие как проекция, идентификация, компульсивное повторение и формирование реакций. В защитной борьбе может быть потерян внешний мир и определенные части эго (шизофрения). Тогда возникают более примитивные формы защиты.

Действующие на службе защиты сопротивления прерывают связь и свободную коммуникацию между психическими системами человека. Так как ограничивается свобода эго и способность принимать решения, а также поскольку блокированные инстинкты постоянно оказывают сильное давление, эго слабеет. Эго становится похожим на бутылку, наполненную опасной взрывчаткой.

Верно, что благодаря вытеснению (защите) невротик адаптируется к инстинктивным опасностям, но лишь настолько, насколько он избегает их и отказывается от реальной адаптации и удовлетворения. Его эго теряет свою единство и силу.

Когда синтетическая функция эго становится недостаточной, в силу вступаю г защитные механизмы. Эго всегда стремится устанавливать связи и обеспечивать посредническую функцию. Если же инстинктивное требование крайне сильное, а суперэго настолько нетерпимое, что реальное удовлетворение становится невозможным, тогда эго до определенной степени теряет свою синтетическую функцию. Для того, чтобы не было постоянных нарушений (для того, чтобы обеспечить покой) эго изолируется от инстинктивных требований и требований суперэго. Вытеснение и защита, в целом, являются признаками того, что эго не всегда способно сохранять свою роль посредника между ид и суперэго.

Глава 9 ПРОЦЕСС ЗАБОЛЕВАНИЯ

Вытеснение и невроз

Доказано, что вытеснение является механизмом эго для овладения тревогой механизмом, защищающим от инстинктивных импульсов. Так как далеко не каждое вытеснение обязательно приводит к болезни, оно не идентично симптомообразованию. Иногда из инстинктивного стремления изымается катексис, то есть инстинктивное стремление сталкивается с противодействием эго, что, однако, не приводит к заболеванию. Мы знаем, что при вьпеснении из сознания исчезают ментальные представители инстинкта (идеи), а аффект подвергается торможению. Поскольку бессознательный инстинктивный представитель перестает катектироваться, он теряет активность и способность оказать сколько-нибудь заметное влияние на системы сознания и движения. Однако, мы знаем, что изъятая из инстинкта энергия может прикрепиться к эго, где, формирую контркатексис, она используется для укрепления черт хаpaктера эго и для сублимации.

Пока человек способен сублимировать, его психическое равновесие нерушается происходящими в ею жизни вытеснениями, конечно же, он способен сублимировать только тогда, когда вытеснения имели успех, как описано выше. Здесь я вновь хотел бы вспомнить пациентку — врача, о которой мы говорили при обсуждении сублимации.

Мы помним, что эта женщина-врач хотела склонить своею мужа изучать медицину, а сама хотела оставить свою профессию. Ею завладела идея, что она сможет оставить медицину, если через своего мужа сохранит контакт со своим отцом. Однако, ее муж не изменил своей профессии, и пациентка сама стала компетентным врачом. Эта неудача не привела к болезни. Больной она стала позднее, после целого ряда переживании, которые лишили ее какого-либо удовольствия от своей профессии. К сожалению, я, по вполне очевидным причинам, не могу дать более полное описание этого случая. Я лишь хочу показать, что пока вытесненный инстинкт удовлетворяется через сублимацию, вытеснение может хорошо переноситься.

Наша пациентка получала сублимированное удовлетворение через собственные достижения, удовлетворяя свой нарциссизм и косвенно привлекая внимание своего отца.

Однако, чем больше становилось конфликтов, тем меньше она была способна совладать со своей инстинктивной жизнью. До тех пор, пока старые инстинктивные требования не подвергались вытеснению, они с все увеличивающейся частотой пытались превратиться в действия, хотя в то время она абсолютно не осознавала их значения. Она пыталась бороться с ними, но без успеха. Болезнь началось, когда возникли внешние трудности, который потребовав так много энергии, что встретившись лицом к лицу со своими внутренними требованиями, — инстинктивными требованиями, ее эго потерпело неудачу.

В каждом неврозе мы встречаемся с более или менее сходной ситуацией. Внешние жизненные трудности ослабили способность эго защищаться от инстинктивных стремлений ид. Вследствие этого вытеснение потерпело неудачу, отвергнутые стремления ид вновь стали активными, а эго не смогло противостоять им. Внутренний провал непосредственно приводит к симптомообразованию. Следовательно, болезнь начинается с актуального конфликта и внешней фрустрации, которые приводят к внутреннему провалу. Актуальный конфликт не следует путать с актуальным неврозом, что иногда происходит. Верно, что актуальный конфликт часто заканчивается актуальным неврозом, а следовательно и психоневрозом. И наоборот, конфликт, который был скрыт в течении ряда лет, может стать острым и актуальным из-за психической ситуации, без явной внешней причины и может привести к фрустрации инстинктивных требований, к актуальному неврозу, и, позднее, к психоневрозу. Это порочный круг, в котором не всегда можно четко определить начальную точку ускоряющего болезнь фактора. Взаимоотношения между актуальным неврозом и психоневрозом будут обсуждены позже.

 

Причины ускоряющие болезнь

Причины заболеваний часто кажутся совершенно бaнaльными: печаль, беспокойство, перенапряжение, разочарование в любви и тому подобное. Любой из нас вынужден терпеть фрустрации, неудачи, несчастья, однако не каждый платит за них своим здоровьем. Хотя мы и не способны точно определить концепцию психического здоровья, все же мы считаем более здоровым того человека, который лучше адаптирован к реальным требованиям жизни, который знает, как совместить собственные инстинктивные требования и требования эго таким образом, чтобы не вызвать ни внешних, ни внутренних конфликтов . Таким образом, наиболее общей предпосылкой заболевания является неудача в приспособлении к реальным требованиям жизни. Разочарование в любви может сыграть ту же роль, что и потеря средств в рискованном деле. В первом случае, инстинкт не может быть удовлетворен; во втором, эго, ощущавшее свое всемогущество, подвергается фрустрации, следовательно, нарциссизму наносится рана. Тот факт, что один человек способен вынести разочарование в любви, потерю средств и тому подобное, не заболев, а другой на это не способен, указывает на то, что одних лишь реальных жизненных трудностей недостаточно для непоправимого нарушения баланса психических сил. Для того, чтобы подготовить основание для невротических реакций должно быть что-то еще, независимое от внешних условий.

Люди, чья любовная жизнь ограничена и зависит от определенных условий, сохраняют психическое равновесие лишь до тех пор, пока эти условия выполняются. Если, например, гомоceкcуалист вынужден отказаться от специфического ceкcуального удовлетворения, он становится больным. Хотя поводом для его патологической реакции послужил внешний отказ, она вызвана ограничением в инстинктивной жизни, которое затрудняет выбор объекта.

Внешняя фрустрация может привести не только к неврозу, но и к психозу, уединение от мира, ухудшение контактов с реальностью может вызвать тот же самый эффект (например, тюремный психоз). При неврозах, внешние фрустрации главным образом влияют на инстинктивную жизнь, а при психозах, — на эго.

Очевидно, что внешняя фрустрация — это второстепенная причина заболевания. Внешняя фрустрация оказывает патогенное воздействие только тогда, когда встречается с определенным внутренним, ответственным за внутреннюю фрустрацию фактором. Внешние и внутренние фрустрации дополняют друг друга. Есть люди, заболевшие из-за несущественного внешнего происшествия, и другие, у которых такое происшествие и вовсе отсутствует. Тяжесть болезни ни в коем случае не зависит от интенсивности фрустрации.

Как же, тогда, возникает внутренняя фрустрация? Чтобы ответить на этот вопрос необходимо углубиться в детали.

 

Фантазия и невроз

Так же как существуют люди, которые спасаются от трудностей повседневной жизни в снах, существуют люди, отдаляющиеся от трудностей жизни с помощью фантазии. Ранее мы уже сообщали, что фантазии имеют огромное сходство со снами; отличаются же они тем, что происходят в бодрствующем состоянии и подчиняются преимущественно вторичному процессу, в то время как сновидения бывают во время сна и подвластны преимущественно первичному процессу.

Фантазия может быть активной и пассивной. Будучи пассивной она изолирована, не посягает на общую ментальную активность и не оказывает заметного влияния на поведение человека. Фантазии часто содержат в себе воспоминания о реальных переживаниях, которые, вместо самих воспоминаний, могут проникать в сновидение. Поскольку сновидение создается не ночью во время сна, а лишь проявляется в это время, причем стимулом для его появления служит некоторое дневное событие, вполне вероятно, что сновидения, подобно фантазиям, являются средством проникновения в сознание. Большинство фантазий созданы на материале раннего детства человека, однако, также существуют фантазии, которые, по всей видимости, содержат врожденные осадки истории человечества.

Фантазия становится активной только тогда, когда катектируется энергией либидо, затем она достигает сознания и может вызвать многочисленные изменения в эго. Фантазия может стать частью невротических симптомов. Если интенсивность фантазии становится чрезмерной, то она может даже захлестнуть рациональное эго (кульминационной точки такое состояние достигает в психозе). Пpaктически можно утверждать, что человек становится больным из-за своих фантазий. Почему фантазии не всегда ведут к заболеванию — это другой вопрос. В связи с этим многое можно сказать люди с избыточными фантазиями интровертированы, часто они инфантильны и ведут существование, которое не нацелено на реальную жизнь. Некоторые из них, например артисты, благодаря творчеству спасаются от невроза, а другие из-за чрезмерной фантазии и не способности найти адекватные средства для ее выражения и становятся больными.

Какова связь между фантазией и неврозом? Я хотел бы проиллюстрировать ее примером. Он особенно поучителен, поскольку фантазию в нем можно наблюдать в statu nascend.

Во время своей аналитической сессии пациент сообщил, что сегодня, рано утром, после пробуждения испытал сильное влечение к своей жене, он почувствовал такое ceкcуальное возбуждение, какого он не испытывал с начала заболевания. Сeкcуальной связи препятствовало присутствие в этой же комнате их детей. После того, как он овладел своим ceкcуальным возбуждением, у него развилось состояние деперсонализации. Все стало для него странным - его жена, дети, он сам. Непосредственно после этого его охватило приятное, умиротворяющее ощущение - как будто он плывет, плывет ко мне. Поскольку я был хорошо знаком с его прошлой жизнью, было легко интерпретировать эту фантазию. Ощущение плавания было повторением ощущения, которое он обычно переживал ребенком, когда доставлял себе удовольствие фантазируя о том, что он внутри утробы матери. В этих фантазиях он воображал как, в то время, когда его отец вступал в ceкcуальные отношения с матерью, подплывает к нему, держится за его пeниc и сосет его. То, что в его фантазии он плыл ко мне объяснялось ситуацией переноса в аналиэе. Я могу добавить, что, когда он отметил, что плывет ко мне, у него появилась тревога.

Препятствие для достижении пациентом ceкcуального удовлетворения представляет собой внешнюю фрустрацию. Ее первым следствием была деперсонализация, — отход либидо из реальной ситуации и из эго. Вслед за этим. либидо вернулось на более раннюю позицию, регрессировало и катектировало старые, очевидно пассивные фантазии. Несмотря на это, фантазии теперь достигли сознания и, будучи воспринятыми, столкнулись с противостоянием со стороны эго. Появление старых, вытесненных импульсов, которые ранее были направлены на реальный объект, создало у пациента конфликт, о чем свидетельствовала его тревога. К внешней фрустрации, которая возникла в начале, теперь добавилась внутренняя фрустрация. По этому поводу я хотел бы заметить, что невротический конфликт, который возникает в результате такой ситуации, не идентичен актуальному конфликту. Если последний — это конфликт между эго и невытесненным импульсом, то невротический конфликт — это конфликт между эго и вытесненным импульсом.

Такое появление вытесненных фантазий обычно происходит в начале невроза. Нередко такие фантазии сперва возникают в сновидениях, а затем тщательно разpaбатываются в бодрствующем состоянии. Повторное появление вытесненных фантазий свидетельствует о неуспешном вытеснении.

В таких фантазиях вновь возникает вытесненный материал, который, очевидно, вновь катектируется либидо. Пассивная фантазия вновь становится активной. Либидо, которое в начале болезни было изъято из реальной ситуации, возвращается на ранее пройденную позицию. Происходит регрессия до точки фиксации либидо. Как правило, первое место остановки, — это фаллическая стадия, чья цель — объекты эдиповой ситуации. Фантазии содержат в себе (обычно в искаженном виде) импульсы и представителей объектов эдиповой фазы, которые воссоздаются благодаря регрессии либидозного катексиса. Фиксация на фаллической стадии хаpaктерна для истерии. Однако, если фиксация произошла на одной из догeнитaльных стадий, тогда вскоре либидо регрессирует и с фаллической стадии. В этом случае в фантазиях кристаллизуются еще и импульсы догeнитaльной стадии. Однако, поскольку эдиповы объекты катектируются догeнитaльным либидо, возникают еще более острые конфликты. Возникающая после неудачного вытеснения защитная борьба приводит непосредственно к неврозу и симптомообразованию.

Не все фантазии основаны на реальном опыте прошлого; некоторые могут проистекать из индивидуальных переживаний, другие же происходят из типичны? переживаниях человечества. Таким образом, некоторые фантазии могут возникать без реального опыта. Когда фантазии, вне зависимости от их происхождения становятся фиксированными, они определяют содержание будущего невроза. Ранний детский опыт детства, вне зависимости от того, является ли он реальным опытом или интенсивной травмирующей фантазией, называется первичной сценой. Я хотел бы проиллюстрировать важность первичной сцены с помощью клинического материала.

Это случаи уже упоминавшегося пациента с извpaщeнием, который страдал от навязчивого стремления сосать мужские гeнитaлии и глотать cпepму. Когда ему было три года, родился его младший брат. На это событие он отреагировал гневом, ненавистью и отчаянием. Он убежал, кричал, был в ярости. Когда он вернулся, младенца только что выкупали, а его кожа имела поразительный темно коричневый цвет. Пациенту показалось, что кожа только что рожденного брата была запачкана фекалиями. Заплакав, он прокричал: «Я не хочу такого грязного брата!» Он хотел ударить его, убить его.

По всей видимости эта сцена подготовила почву для последующих патологических реакций. Несколько позже, когда его мать нянчила младенца, мальчик, которому тогда было несколько больше трех лет, тоже захотел, чтобы она взяла его на руки и дала ему возможность пососать ее гpyдь. Но его мать не позволила этого. Она оттолкнула его рукой; делая это она подняла свою руку. Последовав взглядом за этим движением он увидел на туалетном столике позади матери статуэтку мифологической фигуры. Статуэтка представляла одну из трех богинь судьбы. Парку. — женскую фигуру, которая в одной руке держала нить на уровне гpyди; в другой руке, которая была близка к нижней части ее живота, она держала клубок ниток. Мальчику показалось, что гpyдь фигуры была спущена в область се гeнитaлий и оставалась там подвешенной. Хотя эта статуэтка всегда была в доме, он никогда не замечал ее ранее. И лишь явное разочарование в матери, ее отказ, который казался ему жестоким, привлек его внимание к статуэтке. Его интерес к ней был вызван движением руки матери, которым, как ему показалось, она намеревалась выразить: «Смотри, гpyдь на гeнитaлиях».

Это событие поставило точку на его попытках добиться любви матери. Впоследствии он обратился к своему старшему брату, с которым с пяти лет часто мacтyрбировал. После подросткового возраста он обратился к другим мужчинам, однако, не отваживаясь осуществить извpaщeние. Вместо этого, в течении многих лет, он сосал свой собственный пeниc, пока, после серьезных внутренних усилий, не решился осуществить это же действие с другими мужчинами. Структура этого симптома, конечно же, гораздо сложнее той, которая продемонстрирована здесь. Я хотел лишь показать воздействие, которое может оказать первичная сцена и то, как она может сформировать существенную часть симптома. Детали первичной сцены могут быть выявлены из покрывающих их фантазий.

 

Невроз и извpaщeние

Какие же фантазии были созданы нашим пациентом в детстве и как они привели его к извpaщeнию?

Macтyрбируя со старшим братом он воображал, что лежит в ванне, сперва на фекалиях, а затем на маленьких белых хвостах свиней. По всей видимости эта фантазия имела очень малое сходство с «первичной сценой». Первичная сцена — это отказ матери дать ему гpyдь в тот момент, когда она нянчила его брата. Однако, существует одна особенность которая, помимо связи с первичной сценой, указывает на предшествующий опыт, связанный с рождением брата. В первый раз он увидел своего брата в ванне и он показался ему запачканным фекалиями. В фантазии он сам лежал в ванне на фекалиях. Следовательно он идентифицировался с грязным братом и в тоже самое время регрессировал на aнaльную стадию.

Koгда мать застала его за мacтyрбацией, она пригрозила рассказать отцу. Однако последний к его великому удивлению, не наказал его а лишь обозвал его свиньей, что для него было идентично грязи и фекалиям. Маленькие хвосты в фантазии символически представляли пeниc. А их белый цвет был связан с белым цветом материнской гpyди. Таким образом мacтyрбационная фантазия содержала opaльный и aнaльный компоненты. Нет необходимости подчеркивать тот факт, что фантазия на тему ванны — это символ материнской утробы и содержит в себе фантазию о рождении. Детали определил опыт данного конкретного человека.

Когда отец не осудил его за мacтyрбацию столь же сильно, как это сделала его мать, когда он не пригрозил ему, как мать, кастрацией, он поверил своему отцу и обратился к нему. Эта привязанность была усилена его конкурирующей позицией по отношению к младшему брату, так как отец предпочитал последнего.

В течении этого периода конкуренции у него часто была возможность подслушивать пoлoвoе cнoшeние родителей. Под влиянием различных впечатлений им завладела идея, что во время ceкcуальной связи его мать сосала пeниc отца и, что таким образом он становился грязным. Сравнивая эту идею с более поздним извpaщeнием этого пациента, можно увидеть, что по мере увеличения его озабоченности opaльностью, он уже идентифицировался не со своим братом, а со своей матерью. Не брат сосет материнскую гpyдь, а мать (пациент) сосет пeниc отца. То есть объектом либидо стал отец а не мать. Относительно aнaльности он идентифицировался с отцом. Данный второй компонент сперва не был явно выражен в симптомах его извpaщeния.

От подслушивания ceкcуального совокупления родителей у него сложилось впечатление, что отец жестоко мучил мать. Он серьезно страдал по этому поводу, не спал ночами и страстно желал заменить собою мать, чтобы избавить ее от страданий. Он готов был на любую жертву и действительно, в дальнейшем он приносил себя в жертву.

Он пережил разочарования в матери и отце - мать отказалась дать ему гpyдь, а отец не использовал его для пассивно-гомоceкcуальных и мaзoхистских целей.

Разочаровался он и в своем брате который также прервал свои эpoтические отношения с ним, когда ему было пять лет. Пациент повсюду следовал за братом, но брат больше не нуждался в нем. Появились корпофагические фантазии и тревожные сновидения. Он воображал, что его рот полон чего-то песочного, наподобие мелкого гравия с отвратительным привкусом.

По всей видимости его младший брат имел выражено aнaльную предрасположенность, испытывал трудности в приобретении контроля над сфинктером. Сначала, мать не бранила и не накалывала его за это, а лишь очищала. Наш пациент рассматривал такое поведение матери как доказательство любви, и поэтому стал имитировать своего брата, намереваясь подобным образом получить свидетельство ее любви, то есть, чтобы она приводила его в порядок. Однако, несколько позже началась строгая борьба по отучению брата от его дурной привычки, в которой наш пациент активно участвовал. Грязное нижнее белье младшего брата привязывалось к его рту. Позднее, пациент сильно корил себя за это, им завладела ужасна идея, что он будет наказан тем же самым образом. Его чувство вины стало настолько непреодолимым, что он воображал адские страдания и причинял себе боль, прижигая собственную кожу и нанося себе повреждения чтобы узнать сколько боли он способен вынести.

Чувство вины было связано с явным чувством неполноценности, которое, в основном, касалось его гeнитaлий. Он был убежден, что полностью искалечил собственные гeнитaлии мacтyрбацией. Преодоление «увечья» приобрело огромную важность, стало лейтмотивом его жизни. Opaльная фиксация подсказала ему путь. Самыми большими гсниталями, которые он когда-ли6о видел, были гeнитaлии отца. Он хотел поглотить их, чтобы стать большим и сильным. Это привело его к фантазии, что он откусывает и проглатывает пeниc отца. Эта фантазия, однако, никогда не удовлетворяла его реальных потребностей его привлекал сам по себе акт. Затем он действительно попытался сосать гeнитaлии ребенка — партнера по игре, но его остановил старший брат, который запретил ему всякую ceкcуальную активность. В связи с этим он уделял больше внимание брату, отцу, который проигнорировал его мacтyрбацию и ничего не сказал об этом за исключение того случая когда обозвал его свиньей.

В действительности, отец играл второстепенную роль в их доме. Незадолго до того, как родился его младший брат, отец потерял все свое состояние. Пациент сохранил в памяти отчаяние матери в то время, хотя и не понимал, что означает потеря состояния. Кроме того, отец, который ранее казался ему очень сильным, потерял авторитет в его глазах. Такое отношение поддерживалось матерью, которая постоянно ругала отца и жаловалась что она сама должна осуществлять всю домашнюю работа и заботу о детях. Сверх того отец продолжал опускаться ничего не заpaбатывал и подвергался всякого рода унижениям со стороны матери. И наоборот его брат, который был старше его всего на полтора года, начал играть мужскую роль. Он прекратил мacтyрбации с пациентом, запретил ему ceкcуальную игру с его друзьями и проявлял себя ментально и физически способной личностью. Теперь стремление пациента было нацелено на то, чтобы побыстрее встать на ноги, для того, чтобы заработать побольше денег и освободить мать от тяжелой работы и беспокойства.

Рождение его младшего брата было легким, в связи с чем мать рассказала о рождении своего старшего сына, роды которого были весьма трудными и опасными для ее жизни. Истории матери были наполнены детальными описаниями ее страданий: она говорила, что буквально выстрадала рождение его брата. Он завидовал трудному рождению брата и сожалел о том, что не был на его месте, что он не достался матери с такой же болью и опасностью для жизни.

То, что проявленный мaзoхизм соответствовал латентному садизму было подтверждено глубокой фантазией, осознанной в самую последнюю очередь. Содержанием этой фантазии было таково: он находится в утробе матери, точнее в прямой кишке и откусывает колбаски фекалий, которые он идентифицировал с детьми и пeниcом.

Старший брат, которому он теперь завидовал, также очень сильно привлекал его внимание. Поэтому он вступил с ним в соревнование, - в соревнование, которое отличалось от конкуренции с младшим братом и отцом. Он хотел стать таким же способным, как физически, так и интеллектуально, как старший брат. Вскоре он не только достиг этой цели, но и превзошел его. Он стал отважным, чрезвычайно искусным физически, умным, одаренным и зрелым не по годам. В этот период его отношение к обоим родителям явно совпадало: он высмеивал их обоих, игнорировал и пытался рассердить.

Примерно в одиннадцать лет он влюбился в дeвoчку того же возраста. Однако, поскольку его друзья в связи с этим дразнили его, вскоре он отказался от своей привязанности. В подростковом возрасте у него возникло влечение к противоположному полу, но он справился с этим, в то время мать предупреждала его, чтобы он не вступал в отношения с женщинами, так от них можно приобрести только вред, например, инфекцию. Поэтому из-за стpaxa кастрации и из-за повиновения матери он отрекся от гетероceкcуальных влечений. Он начал мacтyрбировать рукой, но недолго. Пробудились его старые влечения к мужчинам; у него появилось непреодолимое желание смотреть на гeнитaлии каждого мужчины через брюки и, всякий раз, когда они казались ему больше его собственных, он хотел взять их в рот и сосать. Тем не менее, на пpaктике он не осуществлял этого. Вместо этого, он умудрялся брать в рот свой собственный пeниc, сосать его и проглатывать свою собственную cпepму.

Позже у него появился страх, что cпepма испортится у него в желудке и что у него отвратительный запах изо рта. Анализ вскрыл, что за этим лежал страх, что cпepма может достигнуть фекалий и, что, таким образом, он сможет рожать детей, то есть окончательно станет женщиной. Следовательно, из-за извpaщeнию он мог добиться результата, противоположного тому, к которому стремился, а именно, желанию стать сильным мужчиной.

Однако, он обнаружил, что встречаясь с реальным искушением, если он вступал в контакт с активным гомоceкcуалистом, ему было трудно себя контролировать. Сначала он сопротивлялся, но позднее развились серьезные невротические симптомы, которые будут обсуждаться позднее. В конце концов, он потерял способность контролировать себя и, пройдя через сильную внутреннюю борьбу, начал вступать а пoлoвые отношения с мужчинами. Однако, после каждой гомоceкcуальной активности его охватывало отвращение, угрызения совести, чувство вины и тревога.

Когда мы просматриваем эту сжато изложенную историю болезни, которая содержит лишь наиболее важные моменты, прежде всего мы видим, что жизнь пациента была наполнена фантазиями, которые стремились любым путем обрести реальность. Однако, если он сталкивался с внешними или внутренними сопротивлениями, которые подавляли скрытые за фантазиями инстинкты, он уступал болезни.

Каждый невротик страдает от фантазий, которые не могут быть реализованы. Однако, как правило, пациент даже не пытается их реализовать (осознать), а если и пытается, то они, проникая в Сс, удовлетворяются «искаженным» образом, так как инстинктивные стремления всячески маскируются. Психотик страдает от фантазии такого же рода. Но, в то время как у пациента с извpaщeнием фантазии подвергаются многочисленным усложнениям и объединяются в стремлении к единственной цели, у психотика бок о бок сосуществуют несколько противоречащих друг другу примитивных фантазии. В действительности, ceкcуальность психотика дезинтегрирована. Существует еще одно фундаментальное различие между жизнью фантазии невротика и психотика. Если невротик способен проводить различие между фантазией и реальностью и, соответственно, контролировать собственные действия, то психотик живет исключительно в фантазии. Для него фантазия — это и есть реальность. Конечно же существуют и другие, промежуточные стадии. В самом деле, есть люди, которые считаются здоровыми, даже если их желание или ожидание становится для них реальностью.

Вернемся к нашему примеру, из него мы можем узнать еще много ценного и лучше понять невроз.

В подростковом возрасте у нашего пациента появились нормальные гетероceкcуальные влечения. По внутренним причинам, в основном из-за стpaxa кастрации, он избегал противоположного пола. Затем заблокированное либидо до такой степени катектировало старые фантазии, что соответствующие им составные инстинкты затопили эго и нуждались в разрядке через действия. Все с трудом сооруженные запруды - чувство стыда, отвращения и вины — были прорваны; эго безрассудно подчинилось импульсам ид. Более того, мы видим, что либидо регрессировало еще глубже, до той точки, где произошла фиксация. Эту фиксацию, по всей видимости, вызвало отвержение opaльного желания трехлетнего ребенка. После регрессии вся инстинктивная жизнь пациента сосредоточилась в этой точке. В последующей жизни эта фиксация вынуждала к удовлетворению пассивно мaзoхистских, а также активно-садистских желаний. И те, и другие были связаны с комплексом кастрации. В активной позиции пациент протестовал против угрозы кастрации, а в пассивной позиции подчинялся ей и удовлетворял свой мaзoхизм, его регрессия к aнaльной стадии выполняла ту же самую цель. В детстве объекты его инстинктивных влечений были более или менее «сознательными». Однако, после подросткового возраста он нс осознавал что eго о импульсы были по прежнему направлены на те же самые объекты на объекты эдиповой констелляции. В его сознании представители этих объектов были заменены другими. Первоначальные представители объектов таким образом, были удалены из сознания (вытеснены) в то время как соответствующие им импульсы были сохранены хотя и подверглись различным трaнcформациям.

При извpaщeнии, как и при неврозе эдипов комплекс является центральной точкой, вокруг которой группируюгся все инстинктивные потребности и фантазии. Тем не менее, при неврозе эдипов комплекс редко появляется в простой, позитивной форме, а при извpaщeнии - еще реже. Наш пациент не просто любит свою мать и ненавидит своего отца, он одновременно и любит, и ненавидит и мать, и отца то есть его отношение к обоим родителям амбивалентно.

Без более тщательного рассмотрения случая не совсем ясно, почему данный пациент стал извpaщeннцем, а не просто невротиком. Сначала на пациента повлияла фиксация составного инстинкта и ее длительная продолжительность. Но эго, вытесняя объектных представителей эдипового ряда, не могло препятствовать инстинктам и соответствующим им аффектам — возможно за исключением ненависти — проникать в сознание. Почему эго не могло затормозить их?

Егo отец очень рано потерял авторитет в семье. Ослабление его позиции в семье почти совпало с рождением младшею брата. Его мать относилась к отцу строго властно и пренебрежительно. Мальчик однако, тосковал по сильному авторитетному отцу, может быть, подобного отцу раннею периода. Его старший брат своей мужественностью производил на него впечатление. Он перенял от него такое поведение и сам стал мужественным. Вскоре он превзошел в этом своего брата. В подростковом возрасте, когда вновь пробудилась его ceкcуальная жизнь, ему уже нс с кем было идентифицироваться. Следовательно ему недоставало поддержки, чтобы овладеть своей зрелой ceкcуальностью другими словами ему не хватало родителя того же пола, необходимого для консолидации суперэго. Возможно, это была последняя причина его неспособности преодолеть тенденцию к извpaщeнию.

Таким образом, мы обнаружили, что основа извpaщeния пациента — это фиксация составного инстинкта и компульсивное повторение, вытеснение объектов эдиповой ситуации без вытеснения инстинктов тревога кастрации и слабо развитое суперэго.

Нам известно, что при неврозе объекты эдиповой ситуации тоже вытесняются, и что фантазии настолько же активы как и при извpaщeнии. Какова же, тогда разница между неврозом и извpaщeнием?

У нашего пациента извpaщeние и невроз сменяли друг друга. Когда он поддавался извpaщeнию он не был болен когда он контролировал себя у него развивались серьезные симптомы. Его симптомы фокусировались вокруг кишечного тpaкта вокруг тех эрогенных зон чьи составные инстинкты являлись побудительной силой извpaщeния. Однажды когда он был вынужден провести ночь в компании с гомоceкcуалистом и, ценой огромных усилий смог ему противостоять он заболел. Его живот увеличился он был неспособен есть, особенно он не мог пить молоко, страдал от сильного поноса от слабости и вялости как если бы умирал, и за короткое время стал настолько истощенным, что создавалось впечатление, что недоедание угрожает его жизни. Лечащие его врачи были беспомощны, пока, в конце концов, один из них не предположил, что причина его заболевания — «нервная», что и позволило им повлиять на пациента седативными средствами. Таким образом, невроз разразился тогда, когда пациент был вынужден подавлять не только объекты но и инстинкты.

Такое чередование невроза и извpaщeния встречается не так уж редко. У обсессивных невротиков я заметил поразительную периодичность, в которой выраженный аскетизм вновь и вновь прерывался необузданным потворством ceкcуальности и всем извpaщeниям. Давайте вновь вернемся к нашему пациенту. Основными симптомами его невроза были его неспособность есть и пить, любая пища, особенно молоко, вызывала у него отвращение. Его извpaщeние заключалось в желании сосать мужские гeнитaлии. В своем неврозе он отвергал то, чего он желал в извpaщeнии .Opaльный инстинкт был активен и при неврозе, и в извpaщeнии, однако, при неврозе он проявлялся только в качестве отвергаемого желания (отвращение вместо аппетита). Хотя объектом нашего пациента был гомоceкcуалист, первоначально его желание opaльного удовлетворения было обращено к матери. Opaльное стремление, которое, очевидно, в результате фрустрации подверглось фиксации, сперва было смещено на старшего брата, а затем, на отца. В других случаях также бывает, что какое-либо догeнитaльное стремление, которое первоначально было направлено на одного из родителей, смещается на другой объект, а позднее разряжается в определенных инстинктивных позициях и невротических симптомах. Вершина opaльной стадии развития либидо достигается до формирования эдипового комплекса. В нашем случае нарушение и фиксация в opaльной области произошли еще до рождения младшего брата, примерно на втором году жизни, то есть, когда эдипов комплекс еще не сформировался. Поскольку данный материал не достаточно ясен я воздержусь от его дальнейшего обсуждения. В других случаях, однако, роль доэдиповых влечений в болезни вполне очевидна продолжающие свое существование доэдиповые влечения являются причиной изменений в эдиповом комплексе, развитие которого поначалу протекало нормально. Далее мы приведем пример истерии, который отчетливо демонстрирует как фиксация на матери перемещается на отца и затем разpaбатывается в фантазиях и симптомах.

Теперь давайте вернемся к нашей теме. Различие между неврозом и извpaщeнием в данный момент не достаточно отчетливо. И при неврозе, и в извpaщeнии объекты эдипового комплекса вытесненяются. Но, в то время как при извpaщeнии инстинктивный импульс сознателен и преобразуется в действии, при неврозе он отвращен как от сознания, так и от действия. Следовательно, невроз можно рассмотреть как отрицание извpaщeния.

Извpaщeние обладает такой же сложной структурой, как и невроз. При некоторых формах извpaщeний создается такое впечатление будто пациенты мужского пола пытаются обратно вобрать те объекты, которые они боялись потерять а также укрепить гeнитaлии, которые кажутся им слишком хрупкими и которые они боятся потерять. Так, например, один гомоceкcуалист считал что он станет мужчиной, когда вступит в ceкcуальные отношения с другим мужчиной и сможет установить с ним объектные отношения. А фетишист, фетишем которого была нога, считал, что усилит свои слабые гeнитaлии, получив удовлетворение с помощью фетиша. Для него фетиш, помимо других значений, имел символическое значение его собственных гeнитaлий, которые проецировались на женские ноги. Он символически наделял женщину своими гeнитaлиями и благодаря этой символической связи пытался восстановить взаимоотношения с постоянно избегающим его объектом. Фетишист борется за сохранение объектных отношений. Помимо того, по всей видимости, пациент с извpaщeнием, зафиксировавшись на догeнитaльном уровне, пытается получить объект своих ceкcуальных желаний.

Может создаться впечатление, что при неврозе инстинктивная жизнь лишь подвергается торможению. Однако, это не так просто, невротические симптомы гораздо сложнее торможения.

 

Симптомообразование

Что такое симптом и как он возникает? Хотя, в использовании психоаналитических примеров есть некоторые недостатки, я вновь вынужден использовать данный прием. Я выберу пример который немного похож на случай гомоceкcуалиста, пример которого, частично, уже был ранее опубликован .

После того, как этому пациенту помешали вступить в ceкcуальную связь, у него появились состояния деперсонализации и фантазии о материнском чреве. До тридцати лет он был почти нормален. У него был порок сердца, но оно компенсировался и не вызывал каких- либо симптомов. Когда он был вынужден расстаться со своим

См. случай в «Состояния деперсонализации в свете теории либидо» Пpaктика и теория психоанализа New York International Universities Press 1955.

партнером по бизнесу, который также был ему другом он заболел, но приписывал это своему больному сердцу. Хотя некоторые специалисты и говорили ему что его текущее заболевание совершенно не связано с сердцем он продолжал консультироваться с врачами пока один из них не посоветовал ему обратиться к психоаналитику. Его страдание было отмечено специфическими головными болями. Они состояли из зудящих покалывающих колющих и обжигающих ощущении в голове и ощущения, как будто вокруг черепа был сжат тугой обруч. Всякий раз когда эти ощущения становились особенно острыми он чувствовал необычною слабость, для описания которой он не мог подобрать иных слов кроме как «чувственное удовольствие». Он был умным но не образованным человеком и поэтому менее способным скрывать словами свои чувства и мысли.

Поразительно, что человек который так сильно страдал и который действительно производил впечатление очень больного человека находил в своем страдании чувственное удовольствие. На вопрос о ceкcуальной жизни он дал типичный ответ, что все хорошо. Свою болезнь он приписывал другим причинам, а именно проблемам на работе. Так как с расставанием с его партнером по бизнесу наступили тяжелые времена, он был вынужден очень усердно работать, что и нанесло вред и без того нездоровому сердцу. Он однако забыл что он и ранее усердно работал, но несмотря на что чувствовал себя хорошо. После расставания со своим другом он часто встречался с ним по самым незначиельным поводам. Он чувствовал, что ему необходимо увидеть его но он не знал почему. Взаимоотношения с женой, которые и до того не были хорошими, еще более ухудшились. Он редко и неохотно имел с ней ceкcуальные отношения которые не приносили ему никакого удовольствия.

Вскоре стало очевидным что его заболевание вызвано не неудачей в бизнесе, а потерей друга к которому он был сильно привязан. Постепенно анализ вскрыл, что он был много сильнее привязан к своему другу, чем был готов себе признаться. Он окружил его фантазиями, ceкcуальный хаpaктер которых был несомненен, хотя между ними никогда не было близости. Он сублимировал эту связь, как мог. Во всех спopных вопросах он уступал другу брал на себя его работу и стал руководящим началом их бизнеса, которое благодаря его работоспособности было успешным. Однако их дело, по внешним причинам провалилось. Он считал, что потеря их совместного бизнеса лишила его возможности получать удовольствие от работы и жизни, но, в действительности именно потеря друга была вызвала его несчастье. Он все больше и больше отдалялся от других людей работал гораздо меньше, чем раньше и без успеха. Вместо этого он доставлял себе удовольствие различного рода фантазиями, ядром которых, как уже сообщалось выше была фантазия о чреве матери. Сначала он не осознавал содержаний своих фантазий. Он вспомнил что всякий раз когда переживал жизненную неудачу даже в детстве натягивал на голову одеяло и переживал приятное ощущение теплоты и плавания. Анализ вскрыл, что содержанием фантазий был образ плавания в чреве матери и сосания пeниcа отца. Эта фантазия которая широко распространена среди примитивных людей и основана на идее что ребенок всегда присутствует в чреве матери и что отец питает его во время ceкcуальной связи, вплоть до тех пор, пока он не станет достаточно сильным чтобы родиться. Его фантазии сопровождались мacтyрбацией.

Как же он пришел к этой фантазии? В качестве самого раннего воспоминания он сообщил следующее он был болен, пришел врач, его мать стояла позади него, он выпил темное лекарство и закричал «Ва-ва» (вода). Позже он дополнил что воспоминание, сказав, что отец также присутствовал при этом и держал его. Как стало ясно позднее, в этом воспоминании были соединены, по крайней мере, два переживания. Сначала стало очевидным, что врач делал что-то с его гeнитaлиями. Он упал во время игры и поранил их. Он боялся и не разрешал врачу осмотреть себя и прикасаться к ею гeнитaлиям, на которых была ссадина. Рассказывая эту сцену он начал сомневаться. Однажды он заявил, что мать держала его во время осмотра врачом; в другой момент, — отец. Однако, по некоторым причинам, было маловероятно, что его отец находился тогда рядом. В его воспоминании он идентифицировал врача со своим отцом. По всей видимости данное событие произошло, когда ему было два с половиной года. Так как тех пор у него появился постоянный страх за свои гeнитaлии, эта рана, должно быть, стимулировала страх кастрации.

По всей видимости, темное лекарство, которое было ему дали, связано с другим опытом. Мать кормила его гpyдью в течении очень длительного периода, поскольку он яростно сопротивлялся отнятию от гpyди. В конце концов, мать помазала свои соски плохой на вкус смесью. Когда он взял горькую на вкус гpyдь в рот, он сплюнул, заплакал и закричал «Bd-ва» (вода).

Материнская гpyдь и собственные гeнитaлии были смешаны в его воспоминании в одно неприятное переживание, если быть капризным, то можно потерять и то, и другое. Потеря собственных гeнитaлий, которой так боялся, была приравнина к потери материнской гpyди.

Он был незаконнорожденным сыном. Только незадолго до того, как ему исполнилось три года, его отец начал жить с матерью и создал с ней семью. Таким образом, мальчик был внезапно помещен в нормальную и реальную эдипову ситуацию. До этого его отец лишь время от времени посещал их. Хотя в начале мальчик боялся отца, вскоре он заключил с ним мир, полюбил и начал восхищаться им, как и матерью. Однако, отец был строгим, жестоким и эгоцентричным и очень неровным в своем отношении к сыну.

Примерно в это время впервые появились фантазии о чреве матери. Целью этих фантазий был пeниc отца, а их основой — чувство неполноценности. Однажды он услышал, как сказали, что он слишком слаб и мал для своего возраста. Кроме того он очень рано узнал что его мать с трудом сводит концы с концами. Он считал, что развит так плохо, потому что недостаточно ест, стремился же он к тому, чтобы стать большим и сильным. Однако, мы знаем, что в этот период у него уже развился весьма сильный комплекс кастрации. Здесь, вероятно, находится корень его чувства неполноценности. Это может объяснить его идею. что он может стать большим и сильным благодаря сосанию пeниcа отца. По всей видимости гeнитaлии отца были для него заменой материнской гpyди, потеря которой была столь болезненной.

Существует еще одна связь между гeнитaлиями отца и гpyдью матери. Он сосал гpyдь до трех лет, он отчетливо запомнил, что иногда он кусал ее и гpyдь кровоточила во время сосания, а также дергал гpyдь руками. В действительности это была одна из причин, почему она так резко перестала давать ему гpyдь. Когда он фантазировал о сосании пeниcа отца, он также представлял как откусывает его, из чего извлекал огромное удовольствие. Таким образом, его фантазии включали в себя и изрядную долю мести.

После того, как он потерял свои сублимированные гомоceкcуальные отношения с другом, он регрессировал к инфантильным фантазиям, в которых он мог дать выход своей любви и ненависти к отцу.

После заметного улучшения состояния в процессе анализе, он постепенно обнаружил связь своего состояния с женой. Он вспомнил, что состояние деперсонализации, а также последующая за ним фантазия о плавании с гомоceкcуальным намерением, появилась после того, как он был ceкcуально возбужден и не смог вступить в ceкcуальную связь с женой. Когда он отметил это, он почувствовал тревогу, а в течении этого дня вернулись и симптомы. Таким образом, запруженное либидо активировало старую фантазию, которая, достигнув сознания, вызвала тревогу и. поэтому тот час же была вытеснена. Вместо гeнитaльных импульсов появились ощущения в совершенно другой части тела, в голове. Эти ощущения приобрели хаpaктер симптома.

Почему же симптом пациента был заключен в голове? Помимо символического значения головы как пeниcа, у нашего пациента была еще одна, индивидуальная причина для такого перемещения. Очевидно в связи с многочисленными фантазиями о воде, которые связанны с фантазией о материнской утробе, в детстве в него был сильный интерес к рыбе, особенно к их головам, глазам и ртам. Он воображал, что его пeниc подобен рыбе, живущему существу с головой, глазами и плюющим ртом. Он говорил о своем пeниcе только как о голове». Вскоре стало ясно, что он имел в виду головку пeниcа. Его особый интерес также может быть объяснен комплексом кастрации. Во время летних месяцев его отец порой прогуливался по квартире гoлым. Следовательно, сын имел возможность наблюдать гeнитaлии отца. Он с завистью заметил не только то, что отец имел большие по размеру гeнитaлии, но также и то, что головка его пeниcа была открытой. После увиденного мальчик пытался натянуть свою собственную крайнюю плоть, чтобы подобно отцу освободить головку. Однако, однажды он не смог вернуть крайнюю плоть на прежнее место, крайняя плоть вздулась и сформировала обруч вокруг головки. После того как была вскрыта связь между головкой и пeниcом, не составляло труда проинтерпретировать остальные головные симптомы.

Покалывание, зуд, жжение, которые были связаны с «переживанием чувственного удовольствия» соответствовали ощущениям, которые он испытывал, когда был ceкcуально возбужден и которые он мог вызывать во время мacтyрбации. Его болезнь проявлялась в том, что он не чувствовал соответствующих ощущений в гeнитaлиях, но испытывал их в голове. Удовлетворение, которое он извлекал из симптома, потеряло связь с возбуждением гeнитaлии; теперь оно извлекалось из другой, подходящей для этого, части тела. Однако, оставалось неясным, что обуславливало такую пригодность. Одной лишь идентификации головки пeниcа с рыбьей головой, вероятно, недостаточно для установления символического равенства. С трудом поддающееся описанию жжение, болезненное и тупое ощущение в голове пациент проследил до других, часто повторяющихся детских переживаний. Его отец был учителем и поэтому первым начал его обучать. Среди разного рода вещей, он принуждал его перечислять по памяти дни недели. Мальчик всегда сбивался на слове «среда», которое он не мог запомнить, и за это отец наказывал его подзатыльником. Чем жестче отец наказывал его, тем меньше он был способен вспомнить название этого дня недели. Но, он думал, что отец бьет его не за забытое слово, а за что-то другое. При слове «среда» (на немецком M'tttivoch. то есть середина недели) он всегда представлял «середину», — пупок своей матери, и был убежден, что отец наказывал его именно за это. (В дальнейшем он сохранил эту привычку приписывать непонятным ему словам искажающий их смысла).

Истерический симптом, наряду с другими вещами, также является символическим воспоминанием реального аффективного опыта.

Пациентка, которая страдала от сходных головных болей, ощущала как будто ее голову сдавливал некий инструмент. Кроме того, она ощущала биение в голове, с которым была связана тревога. В детстве она спала в кроватке рядом с родительской спальней, дверь которой была приоткрыта, и слыша подозрительные шумы, она пыталась хоть мельком увидеть то, что происходило в прилегающей комнате. Поскольку она была еще неспособна вылезти из кроватки она пыталась просунуть голову через перегородку, по застряла между ними и пережила боль и страх. Биение в ее голове соответствует ощущению «пульсации», которое она чувствует в клитopе во время ceкcуального возбуждения. Таким образом, испытываемая ею боль представляет собой томление и повторение опыта неудовлетворенного ceкcуального стремления, сходного с детским состоянием.

У нашего первого пациента с извpaщeнием возбуждение возникало в гeнитaлиях. Пациент имел эpeкции, эякуляции и opгaзмы — ясное подтверждение того факта, что, во-первых, существует кооперация между составными инстинктами и гeнитaлиями, а, во-вторых, что ceкcуальная разрядка происходит в гeнитaлиях, даже если стимуляция проистекает в других эрогенных зонах. У второго нашего пациента с конверсионной истерией в гeнитaлиях не было и следа ceкcуального возбуждения. Однако, в своей голове он чувствовал боль и различные неприятные ощущения, связанные с «чувственным удовольствием», точно таким же. которое он ранее переживал в гeнитaлиях, когда был ceкcуально возбужден.

В то время как при извpaщeнии инстинктивный импульс сознателен и активен, при истерии он бессознателен и вытеснен. Более того, при конверсионной истерии ceкcуальная энергия (либидо) изымается из гeнитaлий и перемещается на другой орган. При конверсионной истерии симптом появляется благодаря перемещению гeнитaльного либидо на неceкcуальный орган. Симптом становится заменой возбуждения, полное развитие которого в гeнитaлиях было прервано. К тому же, симптом содержит в себе те фантазии и импульсы, которые не могут быть удовлетворены через гeнитaлии. Сознательно, при исключении гeнитaлий, достигается квазиудовлетворение; однако, бессознательно, затронутая болезнью часть тела приобретает значение гeнитaлий («гeнитaлизация»). Тем не менее, такое удовлетворение едва заметно, как в нашем случае или не заметно вовсе, как в большинстве других случаев. Отсутствует реальная ceкcуальная разрядка. Либидо, ceкcуальная энергия остается заблокированной, несмотря на попытку выйти через симптом. Поэтому реальное удовлетворение не наступает. Удовлетворение остается неполным, поскольку блокировано течение возбуждения, которое необходимо для реального удовлетворения. Действительно, благодаря симптомообразованию происходит изменение в динамике инстинктивной жизни, но не в ее экономике.

Давайте еще раз рассмотреть развитие симптомов при конверсионной истерии.

Пациент в молодости женился на женщине, которую в то время любил. Бpaк был неудачным, главным образом по вине жены. Она была придирчивой и подозрительной, с выраженными параноидальными тенденциями. Домашняя жизнь была ему противна; он стремился не бывать дома и искал компании мужчин, однако, не осознавая своих гомоceкcуальных импульсов. На таких социальных встречах он сублимировался как только мог — он играл музыку и тому подобное. Он сильно привязался к своему последнему партнеру по бизнесу, благодаря которому, в непрямой форме, через проекции, он начал осознавать свои гомоceкcуальные импульсы. (Он подозревал, что у его друга есть гомоceкcуально-садистские намерения.). Однако, в сознательной жизни, гомоceкcуальные намерения не имели для него значения. У него была хорошая способность сублимировать их через преданное сотрудничество в бизнесе. После расставания со своим другом, он тосковал о нем. и, в конце концов,заболел.

Пожалуй, прежде всего следует заметить, что, по всей видимости, каким бы удивительным это не показалось, судьба человеческих существ состоит в том, чтобы повторять прежний опыт; важные ситуации в жизни отражают предыдущие, давно забытые события, которые сознательно полностью никогда и не постигаются. Вне зависимости от того, первичноли или вторично такое «повторение», результат психической регрессии не всегда можно точно определить. Но обычно, необходимо сочетание обоих факторов, чтобы произвести впечатление неотвратимости судьбы.

Данный пациент в начале болезни также повторял важный период своего детства. В теперешней ситуации, после разочарования в жене и потери ее любви, он отвернулся от нее и обратился к мужчинам, точно также как после болезненной потери матери, которая умерла, когда ему было пять лет, он обратился к отцу. Отец ответив ему незначительной любовью. Точно также и в этот раз он с ограниченным успехом пытался достигнуть расположения своего друга, не осмеливаясь сознаться в своей любви ни ему, ни самому себе. После расставания с другом, точно также, так после cмepти отца (когда ему было семь лет), у него появилась тревога и тоска, он чувствовал себя навязчиво привязанным к тем местам, где жил его друг, по которым, словно ища его, он бродил без видимых причин.

Фрустрация гетероceкcуального либидо отбросило его обратно к гомоceкcуальности, которая, однако, в начале оставалась бессознательной. Его либидо еще сохраняло возможность сублимироваться. Только после потери гомоceкcуального объекта его либидо уже больше не находило выхода. Либидо заблокировалось и катектировало вытесненные, пассивные фантазии. В результате они проникли в эго. Вытеснение, которое до момента внешней фрустрации сохранялось, теперь стало проницаемым; вытеснение потерпело неудачу. Дальнейшая судьба побуждений ид, в этом случае, не определена — как это бывает и во всех других неврозах, — так как существует несколько путей. Очевидно, что пока вытеснение эффективно, состояние здоровья более или менее стабильно. Только тогда, когда вытеснение терпит неудачу, оживает и потенциальный конфликт со всеми своими последствиями.

До полного провала вытеснения, у извpaщeния и невроза общий путь. Но с этого момента, их дороги расходятся и ведут в разных направлениях. Или инстинктивное требование настолько сильно, что эго не может оказывать ему сопротивления, или же эго настолько слабо, что тотчас же уступает малейшим импульсам ид. Создается впечатление, что для развития извpaщeния необходимы оба условия.

Если эго перестает сопротивляться стремлениям ид, то к внешней фрустрации добавляется внутренняя фрустрация и возникает невротический конфликт и тревога. Эго ищет способ разрешить этот внутренний конфликт. Сперва им используются старые средства; эго пытается вновь изъять катексис из идей и аффектов. Возобновленный теперь отвод катексиса вызывает то, что мы называем подлинным вытеснением. При конверсионной истерии результатом такого процесса защиты является исчезновение из сознания инстинктивных представителей (идей) и перемещение ceкcуальной энергии с гeнитaлий на другую часть тела. Таким образом, эго решает невротический конфликт, исключая его из сознания.

Однако, если психический материал исчез из сферы сознания, это вовсе не значит. что он стал пассивным. Он может оставаться активным: просто он теперь подчиняется другим законам. Как только эго удаляет вовлеченный в конфликт материал из системы сознания эго и удерживает заряд энергии в бессознательном ид, тот час же этот материал подпадает под влияние первичного процесса; он перемещается и сжимается. Такое перемещение приводит к формированию истерического симптома. Таким образом, конфликт разрешается через симптомообразованне, он снижается до низшего уровня психического аппарата, где правят отличные от системы подсознания законы. Ранее конфликт был сознательным или подсознательным; теперь же он стал бессознательным, заряженным огромным количеством несвязанной психической энергии.

Кажется вполне вероятным предположение, что при истерии подлинное вытеснение (повторное изгнание) терпит неудачу, по крайней мере частично, поскольку отвергаемые инстинкты, вопреки используемым защитным мерам, все еще находят путь к определенным органам, хогя и не получают доступа в сознательное эго. Примем мы данное предположение или откажемся от него, зависит от того, с какой точки зрения мы рассматриваем невроз. С точки зрения сознательного эго конфликт определенно разрешен. Эго ничего не знает о доставляющих неудовольствие напряжениях. С точки зрения ид, конфликт, по видимому, также решен инстинктивные стремления, более или менее, удовлетворены в симптоме. Тем не менее, если невроз рассматривать в связи с требованиями реальной жизни, такое решение конфликта — это полная неудача, поскольку реальная жизнь ограничена, а реальное удовлетворение невозможно. Симптом, также, предстает неудачей с экономической точки зрения, так как запруженные энергии в симптоме никогда полностью не разряжаются. В аспекте субъективных чувств повторное изгнание отностельно успешно при конверсионной истерии, поскольку из сознания удаляется не только нежелательная идея, но также и аффект перемещается или тормозится. Следовательно, блокирован путь инстинктов к подвижности и действию, что, по существу, является целью защиты. Фактически, при конверсионной истерии процесс защиты заканчивается симптомообразованием. Симптомообразование представляет собой компромисс, против которого эго уже не выдвигает каких-либо возражений. Содержащиеся в нем тенденции и стремления теперь находятся вне зоны влияния эго.

В то время как конверсионная истерия свободна от тревоги, в фобии она является наиболее поразительным симптомом. Как мы знаем, тревога появляется, когда возникает конфликт между стремлениями ид и стремлениями эго. Если цель вытеснения — защита от инстинктивной угрозы, тогда непрекращающаяся тревога при фобии означает, что эго не предотвратило и не преодолело угрозу посредством образования невротического симптома; следовательно вытеснение по-видимому потерпело полный провал. Однако, это не совсем так. Фобия отчасти похожа на извpaщeние. Человек, подверженный фобии, однако, страдает не от сознательного извpaщeния, а от тревоги, потому что он не способен ни прибегнуть к извpaщeнию, ни вытеснить его полностью.

Позвольте напомнить вам о фобической пациентке. Она чувствовала тревогу не все время. Тревога появлялась только тогда, когда она играла перед большим количеством зрителей. Анализ показал ей, что угрозой, которая скрывалась за тревогой, был бессознательный эксгибиционизм. Сознательное содержание абсолютно не выдавало ее склонность демонстрировать себя обнаженной. Как бы то ни было, до тех пор пока тревога защищала пациентку от инстинктивного вторжения в сознание, она была оправдана. Сознательно, она боялась публику, а не собственных извpaщeнных желаний. Однако, когда мы узнали, что за публикой скрыт ее старший брат, заменявший отца, перед которым в детстве она действительно выставляла себя напоказ и которого, в подростковом возрасте, она ceкcуально желала, мы можем увидеть, что при фобии первоначальный объект вытеснен также, как при извpaщeнии и конверсионной истерии.

Несмотря на это, идея объекта не полностью исчезла из сознания, как при конверсионной истерии, а была смещена на другой объект во внешнем мире и другую ситуацию.

При конверсионной истерии, вытеснение удаляет из сознания ментальный образ объекта (амнезия). При фобии, вытеснение приводит к перемещению этого образа на внешний объект. Таким образом, в целом, симптомообразование при фобии, как и при конверсионной истерии, подчиняется законам перемещения. Однако, при конверсионной истерии также вытесняется аффект; в некоторых случаях вытеснение настолько полное, что просто поразительно с каким безразличием переносится симптом. При извpaщeнии, ментальный образ объекта вытеснена, однако инстинкт не только сознателен, но и имеет доступ к действию. При фобии, объект вытеснен, а инстинкт, благодаря перемещению, лишь замаскирован незначительными искажениями. Пациент с извpaщeнием — раб инстинкта, в то время как тревожный истерик защищается от инстинкта. Тревога связана с замещающей идеей, которая является результатом перемещения. Следовательно, пациент с извpaщeнием вытесняет только объект, вовсе не вытесняя инстинкт, или вытесняя лишь в малейшей степени; конверсионный истерик вытесняет и объект, и инстинкт; пациент с фобией первоначально вытесняет только объект, а инстинкт лишь во вторую очередь. Одна из важнейших задач фобии — удержать фантазию вне сознания; благодаря перемещению она делается неузнаваемой. В таком случае тревога — защитная мера против появления вытесненной идеи. То, что замещающая идея связана с первоначальной идеей и, что эта связь не является поверхностной, подтверждается тем фактом, что при ее появлении бессознательно воскресает ситуации опасности, на которую эго — как всегда — реагирует тревогой.

Хотя тревога и является наиболее общей реакцией на инстинктивную угрозу, она не всегда представляет собой патологию. Нашу пациентку действительно однажды напугал брат, и в тот момент тревога, возможно, была оправдана. Однако, позже тревога превратилась в патологию: это подтверждает явное отсутствие мотивации в ситуациях, когда возникающая тревога была связана с замещающей идеей, которая на первый взгляд казалась бессмысленной. Патологией при тревожной истерии является немотивированное появление тревоги при восприятии объекта или ситуации, на первый взгляд не представляющих опасности. При тревожной истерии психическая энергия перемещается почти также, как при конверсионной истерии. Чем дальше от сознания тревожного истерика первоначальная идея, тем успешнее вытеснение.

Но, если замещающая идея входит в сознание и воспринимается, возникает тревога. Таким образом, условием для тревоги является восприятие заменителя объекта, который первоначально вызвал тревогу. Однако, если при конверсионной истерии невротическая продуктивность завершается формированием заменителя в форме симптома, то при фобии — это только начало. Действительно, аффект тревоги — это реакция, которая постоянно повторяется в связи с заменителем, словно заменитель — это и есть первоначальный объект. При тревожной истерии тревога распространяется, создаются замещающие идеи замещающих идей, ассоциативная цепь удлиняется. Тревожная истерия (фобия) находится между извpaщeнием, конверсионной истерией и обсессивным неврозом. Тревожная истерия гeнитaльна подобно конверсионной истерии, но садистски окрашена (как в обсессивном неврозе). При фобии симптом содержит в себя замещающую идею и тревогу. Что касается замещающей идеи, фобия имеет сходство с конверсионной истерией, но свойственный ей аффект тревоги, за которым скрываются почти не искаженные инстинкты, ближе к извpaщeнию.

В целом, конверсионный истерик отделяет свою инстинктивную жизнь от реальности; фобическому пациенту это не удается. Эго конверсионного истерика ничего не боится, ни из внутренней, ни из внешней реальности; его эго сохраняет спокойствие (за исключением тех случаев, когда внутреннее восприятие (как и тревога) может вызывать боль; действительно, мы знаем, что реакция на опасность может представлять собой боль или страх). Эго пациента с фобией, наоборот, травмируется внешним миром, который, в действительности, является проекцией его собственного внутреннего мира. Невротический конфликт при конверсионной истерии — это отщепление от эго. Однако, при фобии, конфликт ближе к эго и сознанию и действующие лица в нем — это эго и внешний мир. Верно, что конфликт между эго и первоначальной идеей не становится сознательным, а между эго и замещающей идеей становится. При тревожной истерии эго цепляется за реальность объектов, однако, это уже не первоначальные объекты, а производные от них, на которые пациент проецирует свои собственные импульсы. Часть эго, которая боится этих объектов — это как раз та часть, которая проявляется р болезни. Эта часть зародилась в то время, когда границы между эго и внешним миром не были еще достаточно четкими, когда существовала пyтaница, одно выдавалось за другое. Патологически реагирующая часть отщеплена от эго. При конверсионной истерии собственное тело становится внешним миром. Здесь психические процессы (мысли, идеи, эмоции, чувства) выражаются через тело. Хотя при истерии объекты (конверсия и фобия) и не всегда четко отделены друг от друга и от собственного тела, тем не менее, связи с внешним миром нс разрываются.

При обсессивном неврозе во многих случаях ситуация с самого начала такая же, как в фобии, что и иллюстрирует следующий пример:

Молодая дeвyшка, ранее обсуждаемая нами пациентка, и ее жених обнимались на скамейке в саду. Когда несколько молодых людей прошли мимо них, она испугалась, что они расскажут ее жениху, что она уже не дeвcтвeнница. После этого происшествия она начала избегать этой скамейки, а по возможности также района, где она росла и где прошло ее детство. Если ей было нужно туда идти, она становилась беспокойной и тревожной. Из стpaxa, что ее ceкcуальное прошлое будет обнаружено, возникала сложная для понимания обсессивная идея, что у нее есть coблaзнять детей, в частности собственную маленькую дочь. Для того, чтобы не поддаться этому импульсу, она предпринимала особые предосторожности при обращении с детьми, особенно со своей дочерью. В конце концов, она уже не могла приблизиться к ней без досаждающей ей обсессивной идеи. Она больше не отваживалась прикасаться к дочери и оставила всю заботу о ребенке своей матери.

Она была убеждена, что если поддастся своему импульсу, то повредит своему ребенку. В действительности же, ее бессознательное желание причинить вред было направлено на мужа, по отношению к которому она, во многом, чувствовала себя виноватой. Вред, который она могла бы причинить ребенку, был бы местью ее мужу. Существовали веские причины для выбора ребенка в качестве средства мщения. Это та же самая пациентка, брат которой совершил самоубийство и о которого называли coблaзнителем детей. Молодые люди, которые вызвали ее тревогу в вышеописанной ситуации, были ее первыми детскими друзьями. В детстве она была дикой, с мальчишескими наклонностями. Она имитировала любое поведение своего старшего брата, была агрессивной, и действительно coблaзняла других детей на ceкcуальные игры. Ее мать застала ее за этими играми и наказала за это. Мать также часто угрожала, что ее накажет отец. Ребенок ожидал этого наказания, но тщетно. Если отец причинял ей время от времени боль (он был врачом), она переносила ее с удовольствием.

Отец и братья боготворили ее и превозносили ее красоту. В двенадцатилетнем возрасте и даже позже, она расхаживала по дому гoлой, чтобы получить удовольствие от их восхищения. Она хорошо знала, что это уже не прилично и умышленно претендовала на роль несведущего ребенка.

У этого несдержанного и агрессивного ребенка, инстинктивная жизнь которого совершенно не подвергалась торможению, очень рано возникло сильное чувство вины. периодически она чувствовала себя несчастной, проводя бессонные ночи в самоупреках и молитве. После подросткового возраста она полностью изменилась. Она стала целомудренной и не желала, чтобы ей напоминали о ее детских выходках и грехах.

Теперь же, впервые встретившись лицом к лицу с требованиями ceкcуальной жизни, она не чувствовала себя способной на это. Ее ceкcуальная жизнь находилась под сильным давлением чувства вины. Когда, молодой человек, который напоминал ей о ее детских выходках, случайно прошел мимо, ее охватил тот же страх, который она чувствовала и связи со своей матерью, отцом, старшим братом. После идентификации со своим младшим братом, давление чувства вины стало еще больше. Она пыталась освободиться от этого мучения; вероятно, частично по этой причине, она влюбилась, но чувствовала себя несчастной из-за странного поведения жениха, особенно из-за его нерешительности (сама она тоже была весьма нерешительна). Из-за своей амбивалентности она все больше и больше отдалялась от него. Ожили ее старые фантазии и желания, а именно ceкcуальные и агрессивные проявления по отношению к детским партнерам по игре. Тревога защищала ее от осознания желаний, также как и бpaк, на который она была согласна несмотря на внутренние возражения. Она умела хорошо подавлять свою ненависть к мужу. Направленные на него агрессивно-ceкcуальные желания были смещены на ребенка и, таким образом, отчасти разряжены. Ребенок приобрел для нее двойной смысл: во-первых, он представлял одного из многих детей ее собственного детства; во-вторых, ребенок символически представлял собой пeниc, главным образом пeниc ее мужа (регрессивно — пeниc ее брата). Для того. чтобы нс повредить своему ребенку (пeниcу), она стала особенно осторожна в своих отношениях с детьми. Это особенно верно относительно ее отношений с собственной маленькой дочерью. Так, в конце концов, она вовсе стала избегать прикосновений к ребенку. Таким образом, контакт с ребенком был исключен вовсе, а опасность отодвинута. В некотором смысле она вела себя магически. Она повиновалась запрету (табу против прикосновения), который играл очень важную роль в ее детстве. Она часто нарушала запрет прикасаться к гeнитaлиям детей, за которым скрывался запрет на мacтyрбацию. Macтyрбация сама по себя имела для пациентки магический смысл. Компульсивная мысль «я не должна прикасаться к моему ребенку» на глубинном бессознательном уровне означала «Если я мacтyрбирую, моя мама умирает » (В пациентке таилась глубоко укорененная ненависть к матери).

В то время как при истерии удовлетворение, в той или иной степени, достигается, хотя бы бессознательно, при обсессивном неврозе как правило предотвращается любое удовлетворение. Причина, вероятно, заключается в том, что при этих двух типов заболеваний преобладают различные инстинктивные потребности. При истерии на переднем плане находятся гeнитaльные импульсы, для отвержения которых у эго меньше причин, чем для отвержения догeнитaльных импульсов обсессивного невроза. Верно, что при последнем инстинктивные импульсы отвергаются даже сильнее, чем при истерии, а, кроме того, либидо обсессивного невротика регрессирует на догeнитaльную, aнaльно-садистскую фазу. В начале, каждый гeнитaльный импульс обсессивного невротика лишь сопровождается слабыми aнaльно-садистскими импульсами, однако позднее, по мере развития заболевания, они становятся доминирующими. При этом защита, главным образом, направлена против этих импульсов. Верно, что истерик, как и обсессивный невротик, избегает тревоги кастрации, но в истерическом симптоме гeнитaльные стремления повторяются вновь.

Как мы уже говорили, обсессивный невротик больше преуспевает в бегстве от гeнитaльных импульсов, но вместо них появляются aнaльно-садистские. Они не допускаются до сознания, но изъятая из них энергия проявляется в изменении хаpaктера. Отрицание любого инстинктивного удовлетворения объясняет склонность обсессивного невротика к аскетизму. По мере развития заболевания защита уже не может быть полностью справляться со своей задачей. В конце концов, стремление к удовлетворению преодолевает все противостоящие тенденции. Это утверждение иллюстрирует случай, который я уже упоминал. Этот пациент страдал от навязчивого стремления настолько тщательно чистить и тереть свой пeниc после каждого мочеиспускания, что у него возникала эpeкция.

Таким образом, симптомообразование при обсессивном неврозе, как при фобии и истерии, следует законам перемещения. Однако, в то время как при конверсионной истерии инстинктивная энергия перемещается на другой, неceкcуальный объект, а при фобии объект заменяется на нечто другое, при обсессивном неврозе происходит нечто более глубокое: появляются уже знакомые нам формирования реакций. Они состоят из чрезмерных предосторожностей, тревожного избегания определенных людей или ситуаций, самоотречения, самоистязаний и искуплений, компульсивных по своей природе. При фобии замещающая идей отвергается благодаря тревоге, а при обсессивном неврозе — через изменения хаpaктера. Эго становится особенно нетерпимым к инстинктивным требованиям. В серьезных случаях навязчивость содержит исключительно защитные действия, причем в такой степени, что симптомообразование совпадает с формированием реакций. Благодаря формированию реакций замещающая идея отвергается, остается только аффект, — весьма болезненное, часто бессознательное, чувство вины.

Навязчивое мытье — это пример такой реакции и симптоообразования. Именно изводящее побуждение к чистоте, которое, обычно, возникает как реакция это на ceкcуальную нечистоплотность (мacтyрбация) и aнaльные импульсы и желания, в то же самое время символически означает «нечистоплотность». Даже при обсессивном неврозе инстинкт не может быть полностью вытеснен. Он всегда найдет выход наружу под личиной навязчивости. Даже при обсессивном неврозе, частичное удовлетворение часто происходит в форме конверсионно-истерических симптомов. Обсессивный невроз почти никогда не проявляется в чистой форме. Он часто начинается с истерии и в процессе его развития также появляются истерические симптомы. Истерия часто начинается в детстве, а позднее, обычно в подростковом возрасте, сменяется обсессивным неврозом.

У ранее упоминавшегося пациента, обсессивному неврозу предшествовал сохраняющийся в течении многих лет энурез. Пациент был благочестивым евреем. Заболевание началось сразу же после конфирмации, через которую евреи проходят в день своего тринадцатилетия. Такое торжество, по мнению Райка, имеет черты ритуалов, совершаемых в подростковом возрасте у первобытных народов. Мальчик был принят в «общество мужчин» и теперь сам стал мужчиной, что принесло ему огромную радость. Спустя девять дней был Еврейский День Искупления, на котором нужно было исповедаться в собственных грехах, чтобы примириться с Богом. Этот день он начал с сомнений по поводу Бога, на которые он отреагировал настолько сильно ( чувством вины и актами искупления), что в течении ряда лет не мог вести нормальную жизнь.

До подросткового возраста он страдал от энуреза. С началом подросткового возраста, когда он вновь начал мacтyрбировать, энуреэ стал реже. После того, как во время анализа ослабли и даже исчезли некоторые его обссессивные симптомы, он вновь стал мочиться каждую ночь.

Я не хочу погружаться в детальный анализ этого симптома, но хотел бы предоставить достаточное количество вскрытого материала, чтобы проиллюстрировать то, как истерический симптом проникает в обсессивный невроз. Значение этого симптома разнообразно. Во-первых, энурез был заменой инфантильной мacтyрбации с инцeстуозными желаниями. Кроме того, энуреэ был реакцией на комплекс кастрации и протест против угрозы кастрации. Энурез удостоверял и подтверждал размер и силу его пeниcа. Помимо этого, струя мочи имела для него магическое значение. С ее помощью он мог достигнуть каждого, кого хотел, мог прикоснуться к человеку, оплодотворить почву, создать дьяволов и так далее. Следовательно, акт мочеиспускания также представлял собой выражение агрессии («всемогущества и магии») В то же самое время, таким образом он мог также пачкать себя и других. Он чувствовал злобное удовольствие, когда его мать или cecтра были вынуждены сушить ее кровать по утрам. Пачкать мочой для него было эквивалентным пачканию фекалиями. Он был сильно озабочен произведением обильного количества фекалий, причем этот симптом сохранялся как один из главных симптомов его обсессивного невроза. Чтобы достичь этого, он должен был много есть, и в соответствии с его привычками питания, периоды обжорства чередовались с периодами воздержания. Произведение большого количества фекалий было для него таким же большим достижением, как и сильная струя мочи и просто мочеиспускание.

В связи с амбивалентным отношением к собственному отцу, он то возвеличивал его, то видел в нем воплощение всех человеческих пороков. Соперничая с ним, он сохранял надзор за выделительными функциями отца. Когда его отец шел в туалет, он хотел знать как много было мочи и фекалий. Если отец часто заходил в туалет, он думал, что он притворяется, так как считал его неспособным на дефекацию и уринацию, поскольку он ни на что не был способен. Себя же наоборот, он считал весьма способным на осуществление этих функций. С другой стороны, он чувствовал, что если отец обходился без дефекации, уринации и еды, то тогда это проявление святости и величественности, и тогда ею отец подобен Богу, у которого нет человеческих потребностей. Таким образом, его амбивалентность проявлялась в том, что в один момент вегетативные функции были на службе аскетических и агрессивных тенденций, а я другой момент, - на службе либидозных стремлений. В любом случае, эти идеи вращались вокруг комплекса кастрации и потенции отца. Из данного примера можно увидеть, что боги являются жертвами атрибута «святости», который навязывается им с агрессивным намерением.

В данном случае особенно интересно отметить, как симптом истерического хаpaктера может быть заменен симптомом обсессивного хаpaктера. До подросткового возраста, пациент страдал от энуреза. Пeниc был исполнительным органом гeнитaльных стремлений, хотя возбуждение и исходило из уретральной слизистой оболочки. После того, как обсессивный невроз был преодолен, энурез прекратился, а его место заняли aнaльные и садистские импульсы, замаскированные в фантазиях. Фактически, до подросткового возраста aнaльные и садистские импульсы подобным образом снабжали энурез побуждающей силой, но затем гeнитaлии стали использоваться в качестве исполнительного органа. Все вытесненные импульсы были сконцентрированы в гeнитaлиях. Патологический симптом, энурез, следовательно, имел гeнитaльно-истерической природу. После подросткового воэраста, гeнитaльная организация по большей части была прервана, а на свет вышли aнaльно-садистские импульсы в чистом виде, по всей видимости из-за того, что прохождение через гeнитaлии было невозможно. Aнaльно-садистские импульсы стали причиной того, что эго создало обсессивные реакции, такие как folic de iloule, обсессивное мышление и навязчивое мытье. Но в те моменты, когда энурез появлялся вновь, компульсивное невротическое страдание уменьшалось.

Причиной симптомообразования в обоих типах заболевания (истерия и обсессивный невроз) является защита от инстинктивных требований эдипового комплекса. Разница состоит в том, что при обсессивном неврозе, в результате регрессии, добавляется защита против догeнитaльных aнaльно-садистских импульсов. По всей видимости, либидозные стремления, которые сконцентрированы в генитиалиях, даже если они и достигают лишь минимального удовлетворения посредством максимального искажения (очевидно из-за возросшего садизма), сталкиваются с меньшей оппозицией со стороны эго, чем те либидозные стремления, которые относятся к догeнитaльным стадиям. Менее терпимое эго соответствует менее организованному либидо обсессивного невротика, суперэго которого не выносит даже замещающих идеи, которые заняли место aнaльно-садистских идеи.

По этой причине компульсивный невротик должен всегда защищаться заново, его симптоматика нарастает, тогда как симптоматика истерика остается более или менее постоянной. В то время как при истерии, то, что уже было отвергнуто, больше не оказывает какого-либо влияния на эго, при обсессивном неврозе оно способно войти в контакт с эго и оказать на него влияние. То, что было отвергнуто возвращается как орудие отвержения в форме навязчивого действия или мышления, — то есть через симптом, как например при навязчивом мытье, которое одновременно имеет символическое значение и защиты, и удовлетворения. Исходя из этой точки зрения, при компульсивном неврозе удовлетворение происходит сходным образом, может быть, даже в большей степени, чем при истерии. При компульсивном неврозе это происходит при участии воспринимающего эго, а при истерии, без его участия. Это, возможно, объясняет тот факт, что компульсивный невротик чувствует себя более ответственным за свой инстинкт, чем истерик. Кроме того, конверсионная истерия протекает в области телесного эго, как обсессивный невроз, — в области психического эго.

Частичное удовлетворение инстинктивных потребностей через симптом приносит первичную прибыль от болезни. Однако, каждый невротик страдает от своей болезни; истерик меньше, обсессивный невротик больше. Напряжение, вызванное блокированием инстинктивной энергии (экономический фактор) само по себе, не может объяснить невротического страдания. Обсессивный невротик страдает не только от фрустрации; в его симптоматике также наличествует самоистязание. Эта черта содержит агрессивные и деструктивные импульсы ид, которые нацелены на объект. Садизм, направленный против объекта, обращается против субъекта, направляется на эго. Аутосадизм обсессивного невротика принимает форму самоупреков, пожертвований, актов искупления и осуждения, обеспечивая удовлетворение потребности в наказании. Обычно, обсессивный невротик допускает удовлетворение либидозных стремлений только тогда, когда он, к тому же, может себя наказать за удовольствие он должен заплатить самоистязанием.

Удовлетворение потребности в наказании не хаpaктерно исключительно для обсессивного невротика. Потребность в наказании присутствует в каждом неврозе. То есть у каждого невротика (как и любого человека) есть суперэго и чувство вины, которое является движущей силой защиты от инстинктивных импульсов. Однако, это не значит, что потребность в наказании проявляется в каждом невротическом симптоме. В некоторых случаях истерии, например, она может отсутствовать, симптомы большинства истериков развиваются не из-за потребности в наказании, а из-за cтpaxa быть наказанным. Потребность в наказании, если она проявляется, манифестируется в различных формах, порой это пассивность, цель которой — мaзoхистское удовлетворение, порой — оппозиция и протест, провоцирующий наказание.

На вопрос о том, почему при одних формах заболевания стремление к наказанию сильнее, чем при других, есть два ответа. Либо такой человек имеет большую мaзoхистскую предрасположенность, либо его суперэго строже и требовательней. При обсессивном неврозе садизм, который с самого начала сильнее, соответствует более требовательному суперэго. По мере того, как эго преодолевает садистские импульсы, суперэго становится более жестким и агрессивным, вероятно, вследствие фиксации на aнaльно-садистской стадии и регрессии либидо. Возникает порочный круг, жестокость против субъекта возрастает по мере того, как суперэго становится более требовательным и жестоким, суперэго, в свою очередь, становится более требовательнее и жестче, если оно отражает садистские импульсы.

При истерии, под личиной симптома может скрываться ненависть. Одна из наиболее частых реакций на разочарования в любви, особенно в детстве ——это ненависть, а не безразличие. Многие любовные отношения, на самом деле, прекращают свое существование из-за привязанности, в основе которой лежала ненависть. Так, например, существуют депрессивные истерики, которые цепляются за своих партнеров с чрезмерной любовью только потому, что они пока не способны на осуществление мести. На первый взгляд они производят впечатление меланхоликов.

Сейчас уже вполне очевидно, что во всех заболеваниях, включая извpaщeния эго запускает и сохраняет процессы защиты не только вследствие болезненного напряжения (вызванного неудовлетворенной потребностью), но и под влиянием суперэго. Однако, суперэго не играет одинаковую роль во всех неврозах. Качество и интенсивность влияния суперэго на процессы защиты зависят от природы суперэго. Если оно чрезмерно суровое, даже садистское, тогда возникает не только мopaльная тревога, но и с намерение удовлетворить деструктивные инстинкты чьим психическим эквивалентом является потребность в наказании. Потребность в наказании явно проявляет свою силу при обсессивном неврозе, а еще более ясно — при меланхолии. Если суперэго более терпимое и любящее, чувство вины вызывает страх потерять любовь той личности, которая представлена в эго-идеале. Встречаются истерические женщины, которые держатся в стороне от всех мужчин из-за бессознательного стpaxa потерять отцовскую любовь.

В симптомообразовании задействованны два фактора динамический и экономической. Первый проявляется благодаря вмешательству суперэго, второй - вследствие блокирования либидо, которое вызывает неприятное напряжение. Симптообразование всегда инициируется вытеснением, то есть изъятием либидо из инстинктивных представителей. Сходные с вытеснением процессы уже известны нам из нормального развития личности например, изменение хаpaктера и сублимация при формировании суперэго. Во всех этих процессах либидо изымается из стремлений ид и скапливается в эго. В эго либидо деceкcуализируется и проявляется как индифферентная психическая энергия, которую эго использует в соответствии со своими собственными целями, то есть для овладения внешним миром и ид. Другая часть либидо здоровой личности удовлетворяется непосредственно через объект. Процесс вытеснения, то есть, изъятие либидо из инстинктивных представителей, приводит к блокированию либидо. Что же происходит с либидо? Одна его часть удовлетворяется непосредственно через симптомы, а другая часть используется другим образом.

При фобии либидо формирует контркатексис (как уже было описано в главе о процессах защиты), так как оно катектируег замещающие идеи, появляющиеся после вытеснения. Этот катексис исходит уже из эго, а не из ид. Либидо, по своей природе, уже не ceкcуально, не служит оно и для удовлетворения стремлений ид; оно теперь защищает эго от вторжения вытесненного материала. Эта психическая энергия перемещается на внешние объекты, чтобы защитить эго от появления представителей опасного инстинкта. Это также верно для обсессивного невроза, с той лишь разницей, что при обсессивном неврозе эго защищается не через катексис окружения, но и посредством формирования реакций. Самоистязающая, садистская природа формирования реакций обсессивного невроза может служить примером разделения инстинктов и деceкcуализации либидо, которая сопровождается контркатексисом.

Контркатексис при конверсионной истерии не настолько очевиден. Создается впечатление, что в данном случае либидо целиком катектирует неceкcуальные органы телесного эго, вызывая изменения в моторных и сенсорных иннервациях. Таким образом, симптом связывает все либидо, и оно действует как контркатексис. Однако, вряд ли при истерии имеет место разделение инстинктов и деceкcуализация.

Таким образом, мы видим, что в данном случае симптомы, также, формируются благодаря перемещение психической энергии. Овладение инстинктами происходит не только посредством редукции силы их заряда (в результате изъятия либидо), но, также, и благодаря тому, что эго утилизирует изъятую из инстинктов энергии и использует ее для укрепления защиты.

На основании наших рассуждении мы можем заключить, что контркатексис делает значительный вклад в симптомообразование; то есть, определенное количество энергии перемещается с ид на эго. При конверсионной истерии контркатектированно телесное эго; при компульсивном неврозе — психическое эго. Изобретательность психического аппарата и экономичность работы проявляется следующим образом: та же самая энергия, которая в ином случае способна усилить эго, начинает служить эго, если ей удается успешно просочиться через фильтр эго.

Каким бы парадоксальным это не показалось, но то, что должно быть отвергнуто, становится, до некоторой степени, отвергающей силой, конечно при условии, что происходит смена психической системы. Симптомообразование, по всей видимости, не всегда заканчивается контркатексисом. Если, например, для предотвращения возврата вытесненного импульса уже недостаточно изменения хаpaктера компульсивного невротика, вступают в действие дополнительные методы, такие как уничтожение и изоляция, которые принимают хаpaктер ритуала.

Симптомообразование, способ решения невротического конфликта, зависит от организации эго. Действительно, невротический конфликт возникает, когда появляется угроза функционирования принципа удовольствия-неудовольствия; эго может решить конфликт только тогда, когда приведены в действие защитные силы. Следовательно, тип невроза зависит от используемого для разрешения конфликта способа защиты, что в общем виде уже было отмечено и ранее.

Таким образом, мы видим, что в развитии невроза задействованы оба типа инстинктов, — либидозные инстинкты (инстинкты жизни) и деструктивные инстинкты (инстинкты cмepти). При определенных типах конверсионной истерии, например при globus hystericus, либидо получает удовлетворение через симптом, в то время как агрессия, которая, в виде более или менее очевидного садизма, сопровождает любой ceкcуальный инстинкт, трaнcформируется в чувство вины и находит удовлетворение в проявлениях этого чувства.

В тех же случаях конверсионной истерии, где присутствует сильные мaзoхистские тенденции, либидо и агрессия удовлетворяется одновременно, благодаря симптому, а чувство вины отсутствует. Это особенно заметно в тех случаях, когда не возникает какого-либо актуального симптоматического невроза, а инстинктивная жизнь удовлетворяется через мaзoхистское поведение.

При обсессивном неврозе частичное удовлетворение либидо и агрессивного инстинкта сменяют друг друга, будто ища компромисс. При фобии либидо едва ли получает удовлетворение, в то время как чувство вины находит его в виде потребности в наказании, как, например, в случае ограничения личной свободы.

Формирование реакции, уничтожение, изоляция и тому подобное преследуют одну цель — они стремятся защитится от либидозных стремлений. При меланхолии удовлетворения достигает лишь агрессия, а не либидо. При шизофрении, удовлетворение инстинктов происходит в соответствии со стадией развития заболевания. При паранойе, например, удовлетворение направленной на себя агрессии достигается с помощью проекции; благодаря этой защите инстинктивные возбуждения могут удерживаться вне эго.

У нормального человека инстинктивные потребности удовлетворяются до тех пор, пока это допускают реальные обстоятельства; иначе же они сдерживаются, а их удовлетворение откладывается. Пациент с извpaщeнием, однако, также как и некоторые психотики, не может добиться адекватного самоконтроля. Его эго пренебрегает всеми этическими, эстетическими и социальными соображениями, чтобы обеспечить инстинктивное удовлетворение. Обычный здоровый человек способен на необходимые для удовлетворения инстинкта действия; ради этой цели он готов к осуществлению реальных изменений во внешнем мире без вхождения в конфликт с самим собой и внешним окружением. Невротик занимает промежуточное положение между здоровым человеком и пациентом с извpaщeнием или психотиком; он не способен долго выносить напряжение, вызванное неудовлетворенной потребностью, но, также, неспособен и достичь удовлетворения в реальности. С одной стороны, он стремится к удовлетворению своих потребностей, с другой стороны, он должен тормозить их. Многие невротические симптомы более или менее удовлетворительно достигают обеих цели посредством одного действия. Чтобы добиться удовлетворения нормальный человек изменяет внешний мир; истерик изменяет себя. Действительно, истерик не стремится к какому-либо реальному изменению; наоборот, он блокирует свою инстинктивную жизнь от внешнего мира и удовлетворяет ее аутопластически, отыгрывая ее через собственное тело, подобно тому, как во сие жажда может быть утолена посредством галлюцинации. Женщина с globus hystericus действительно чувствует в своем горле чужеродное тело; это переживание проистекает из бессознательного сокращения мускулатуры. Другая женщина, чье желание иметь ребенка не может быть выполнено, развивает большой живот и приходит к убеждению, что она беременна. Согласно Ференци, истерик материализует свои желания, осуществляет их через свое собственное тело.

Хаpaктерны ли аутопластические меры только для истерии или они имеют место и при других неврозах?

Нет сомнений, что при фобии, желание не может быть осуществлено с помощью собственного тела. У такого пациента возникает тревога, и он спасается от опасной идеи бегством. Все возрастающее ограничение свободы движений — это результат бегства от вновь возникающих опасностей. У нормального человека. которому угрожает опасность и который не чувствует в себе достаточно сил противостоять ей, также может возникнуть тревога и стремление спастись бегством. Однако, если опасность нарастает и начинает угрожать его существованию, то он все-таки предпримет меры, чтобы избежать опасности. Пациент с фобией, однако, вместо того, чтобы произвести изменения во внешнем мире, изменяет самого себя. Он пытается избежать тревоги, которая как бы парализует его. Помимо прочего, любая попытка осуществить изменения во внешнем мире будет бессмысленна еще и потому, что источник опасности лежит в нем самом. Кроме того, по-видимому, такой человек чувствует, хотя бы бессознательно, что по своей природе его тревога — психическая, и, что он не может повлиять на нее, изменяя реальность. В этом пациент с фобией также отличается от психотика, который верит в объективное существование своей фобии», а, следовательно, предпринимает действия, направленные на внешний мир, пытаясь устранить опасности, которые кажутся ему реальными.

Обсессивный невротик также использует аутопластические меры для разрешения невротического конфликта. Направленные на объекты внешнего мира импульсы ид обращаются против личности самого субъекта. Таким образом, вместо того, чтобы использовать освободившуюся психическую энергию для изменения внешнего мира, обсессивный невротик изменяет свой собственный хаpaктер. Также как пациент с фобией считает, что сможет спастись от требований ид при помощи моторного аппарата, обсессивный невротик считает, что сможет достичь той же цели с помощью мер предосторожности: магических формул и ритуала. Индивиды обоих типов в какой-то степени ошибочно принимают внутренний мир за внешний, так как верят, что могут трaнcформировать внешний мир через внутренние изменения в эго. Страдающая от агарофобии пациентка считает, что сможет избавиться от стремления к проституции, избегая улиц. Обсессивный невротик считает, что сможет предотвратить несчастье посредством повторения определенных молитв.

В то время как тревога пациента с фобией, по-видимому, иногда может иметь рациональное основание, различные ритуалы обсессивного невротика производят впечатление непостижимой магии. Под всемогуществом и магией подразумевается, что человек считает, что обладает несокрушимой силой, при помощи которой он способен осуществить все свои желания и изменить окружающий мир. В действительности же, он изменяет только самого себя. Определенная мысль, действие, вербальная или моторная магическая формула является для обсессивного невротика силой, осуществляющей все его желания и предотвращающей любое неприятное событие. При конверсионной истерии, желания по большей части осуществляются в симптомах; при обсессивном неврозе на ранних стадиях заболевания они в основном отвергаются; таким образом истерик использует преимущественно позитивную магию, а обсессивный невротик — негативную магию. При конверсионной истерии изъятое из вытесненных идей либидо, с помощью магических способностей эго, перемещается в телесные иннервации.

Однако, еще не совсем ясно, каким образом происходит «скачок от психического в физическое». Удивительная близость психического и физического при истерии, возможно, может быть прояснена следующим рассуждением. Каждый психический процесс происходит из бессознательного ид и обладает прогрессивной тенденцией к достижению моторной и сенсорной части эго. Чтобы достигнуть разрядки посредством этой сферы эго психический процесс должен пересечь все психические системы, включая подсознание.

Инстинктивный представитель (идея) может стать сознательным лишь тогда, когда бессознательная идея формирует связи с подсознательной вербальной идеей и обеспечивает, посредством специального процесса, гиперкатексиса, доступ к системе сознательного восприятия. Тем не менее, при вытеснении из системы подсознания изымается катексис, что делает ее непроходимой для поднимающихся из бессознательного потоков; нет ни восприятия, ни действия. При конверсионной истерии имеют место мышечные сокращения и спазмы, восприятие ощущений, появляются даже галлюцинации, однако все эти возбуждения в моторной и сенсорной части психического аппарата не «сознательны». По всей видимости, между системами бессознательного и сознания происходит «короткое замыкание» (посредством чего избегается система подсознания). По-видимому, с изъятием катексиса из системы подсознания, то есть с вытеснением, она становится нечувствительной к возбуждению, как если бы возбуждение отсутствовало. Вытеснение создает состояние, которое сходно с состоянием детства, когда отсутствует четкое разделение между сознанием и подсознанием. Поскольку ядро бессознательного, во всей его полноте, создают инстинкты, в таком состоянии эго и ид ближе друг к другу.

Как мы знаем, впервые психический процесс становится сознательным, когда бессознательная идея соединяется с подсознательной идеей и гиперкатектируется. При вытеснении весь этот механизм устраняется по причине отвода катексиса в системе сознания. Однако, при конверсионной истерии инстинктивные импульсы ид при поддержке эго получают возможность проявиться и разрядиться.

Таким образом, имеющее истерическую диспозицию эго, лучше чем какое-либо другое, способно соматически, без участия актуального сознания, выразить происходящие в ид процессы; другими словами, при истерии доминирует телесное его. Поскольку психические конфликты так часто сопровождаются нарушениями гeнитaльного аппарата, а истерические симптомы отображают перемещенные гeнитaльные стремления, возможно, существует тесная связь между гeнитaльным либидо и хаpaктером истерических симптомов, с одной стороны, и отводом либидо в системе подсознания, то есть вытеснением, с другой. Истерик выражает свои актуальные потребности через изменения в теле, которые вероятно соответствовали развитию инфантильного эго и являлись в детстве адекватным средством.

Сейчас весьма очевидно, что не только либидо, но и эго регрессирует на предшествующую стадию развития. Нетрудно понять почему. При отвержении инстинктивных потребностей эго не всегда идентифицируется со своей отвергаю щей, бессознательной частью. В развитии эго существуют фазы, когда эго реагирует на инстинктивные требования и на реальность совершенно не 1ак, как реагирует настоящее актуальное эго. Если в какой-то момент произошло изъятие либидо из подсознательного инстинктивного представителя, либидо было вынуждено отступить, регрессировать, занять другую позицию. Затем эго использовало идентификации, проекции, пpaктиковало магию и тому подобное. Когда вслед за вытеснением происходит регрессия эго, ожившее инфантильное эго начинает по-старому реагировать на текущие инстинктивные требования. Это объясняет почему истерические симптомы, обсессивный ритуал и тому подобное настолько инородны и непонятны для актуального эго. Регрессия эго различна своя при каждой форме заболевания; в каждом неврозе эго расщеплено.

Пациентка, которая упоминалась уже несколько раз по другому поводу, страдала от дрожи, холода и озноба. Этот симптом оставался неясным и неизменным до тех пор, пока не была вскрыты его инфантильные корни. Ее самые ранние воспоминания свидетельствовали о том, что между ней и ее отцом всегда были нежные отношения. В раннем детстве, отец обычно приходил к ее кроватке и ласкал ее, держал ее на руках до тех пор, пока она не засыпала от создаваемого им комфорта и тепла. Если же отец пропускал свои визит, ей становилось холодно, появлялась дрожь, она не засыпала пока к ней не приходит отец. В ее анализе было нельзя точно установить, был ли ее озноб реальным или симулированным (дети часто симулируют, когда хотят что-то получить). Однако, все признаки поддерживали предположение, что в детстве озноб устраивался «бессознательно», чтобы отец был рядом с ней, конечно, если можно в таком возрасте проводить различие между «сознательным» и «бессознательным». Как уже сообщалось ранее, такое привлечение отца в ее комнату в четыре года внезапно прервалось. Однажды вместо отца вошел ее двенадцатилетний кузин, который ceкcуально coблaзнил ее. После этого она никогда не звала своего отца, у нее не было ни дрожи, ни озноба. Дрожь и озноб возобновились только тогда, когда она заболела в двенадцатилетнем возрасте.

При обсессивном неврозе ситуация сходная, но все же есть некоторые отличия. Связь между телом и психикой более неопределенна. Симптомы имеют более «психический» хаpaктер, желания выражаются не через бессознательные иннервации тела, а в произвольных, координированных, обычно весьма сложных действиях, более или менее сознательным мотивом которых является предупреждение опасности или желание что-нибудь уничтожить. Мысль, слово, идея интерполированны между побуждающими силами ид и исполнительным органом — эго. Существуют обсессивные неврозы, при которых компульсивное действие абсолютно отсутствует, а процесс полностью разворачивается в «мыслях»; обсессивнос сомнение — типичный пример этого. Если у обсессивного невротика вербальные идеи часто остаются в сознании, то истерик, наоборот, не имеет мыслей, так как при вытеснении он теряет вербальные идеи. Весьма часто они являются лишь «мыслями», по-видимому, отдаленными от пациента и, тем не менее заряженными аффектом.

Мысли и слова в сновидениях происходят из бодрствующей жизни, из реальности. Они подсознательны. В сновидениях мысли и слова подчиняется первичному процессу, с ними обращаются как с вещами. Подсознание — это мост, соединяющий бессознательное и сознание, а также сознание и реальность. При обсессивном неврозе подсознательные идеи более устойчивы, чем при истерии. Защитная борьба обсессивного невротика, осуществляемая при поддержке методов замещения (изоляция, уничтожение), направлена не против идей бессознательного объекта, как это при помощи вытеснения бывает при истерии, а против замещающих идей, то есть против подсознательных идей и подсознательного мышления. Соответственно, истерик замещает мышление бессознательными действиями. Иначе говоря, его желания и стремления материализуются в бессознательных действиях, в магических телесных изменениях, без какого-либо вмешательства подсознания.

При обсессивном неврозе, наоборот, вытесненные инстинкты ид пробиваясь в сознание и встречаясь с подсознательным эго и подсознательным мышлением (идеями), катектируют его либидо; подсознательное мышление приобретает свойства бессознательного ид, начинает подчиняться первичному процессу и наделяется «магическими» качествами; переработанный таким образом бессознательный материал достигает сознания Поэтому, там где истерик «действует» и «чувствует», обсессивный невротик «думает». Это. однако, звучит слишком неопределенно.

Мы должны исследовать, не существует ли других известных нам состоянии, в которых слова и мысли «материализуются».

Взаимоотношения истерика с объектами обычно позитивны. Несмотря на то, что истерик вытесняет свои либидозные импульсы, в его бессознательном объекты сохраняются как конкретные идеи. Когда женщина с истерией посредством физических симптомов выражает свое желание иметь ребенка(ложная беременность), это не значит, что она хотела бы, подобно некоторым шизофреникам, забеременеть партеногенетическим способом. Нет, она хочет забеременеть от определенного любимого мужчины, обычно от собственною отца. И наоборот, в шизофренической защите против инстинктов, из объектов обычно изымается все либидо, следовательно, также теряются бессознательные конкретные идеи объектов. Данный процесс приводит к ощущению «конца света» и сопровождается чрезмерной тревогой.

Для того, чтобы восстановить потерянный мир, шизофреник катектирует энергией подсознательные вербальные идеи и мышление. Слова замещают объекты; слова для него становятся объектами, что вызывает соответствующее обращение с ними: вступает в силу первичный процесс, слова сжимаются и перемещаются. (Если слова соединяются с телесными ощущениями и идеями, речь шизофреника окрашивается ипохондрическим оттенком и становится так называемым «органом речи».) Слова, например, магическим и символическим образом соединяются; связанные друг с другом слова и предложения разделяются, чтобы их контакт не породил зло (негативная магия). Компульсивный невротик ведет себя сходным образом; порой он разрывает предложения, пропуская какое-либо слово, связывающее первую часть предложения с последующей. Изолируются отдельные идеи, из-за чего теряется смысл всего предложения; смысл становится бессознательным.

Можно возразить, что речь обсессивного невротика гораздо менее дезорганизована, чем речь шизофреника, что с потерей либидо мир для него не разрушается. Конечно же, речь компульсивного невротика не настолько неразборчива, как речь шизофреника, тем не менее его слова и мышление имеют сходный магический хаpaктер. К тому же, в опасность угрожает взаимоотношениям шизофреника. При обсессивном неврозе, как и при шизофрении, с регрессией либидо происходит разделение инстинктов. Освобождаются противодействующие Эросу и угрожающие существованию объекта деструктивные инстинкты. Однако, как показывает анализ, обсессивный невротик сохраняет верность объекту. Он лишь, как при истерии, с началом заболевания вытесняется, из-за подсознательного изъятия либидо. В то время, как при истерии идея об объекте остается вытесненной, при обсессивном неврозе она появляется вновь, часто в виде замещающей идеи; по-видимому из-за повторной инвестиции подсознательным либидо. Шизофреник также противодействует деструктивным инстинктам рекатектированием подсознательных вербальных идей. Однако, так как они не имеют существенной связи с конкретными идеями, мир шизофреника, в отличии от мира обсессивного невротика, фиктивен. Хотя обсессивный невротик сходным образом противостоит деструктивным инстинктам, он катектирует не только подсознательные вербальные идеи, но и производные от реальных, бессознательных объектов. Эти замещающие идеи часто, как и при шизофрении, имеет магическое влияние, с той лишь разницей, что при обсессивном неврозе они представляют реальные вещи, в то время как при шизофрении - это лишь тени объектов. Здесь может быть полезным поучительный пример.

Болезнь ранее упоминаемого религиозного обсессивного теоретика началось с сомнении в существовании Бога. Эти еретические мысли довели его до отчаяния. Он постоянно плакал, жестоко себя критиковал, подвергал себя всяческим наказаниям. До заболевания по отношению к отцу он был индифферентным и незаинтересованным, в некоторой степени даже не признавал его. Однако, вслед за началом болезни у него появилась безграничная любовь к собственному отцу, даже на короткое время он не мог остаться без отца и повсюду его сопровождал. Он ходил за ним по пятам, стал очень ревнивым и никому кроме отца не позволял заботиться о себе. В его сомнениях в Боге мы выявили бессознательную ненависть к отцу; в дальнейшем анализ показал, что сомнения в существовании Бога — это бессознательное уничтожение собственного отца. Внезапно возникшая, чрезвычайно требовательная любовь к отцу, казалось бы, противоречила этому, так как по-видимому, Эрос противостоит инстинктам cмepти и потери объектов посредством любви. Верно, что эта любовь выросла из амбивалентности, как сверхкомпенсация чувства вины, однако, все же, ее смысл состоит в защите объекта от разрушения. Конечно же, даже в этой любви деструктивное побуждение в конечном счете одержало победу, так как его любовь к отцу стала для последнего настоящим мучением.

Следовательно, мы можем предположить, что при компульсивном неврозе возвращение ранее вытесненного материала работает против стpaxa потери объекта, подобно тому, как построение шизофреником нового фиктивного мира нацелено на компенсацию актуальной потери объектов. Шизофреник борется за потерянный объект; компульсивный невротик борется против угрозы потери; истерик за объекты не борется вовсе, так как он не потерял их, они сохраняются в бессознательном. Создается впечатление, что при некоторых видах заболеваний, например, при компульсивном неврозе, неудачное вытеснение и повторное появление ранее вытесненного связаны не столько с интенсивностью катексиса вытесненного или слабостью вытесняющего эго, сколько с активным участием в этом процессе эго. Эго стремится защитить себя от окончательной потери реального объекта, воскрешая из бессознательного инстинктивных представителей.

Таким образом, компульсивный невротик изменяет организацию собственного эго, а не внешнего мира для того, чтобы защитить себя от инстинктивных требовании; причем эго здесь играет более активную роль, чем при истерии.

Как невротик ведет себя по отношению к реальности? Он избегает ее, он спасается от трудностей жизни, убегая в болезнь, вместо того, чтобы активно их преодолевать. Нарушается его способность адаптироваться к реальности.

Мы знаем, что при адаптации к реальности происходит сублимация инстинктов, в соответствии с чем происходит постоянное чередование допущения и изгнания внешних раздражителей. Внешний мир и функции эго деceкcуализируются и освобождаются от магии. Таким образом эго освобождается от прямых инстинктивных требований и обретает способность осуществлять свои функции.

Когда способность к сублимации снижается, когда ceкcуальные энергии прорываются в высшие системы эго, тогда, прежде всего, страдает адаптация к реальности Нарушается мышление и действия, полезные для адаптации к реальности. У истерика, например, происходят нарушения в области обращения с либидозно окрашен ными фантазиями, а у обсессивного невротика эpoтизируется мышление. Существуют обсессивные невротики, которые, чтобы не встречаться с ceкcуальными идеями, полностью отказываются от мышления и действия. Шизофреник воспринимает каждое слово, каждую идею, любое внешнее проявление как ceкcуальный символ.

Один мои пациент услышав в кабинете доносящееся из сада пение птиц сказал «В саду поют пeниcы.»

Мышление и действие могут полностью затормозиться из-за прорыва деструктивных элементов с либидозным оттенком, то есть, садистских импульсов. Короче говоря, при нарушениях адаптации к реальности вступают в силу аутопластические меры, активность в овладении наплывом раздражителем сменяется определенной пассивностью, мышление вырождается в магию и всемогущество, или вовсе прекращается, как при психозах, где эго утрачивает свою способность отделять внутренний мир от внешнего, то есть происходит срыв наиболее примитивной функции, функции проверки восприятия.

Хотя при неврозе связь с реальностью нарушена не так сильно как при психозе, признания реальности явно недостаточно, будь то в случае истерической пациентки, которая осуществляет свое желание забеременеть посредством тошноты и рвоты; фобического пациента, который избегает определенных, отображающих его инстинктивную жизнь объектов и ситуаций, или обсессивного невротика, стремящегося через ритуал предотвратить бедствие.

Итак, во всех неврозах, независимо от многообразия деталей, присутствует нарушение функции эго: при истерии — преимущественно телесного эго (органов), при компульсивном неврозе — преимущественно психического эго (мышление и переживание) ; в шизофрении — воспринимающего эго (хотя и другие нарушения, истерического и компульсивно-невротического хаpaктера, также, время от времени, дополняют нарушение воспринимающего эго). Таким образом, симптомообразование происходит в эго: оно является действием эго, которое повреждает собственные функции. Это двоякое действие, так как, с одной стороны, эго удовлетворяет инстинкты ид, а с другой — отвергает их. С точки зрения ид, симптом представляет собой подтверждение инстинктивной жизни; в то время как с точки зрения эго, симптом является ее отрицанием; в целом же, симптом - это не что иное как компромисс.

Однако, возникают сомнения, в полной ли мере данная концепция охватывает природу невроза, ведь существуют заболевания, единственным симптомом которых является торможение, и которые, тем не менее, следует относить к «неврозам». Так, например, к этой группе относится импотенция, при которой, даже при длительном трении, полностью отсутствует семяизвержение. Такие пациенты страдают от того же самого стpaxa кастрации, от которого страдает большинство невротиков мужского пола, но только они выражают свой страх aнaльно, через «удержание». В их бессознательном страх потери пeниcа идентичен страху потери фекалий. Они бессознательно верят в то, что удерживая собственные фекалия, они оберегают гeнитaлии от кастрации таким образом сохраняя их. В ceкcуальной связи, для них, cпepма представляет фекалии. Aнaльные идеи и инстинктивные анергии контролируют эякуляцию. К эякуляции относятся как к фекалиям: она сдерживается. Перемещение либидо. которое приводит к нарушению в функционировании эго или функционирования органа — хаpaктерный признак симптома. Так как в нашем случае имеет место перемещение aнaльного либидо на гeнитaлии, данный пример торможения также заслуживает того, чтобы определять его как симптом.

Существуют торможения, которые имеют общий хаpaктер, такие как меланхолическая депрессия. Здесь общее торможение, по-видимому, является реальным торможением, причина которого состоит в чрезмерном расходе психической энергии при овладении меланхолическим процессом горя, в котором расходуется так много энергии, что на другие цели ничего не остается. Поэтому у меланхолик? замедляется течение мыслей, снижается подвижность, а временная реакция удлиняется, короче говоря, психомоторное торможение меланхолика — это дефицит, вызванный тем, что вся психическая энергия находится в одной сфере. Действительно, субъективно меланхолики страдают не от торможений, а от самоупреков и самообвинений, преобладающих в симптоматике депрессии. Увеличенное действие в одной сфере (самообвинения и тому подобное) соответствуют сниженному действию в сфере возникновения симптома, то есть в наиболее очевидной для окружения сфере (запреты, отказ от еды, страдание и тому подобное). В связи с этим вполне понятно, что некоторые формы торможения (в повседневных делах в профессии в творческой деятельности, например в писательстве, рисовании, игре, в исследовательской работе) могут быть сняты анализом симптомов и фантазий которые вбирали в себя психическую энергию.

 

Биceкcуальность и невроз

В некоторой степени проблема биceкcуальности уже была рассмотрена в предшествующей главе. Биceкcуальность играет важную роль как в нормальной жизни так и в неврозе. Создается впечатление что некоторые пациенты сверхкомпенсируют свою гомоceкcуальность чрезмерной гетероceкcуальной активностью или постоянно колeблются между гетеро и гомоceкcуальностью. Хотя на предшествующих страницах уже были продемонстрированы различные проявления биceкcуальности я хотел бы проиллюстрировать эту тему специфическим примером, касающимся поведения пациента в 24 часовой промежуток времени между двумя психоаналитическими сеансами.

Пациент, о котором идет речь, периодически впадал в пьянство. Всякий раз когда он был вынужден бороться с собственными гомоceкcуальными чувствами, он напивался. Однако, во взрослом возрасте, он никогда не проявлял себя как явный гомоceкcуалист.

Теперь его история. Однажды он пришел на сеанс выпившим. Его рассказ о событиях которые привели его к опьянению не требовали каких либо объяснении. В конце предыдущего сеанса он сказал мне, что у него не состоялась запланированная ранее встреча с компанией молодых людей. Он сказал что чувствовал сильную тревогу и смущение. Хотя он и пришел на место встречи, но беспокойство, которое он испытал, достигло такой степени что он покинул его еще до их прихода. Находясь там он вновь и вновь спрашивал себя «Я сопротивляюсь своей любви к ним?» Он пошел домой и съел там сэндвич с сыром и выпил стакан молока. Во время еды он удивился тому, что делает, так как никогда не ел сэндвич с сыром и не пил молока. Его особенно поразила та автоматичность с которой, не будучи голодным он достал из холодильника пищу.

Мы может проинтерпретировать это компульсивное поедание и питье (сыра и молока) как символическое удовлетворение материнской гpyдью. Тот факт, что сразу после еды ему захотелось спать (как младенцу) по-видимому подтверждает эту интерпретацию. У него не было привычки так рано ложиться спать — было около восьми часов - обычно он ложился поздно. Тот факт, что своему состоянию он был обязан гомоceкcуальным чувствам по поводу встречи хотя они и были выражены в виде нерешительности что он пришел домой ради сыра и молока удовлетворившись которыми ему захотелось спать по утверждает предположение, что в бессознательной фантазии он бежал от гомоceкcуальности к гетероceкcуальности. Через восемь часов сна он проснулся сердитым на свою жену. Его вырвало. Затем он подумал о ногах своей жены. У нее как и у его отца ноги и имели изъян. Когда он осознал этот факт, ему показалось что eго о жена — мужчина. Она была для него гермафродитом как и все женщины. Затем ему на ум пришли времена, когда он спал в одной кровати со своими братьями касаясь своими ногами их ног, их бедер и ягoдиц своим пeниcом (очевидно, мacтyрбируя). Охваченный ужасом он встал и выпил больше бутылки вина после чего ему захотелось спать. Когда через два часа он проснулся опять, он вновь выпил, и в таком состоянии пошел ко мне.

Он пил всякий раз когда чувствовал влечение к мужчинам вероятно злоупотрeбление алкоголем приносило избавление и символическое удовлетворение. Последний такой случай произошел когда он встретился после длительною расставания с мужчиной, с которым у него были очень нежные отношения. На эту встречу он отреагировал напившись пива. В самый первый раз когда он выпил алкоголь, он находился в компании мужчин которые как он предполагал, были гомоceкcуалистами. Он пил с ними пиво. С пивом у него ассоциировалась моча и эпизод школьных времен когда группа мальчишек принуждала его пососать пeниc одного из них.

Этот пример ясно показывает происходящие в рамках биceкcуальности колебания Искушаемый мыслями о парне, пациент бежал от гомоceкcуальности к женщине (пища, молоко, мать, жена). Затем, он почувствовал отвращение к жене, его стошнило, он как бы изгнал ее. После этого он выпил алкоголь и, таким образом, спасаясь от мужчин, он одновременно, символически, вернулся к ним.

 

Невроз и психоз (неудачная адаптация к реальности)

Упомянутый ранее пациент который был армейским офицером самостоятельно в четырнадцать лет, на основании собственных интересов выбрал свою будущую профессию. Несмотря на искреннее желание быть военным и подчинение строгой дисциплине, он постоянно противостоял своим начальникам и провоцировал их. Хотя он происходил из бедной семьи жил он расточительно он наделал множество долгов и нарушил закон подписывая чеки именами своих начальников. Вскоре он был задержан, лишен звания и посажен в тюрьму. Через несколько лет после окончания срока он обратился к аналитику в соответствии со своим внутренними потребностями, но он еще был способен разделять внешнюю реальность и собственную внутреннюю жизнь. Бессознательные фантазии создали основу для невротического хаpaктера и дали направление его действиям. От него самого, как и от других, связь между его фантазией и поведением была скрыта. И наоборот, психотический пациент осознавал свою фантазию; он ошибочно принимал ее за внешнюю реальность, а в своих действиях стремился реализовать содержащуюся в фантазии реальность. Посредством подтверждения своего всемогущества он переживал нарциссическое удовлетворение. Он проецировал свои фантазии на внешний мир, в то время как невротик их вытеснял.

Основная разница между поведением невротика и психотика состоит в следующем: невротик не путает психическую реальность с внешней реальностью (или, если и делает это, то в ограниченных пределах, как например при фобии или фетишизме), в то время как психотик теряет способность отличать одно от другого и не только ошибочно принимает внутреннюю реальность за внешнюю, но и заменяет внешнюю реальность внутренней. Невротик сохраняет связи с реальностью (объектами внешнего мира) в бессознательном; он вытесняет лишь инстинкты ид. Психотик утрачивает также и объекты в бессознательном. следовательно и отношения с ними; он вытесняет реальность.

Таким образом, по-видимому, можно сделать предположение, что «душевнобольных» людей больше, чем принято считать, — людей, которые принимают психическую реальность за внешнюю и удовлетворяют нарциссизм. Их первый успех в жизни, подтверждающий их всемогущество, может иметь для них решающее значение. После удовлетворения нарциссизма, свободная часть объектного либидо может вливаться во внешний мир. Наполеон, например, возможно, стал бы просто чудаком, если бы его всемогущество не было подтверждено его первыми успехами, которые, действительно, были результатом фантазий, трaнcформированных в дела.

Любой душевнобольной человек страдает от трудностей в адаптации к реальности. Трудность состоит не только в необходимости адаптироваться к внешней реальности, но также и в том, что эго должно адаптироваться к внутренней реальности, которую определяет инстинктивная жизнь. Появление болезни - это результат неправильного осуществления этих задач. Из этой борьбы за адаптацию эго может выйти с победой или с поражением, что в существенной степени зависит от силы сопротивления объектных отношений. В неврозах, до тех пор, бессознательные части сохраняются, пока они связаны между собой; следовательно, сохраняется объектный мир и основные функции эго, функции восприятия и проверки реальности. При психозах, с другой стороны, происходит частичное или полное прекращение взаимоотношений с внешней реальностью, что приводит к нарушению основных функций эго.

Через некоторое время стало ясно, что он систематически подготовил свою судьбу, правда, бессознательно. Он в реальности осуществил старую фантазию, которая была очень интенсивной в подростковом возрасте, до поступления в военное училище. Эта фантазия содержала идею, что он привязан к дереву и его жестоко избивает мужчина. В армии он провоцировал наказание своим поведением, чтобы трaнcформировать эту фантазию в реальность, которая, судя по всему, была бессознательной в течении всей воинской службы. У него не было актуального невротического симптома; он не чувствовал себя больным. Однако, его поведение было выражением бессознательной потребности в наказании, которую следовало удовлетворить любым путем. Человек, который трaнcформирует реальность согласно своим бессознательным желаниям и инстинктивным импульсам в манере, которая наносит ему вред, человек, который трaнcформирует свою фантазию в реальность, не считаясь с последствиями, определенно не здоров психически. Его состояние, по всей видимости, граничит с психозом. Однако, он не психотик.

Другой пациент иа несколько часов подвешивал себя за крюк в ванной, фантазируя, что он святой Себастьян, в которого вонзаются стрелы. Эта фантазия весьма сходна с фантазией другого пациента. Однако, в то время как первый сохранял либидозные связи с внешним миром, второй полностью от них отказался. Мир существовал для него лишь до тех пор, пока он мог удовлетворять содержащиеся в его фантазии желания. Отвод объектного либидо имел дальнейшие последствия. Его фантазия не оставалась бессознательной, как это было у первого пациента, который, бессознательно отыгрывая, осуществлял соответствующую его фантазии ситуацию, но на сознательном уровне поражался последствиям своего поведения. Второй пациент действительно верил, что он святой, чьей задачей является искупление грехов человечества. Поскольку себя он чувствовал грешником, он считал, что мир полон греха, от которого можно избавиться только искуплением. Будучи евреем, он хотел уйти в монастырь. Он обсуждал эту возможность с настоятелем монастыря. упав перед ним на колени и поклоняясь ему как Богу. К сожалению, коротко невозможно осветить все, что он делал и как настойчиво он пытался осуществить в реальности идею искупления.

Тем не менее, одно уже очевидно: граница его эго была обширна и, следовательно, его внутренний мир отчасти был идентичен его внешнему миру. Он сам стал центром мира. Он чувствовал себя ответственным за весь мир, поскольку внешний мир был отражением его внутреннего мира, и он был твердо убежден, что изменив себя, он сможет трaнcформировать мир, а через изменение мира он надеялся облегчить обремененное виной эго. Внешняя и внутренняя реальность для него смешались. Поэтому внутренние и внешние восприятия были, для него, эквивалентны. У нашего первого пациента не было расширения границ аго, как не было и спyтaнности внутренней и внешней реальности. Он, конечно, изменил внешнюю реальность.

Любое психическое заболевание, будь то невроз или психоз, является не только биологическим явлением, вызванным более или менее полным нарушением инстинктивной жизни, но и социальным явлением, которое проявляется в неуспешной адаптации к внешним условиям жизни. По этой причине концепция болезни во многом зависит от социального окружения, в котором она появляется. Когда социальная и культурная организация требовательна, тогда адаптация затруднена и, поэтому, человек, которого в ином окружении, возможно, восприняли бы как святого или героя, будут рассматривать как больного. С другой стороны, существуют некоторые заболевания, где борьба за существование, то есть реальная адаптация, существенно затруднена, особенно тогда, когда большая часть энергии расходуется на реальную работу, а на невротическую продуктивность уже мало что остается.

Если мы говорим об адаптации к внутренней жизни и внешнему миру в связи с возникновением болезни, мы должны исследовать первичный и вторичный фактор психического заболевания. Первичен ли процесс адаптации, симптомообразования и чего-то еще?

 

Первичный и вторичный процесс болезни

Блейлер разделил первичные и вторичные симптомы в шизофрении: первичные формируют ядро болезни, а вторичные — это разнообразные реакции на эти первичные нарушения.

Рассматривая шизофрению с точки зрения либидо, мы приходим к тем же выводам. Разница лишь в том, что под термином «первичные симптомы» мы подразумеваем кое-что еще. Клиническая картина шизофреника часто не сопровождается субъективным переживанием страдания. На начальной стадии болезни, если что и переживается как сильное страдание, так это ощущение «конца света», которое мы интерпретируем как огромную потерю либидо. Последующие симптомы мы рассматриваем как попытку восстановления потерянного объектного мира, реальности. Актуальный первичный процесс заболевания, отражение которого мы видим в ощущении «конца света», постепенно входит в свое русло. Проявленные симптомы — это неотложная попытка восстановления потерянного мира и исцеления.

При неврозах, мы сходным образом может провести различие между первичным и вторичным процессом болезни. При шизофрении конфликт с реальностью, приводящий к отводу либидо, представляет собой первичный процесс болезни, а при неврозе бессознательный невротической конфликт формирует ядро всего процесса. Симптоматика — это специфическая для каждого конкретного типа невроза попытка решения конфликта, то есть реакция на первичное нарушение. Таким образом, симптомы являются вторичным явлением, представляющим собой попытку эго принять во внимание и стремления ид, и требования суперэго и реальности, а также попытку адаптации ко всем этим требованиям, по возможности, посредством единственного акта. Такая попытка адаптации является «попыткой самоисцеления». Даже не тревога является первичным симптомом пациента с фобией; тревога — это лишь реакция на инстинктивное требование, защита от затопления инстинктивной жизни, чреватой опасностью.

Такая попытка восстановить, возродить гармоничное сотрудничество психических сил в каждом заболевании приобретает свое собственное направление. При шизофрении первое усилие, которое предпринимается для восстановления сотрудничества психических сил, включает в себя рекатектирование вербальных идей психической энергией. При обсессивном неврозе, где конфликт грозит привести к потере объекта, делается попытка восстановить связи между бессознательными и подсознательными идеями. При конверсионной истерии гармония, по-видимому, достигается при помощи простого удержания неприемлемой идеи вне сознания, вероятно потому, что бессознательная часть объекта вовсе не подвергается опасности. Это, однако, не полностью описывает патогенетический процесс.

 

Роль синтетической функции эго в развитии невроза

В пятой главе уже освещалась роль эго как посредника в психических конфликтах. Мы пытались показать как эго осуществляют эту особую задачу — балансируя между противоположностями и разрешая психические конфликты — посредством сублимаций и изменений хаpaктера. В дальнейшем мы рассмотрим степень участия синтетической функции эго в решении конфликта, приводящем к неврозу.

Между тем, мы приходим к выводу, что психоневротический симптом возникает после того, как эго ассимилирует актуальный невротический симптом. Неврастенические симптомы, симптомы невроза тревоги, а также ипохондрические симптомы вызываются психически, причем таким образом, что возникает что-то новое, то есть психоневротический симптом. Таким образом, по-видимому, актуальный невротический симптом, который эго воспринимает как нечто незнакомое и опасное, стимулирует эго к увеличению синтеза. Тем не менее, именно невротический конфликт формирует основание психоневрозов. Сначала этот конфликт решается следующим образом: эго хватается за актуальные невротические страдания, посредством которых вытесненные стремления получают возможность, с одной стороны, продолжать свою психическую жизнь, а с другой, утаить их значение от сознания.

В вступительной, первой фазе болезни, где эго сталкивается с проблемой овладения отдаленными от эго инстинктивными требованиями, способность эго к синтезу терпит неудача. Благодаря процессу вытеснения эго временно в той или иной степени лишается собственной функции посредника между стремлениями ид и требованиями суперэго и реальности, эго отвергает запретные импульсы и удерживает их на расстоянии от моторного и воспринимающего эго. Однако, это состояние острого конфликта не продолжительно Иногда оно настолько быстротечно что и вовсе не воспринимается или воспринимается лишь как временное состояние деперсонализации. При дезорганизации гармоничного сотрудничества психических сил эго проявляет повышенную активносчь направленную на восстановление нарушенных психических сил. Поскольку острый психический конфликт угрожает личности дезорганизацией эго вынуждено искать пути его разрешения.

Стремясь разрешить невротический конфликт эго пытается быть посредником между противоположными стремлениями личности. Эти попытки приводят к появлению в психической структуре нового явления — невротического симптома. В пятой главе мы установили, что психическая творческая сила связана с синтетической функцией эго. Именно эта функция определяет симптом, особенно его компромиссный хаpaктер.

Причем, однажды возникнув, симптом не остается неизменным он растет и умножается (фобия, обсессивный невроз) и даже может завладеть неповрежденной частью личности как это происходит при шизофрении. Однако по видимому конверсионная истерия, в этом смысле является исключением. Здесь патологический процесс заканчивается возникновением симптома, симптом сохраняет стабильность и неизменность. Например, когда идея вытесняется ее энергия может катектировать орган чувств. Этот орган становится сверхчувствительным (его сверхчувствительность идентична с симптомом) и всегда реагирует на раздражители одинаково, например болью. При обссссивном неврозе он продолжает участвовать в симптомообразовании и после его возникновения. Не останавливаясь на достигнутом, это создает новые симптомы замещая ими старые потерявшими свою первоначальную эффективность симптомы. При фобии, тревога включает все большее количество объектов и ситуаций.

Как мы узнали симптом - это компромисс между вытесненным и вытесняющими силами личности, симптом — это компромисс между тем и другие. В одном образовании эго объединяет две противоречащие друг другу тенденции, одна ищет удовлетворения другой и его отрицает. Пациент страдает, одновременно переживая симптом как чужеродное тело и как часть себя.

В определенных условиях, вытеснение вызывает регрессию инстинкта до точки его фиксации за чем следует регрессия части эго. И эго, и инстинкт возвращаются на более ранний уровень развития. Пока вытеснение успешно, не происходит и каких-либо выраженных изменений вытесненного инстинкта а эго самое большее демонстрирует некоторое торможение. Однако, когда вытеснение терпит неудачу и вытесненный инстинкт, и эго вновь становятся активными и уже проявляют себя иначе, чем до или во время вытеснения. Например гeнитaльное побуждение сменяется садистским, а вытесненная часть эго теряет контакт с реальностью и вновь обретает свои старые магические силы. Эта часть эго теперь уже не противостоит садистским импульсам, как до этого противостояло целое эго. Она принимает и выполняет их, хотя в настолько замаскированной форме что неповрежденная часть эго не понимает их смысла. Сотрудничая с вытесненным инстинктивным требованием, бессознательная часть эго сохраняет симптом. Симптом становится изолированным от неповрежденной части эго, он отщепляется. Фактически во всех неврозах эго расщеплено. Каким бы парадоксальным это не показалось, но интегрирующая способность личности терпит неудачу именно тогда когда она выполняет свою задачу до конца, содействуя разрыву единства личности.

Несмотря на что эго не может долго выносить дезинтеграцию своего единства. До тех пор, пока новое образование в организации эго-симптома не ассимилировано, пока оно исключено из организации эго, симптом переживается как чужеродное тело которое вызывает неудовольствие, боль, ослабляет эго и, кроме того, наносит рану его нарциссизму. Такое положение дел противоречит тенденциям эго служить посредником, объединять восстанавливать бреши, упрощать и интегрировать. Taким образом, эго должно ассимилировать симптомы, вобрать в собственную организацию вытесненную часть эго. Возникает своего рода симбиоз между симптомом и эго, посредством которого эго может достигнуть некоторого нарциссического удовлетворения, получив компенсацию за нанесенную в процессе симптомообразования нарциссическую рану. Благодаря этому симбиозу эго возвращает часть нарциссического либидо симптому и ассимилирует его то есть, до определенной степени изменяет свой собственный хаpaктер. Эго также извлекает нарциссическое удовлетворение из того факта что вновь становится способным объединить собственную разорванную организацию, заполнить появившиеся бреши. Таким образом восстанавливается равновесие нарциссического либидо.

Данную ситуацию можно проиллюстрировать коротким примером.

Пациент страдал от агарофобии. Его тревога постепенно возросла до такой степени что однажды он не смог пойти на работу следовательно стал неспособным работать. Его жена должна была поддерживать его. Сначала появился симптом за которым последовала неспособность работать. Однако пациент получал удовлетворение от симптома, считая что поддержка жены является доказательством ее любви к нему что она приносила себя в жертву ради любви. Он принял и ассимилировал свою болезнь при условии что она приносили ему нарциссическое удовольствие.

Обсессивный невротик, а также меланхолик, будучи чрезвычайно мopaльными, делают свою болезнь выносимой, извлекая из нее нарциссическое удовлетворение. Параноик, создавая сложные иллюзорные системы, гордится собственными интеллектуальными достижениями.

Нарциссическое удовлетворение эго через симптом называется вторичной прибылью от болезни, так как отличается от первичной прибыли, извлекаемой из замаскированного инстинктивного удовлетворения посредством симптома. Вторичная прибыль есть не всегда, первичная всегда. Вторичная прибыль формирует пятый тип сопротивления (восьмая глава), сопротивления эго, которое может привести к большим трудностям в лечении, соразмерными количеству доставляемого нарциссического удовлетворения. Вторичная прибыль может усилить нарциссизм эго: при истерии — посредством установление и укрепление объектных отношений; при фобии - посредством чрезмерной привязанности к объекту; при обсессивном неврозе — через удовлетворение суперэго; при шизофрении — через чрезмерное выделение определенных функций эго, например, мышления при паранойе и тому подобное. Таким образом, вторичная прибыль от болезни также приносит скрытое инстинктивное удовлетворение, которое, однако, осуществляется в эго.

Впервые синтетическая функция эго проявляется не во вторичной прибыли от болезни, а еще раньше. При конверсионной истерии она выражается в компромиссном хаpaктере симптома, а еще полнее — при обсессивном неврозе, когда пациент, удачно комбинирует запрет и удовлетворение, осуществляет единение стремлений ид и требований суперэго.

С вторичной прибылью от болезни возрастает синтез, что является компенсаторной мерой. Внезапное начало заболевания приводит, прежде всего, к неудаче синтетической функции. Однако, вскоре, она послужит толчком к симптомообразованию. Постепенно господство синтетической функции над течением болезни возрастет до такой степени, что, в крайних случаях, она даже помогает вытесненным импульсам прорваться в сознание (обсессивный невроз). Однако, после образования симптома синтез вновь терпит неудачу, затем достигает еще большей активности косвенным образом, посредством вторичной прибыли от болезни. Под влиянием невротического конфликта, с одной стороны, и угрожающей опасностью дезинтеграции эго, с другой, возрастает синтетическая активность. Тенденция к синтезу утрачивается крайне редко. В серьезных психотических состояниях (спyтaнность, кататонический ступор) она прекращает функционировать. При неврозах она нарушена, так как проявляется и тогда, когда в норме не возникает. Пытаясь получить удовлетворение, любой ментально больной человек вступаеть конфликт с реальностью, суперэго или с ид. Он не способен установить гармоничное равновесие между конфликтующими психическими тенденциями.

 

Резюме

Таким образом, невроз чрезвычайно сложен. Можно выделить первичный и вторичный процесс болезни. Первичный процесс заключается в чрезмерных реакциях эго на инстинктивную опасность и в тесно связанным с этим невротическом конфликте. Эти реакции впервые возникли в качестве тревоги, которая, как мм знаем, объективно не мотивирована. Симптомы формируют вторичный процесс болезни, представляя собой попытку решения невротического конфликта; они ограничивают невротическую тревогу. В большинстве заболеваний, может быть, лишь за исключением конверсионной истерии, это решение достигается с большим трудом. Симптом — это замена подвергшегося торможению инстинкта, а также компромисс между тем, что должно быть отвергнуто и отвергающей силой. То что отвергается — это инстинкт. Отвергающая сила и причина защиты проистекает из эго. С симптомообразованием невротический конфликт временно завершается. При конверсионной истерии такое завершение окончательно; с образованием симптома процесс заболевания затихает. При фобии и обсессивном неврозе процесс болезни на этом не завершается, здесь всегда присутствуют новые попытки разрешения невротического конфликта, следовательно появляются и новые симптомы. Шизофреник еще более продуктивен, а его постоянно расширяющиеся иллюзии и галлюцинации полностью подавляют оставшуюся незатронутой часть личности.

Цель симптомообразования — удаление и избегание опасной ситуации. Симптом приносит с собой два преимущества, посредством него эго, во-первых, уклоняется от инстинктивных требований, а во-вторых, обретает возможность удалить тревогу. Симптом вводит в заблуждение не только эго, но и окружение. С помощью симптома эго защищается от опасности инстинктивных стремлений. Однако, поскольку эго тесно связано с ид, оно способно отвратить инстинктивную опасность, лишь изменяя свою собственную организацию и объединяясь с инстинктом. Конечный результат попыток решить невротический конфликт зависит от диспозиции инстинктов и эго. В любом случае симптом приводит к более или менее обширному отрыву от реальности. Симптом приводит к невротическому страданию, которое в большинстве случаев, хотя не всегда, уравновешивается вторичной прибылью от болезни.

Глава 10 ХАРАКТЕР И НЕВРОЗ

Мм знаем, что существует достаточно большое количество пациентов без невротических симптомов, которые, однако, ведут себя патологически. Такие пациенты страдают от так называемых неврозов хаpaктера. Они разряжают свои импульсы, желания и фантазии во внешнем мире, в то время как симптоматические невротики обычно удовлетворяют свои влечения через собственную личность. Люди с неврозом хаpaктера совершают странные действия, для которых они иногда находят объяснения, а иногда нет. Однако, обычно в их поведении рациональное невозможно отделить от иррационального. Часто, на осознание иррациональной мотивации уходят годы; тем временем они могут разорить себя и собственную семью. Люди с невротическими симптомами страдают от своих заболеваний и пассивно их переносят, а люди с неврозом хаpaктера вряд ли осознают, что они больны, и благодаря собственным действиям удовлетворяют свои бессознательные стремления.

Прежде чем продолжать обсуждение, мы должны попытаться понять природу хаpaктера. Это трудная задача, ведь хаpaктер — это неуловимое явление, которому трудно дать определение.

Оценивая хаpaктер, часто полагаются на личные впечатления и, например, говорят, что у этого мужчины или женщины хороший или плохой хаpaктер, слабый или сильный хаpaктер. Такое мнение, тем не менее, будет неверным, по крайней мере, часто будет именно так. Кто-нибудь может попытаться использовать внешние данные в качестве критерия хаpaктера, например, оценивая только внешние качества. И снова, вскоре наступит разочарование, поскольку, например, мужественно выглядящая женщина может оказаться очень женственной, а женственно выглядящий мужчина — мужественным. Следовательно, необходимо поискать более надежные критерии. Во многих работах Фрейда существуют замечания о природе хаpaктера. Однажды, он предложил узкому кругу людей краткий обзор данной проблемы, но, насколько я знаю, он не был опубликован. Хаpaктер ^— это комбинация или, скорее, синтез многих черт, привычек и позиций эго. Иногда превалирует одна черта, иногда другая. Может возникнуть искушение оценивать хаpaктер человека на основе какой-либо одной черты. Безусловно, это не даст верной картины. Для того, чтобы получить более точное представление об индивидуальном хаpaктере, мы должны рассмотреть его с нескольких точек зрения: описательной, генетической, структурной, динамической, экономической, а также изучить либидозные аспекты. Рассмотрение каждой из этих точек зрения приведет к различным результатам. Идеальное представление о хаpaктере было бы получено, если бы была возможность одновременное рассмотреть все эти аспекты. Тогда бы мы получили метапсихологическую концепцию хаpaктера. Я уже говорил, что изучение, основанное только на описательной точке зрения, малопродуктивно и приводит к обманчивым результатам. Изучение, основанное на с генетической и исторической перспективах, приносит больше пользы, так как позволяет получить некоторые ответы. Короткий пример, вероятно, поможет лучше понять эту проблему.

Пациент пользовался успехом и снискал уважение своих начальников. Он, со своей стороны, восхищался и любил их и, пока их дела шли успешно, был к ним лоялен. Когда же они терпели неудачу, он оставлял их. Для него было особенно хаpaктерно поведение в одном конкретном случае. Когда отец его жены, который руководил им и который помог ему достичь довольно высокого положения, оказался в трудном положении, он оставил его и попытался объединиться с его противниками. Такого человека можно назвать предателем.

Несколько важных деталей его инфантильной жизни могут пролить свет на развитие данной особенности его хаpaктера. Когда ему было три года, родился его брат. Разочаровавшись в собственной матери, он отдалился от нее и обратился к отцу, и постепенно сильно к нему привязался, став с ним неразлучным. Когда ему было восемь лет, родилась его сестра. Вскоре она стала любимицей отца. Примерно в это же время, отец потерпел неудачу в бизнесе, вследствие чего ухудшились жизненный уровень их семьи. Тогда пациент отдалился от отца. пытаясь снискать расположение своего состоятельного дяди, и поставил перед собой цель стать независимым и богатым.

Подведем итог- сперва он отдалился от матери, затем от отца, затем от своего тестя, который разочаровал его и не мог больше быть ему полезен. По всей видимости. первоначальной травмой было рождение брата, на которую от отреагировал отдалением от собственной матери. Рождение сестры и неудача отца в бизнесе — это, вероятно, вторая травма, на которую он отреагировал тем же самым способом — он отдалился от своего отца. С тех пор этот паттерн реакций использовался им всякий раз, когда он страдает от разочарования.

Таким образом, данный паттерн поведения представляет собой повторение его реакции на инфантильную травму. Вероятно, травма стала фиксированной, и из-за этого возникла тенденция к повторению травматического опыта и отыгрыванию ее в ситуациях, напоминавших о травме. Рассматриваемый нами пациент отдалился от матери, взял назад (декатектировал) свое либидо и направил его на своего отца. Разочаровавшись в нем, он вновь извлек свой либидозный катексис из объекта, и такая реакция отвода либидо от разочаровывающего объекта стала одним из присущих ему паттернов. Изъятое из объекта либидо, а именно, энергия ид, было направлена в эго и сформировала черту хаpaктера.

Вполне очевидно, что, на протяжении всей жизни наш пациент воссоздавал инфантильную ситуацию и повторял инфантильную реакцию. Такую реакцию можно рассматривать как защита от инфантильной травмы.

В других случаях, защиты могут быть направлены на уничтожение последствий травмы и проявляться как набегания, торможения, идиосинкразии и тому подобное, которые, таким образом, формируются благодаря контркатексису.

Хотя повторение и отыгрывание вовне, торможения и избегания делают существенный вклад в формирование хаpaктера, они не являются единственными паттернами развития хаpaктера. Некоторые черты хаpaктера развиваются на основе других механизмов и по другим причинам.

Одним из ранних открытий Фрейда относительно формирования хаpaктера является так называемый «aнaльный хаpaктер». Этот тип хаpaктера выделяется чрезмерной аккуратностью, жадностью и упрямством.

Ребенок, который вызывает запор и удерживает фекалии, может стать жадным собственником, человеком, для которого типичны вспышки гнева. Эти черты являются производными от догeнитaльных aнaльно-садистских влечений. Однако, эти влечения ид не удовлетворяются, а тормозятся в эго, то есть задерживаются и превращаются в специфические черты хаpaктера. Торможение инстинктивного намерения и трaнcформация инстинктивного влечения во что-то не инстинктивное — это хаpaктерная черта сублимации. Таким образом, в определенных чертах хаpaктера продолжают существовать некоторые составные инстинкты.

Однако, существуют черты хаpaктера, которые являются не только продолжением и повторением заторможенных инстинктивных влечений. Так, например, дети имевшие трудности в приучении к туалету и дети, которых тянуло к грязи и пачканию себя, часто во взрослой жизни, становились чистоплотными и очень аккуратными. Очевидно, развивая чрезмерную аккуратность и чистоплотность, эго противостояло доминированию aнaльного инстинкта раннего детства. Эти черты являются формированиями реакций эго: инстинкт обращается в свою противоположность.

Обычно, с aнaльными чертами хаpaктера сочетаются садистские (или как повторения инфантильной агрессии, или как формирования реакций). Гнев, ненависть, мстительность и вспышки злости — это повторения чрезмерного инфантильного садизма, в то время как сверхсознательность, выраженное чувство долга и ответственности — это реакции против этого же самого садизма. Таким образом, определенные черты хаpaктера могут быть производными от догeнитaльных побуждений, как в форме повторений, так и в виде формирования реакций.

Не только aнaльно-садистские побуждения, но и другие составные инстинкты трaнcформируются в черты хаpaктера. Уретральная диспозиция может привести к преувеличенному честолюбию, opaльная — к прожорливости, как в физическом. так и в ментальном смысле, и к красноречию, а также к прямо противоположным проявлениям. Инфантильное ceкcуальное любопытство, в сочетании с некоторым количеством агрессии, может обратиться в увлечение научным исследованием (сублимация).

В латентном периоде, когда эго начинает показывать признаки консолидации, развиваются определенные черты, которые увеличивают его интеграцию. Таким новыми чертами являются стыд, отвращение и примитивное чувство вины. Стыд — это реакция на эксбиционизм, отвращение — на opaльные и aнaльные побуждения, а примитивное чувство вины — на садизм. Конечно, все эти черты могут отсутствовать, или быть преувеличенными, причем и та, и другая крайность является патологической.

Тем не менее, хаpaктер не заключает в себе фиксированные инфантильные травмы и трaнcформированные инстинктивные побуждения. В гораздо большей степени развитие эго зависит от взаимодействия между ид, эго и суперэго.

Только что, используя в качестве примера aнaльно-садистский хаpaктер, мы попытались понять взаимодействие между эго и ид и пришли к заключению, что определенные энергии ид помогают сформировать некоторые хаpaктерные черты эго. Однако, как и следовало ожидать, решающую роль играет не природа инстинктов, а устройство эго и его органы восприятия. Например, глухой человек будет склонен к параноидальный идеям, а калека — к чувству неполноценности и мстительности Конечно же, недостаток может быть сверхкомпенсирован. Однако, не все заики становятся ораторами типа Демосфена и не все глухие — композиторами, подобно Бетховену.

Эго зависит от ид, внутреннего мира, и от внешнего мира. Другими словами, эго формируется и модифицируется как под влиянием ид, так и под влиянием окружения. Находясь под влиянием внешнего и внутреннего мира, эго утверждает себя, занимая промежуточное положение между требованиями ид, суперэго и реальностью. Если эта функция посредничества не нарушена, тогда происходит гармоничное взаимодействие между внутренними побуждениями и требованиями внешнего мира.

Затем эго одновременно адаптируется к реальности и приспосабливается к требованиям суперэго и побуждениям ид. Однако, такая хорошо сбалансированная личность является редкостью. Равновесие психических сил легко может быть расстроенно, и относительно реальности, и относительно суперэго и ид. В случае, когда требования реальности очень суровы, эго разовьет такие черты хаpaктера, которые будут существенно отличаться от тех, которые развились бы при слишком требовательном суперэго или сильном влиянии побуждении ид. Как же эго осуществляет свою посредническую (правильнее сказать, синтетическую или интегрирующую) функцию? Становится очевидным, что, по крайней мере частично, она осуществляется через идентификацию.

По-видимому, существует врожденная тенденция интегрировать, которая впервые проявляется по отношению к кормящей матери, а затем по отношению к другим людям. В некотором смысле, что инкорпорирует либидозный объект, идентифицируясь с ним. Вследствие этого, черты хаpaктера формируются на основе образа «инкорпорированной» личности. Однако, к первичным идентификациям с родителями постоянно добавляются новые идентификации' с теми же родителями, которые позже воспринимаются по-другому, учителями, друзьями, идеалами. Таким образом, благодаря всем этим источникам, черты хаpaктера могут меняться. Однако, изначальные идентификации нерушимы.

Человек, который успешно вытеснил идентификацию со своим отцом и чье поведение, в целом, является противоположностью тому, как вел себя его отец. может внезапно открыть, что в определенных ситуациях он ведет себя точно как отец. Иначе говоря, если вытеснение идентификации терпит неудачу, вытесняемая идентификация становится активной и вызывает изменение хаpaктера. Также может случиться, что одна идентификация отделяется от другой идентификации посредством сопротивлений. В подобном случае мы встречаемся с расщепленным эго, со множественной личностью. В других случаях идентификация возникает там, где в нормальных условиях устанавливаются объектные отношения. Тогда человек живет не собственной жизнью, а жизнью, например, своего друга и это может продолжаться даже после его cмepти.

Если человек испытывает трудности при формировании идентификаций, то тогда он, в той или иной степени, чувствует себя одиноким и посторонним в этот мире. Ему недостает понимания других и сострадания.

В процессе идентификации объектное либидо трaнcформируется в нарциссическое либидо. Такая трaнcформация сопровождается торможением непосредственно ceкcуальных намерений. Деceкcуализация либидо и торможение непосредственно ceкcуальных намерений вместе с разделением инстинктов является крайне важной для сублимации". Сублимация чувственных переживаний приво-

Это утверждение может быть проиллюстрировано следующим примером. Молодая женщина при встрече с интересным молодым мужчиной неизменно становилась ceкcуально возбужденной.

дит к установлению нежных, заботливых чувств (от которых, конечно, отделяются и другие чувства). Такие переживания в детстве являются предшественниками зрелой любви, которая представляет из себя смесь чувственных и нежных переживаний. Следовательно, идентификации, которые приводят к нежным чувствам, в существенной степени ответственны за взаимоотношения с объектами любви в будущем и во многом будут определять степень нежности и заботы, которые сопровождают непосредственно ceкcуальное намерение. Таким образом, хаpaктер любовных отношений зависит от качества примешивания этих чувств к непосредственно ceкcуальному намерению. Если такое смешивание не является полным, возникают конфликты между ceкcуальными чувствами и нежными чувствами, а любовная жизнь нарушается.

При разделении инстинктов (когда инстинкты разделены и не слиты) начинается конфликт между двумя этими группами инстинктов, который проявляется в амбивалентности мыслей и чувств. Идентификация, которая часто сопровождается таким разделением, может быть амбивалентной и поэтому может приводить к альтернативному или одновременному проявлению ненависти и любви. Любовь и ненависть часто скрыты за колебаниями и нерешительностью как по отношении к объекту любви, так и по отношению к собственным мыслительным процессам, к работе, и другим функциям повседневной жизни. Все эти конфликтующие идеи и переживания проявляются в так называемом амбивалентном хаpaктере.

Биceкcуальность — еще один источник колебаний и нерешительности. Однако, если мальчик достигает успеха в идентификации с отцом, он усиливает собственную мужественность. Точно также, если дeвoчка достигает успеха в идентификации со своей матерью, то ее женственность одерживает победу в борьбе между гомоceкcуальностью и гетероceкcуальностью. Однако, существует третья возможность: например, мужчина может иметь удовлетворяющие гетероceкcуальные отношения, быть женатым, и тем не менее, предпочитать дружбу с мужчинами и чувствовать себя действительно счастливым только в их компании. Гомоceкcуальность часто сублимируется в дружбе и социальных переживаниях.

Для того. чтобы достигнуть контроля над собой, она втягивала его в интеллектуальный разговор. в процессе которого она становилась спокойной и сдержанной, и, в конце концов, теряла к нему какой-либо ceкcуальный интерес. Впоследствии, такие разговоры часто вдохновляли ее на написание коротких рассказов и романов В данном случае, ceкcуальный инстинкт сублимировался, то есть лишился своей ceкcуальной природы, посредством чего освободилось некоторое количество агрессии. Когда, таким же образом, агрессия становится социально полезной, мы также говорим о сублимации, но здесь мы видим противоположный процесс: агрессия смягчается определенной примесью ceкcуальности. Если бы, например, известный Диффенбах, который, как сообщил Фрейд, обрезал хвосты собакам, позднее стал бы великим хирургом, то это бы означало, что его агрессия была снижена любовью. Он хотел не убить своих родителей, а помочь им

В этой связи следует рассмотреть комплекс кастрации. Мужественность мальчика и женственность дeвoчки во многом зависит от способа, посредством которого эго преодолевает комплекс кастрации. Мальчик и боится и желает, чтобы отец его кастрировал. Если, через идентификацию со своим отцом, мальчик освобождается от стpaxa перед отцом, то он преодолевает комплекс кастрации, экстернализует собственную агрессию и развивает активный, мужественный хаpaктер. С другой стороны, если идентифицироваться с отцом трудно, например, из-за чрезмерного гомоceкcуализма или мaзoхизма, тогда у сына сохраняется комплекс кастрации, он чувствует себя неполноценным и пассивным, и приобретает женственный хаpaктер. (Комплекс неполноценности основан не только на комплексе кастрации; он также вызван фрустрацией в любви, потерей любви, нарциссической раной эго и чувством вины.)

Если дeвoчка принимает тот факт, что она не имеет пeниcа и замещает свое желание иметь пeниc желанием иметь ребенка, ее агрессия превращается в пассивность и она приобретает женственные черты хаpaктера. Однако, если она упopно держится за иллюзию обладания пeниcом, она становится гипеpaктивной и развивает мужественные черты хаpaктера и мужские цели. В том случае, если она без особого энтузиазма принимает отсутствие пeниcа, она может чувствовать себя неполноценной и развивать выраженную зависть, и точно также женственный мужчина может быть чрезмерно завистлив.

Из всех видов идентификации, те идентификации, которые освобождают находящуюся в эго агрессию, пожалуй, наиболее важны. Когда эго в процессе идентификации поглощает представителей объектов, агрессия катектирует с принадлежащей ей энергией. Таким образом, эти бессознательные представители объектов катектируют с энергией, отделяются от эго и формируют новую и независимую силу, суперэго.

Довольно трудно установить первое проявление суперэго, но некоторые элементы можно выявить уже на доэдиповой фазе. Суперэго определенно заметно в латентном периоде, который следует за разрешением эдипового комплекса. Однако, в явной форме, оно устанавливается только после подросткового возраста. Суперэго обладает определенными функциями, которые определяют поведение человека и способствуют окончательному формированию хаpaктера. Совесть и самокритика (критика эго) — это функции суперэго. Оно также формирует идеалы и способствует адаптации к реальности, а также поддерживает такую функцию эго как проверка реальности.

Сильное эго контролирует как эго, так и ид. Если инстинкты ид особенно сильны, то они вторгаются в эго. Когда это происходит, суперэго теряет контроль и над эго, и над ид. Тогда эго подпадает под власть инстинктов. Эго становится неспособным выносить инстинктивное напряжение и откладывать инстинктивное удовлетворение. Если это происходит, тогда эго, во чтобы то ни стало, вынуждено непосредственно удовлетворять влечения ид. Такое эго не сможет сопротивляться требованиям ид и приобретет черты инстинктивного или импульсивного хаpaктера.

Можно было бы предположить, что слабое эго, являясь рабом ид, будет избегать контроля суперэго и не будет чувствовать вины. Это верно для некоторых случаев, но не для всех. В определенных случаях, чувство вины может быть объяснено существованием системы внутренней связи между психическими силами. Через эту систему суперэго получает информацию об изменениях в ид и эго. Чувство вины возникает, когда эго не подчиняется требованиям суперэго и позволяет разрядку побуждений ид. Эти переживания эквивалентны мopaльному страданию: далее «грешник» проявляет себя как «сверхмopaльный» человек. Он пытается искупить свои «грешные» поступки всеми возможными способами, а это, в свою очередь, часто оканчивается самонаказанием. Однако, создается впечатление, что потребность в самонаказании часто превосходит мopaльные проступки. В таких случаях, эго создает опасные ситуации и ищет наказания.

Отыгрывание вовне внутренне запретных импульсов не является предпосылкой для увеличения чувства вины. Если с самого начала совесть не является сверхчувствительной, то лишь намерения, простого желания, возникновения идеи часто достаточно для обострения чувствительности совести. Такая совесть свидетельствует об очень строгом суперэго. Требовательное, жесткое, негибкое суперэго принуждает эго к подавлению побуждений ид. Если суперэго подчиняет себе ид и эго, то в результате появляется сдержанный хаpaктер. Эго, отмеченное такого рода хаpaктером, будет избегать удовольствия, отказываться от либидозного удовлетворения, и будет склонно к аскетической жизни. Часто такое строгое суперэго требует умеренности и аскетизма не только от самого себя, но и от других. Такая безжалостность к другим, вероятно, включает в себя собственную чрезмерную агрессию по отношению к объектам внешнего мира и поэтому ее можно рассматривать как меру субъективной безопасности.

Суперэго создает идеалы и принципы эго, по которым следует жить. Существует много идеалов: религиозные, художественные, научные, идеалы усердной работы и тому подобные. Очевидно, что религия обеспечивает мopaльные идеалы. Гораздо менее очевидно, что другие идеалы также устанавливают определенные мopaльные стандарты, которые, хотя и не являются общепризнанными, оказывают влияние на каждого конкретного человека. Если между эго и суперэго возникает конфликт, который на первых порах не может быть разрешен, то нарушается функционирование совести. Для того, чтобы исцелить рану совести эго пытается разрешить конфликт. Оно пытается избежать немилости суперэго, внося ограничения в повседневную жизнь. А также эго пытается «уничтожить» «греховные» деяния и мысли: оно либо скрывает их. то есть удаляет их от критики суперэго, либо сверхкомпенсирует их «добрыми» делами, например, милосердием, пожертвованиями, помощью другим или тяжелой работой, в широком смысле этого слова, как если бы работа могла искупить грехи. («В поте лица добывать будешь хлеб свой.»). Работа любого рода, будь то посещение церкви, работа в поле или лаборатории, написание романов или картин, приобретает мopaльные свойства, так как суперэго санкционирует реальность и придает мopaльный оттенок действиям эго. Усердно работающий человек не только честолюбив и агрессивен, он также является человеком, которым управляет больная совесть.

Суперэго формируется частично реальностью, частично — ид. Так как суперэго имеет свои основания в реальности, оно призывает эго соответствовать социальным идеалам. Следовательно, эго, которому удалось подстроиться под требования общества и суперэго, будет избегать конфликтов как с внешним миром, так и с суперэго. Оно приобретет дружественные, примиренческие, мирные, приятные и свободные от тревоги черты хаpaктера. Однако, суперэго также может способствовать обретению прямо противоположных черт хаpaктера; эго может иметь идеалы, которые входят в противоречие с общественными. То же самое суперэго, которое, в одни моменты, помогает эго адаптироваться к реальности, в другие моменты может находиться в конфликте с внешним миром и даже чувствовать себя вынужденным низвергать социальный порядок. Кроме того, так как суперэго имеет свое основание в ид, оно является носителем традиции и, следовательно, наделяет эго консервативными чертами хаpaктера. В некоторые моменты эти черты могут иметь огромную важность, потому что оказывают стабилизирующее влияние на поведение человека.

Вполне очевидно, что хаpaктер многогранен. Для того, чтобы получить приблизительно верную картину определенного хаpaктера, нам следует рассмотреть все те факторы, которые здесь обсуждались. Пациент, о котором мы сообщили в начале, очевидно являющийся безжалостным и беспринципным человеком, очень искренне пытался помочь тем, кому он причинил вред. Он стал исключительно заботлив по отношению к своему отцу, когда тому потребовалась помощь и поддержка. Тем же самым способом он пытался уничтожить вину, которую он чувствовал по отношению к друзьям. Таким образом, сравнивая различные аспекты хаpaктера, интересно отметить, что наш пациент был аморален с описательной точки зрения, но морален со структурной точки зрения. Его безжалостность может быть понята с генетической точки зрения, а его мopaльность с точки зрения суперэго.

Объем данной книги не позволяет проиллюстрировать примерами другие аспекты хаpaктера. Исходя из этого я хочу сделать короткий обзор фактов, которые мы узнали относительно формирования хаpaктера.

На травму каждое эго реагирует специфическим образом. Травма может быть повторена и отыграна вовне в позитивной и негативной манере. При позитивной реакции, эго, с помощью повторения, пытается преодолеть последствия травмы; при негативной, — уничтожает травму с помощью различных техник. Таким образом, эго может создавать черты хаpaктера, которые определяют эти два способа обращения с травмой. Травма, как таковая, первоначально может быть вызвана или задержкой развития либидо, или, если либидо уже достигло гeнитaльного уровня, его регрессией на одну из догeнитaльных фаз. В обоих случаях, противодействуя побуждениям догeнитaльного либидо, эго формирует черты хаpaктера. В первом случае, черта хаpaктера формируется постепенно; во-втором, — она появляется более или мрнее внезапно.

Однако, хаpaктер формируется не только через реакцию эго на травму. Также действуют другие силы. В opaльном и aнaльном хаpaктерах, например, изменения эго происходят не из-за внешних раздражителей, но, скорее, из-за реакций на чрезмерные инстинктивные требования. Для того, чтобы справиться с инстинктами эго изменяет свою организацию таким образом, как если бы инстинкты, особенно ceкcуальные инстинкты, представляли собой угрозу. По-видимому, энергия инстинктов катектирует определенные части эго, усиливая старые черты хаpaктера и создавая новые. Создается впечатление, что в этих чертах хаpaктера инстинкты сублимируются. Рассматривая черты хаpaктера со структурной точки зрения, мы обнаруживаем сходные изменения. Эго преграждает путь стремлениям ид и суперэго (суперэго бессознательно и, поэтому, является частью ид), ассимилирует их и продуцирует что-то новое, какую-то определенную черту хаpaктера. В таком случае, свободно плавающая энергия ид задерживается в чертах хаpaктера эго (синтез). Интересно отметить, что непокорная энергия ид способствует формированию черт хаpaктера, которые, в свою очередь, помогают справляться со свободной энергией ид. Мы не знаем причин этого. Но, исходя из этого акта, мы можем предположить, что перераспределение психической энергии внутри личности играет важную роль в формировании хаpaктера.

На основании сказанного может создаться ошибочное впечатление, что хаpaктер содержит индивидуальные, независимые друг от друга черты. Это не так, поскольку все эти черты комбинируются в различных соотношениях, которые определяют паттерны поведения каждого человека. Следовательно, можно ожидать, что существуют группы людей, которые в сходных ситуациях реагируют сходным образом. Можно предположить, что каждая такая группа представляет собой определенный тип хаpaктера. Тем не менее, Фрейд, считал трудным, может быть даже невозможным, определение, ограничение и классификацию типов хаpaктера. Тут возможны две причины: во-первых, оценка хаpaктера во многом зависит от точки зрения; во-вторых, типы хаpaктера редко встречаются в чистом виде. В одном человеке могут сочетаться особенности активного и пассивного типов, аскетического типа с чертами либерального и терпимого или комбинация черт сдержанного и импульсивного типа, при том, что все они кажутся взаимоисключающими.

Несмотря на это, время от времени Фрейд говорил о определенных типах хаpaктера. В одной своей статье он рассматривает психологические типы с либидозной точки зрения. Он выделяет три основных либидозных типа. эpoтический, компульсчвный и нари.иссический.

В эpoтическое типе либидо достигает гeнитaльного уровня и направлено на удовлетворение через объект. Основной интерес относящихся к этому типу людей состоит в том, чтобы любить и — особенно — быть любимым. Они, не считаясь ни со своей безопасностью, ни с безопасностью других, стремятся к удовольствию, поскольку их эго и суперэго не достаточно сильны, чтобы противостоять требованиям ид. Так как у них отсутствует активное чувство вины, их мopaльные торможения слабы, и поскольку они идут на поводу у инстинктивных потребностей, они ненадежны и неответственны. Находясь в зависимости от объектов инстинктивного удовлетворения, они боятся потерять любовь объектов. Так как их либидо гeнитaльно, они предрасположены к истерическим симптомам: конверсионным симптомам, фобиям и тревогам. Будучи агрессивными, они не страдают от угрызений совести. Исходя из структурной точки зрения, мы может рассматривать этот тип, как вышеописанный импульсивный или инстинктивный тип.

В компульсивном типе, либидо по своей природе является aнaльно-садистским. В противоположность эpoтическому типу, компульсивнмй тип имеет сильное суперэго, очень чувствительную совесть и повышенное чувство вины. Инстинктивная жизнь такой личности ограничена; она склонна к аскетизму, самопожертвованию и страданию. В то время как эpoтический тип зависит от объектов, компульсивный тип не зависит от них, его поведением руководит совесть и одобряющее или неодобряющее суперэго. Из-за доминирования суперэго у него существуют консервативные пристрастия и определенную степень стабильности; он надежен и верен в любви, хотя часто и амбивалентен. В данном типе, как и в эpoтическом типе, либидо смешано с агрессией, причем последняя время от времени сильнее любви. Со структурной точки зрения этот тип можно рассматривать как находящийся под влиянием суперэго.

В нарциссическом типе, либидо сосредотачивается вокруг эго. Следовательно, основной интерес направлен на себялюбие, самовосхваление и самосохранение Поскольку у людей этого типа отношения с другими неопределенны, они предпочитают не любить, а быть любимыми. Они стремятся к удовлетворению без рассмотрения чувств объекта. Поэтому легко понять, что они не верны в любви и не имеют глубокой привязанности к любовным объектам. Глубокая привязанность важна для них только в виду того, что она способствует удовлетворению их нарциссических потребностей. Например, мужчина этого типа должен иметь или очень красивую или тем или иным образом выдающуюся жену, которой можно было бы гордиться; или же он может жениться на некрасивой, незначительной женщине, часто более низкого социального или культурного класса, только лишь для того, чтобы быть уверенным в полном инстинктивном удовлетворении. Женщина этого типа любит мужчину в основном как приложение к eго пeниcу и не имеет к нему особого интереса как к человеческому существу. Нарциссические типы равнодушны, хладнокровны, тщеславны и испытывают чувство собственной неотразимости. На них трудно влиять, скорее, они влияют на других и часто бывают лидерами. По всей видимости, в структурном смысле, этот тип находится под влиянием сильного эго.

В реальности, эти типы редко встречаются в чистом виде; они скорее являются теоретическими упрощениями. Гораздо чаще встречаются смешанные типы хаpaктера. Фрейд выделял три таких типа: эpoтико-компульсивный, эpoтико-нарциссический и нарциссически-компульсивный. Они содержат противоречивые и до некоторой степени интегрированные элементы.

В эpoтико-компульсивном типе необузданная инстинктивная жизнь эpoтического типа сдерживается суперэго импульсивного типа. Поиск удовлетворения первого чипа в значительной степени тормозится требованиями суперэго второго типа, которое нетерпимо к безусловному удовлетворению инстинктивных потребностей. Зависимость компульсивного типа от суперэго также уравновешивается хаpaктерной для эpoтического типа зависимостью от объектов (жена, дети, друзья)

Эpoтико-нарциссический тип встречается наиболее часто. В то время как эpoтический тип ищет необузданного ceкcуального удовлетворения, а нарциссический тип — самовосхваления и самосохранения, смешанный тип способен следовать средним курсом между зависимостью от объектов и себялюбием. Крайности составных типов смягчаются через взаимодействие этих противоречивых либидозных стремлений. Смешанный тип может привести себялюбие в соответствие с объектной любовью. Такой тип может быть активным и агрессивным, так как для того, чтобы доставить объект в область досягаемости, эго необходима агрессия.

Нарциссически-компульсивный тип соединяет в себе качества себялюбия и независимости от объектов с сильным суперэго компульсивного типа. Черты хаpaктера составных типов смешаны в различных пропорциях таким образом, что смягчают друг друга. Свойственной нарциссическому типу независимости от внешних влиянии и недостатку интереса к другим противостоит чувствительная совесть и строгое суперэго компульсивного типа. Такой человек не ведет себя импульсивно подобно компульсивному типу, но способен удовлетворять инстинктивные требования не нанося вред совести. Он может сохранить хорошо сбалансированную свободу в мышлении и деятельности, он может проявлять творческую активность и получить социальное признание.

Постулат о типах хаpaктера основан на теоретических рассуждениях, а они, в свою очередь, в значительной степени основаны на клинических наблюдениях, которые впервые были сделаны при лечении невротиков. Кроме того, изучению структуры хаpaктера предшествовало изучение структуры неврозов. И только позднее, после того как сформировалась психология эго, мы начали понимать хаpaктер. Постепенно мы пришли к пониманию того, что между хаpaктером и неьрозом существует определенного рода связь, особенно тогда, когда узнали, что черта хаpaктера может превращаться в невротический симптом. Нормальная и полезная любознательность может стать обсессивным выпытыванием. На основе такой связи, возникает искушение сделать заключение, что выявление истоков хаpaктера облегчит анализ невроза. Хотя такое предположение может быть верным, оно вряд ли подтверждается повседневной пpaктикой. Неврозы смешаны также, как и типы хаpaктера. Поэтому весьма трудно точно определить какой ингредиент одной смеси содержится в другой.

Обычно пациенты обращаются за лечением для того, чтобы освободиться от своих невротических страданий, а не для того, чтобы улучшить хаpaктер. В процессе лечения невроза аналитик узнает о поведении пациента, и только постепенно, вместе с пациентом, он начинает осознавать недостатки хаpaктера последнего. Затем, на основании большого количества клинических данных, мы реконструируем хаpaктер пациента.

В виду тесной взаимосвязи между хаpaктером и неврозом не удивительно, что Фрейд, в дополнение к нормальным типам, описал некоторые патологические.

Сперва он выделил три типа: исключительных, разрушаемых успехом, и mev, кто совершает преступление из-за чувства вины.

Исключительные — это те люди, которые считают, что мир им чем-то обязан. Они чувствуют себя несправедливо ущемленными из-за врожденных или приобретенных физических недостатков или из-за других видов нарциссических ран и пытаются исцелить свой поврежденный нарциссизм посредством сверхкомпенсации чувства неполноценности. Они предъявляют чрезмерные требования к своему окружению и могут взять власть в свои собственные руки. В крайних случаях они считают, что они выше закона. На мой взгляд этот тип можно рассматривать как патологическую вариацию нарциссическгого типа.

Те, кто разрушаются от успеха, являются людьми, которые заболевают, когда осуществляется их долго лелеемое желание или фантазия. Вместо радости они становятся несчастными, как будто успех приносит им разочарование. Из-за чувства собственной недостойности и вины они не могут принять успех. Фактически, они чувствуют себя вынужденными провести жизнь в страдании, в незатухающем стремлении к удовлетворению, которого они так никогда и не достигают. Их совесть позволяет им лишь ожидать счастья, но не позволяет радоваться его осуществлению. Их вознаграждение — это страдание. Они относятся к тому типу, который получает нарциссическое удовлетворение от страдания.

Для того, кто совершает преступление из-за чувства вины, переживание вины настолько непереносимо, что он скорее готов совершить преступление, чем жить под постоянным давлением своей совести. В данном случае, вина предшествует преступлению; создается впечатление, что вина и преступление дополняют друг друга.

В наши дни мы сказали бы, что два последних типа, которые только что были описаны, находятся под влиянием необычно строгого суперэго. Вероятно, в эго сконцентрировано большое количество агрессии. В первом случае облегчение и удовлетворение суперэго достигается через отказ от удовлетворения во внешнем мире, и, с одной стороны, через поворот агрессии против себя, и через извлечение нарциссическое удовольствие от страдания, — с другой. Во втором случае для того, чтобы подвергнуться наказанию, облегчение достигается через разрядку агрессии во внешнем мире.

Много лет спустя Фрейд постулировал некоторые другие типы патологического хаpaктера. Один из них включает в себя людей с определенной вязкостью либидо. Они цепко связаны с другими и упорствуют в своих идеях, позициях и действиях. Они преданы и верны объектам своей любви и друзьям. Они могут быть очень вспыльчивыми и склонными к вспышкам слепой ненависти. Этот тип напоминает настоящий эпилептический хаpaктер.

В противоположность этому типу, существует тип с очень подвижным либидо. Люди этого типа с легкостью катектируют объекты, и, с такой же легкостью, забирают от них свое либидо. Они полны планов, идей, инициатив, однако их идеи мимолетны и у них отсутствует необходимая для выполнения этих планов выносливость. Фрейд комментировал, что имея дело с такими людьми, чувствуешь себя «как бы пишущим на воде». Их настроение изменчиво, но мания, в ее законченном виде, у них никогда не развивается. Мне кажется, что такие типы представляют собой клиническую картину гипомании.

Другим, совершенно отличным типом является тип, чье либидо потеряло пластичность. Такой человек не способен сублимировать; он не гибок, он ригиден и не может изменить свое мнение; он теряет способность к дальнейшему развитию. Мы обнаружили этот тип у старых людей, однако он встречается и у молодых (консервативные типы, например, крестьяне).

Наконец, существует тип, который хаpaктеризуется тенденцией к конфликтам. Люди этого типа всегда страдают, вне зависимости от того, произошло ли что-то хорошее или плохое; они направлены на причинение себе страданий. Фрейд объяснил это скапливанием в эго большого количества свободной агрессии. Однако, в нашей культуре условия для разрядки агрессии во внешнем мире нeблагоприятны. В данном случае, который всегда возникает, когда блокирована разрядка инстинкта агрессии, этот инстинкт поворачивается на эго. Хотя такие люди успешно избегают внешних конфликтов, они становятся жертвой внутренних конфликтов, которые могут достигать наивысшей степени в саморазрушении.

Возможно, за исключением либидозного и выражено агрессивного типов, пpaктически невозможно сделать заключение о природе вышеперечисленных патологических типов. Мы не знаем почему у одного человека либидо вязкое, у другого — быстротечное и нестабильное; почему некоторые люди особенно восприимчивы, но не сохраняют свои впечатления, и другие ригидны и не гибки; почему один предрасположен к конфликтам, а другой — нет.

В заключение, давайте сравним хаpaктер и невроз. Невротический симптом, своим происхождением обязан неуспешному вытеснению — если эго неспособно удерживать инстинктивное побуждение в состоянии полного вытеснения, то вытесняемое стремление, желание, или идея возвращается из бессознательного состояния в ид, пытаясь достигнуть эго и стать сознательным. Вследствие этого, оживает старый конфликт между эго и ид, который ранее уже был разрешен благодаря вытеснению. Эго вновь пытается решить конфликт посредством старых попыток подчинения побуждений ид, но, в данный момент, оно слишком слабо, чтобы сделать это. Тем не менее, эго еще достаточно сильно, чтобы сформировать компромисс, посредством которого удовлетворяются и требования эго, и побуждения ид. Этот компромисс составляет невротический симптом, который при различных видах невроза принимает различные формы.

В определенных формах развития хаpaктера вытеснение является действующим механизмом, в других, — нет. Когда вытеснение действенно, оно успешно, а неуспешное вытеснение приводит к симптомообразованию.

В процессе формирования хаpaктера, в котором произошла фиксация на одной из догeнитaльных фаз развития либидо, вытеснение не действует. В таких случаях эго автоматически создает очень ранние формирования реакций, которые затем становятся составной частью хаpaктера. В этих обстоятельствах хаpaктер представляет собой проявление непрерывающихся инфантильных реакций, направленных против догeнитaльных составных инстинктов. Когда в формировании хаpaктера участвует вытеснение, успешно вытесненное гeнитaльное либидо регрессирует на догeнитaльные стадии, оживляет составные инстинкты и, с этого раннего либидозного уровня, пытается вновь проникнуть в эго для того, чтобы найти им адекватный выход. Однако, тем временем, эго достигает более высокого уровня организации, чем это имеет место при догeнитaльной фиксации. Следовательно, эго не может ни принять догeнитaльные побуждения, ни отыграть их вовне. Вместо этого оно тормозит их и формирует из них реакции, такие как преувеличение, избегание и запрещение.

Каждая из этих реакций выражается в соответствующих чертах хаpaктера. Если эго достигает успеха в ассимилировании и интеграции этих черт, то устанавливаются хаpaктерные позиции и поведенческие паттерны, которые являются признаками успешного вытеснения. Если интеграция терпит неудачу, то отдельная черта хаpaктера становится автономной, причем вытеснение уже не может с прежней силой защищаться от натиска ид, усиливаются фиксации, и, в конце концов, черта хаpaктера превращается в невротический симптом. Например, когда вытеснение aнaльного инстинкта терпит неудачу, нормальная склонность к чистоплотности превращается в компульсивное мытье.

Как правило, невротический симптом вызывает субъективное страдание и, помимо этого, поскольку даже когда между симптомом и эго существует симбиотическая связь, эго ассимилирует его лишь в ограниченной степени, симптом, в той или иной степени, переживается эго как чуждый. Черты хаpaктера и привычки в гораздо большей степени, чем симптомы, ассимилируются и формируют составную часть эго. Часто ассимиляция настолько полная, что исчезает дистанция между чертой хаpaктера и эго. Затем создается впечатление, что хаpaктер становится идентичным эго, однако, это не верно; он никогда не совпадает точно с симптомом и эго. Короче говоря, эго обычно не осознает своего хаpaктера, но осознает невротические симптомы. Именно по этой причине невротический симптом более доступен анализу, чем черта хаpaктера. Кроме того, черта хаpaктера может проявиться в анализе как сопротивление.

Пример может продемонстрировать различие между хаpaктером и симптомом относительно его доступности для анализа.

На ранней фазе своего лечения компульсивныи пациент начал понимать смысл своей компульсии. Однако, потребовалось много времени, прежде чем он стал понимать почему все то «хорошее», что он делает для других (жены, усыновленных детей, отца) не вызывали у них ничего, кроме противодействия и ненависти. Сам он считал, что то, чего он хотел для них, является «хорошим» и полезным. Он не осознавал своего стремления заставить других принять его помощь или совет и делать все, что по его мнению, было им необходимо. Он не осознавал, что все эти альтруистические усилия были реакциями на его садизм.

Хотя мы не знаем всех тех факторов, которые участвуют в развитии невротических симптомов и формировании хаpaктера, мы можем сказать, что, несмотря на их различия, они сходны. В основном, хаpaктер и симптом формируют фрустрации и конфликты. Внутренние фрустрации, за которыми следуют различающиеся по своей природе конфликты, имеют огромное влияние. Конфликт может произойти в аго, например, когда идентификация с отцом не согласуется с идентификацией с матерью или братом. Если конфликт между этими идентификациями не может быть разрешен, то эго расщепляется; это может привести к серьезным последствиям. Отвержение и вытеснение этих идентификаций может привести к сходным последствиям. Затем хаpaктер может подвергнуться полному изменению. Если содержание идентификации проецируется на внешний мир, то может развиться сверхчувствительность эго ко внешнему опыту, которая, в конце концов, перерождается в паранойю.

Во-вторых, могут возникнуть конфликты между эго, суперэго и ид. Преодоление этих конфликтов может привести к бесчисленному количеству форм изменений хаpaктера и ко всем известным видам невроза. Здесь мы не может углублляться в детали всех этих трaнcформаций.

В-третьих, может возникнуть конфликт между эго и внешним миром. Если эго достигает успеха в овладению реальностью, оно может стать сильнее ч устойчивее к конфликтам; но, если эго отстраняется от реальности и уступает бессознательному ид, оно может стать слабым и даже психотическим. Кроме того, существуют конфликты, связанные с биceкcуальностью. Конфликт между гетероceкcуальностью и гомоceкcуальностью может завершиться невротическими симптомами или изменениями хаpaктера. Тоже самое верно и для конфликтов между деструктивными и эpoтическими инстинктами. В одном случае такой конфликт может разрешиться в невротических симптомах, в другом, — может привести к формированию амбивалентного хаpaктера.

В целом, можно утверждать, что различие между неврозом и хаpaктером связано с тем, что невротический симптом при неврозе, хотя часто и незаметен, все еще активен, в то время как в хаpaктере, может быть за исключением амбивалентного хаpaктера, он исчезает. Нам пока неизвестно, почему в одном случае конфликт разрешается посредством формирования черт хаpaктера, а в другом, лишь облегчается формированием симптома.

Возвращаясь к нашей исходной точке, проблеме так называемого невроза хаpaктера, на основе наших размышлений, мы можем заключить, что различие между симптоматическим неврозом и неврозом хаpaктера не так важны как кажется на первый взгляд.

Эго способно совладать с требованиями внешнего и внутреннего мира адекватным образом до тех пор, пока интегрированы паттерны поведения и отношений. Когда интеграция терпит неудачу, некоторые их этих паттернов становятся автономными и избегают контроля эго. Тогда эго расщепляется, и, следовательно, одна часть личности не энает мотивы желаний и действий другой части. Определенные действия таких людей становятся иррациональными, нс координированными и часто противоречащими потребностям и стремлениям личности. Такие автономные черты хаpaктера могут привести к конфликтам с окружением, однако, они редко приводят к осознанию аномалии поведения.

Если такие черты хаpaктера и привычки преувеличены до такой степени, они вступают в конфликт с остальной частью личности, то они становятся вызывающими страдание симптомами.

Если по какой-либо внешней или внутренней причине вытеснение, которое успешно способствовало формированию хаpaктера, терпит неудачу, то происходит черта хаpaктера или привычка разрушается и превращается в симптом. Тогда вместо группы черт хаpaктера и привычек возникает гpyппa симптомов, которые могут быть подобными чертам хаpaктера. Иначе говоря, невроз хаpaктера — это, в конечном счете, симптоматический невроз.

Глава 11 ПРИЧИНЫ НЕВРОЗА

Мы уже обсудили несколько факторов, от которых зависит развитие невроза: фрустрацию, фиксацию, тенденцию к конфликту и тому подобное. Из-за многочисленности этиологических факторов довольно трудно выбрать какую-либо одну причину в качестве наиболее важной. По-видимому, чтобы возник невроз, должны совпасть несколько факторов.

Психоанализ не всегда придерживался такой точки зрения. Основываясь на ранних наблюдениях, Фрейд первоначально выдвинул теорию, согласно которой только весьма эмоциональное переживание может привести к невротическому заболеванию. В то время Фрейд говорил о «травматической» причине истерии. Он подразумевал эмоционально окрашенное переживание, которое стало фиксированным. В то время считалось, что такая фиксация стала непосредственной причиной невроза. Верно, что каждый невротик цепляется за свое прошлое, в том смысле, чю он из-за этого болен. Однако, верно также и то, что «травматические» переживания делают больным не каждого.

Позднее, концепция «травмы» была ограничена ceкcуальным переживанием, а ceкcуальная травма стала рассматриваться в качестве причины невроза. По мере развития анализа встречались случаи, когда болезнь можно было связать с ceкcуальным переживанием, которое, однако, имело место не непосредственно до начала заболевания, а в раннем детстве. Вскоре, тем не менее, эта теория также была отвергнута: во-первых, не у всех пациентов можно было обнаружить явные ceкcуальные травмы в детстве, во-вторых, было обнаружено, что многие дети пережившие такой опыт, позже не становились больными. К тому же было выявлено, что некоторые негeнитaльные ceкcуальные переживания имели такое же травматическое влияние, как и гeнитaльный опыт. Кроме того, в ряде случаев пациенты описывали детские переживания, которые определенно имели травматическое значение, но которые при более пристальном рассмотрении оказывались фантазиями. Таким образом, теория инфантильной травмы также представлялась сомнительной.

Невротическое расстройство включает в себя специфические реакции эго на определенные инстинктивные требования. Под влиянием суперэго, эго пытается отразить те стремления, которые не могут быть осознаны. Мы поняли, что тревога, а вернее скрытая за ней инстинктивная угроза, является движущей силой защиты. Если эго беспомощно и неспособно совладать с опасностью, то с увеличением напряжения инстинктивной потребности возникает травматическая ситуация, в которой инстинктивное побуждение угрожает эго. Травма происходит тогда, когда раздражитель высвобождает настолько большое количество энергии, что эго не может справиться с ней в течении обычного периода времени. В данной концепции «травмы» уже устранены все противоречия относительно ее роли этиологического фактора. Если не всегда можно вскрыть сильное эмоциональное переживание в момент начала заболевания, это вовсе не значит, что травмы (в нашем понимании этого слова) вообще не было. Так, увеличение количества внутренних раздражителей может происходить медленно и оставаться незамеченным, до тех пор пока они не достигают определенной интенсивности, с которой эго уже не может справиться (порог терпимости). В детстве, эго — незрелое, слабое и часто неспособно совладать с увеличением напряжения потребности; в ситуациях, когда происходит травма, оно беспомощно. Способность эго выдерживать напряжение, вызываемое неудовлетворенными потребностями, зависит от человека. Беспомощность травматической ситуации вызвана невозможностью совладать с энергией, вызванной раздражителем. Так, например, при ceкcуальном воздержании причиной таких состояний может быть блокированное либидо.

Или возьмем другой пример: давайте рассмотрим последствия конфликта, который вызван фрустрацией ceкcуальной потребности. Здесь важно подчеркнуть, что возбуждения, которые вызваны исключительно увеличенными ceкcуальными побуждениями, патогенны.

Когда происходит подобный патогенный опыт, либидо блокируется, возвращается на более ранние позиции, подкрепляется составными влечениями и пытается вновь проникнуть в эго, то есть ищет моторной разрядки. Однако, эго, которое тем временем достигает более высокого уровня развития, защищается и отвергает связанные с ранней фазой развития либидозные стремления. И вновь возникает очень интенсивное напряжение, с которым эго уже не способно более справиться за обычный срок. В данный момент эго опять становится беспомощным и неспособным совладать с увеличившимися, проистекающими из составных инстинктов инстинктивными опасностями.

По-видимому, предрасположенность к неврозу, вместе со слабостью эго, связанна с ceкcуальной функцией, «словно биологическая оппозиция между самосохранением и сохранением вида проявляется в психологии» (Фрейд).

Тот факт, что реальная инфантильная травма часто отсутствует, можно объяснить следующим образом: инфантильное ceкcуальное развитие происходит очень быстро и в неровном темпе. Если по сравнению с эго, либидо развивается очень быстро, то последнее становится неспособным организовано регулировать инстинктивные потребности. Тогда непокорный инстинкт оказывает травматическое воздействие, однако, невозможно наблюдать начальный период этого воздействия. И, в дополнении к этому, часть инстинкта может фиксироваться и подавляться до тех пор, пока не произойдет нормальное развитие эго. В таком случае эго вынуждено отражать задержанную часть ceкcуального инстинкта; его разрядка блокирована, а напряжение нарастает, что опять-таки оказывает травматическое воздействие.

Тут следует упомянуть о тех фантазиях, которые вспоминаются как реальный опыт. Фантазии — это проявления актуального либидозного развития, которые активизируются, когда инстинктивные потребности не удовлетворяются и которые замещают собой реальные переживания. Фантазии, однако, переживаются так, как если бы они были реальными событиями и, поэтому, впервые появляясь, они могут оказать травматическое воздействие, тем более, что появляются они тогда, когда удовлетворение невозможно.

Таким образом, «травматическая» теория невроза, по большей части, осталась неизменной. Правда, она была расширена, чтобы включить в себя тот факт, что не всегда присутствует внешняя травма, но всегда должна существовать внутренняя травма в форме инстинктивной угрозы. Эта внутренняя травма, в свою очередь, зависит от конституционального фактора, а именно, от фиксации либидо, следовательно, в ее основе лежит нарушение развития инстинктивных побуждений. Фиксация и внешнее инфантильное переживание формируют комплементарные серии этиологических факторов, которые обеспечивают предрасположенность к неврозу. Фиксация и внешнее переживание взаимосвязаны: чтобы обеспечить благоприятную атмосферу для развития невроза слабая фиксация должна быть дополнена интенсивным переживанием, в то время как сильная фиксация сама по себе, даже без дополнительного внешнего переживания, создает благоприятную почву для развития невроза. В то же самое время, нельзя не учитывать тот факт, что интенсивное внешнее инфантильное переживание может вызвать фиксацию, и таким образом, в некотором смысле, изменить устройство и сформировать предрасположенность к неврозу.

Существуют определенные инфантильные переживания, которые часто оказывают травматическое воздействие: ceкcуальный контакт со взрослыми; coблaзнение, обычно старшими братьями или сестрами; подсматривание или подслушивание ceкcуальных игр или cнoшeний взрослых, чаще всего родителей. Незрелое эго неподготовленно к тому, чтобы ассимилировать такие переживания; эго вытесняет их и позже, когда эти воспоминания пытаются им завладеть, .эти переживания составляют одну из предпосылок невроза.

Инстинктивная опасность — это часть травматической ситуации, однако этого недостаточно, чтобы вызвать невроз. Действительно, некоторые люди способны выносить сильное напряжение, и при этом у них не возникает невроз. Так, например, один человек развил невроз тревоги после короткого периода ceкcуального воздержания, в то время как другой человек не заболел даже после длительного периода ceкcуального воздержания. Поскольку воздержание приводит к напряжению, начинают действовать все формы торможения инстинктивной разрядки. Если эти напряжения достигают максимума, то и не высвобождаются, возникают неприятные переживания. Некоторые люди способны переносить неудовольствие, а другие не способны. У тех, кто не способен, развивается невроз. Гиперчувствитиьностъ эго к. неудовольствию, таким образом, является одной из причин невроза.

Неудовольствие проистекает из ситуации, когда определенные ceкcуальные требования, которые воспринимаются как опасность, не могут найти удовлетворения. На инстинктивную опасность с»го реагирует тревогой — сигналом неудовольствия. В свою очередь, эго осуществляет симптомообразование для того, чтобы преодолеть опасность и ограничить тревогу. Условия, при которых возникает тревога не всегда одни и те же: каждый уровень развития эго и либидо имеет соответствующее предварительное условие для тревоги. Три фактора определяют эти предпосылки — биологический, филогенетический и психологический факторы.

Биологический фактор — это беспомощность ребенка в первый период жизни. В отличии от большинства животных, человеческое существо в течении длительного периода времени нуждается в заботе и защите. Физическая беспомощность подразумевает опасности, от которых маленький ребенок неспособен защититься. Защиту обеспечивает внешний мир (мать, няня). Поскольку люди, которые удовлетворяют потребности ребенка, любят его, впоследствии у ребенка возникает желание быть любимым. Осуществление этой потребности в любви обеспечивает лучшую защиту от опасности. Если по каким-либо причинам не может быть удовлетворена потребность в любви, увеличивается опасность и возникает неудовольствие, на которое неразвитое эго ребенка может отреагировать только тревогой.

Филогенетический фактор основан на двухфазовом начале ceкcуальности, ведь в ceкcуальном развитии человеческого существа имеет место пауза (латентный период). Первая (инфантильная) фаза этого развития заканчивается с началом латентного периода; в это время возникает вытеснение — защита против инфантильных инстинктивных требований. Большая часть инфантильной ceкcуальности воспринимается как опасность, и возникает защита, пpeдoxpaняющая от тревоги.

(Эти вытеснения являются причиной инфантильной амнезии.). Но в то же самое время, наряду с вытеснением пугающих импульсов, происходит их фиксация, формируется точка притяжения для сходных импульсов в последующей жизни и, таким образом, приобретается тенденция к повторению. Поэтому, существует вероятность, что, в подростковом возрасте на ceкcуальность окажут влияние инфантильные паттерны. Если это произойдет, то будут усилены инфантильные стремления. Поскольку развитие эго продолжается, эти стремления воспринимаются как новая опасность; поэтому эго отказывается принимать их и обеспечивать их разрядку; как и в детстве эго вновь реагирует тревогой на опасность. Таким образом, основной причиной невроза является увеличенная и неполучившая удовлетворения инстинктивная потребность, причем непреодолимое напряжение связано с неспособностью эго разрядить возросшее количество энергии.

Психологический фактор основан на ограниченности психического аппарата. Эго расположено на границе между внутренним миром (ид) и внешним миром (реальностью). Следовательно реакции эго зависят и от того, и от другого. Часто раздражитель с одной стороны, предположим, из внешнего мира, влияет на поведение эго не только по отношению к внешнему миру, но также и по отношению к ид. Действительно, опасности и обычная позиция внешнего мира часто заставляют эго обходиться с инстинктивным импульсам ид также как с опасностями внешнего мира и отражать их. От внешних опасностей эго может защититься бегством, однако против внутренних, инстинктивных опасностей такой защиты нет; поэтому сперва возникает тревога, а за ней — невротический симптом. Поведение эго осложняется по мере формирования суперэго. После образования суперэго эго угрожает не только внешний мир и ид, но и суперэго. Реакции на угрозы последнего выражаются в страхе перед суперэго (чувство вины). Когда имеет место нарушение взаимодействия психических сил, возникает конфликт внутри личности или с внешним миром, причем психический аппарат терпит полную или частичную неудачу. Таким образом, конфликт эго с ид, с суперэго или с реальностью может привести к неврозу. Конфликт между эго и ид является биологическим конфликтом, который определяется количеством энергии, с которым эго должно справиться. Конфликт между эго и суперэго можно рассматривать как социальный, так как суперэго — это продукт социальных влияний. Конфликт с внешним миром — это конфликт с реальностью. Следовательно, невроз может быть частично ускорен социальными и культурными факторами, но для возникновения невроза необходимы также внутренние факторы.

В нормальном варианте, благодаря своей синтетической способности, эго может справиться со своей функцией посредника, улаживающего конфликты. Эго допускает восприятие определенных инстинктивных импульсов и их выражение в направленном на внешний мир действии, в то время как другие части ид ассимилируются и сублимируются. При наличии предрасположенности к неврозу повреждена способность к сублимации и имеется более выраженная тенденция к конфликту. Другими словами, повреждение синтетической функции эго является еще одной из многочисленных причин невроза. Склонность к конфликту коренится в обстоятельствах, при которых возникают различные виды тревоги, а обстоятельства зависят от возраста, в котором впервые появилась опасность.

В тех случаях, когда склонность к конфликту имеет свои источники в недостатке слияния инстинктов, последствия более серьезны. Так, если свободные, неослабленные агрессивные инстинкты вступают в силу, они восстают против эго. В этом случае полностью парализуется синтетическая функция эго.

Существуют следующие определенные предпосылки тревоги, соответствующие разным стадиям развития: (1) страх психической беспомощности соответствует фазе незрелого эго; (2) страх потери объекта соответствует зависимости первых лет детства; (3) страх кастрации соответствует фаллической фазе; и (4) страх перед суперэго соответствует латентному периоду. Все эти условия тревоги могут стать фиксированными и возобновляться в последующем невротическом конфликте. Тогда на острое нарушение (инстинктивную опасность) эго реагирует старыми видами тревоги. Верно, что все или некоторые из этих ситуаций или условий для тревоги могут сохраняться и обеспечивать основу для смешанных видов невроза, и это действительно часто случается.

Таким образом, существует тесная связь между опасной ситуацией и видом невроза. Страх психической беспомощности тесно связан с актуальным неврозом, а, если страх потери объекта дополняется незрелым эго, то развивается психоз. Страх потери любви связан с истерией; страх кастрации — с фобией; страх перед суперэго — с обсессивным неврозом. Все эти тревожные реакции представляют собой попытки защититься как от реальных опасностей, так и от инстинктивных. Когда тревожные реакции чрезмерно сильны, у защиты возникают трудности. Эго уже больше не способно в течении обычного периода времени справиться с увеличением энергии, которое вызвано инстинктивными раздражителями. Люди, находящиеся под постоянным давлением такой защитной борьбы, переживают длительное нарушение психического равновесия, что может привести к явным невротическим симптомам.

Невротик отличается от нормального человека реакциями на усиление опасности. Невротическая предрасположенность основана на выраженной готовности к тревоге со стороны эго, которое, с одной стороны, цепляется за старые, устаревшие условия тревоги, а с другой стороны, не способно встретить опасность адекватными действиями.

Подведем итог: бесполезно пытаться открыть единственную, постоянную причину неврозов. По нашему мнению, должны быть рассмотрены, по крайней мере, два этиологических фактора- фактор, связанный с инстинктивной жизнью и другой фактор, ~ связанный с эго.

Повреждение инстинктивной жизни проявляется в фиксации либидо. Мы не знаем какого-либо одного фактора, который сам по себе являлся бы явной причиной фиксации. Однако, поскольку сила инстинктов, а следовательно и компульсивное повторение играет свою роль в фиксации, мы может сделать вывод, что, когда устанавливается фиксация ceкcуального инстинкта, реакционный, деструктивный компонент инстинктивной жизни не был в достаточной степени нейтрализован слиянием с ceкcуальными инстинктами. Инстинктивная предрасположенность к неврозу, следовательно, основана на недостаточном слиянии двух основных инстинктов. Подтверждение этого предположения можно найти в тех заболеваниях, где существует особенно сильная склонность к регрессии, например, при обсессивном неврозе или при психозах (шизофрения или маниакально-депрессивный психоз). В расстройствах эго можно выделить несколько факторов: во-первых, когда эго не равно требованиям реальности — то есть когда оно не может овладеть достигающими его внешними раздражителями и экономически распределить их, — эго изымает катексис от восприятии внешнего мира и отдаляется от него. Потерянность и сумеречные состояния истерика или психотика - типичный результат этого. Во-вторых, требования суперэго могут быть настолько чрезмерными, что они принуждают эго создавать препятствия инстинктивным побуждениям ид; затем развиваются психоневрозы. В-третьих, процессы, которые могут иметь место в ид, или активируют старую опасную ситуацию, или являются причиной того, что эго продуцирует сигнальную тревогу, и, в результате блокирования либидо, возникают интенсивные напряжения, которые автоматически вызывают тревожные реакции эго. Во всех этих случаях эго оказывается слишком слабым, чтобы овладеть увеличившимся количеством энергии, которое вызывается как внешними, так и внутренними раздражителями.

Взаимоотношения между эго и ид, между ceкcуальными и агрессивными инстинктами, а также биceкcуальные факторы кристаллизуются в эдиповом комплексе. Следовательно, эдипов комплекс верно рассматривается как ядро невроза.

Мать является первым объектом любви и для мальчика, и для дeвoчки. Мать является первым человеком, который заботясь о ребенке, стимулирует в нем ощущения удовольствия; она является его первым coблaзнителем.

Когда мальчик достигает фаллической фазы, примерно в возрасте двух-тpex лет, пробуждается его мужественность, и он начинает любить и желать свою мать ceкcуально. Мать понимает эти достижения ребенка и пытается подавить их.

Поскольку она обычно не преуспевает в этих попытках, она, в конце концов, прямо или косвенно угрожает ему кастрацией. Такие угрозы мобилизуют потенциальный, унаследованный комплекс кастрации, который рано или поздно становится очевидным. Способ овладения этим комплексом имеет решающее значение для здоровья или заболевания мальчика.

Воздействие комплекса кастрации может быть разнообразным. (1) Сeкcуальная жизнь мальчика может тормозиться в течении всей последующей жизни. (2) Если женственность преобладает в его ceкcуальном паттерне, тогда он с легкостью отрекается от стремления к собственной матери и занимает пассивную позицию по отношению к своему отцу, а позднее к мужчинам. (3) В то время как он отказывается от физической мacтyрбации, он, только, удовлетворяет себя в фантазиях, которые могут быть как мужественными, так и женственными, в соответствии с преобладающей в то время идентификацией. Если происходит идентификация с матерью, мальчик может стать гомоceкcуалистом. В дальнейшем ceкcуальное развитие мальчика осложняется его отношением к отцу. Он любит, боится и ненавидит его в одно и то же время. Он пытается избегать своего отца и оказывает ему активное неповиновение. Такое надменное, вызывающее отношение к мужчинам может продолжаться в течении всей жизни. В данной ситуации мы не может подробно изложить все превратности мужского эдипового комплекса.

Вместо этого, давайте рассмотрим некоторые превратности женского эдипового комплекса. Не обладая пeниcом дeвoчка не испытывает стpaxa кастрации, однако она обижена фактом отсутствия пeниcа, она переживает зависть к пeниcу. Разочарование из-за отсутствия пeниcа подталкивает ее отказаться от мacтyрбации гораздо раньше мальчика; по той же причине дeвoчка отворачивается от ceкcуальности. Если дeвoчка не справляется с завистью к пeниcу, она соревнуется с мальчиками, ведет себя как мальчик и часто проявляет гомоceкcуальность.

У мальчика комплекс кастрации прекращается к концу эдипового периода, в то время как у дeвoчки разочарование, вызванное отсутствием пeниcа и обида по отношению к матери в связи с тем, что она не снабдила ее пeниcом, способствует формированию эдипового комплекса; она любит своего отца и ненавидит свою мать.

Идентификация с отцом усиливает мужественность мальчика, а идентификация с матерью усиливает женственность дeвoчки.

Легко понять, что все то, что приводит к нарушению в равновесии сложной структуры эдипового комплекса, будь то внешний фактор или неудача в развитии. может стать причиной внутренних конфликтов, из которых, в свою очередь, проистекают невротические расстройства.

Делая короткий обзор, можно сказать, что этиология неврозов не постоянна. Мы ознакомились с несколькими факторами, из которых две группы являются наиболее важными: биологическая и социальная. Биологические факторы включают в себя инстинктивную предрасположенность и неадекватные реакции эго на инстинктивные опасности, а именно, выраженную склонность к тревоге и чувствительность к неудовольствию. Социальные факторы зависят от внешних обстоятельств, например, от социального окружения, экономических условии и тому подобном. Эдипов комплекс занимает промежуточное место между этими двумя группами факторов. С одной стороны, он является биологическим результатом; с другой стороны, — социальным результатом. Ни одного из этиологических факторов в отдельности недостаточно для возникновения невроза. Биологические и социальные факторы взаимодополняют друг друга, причем этот факт чрезвычайно важен, поскольку внешний опыт также позволяет модифицировать инстинктивную предрасположенность к неврозу, то есть, в широком смысле, биологические факторы. Следовательно, можно ожидать, что с изменениями в структуре общества также изменится вид неврозов, однако, только до определенной степени. Если принять во внимание ту роль, которую в формировании неврозов играет суперэго, не кажется маловероятным, что с социальными изменениями также изменятся внутренние причины неврозов, поскольку суперэго частично представляет образ требований общества (морали) внутри эго.

Внешняя и внутренняя предрасположенность комплементарны и находятся в реципроктной связи друг с другом, то есть, чем сильнее биологическая предрасположенность, тем меньшей может быть внешняя причина, чтобы вызвать невроз, и, наоборот, при слабой внутренней предрасположенности необходима более сильная внешняя причина. Очевидно, что здесь мы имеем дело с количественными отношениями, которые, в данное время и имеющимися в нашем распоряжении средствами, мы не может подвергнуть измерению. Основная причина невроза имеет количественный фактор, а вместе с ним и трудность в овладении психически определенными количествами энергии.

Глава 12

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ ТЕРАПИИ

Трудности лечения

Из предыдущих глав можно вывести теоретические аспекты лечения невротических заболеваний. Давайте, ради более ясного понимания, попытаемся вспомнить существенные аспекты природы заболевания и коротко суммировать то, что мы узнали о природе невроза.

Невроз никоим образом не является простым процессом. Мы можем выделить первичный и вторичный процессы заболевания. Первичный процесс, ядро невроза, включает в себя увеличенное инстинктивное возбуждение, которое вьвы-вает боль, тревогу и конфликты с эго.

Вторичный процесс заболевания содержит в себе реакции эго, которые стимулируются и инициируются стремлением эго избегнуть боли, неудовольствия и тревоги. Эти реакции являются защитами, такими как отрицание, вытеснение, определенные позиции эго и отклонения хаpaктера. Симптоматика возникает из этой защитной борьбы. Иначе говоря, конечный результат этой борьбы — это торможение и модификация развития инстинктов, то есть устранение из сознания определенного бессознательного материала и аффективной моторной разрядки.

Следовательно, самая главная терапевтическая задача состоит в том, чтобы сделать сознательным то, что было бессознательным и облегчить эмоциональную разрядку. Это задача не из легких. Попытка непосредственно перевести бессознательный материал в сознательный — например, с помощью явной символической интерпретации — обычно терпит неудачу. Когда же она достигает успеха, то часто приводит к тревоге, которая до этого удерживалась и снижалась различными защитными механизмами. Существует множество дополнительных причин, почему прямой подход к бессознательному материалу обычно не приводит к излечению невроза.

Невротик в той или иной степени асоциален. Он пытается удовлетворить свои потребности не посредством осуществления изменения во внешнем мире, а изменяя свою собственную организацию аутопластическим способом. Другими словами, его адаптация к реальности, в той ли иной степени, повреждена. Мы знаем, что благодаря определенным механизмам защиты часть эго невротика было отщеплена от целого эго и цепляется за инфантильные удовлетворения и реакции. Эта часть эго воспринимается как опасная, для нее, фактически, больше не существует стимулов. Таким образом, любая попытка прямо повлиять на эти отщепленные части эго имеет небольшой шанс на успех. Кроме того, вследствие расщепления, только часть первоначального эго остается в контакте с реальностью. Такое эго ослаблено, ему трудно сотрудничать с аналитиком.

Бессознательный материал, представляющий стремления ид всегда имеет тенденцию пробиваться в эго систему Сс и выражаться в эмоциях и движениях. Защитные механизмы блокируют этот путь и создают различные препятствия против вторжения стремлений ид в сознание. Из-за их непрерывного хаpaктера, инстинкты не могут постоянно исключаться из сознания однажды воздвигнутой защитой. Для того, чтобы сохранить беспрерывное действие такой защиты, эго должно постоянно расходовать свою энергию. Мы называем этот постоянный расход энергии сопротивлением. Таким образом мы может утверждать, что сопротивления служат защитником вытеснения.

Если природа сопротивления понятна, то ясно, что эго, которое расходует так много энергии для защиты от инстинктивных опасностей и отвергает, по крайней мере, часть инстинктивной жизни, не откажется от своей защитной позиции без борьбы. В то время как некоторые сопротивления крайне недоступны для внешнего воздействия, другие могут поддаться. Заранее нельзя определить, насколько прочным будет сопротивление Можно предположить, что сопротивления, которые сформировались позже, уже в процессе заболевания, например вторичная прибыль от болезни, могут быть с легкостью прерваны прямым влиянием. Однако, это не всегда так. Классическим примером является травматический невроз. Этот невроз возникает в жизни сравнительно поздно, но, однако, его очень трудно вылечить. Известен факт, что одно и то же сопротивление в определенный момент может быть доступно прямой атаке, а в другой момент эта же цель может быть достигнута, только если до того проведена подрывная работа. Поэтому сопротивление, вызванное чувством вины, в некоторых случаях может быть легко сломлено, в то время как в других случаях оно несокрушимо.

Прямой доступ к сопротивлению вытеснения также часто чрезвычайно затруднен. Это сопротивление действует с самого начала процесса заболевания и, как сообщалось выше, именно оно инициирует защиту и обычно является реальной причиной всех последующих сопротивлений, чья задача состоит в том, чтоив! обеспечить и усилить успех первичного вытеснения.

Сопротивление переноса представляет собой не меньшую трудность. Такое сопротивлением возникает в непосредственных взаимоотношениях с аналитиком. Иначе говоря, инстинкт, который находится под давлением защиты, реактивируется в анализе и направляется на личность аналитика. Поскольку при переносе старые отношения компульсивно повторяются вновь, пациент обычно не вспоминает их, а отыгрывает в лечении. Так как сопротивления переноса также обеспечивают удовлетворение вытесненных инстинктивных влечений, они заявят о себе при любых обстоятельствах.

Компульсивное повторение появляется не только в ситуации переноса, но также и вне нее. Оно проистекает из бессознательного ид и фиксирует паттерны инстинктивных проявлений. Эти паттерны сопротивляются изменениям; на них нельзя повлиять непосредственно. Если в процессе лечения сопротивления, которые возникают из компульсивного стремления к повторению, трaнcформируются в сопротивления эго, то они становятся доступными прямому влиянию, а это может привести к смене позиции эго по отношению к требованиям ид. Такие изменения, однако, не всегда имеют место, и аналитик не сможет помочь пациенту изменить свою, возможно трагическую, судьбу.

По-видимому, большая часть сопротивлений создает нарциссическую защиту эго от опасности чрезмерных требований ид. Очевидно натиск инстинктивных влечений толкает эго-либидо к формированию контрразрядок (контркатексисов). Затем, ценой объектного либидо увеличивается нарциссическое либидо. Поэтому человеку со сверхнарциссическим эго будет трудно установить устойчивый перенос. Другими словами, степень влияния психоаналитика на пациента зависит от количества свободного объектного либидо. Весьма трудно, хотя не невозможно, установить контакт с выражено нарциссическими пациентами, к которым мы относим психотиков; следовательно, весьма трудно, но не невозможно, влиять на них. Сверх того, у выражено нарциссических пациентов явно нарушено отношение к реальности, что еще больше затрудняет их лечение.

Помимо нарциссизма существуют другие факторы, которые ограничивают применение и результаты психоаналитический терапии. Среди них основным является баланс силы эго и силы инстинктов. Трудно определить понятие «сильное» эго и «сильный» инстинкт, так как мы не может измерить ни энергию эго, ни энергию инстинктов. Мы можем лишь оценить их относительную силу и слабость. Чем сильнее инстинкты, тем сильнее должно быть эго, чтобы справиться и подчинить их себе. Если такой баланс нарушен, эго не выдерживает. Если энергии инстинктов затопляют эго, последнее, в большей или меньшей степени вносит смятение в его отношение к реальности; эго искажает или даже разрывает связи с внешним миром. Таким образом, выздоровление зависит от способности эго восстанавливать оптимальные взаимоотношения между своей собственной силой и силой стремлений ид.

Здесь снова мы сталкиваемся с проблемой относительных величин. Вероятно, концепция психического здоровья зависит от относительной силы энергий ид и энергий эго.

Гармония между тремя силами — ид, эго и суперэго — зависит от надежности синтетической функции эго и его способности быть посредником в внутрипсихической сфере, а также служить промежуточным звеном между требованиями реальности и требованиями внутреннего мира (психическими производными от инстинктов, а также суперэго). Часто существует скрытый конфликт между силами личности — конфликт, который сохраняется до тех пор, пока посредничество эго не смягчает его. Однако, если ослабнет синтетическая функция эго, конфликт может стать явным.

Как мы знаем, психический конфликт может возникать между различными элементами — между эго и внешним миром и между эго и ид или суперэго. Конфликт между эго и суперэго приводит к чувству вины. И опять-таки, интенсивность этого чувства определяет темп выздоровления. Иногда чувство вины настолько сильно, а потребность в самонаказании настолько выражена, что все попытки аналитика помочь оказываются тщетными.

Так как мы уже сталкивались с целым рядом конфликтов, чье происхождение и расположение в психической структуре отличается друг от друга, нетрудно понять, что анализ не может решить все эти конфликты сразу и что всегда, даже после успешного анализа, сохраняется остаток конфликтов, которые позднее могут вспыхнуть вновь.

Кроме того, мы часто встречаемся со склонностью к конфликтам и страданию, которая проистекает из мaзoхистских склонностей человека, и, поэтому, ее очень трудно преодолеть. Вероятно, эта склонность также выражается в комплексе кастрации у мужчин и в зависти к пeниcу у женщин. Их производные часто настолько сложны и прочны, что они оказывают сопротивления всем стараниям аналитика снизить их власть над пациентом.

Другим фактором психоаналитического лечения, который необходимо рассмотреть, является способность эго выносить боль и напряжение. Недостаток этой способности, или, вернее, неспособность научиться терпеть фрустрацию, ограничивает все лечение.

Конституция, например, гомоceкcуальность, и состояние слияния и разделения инстинктов со стороны ид, и способность к сублимации со стороны эго также необходимо принять в рассмотрение как ограничивающий или благоприятный факторы в психоаналитическом лечении.

Определенно, мы еще не перечислили всех ограничений психоаналитического лечения, однако, для наших целей вполне достаточно сообщить о наиболее важных.

Так как ядро невроза включает в себя конфликт между стремлениями ид и стремлениями эго, кажется, что помимо преобразования бессознательного материала в сознательный материал, терапевтическая задача также включает в себя установление мира между противоборствующими частями личности. Как же это может быть осуществлено, если, как мы знаем, отсутствует прямой доступ к ид? Мы можем повлиять на эго, чтобы оно отказалось от определенных сопротивлений и, таким образом, облегчить перевод вытесненного материала ид в подсознательный материал эго. Когда материал ид достигает области эго, бессознательный конфликт между двумя этими силами личности, тем или иным способом, может быть разрешен. Таким образом, вполне очевидно, что при прямом влиянии психоаналитической терапии на эго, осуществляется и косвенное влияние на ид.

Однако, сам факт, что невротик использует так много защитных маневров для защиты от вторжения вытесненного материала в эго, заставляет задуматься, почему вообще пациент ищет помощи в психоаналитическом лечении. От священника, гипнотизера и психотерапевта иного рода он может получить утешение, поддержку и тому подобное. Такое лечение временно усилит вытеснения, и, посредством этого, облегчит конфликты. И наоборот, аналитик прежде всего направит его внимание на его внутренние конфликты, к еще неизвестным внутренним источникам и попросит оказывать помощь в раскрытии неизвестного, вытесненного. Таким образом, с самого начала, цели аналитика противоположны целям пациента, желаниям его вытесненного эго. Каким же тогда образом психоаналитическое лечение начинается и достигает исцеления — вопреки всем этим, как кажется, непреодолимым препятствиям?

 

Предпосылки лечения

При неврозах, как и при органических заболеваниях действуют определенные укрепляющие тенденции. По существу, они проявляются даже при формировании симптома. Аналитик, в том случае, если выполняются определенные основные предпосылки успешного лечения, подобно любому другому врачу, использует преимущества этих тенденций. Наиболее важной среди этих предпосылок является возможность установления раппорта между пациентом и аналитиком Раппорт может быть установлен только тогда, когда, по крайней мере, часть эго пациента остается неповрежденной, то есть, когда пациент сохраняет способность постигать и выражать свои мысли, чувства и эмоции, хотя бы искаженным или примитивным способом. Верно, что эго каждого невротика расщеплено, и поэтому ограничено в связях с реальностью. Тем не менее, также верно, что часть эго невротика — и в меньшей степени, часть эго психотика — остается способной на раппорт с окружением. Однако, такое эго, хотя и ограничено в своих функциях, вероятно имеет достаточное количество свободного либидо для объект-катексиса, чтобы мог развиться перенос. Именно с этой частью эго аналитик может начать свою работу.

Если такое эго признает болезнь, если пациент страдает и чувствует, что его симптомы, странности и черты хаpaктера вмешиваются в его жизнь, то он готов к лечению. Если такое осознавание отсутствует, его следует вызвать, даже, если есть риск временного психического срыва.

У людей с неврозом хаpaктера такое осознавание встречается крайне редко. Эго такого пациента всегда имеет готовый запас рационализации для бессознательных мотивов своих идей, убеждений, эмоций и действий. Анализ таких пациентов очень труден. Многие кандидаты-психоаналитики, проходящие дидактическое лечение не осознают странностей своего хаpaктера. Отсутствие страдания и инсайта часто является причиной необычной длительности дидактических анализов. Тем не менее, отсутствие страдания и инсайта часто может быть преодолено научным интересом и желанием стать аналитиком, часто ценой психического срыва. Страдание может ускорить анализ неврозов хаpaктера и симптоматических неврозов, стимулировать желание выздоровления. Весьма трудно анализировать человека, который не осознает своей болезни и не имеет реального желания выздороветь.

 

Желание выздоровления

Когда физически больной человек обращается за помощью к врачу, он следует совету последнего и сотрудничает с ним, чтобы достичь общей для них цели, причем врач активен, а пациент пассивен: врач исцеляет, пациент подвергается исцелению. Между ними нет никакого расхождения касательно смысла исцеления. Когда невротик приходит к аналитику за помощью, он обычно ожидает от лечения чего-то совершено отличного от того, что может предложить ему аналитик. Поэтому пациент, который является профессиональным писателем, но не достигает успеха в этой области, ожидает, что аналитик сделает его выдающимся автором. Однако, аналитик может лишь обещать ему, что после успешного анализа, он станет настолько хорошим писателем, насколько его талант позволил бы ему им стать в нормальных обстоятельствах. Такого рода первичное непонимание со стороны пациента часто формирует ядро конфликтов между пациентом и аналитиком, которые, однако, по большей части, могут быть направлены в полезное русло.

В начале лечения, аналитик требует от пациента абсолютной честности при сообщении всех сокровенных идей, воспоминаний, фантазий и переживаний, даже ценой временного дискомфорта и страдания. В ответ аналитик обещает вернуть ему здоровье, то есть способность радоваться жизни и справляться с требованиями реальности. Таково соглашение между пациентом и аналитиком. Это соглашение основано на потребности человеческого существа в помощи, безопасности и защите. Даже злой человек, будучи физически или психически больным, беспомощен как маленький ребенок. Он жаждет утешения и одобрения от терапевта (все равно какого), как маленький ребенок, который для того, чтобы выжить, действительно нуждается в заботе и защите родителей.

Обычно, пациенты ожидают, что аналитик освободит их от всех блоков, тревог и симптомов, а также разрешит осуществить инстинктивные влечения. Хотя, рано или поздно, пациент разочаруется во всемогуществе аналитика, лечение может быть продолжено, если с самого начала сознательное желание выздороветь дополнялось бессознательной инфантильной потребностью в помощи, а также бессознательным желанием удовлетворить вытесняемые стремления. Все эти факторы стимулируют перенос, в котором, раньше или позже, заявляет о себе желание выздороветь. Оно и становится одной из движущих сил лечения. Когда устанавливается позитивный перенос, может начаться реальное сотрудничество с аналитиком. Таким образом, несмотря на внутренние силы, работающие против анализа, пациент начинает свое лечение, когда намерения его реалистического эго усиливаются намерениями отщепленного эго, а также вытесненными инстинктивными потребностями; другими словами, когда сознательное желание выздороветь подкрепляется бессознательным ид.

Удовлетворение, извлекаемое из понимания мотивов, которые содержатся в желании выздороветь, таким образом составляет награду, которая побуждает пациента начать анализ добросовестным образом. Фактически, порой материал выплескивается таким обильным потоком, что аналитик может с легкостью сделать предположение об основном конфликте пациента; конечно, он не сообщает о своем открытии в этот же момент, так как это будет бесполезно или даже вредно.

Однако, соглашение с аналитиком достаточно редко выполняется в точности; психоаналитическое правило свободных ассоциаций вскоре, тем или иным образом, нарушается. Но пациент все еще рассказывает. Если он перестанет говорить. то, если аналитик не догадается о смысле его молчания, прервется и анализ. Если пациент говорит, не сообщая большей части скрываемых идеи, которые на тот момент могут быть ему просто неизвестны, это может иметь разный смысл. Обычно пациент боится молчания; тогда слова — это формирование реакции и защита от тревоги. Однако, слова также могут быть непосредственно использовано как средство сопротивления, для скрытия нежеланных идей и воспоминаний. В таком случае, пациент извлекает нарциссическое удовольствие из убеждения, что он может сбить аналитика с верного пути. Разговор, который является почти единственным и наилучшим средством общения, может стать одним из наиболее существенных способов сопротивления. Когда аналитик пытается вскрыть смысл такого сопротивления, он обнаруживает, что в анализе существует много способов говорить и что эти способы рассказывают нам о определенных чертах хаpaктера пациента.

Один короткий пример: добросовестно ассоциирующий пациент сообщал материал в дотошной манере и выдавал бесконечные цепи ассоциаций. Когда я прерывал его и давал ему интерпретацию, он вроде бы принимал ее, добавляя все новые детали к тому, что уже было проинтерпретированно мною, а затем формулировал свою собственную интерпретацию. Рассуждая таким образом, он открывал сущность своих отношений с отцом и, позднее, с начальниками. Он выявил свою компульсивность в бесконечных попытках одержать триумф над отцом, а также над аналитиком, для того, чтобы продемонстрировать свое собственное превосходство. Через очевидное подчинение основному психоаналитическому правилу пациент получил возможность досадить аналитику своими словами тем же способом, как он это делал по отношению к отцу и матери в детстве. Злость содержит элемент нарциссического удовольствия.

Если у пациента не возникает позитивный перенос, анализ не может продолжаться. Иначе говоря, если пациент не чувствует любви к аналитику, он не может с ним сотрудничать, и, если пациент не чувствует любви со стороны аналитика, анализ, также, не может состояться. Нельзя быть близким с другим человеком, если чувствуешь, что ему нет до тебя дела. Тот факт, что аналитик уделяет внимание пациенту, слушает его и работает вместе с ним над его проблемами, часто является достаточным доказательством любви аналитика. Когда же у пациента создается впечатление, что аналитик не слушает его или не уделяет ему внимания, он чувствует боль и часто, испытывает гнев. Удовлетворение, которое пациент извлекает из своих отношений с аналитиком — это не только удовольствие от объектных отношений, но и нарциссическое удовольствие. Его эго возносится, становится сильнее. Разумное занятие собой приносит дальнейшее нарциссическое удовлетворение. Аналитику необходимо, а не только не запрещено, уделять внимание своим собственным мыслям, желаниям и фантазиям. Сходным образом, но в еще более сублимированном виде, пациент получает нарциссическое удовлетворение в интеллектуальном постижении основных мотивов и тенденций своей жизни. Это особенно верно для тех, кто начал анализ из интереса к бессознательной работе ума: психиатров, психологов, педагогов.

Такого рода удовлетворение приятно пациентам, и в начале оно, к тому же, способствует лечению. Однако достаточно часто в нем содержатся источники последующих сопротивлений. Вводная стадия анализа, в той или иной степени, — это только переходная стадия, которая различается по длительности и является лишь подготовкой к самому анализу. Конечно же, не все анализы начинаются выше описанным способом. Уже в самом начале аналитик может столкнуться с трудностями, которые следует рассматривать как сопротивления и обращаться с ними соответствующим образом.

В начале анализа пациенты часто обсуждают темы, которые неприемлемы и болезненны для сознательного эго — и все же, это приносит временное облегчение. Последующие соображения могут дать частичное объяснения данного явления.

Каждый процесс, начинающийся в бессознательном, обладает прогрессивной тенденцией. Он пытается достигнуть системы сознания и восприятия, то есть стать осознанным и добиться аффективной и моторной разрядки. В неврозе, где прямое инстинктивное выражение тормозиться, давление бессознательного ид сильнее, чем в оптимальных условиях, и поэтому, в сравнении с ситуацией, когда инстинктивная энергия блокирована, существует большая потребность в разрядке. Следовательно, невротик непроизвольно стремиться обнаружить вытесняемый бессознательный материал. Можно сказать, что у каждого невротика существует компульсивное стремление «срывать с себя маски». Если, в дополнении к этому, пациент страдает от сильного чувства вины, то такая компульсивность принимает хаpaктер компульсивного стремления к покаянию (Райк). Пациент страдает и унижает себя, как будто признание является самонаказанием. Это удовлетворяет потребность в разделении знания о собственном грехе и приносит облегчение, аналогичное тому, которое достигается исповедью в Католической церкви. Фактически, для многих пациентов в начале лечения, анализ — это исповедь, благодаря которой они могут освободить душу от чувства вины; а также, они готовы принять наказание за содеянное. Такое «признание в исповеди», однако, также может принять форму громадного сопротивления, поскольку пациент может использовать его для бесконечных рассказов о своих реальных или мнимых грехах. Часто это выглядит так, как будто чувство вины и потребность в наказании рассматриваются как что-то похвальное, чем можно гордиться, — следовательно, эти ощущения удовлетворяют нарциссизм.

Вводная часть анализа выполняет важную задачу. Она зависит от переноса. Затем пациент вверяет себя руководству аналитика, и вследствие этого, желание выздоровления замещается переносом.

 

Аналитик как защитник от тревоги

Благодаря переносу между пациентом и аналитиком устанавливается контакт, развитие которого облегчается тем, что каждое человеческое существо чувствует потребность в спутнике. Большинство невротиков, может быть, даже все, несмотря на то, что их социальные отношения нарушены, озабочены своими контактами с другой личностью; а в некоторых случаях, например, на начальных стадиях шизофрении, даже существует стремление к объектам. Однако, тенденция вступать в контакт сталкивается с сопротивлением.

Мы знаем, что симптомообразование снижает необходимость развивать тревогу. Тогда, почему же у пациент не реагирует тотчас же тревогой, когда аналитик принуждает его открыть вытесненный материал, который первоначально вызывал тревогу? Часто, тревога возникает не в связи с первоначальным источником, — объектом тревоги становится аналитик. Короче говоря, создается впечатление. будто каждый пациент боится своего аналитика. Это, естественно, часто затрудняет лечение. Однако, когда пациент достаточно сильно страдает, а его потребность в помощи становится настоятельной, он преодолевает первичную тревогу и подчиняется влиянию аналитика. Затем в сознании пациента аналитик изменяется из объекта тревоги в защитника от тревоги.

Пытаясь понять это изменение в позиции пациента, мы должны не забыть о существовании различных видов тревоги. Давая ей простое определение можно сказать, что тревога — это реакция на угрозы суперэго и чрезмерные требования ид. В процессе анализа пациент частично идентифицируется с аналитиком, в результате чего последний интроецируется, инкорпорируется в эго пациента. Аналитик становится частью эго пациента и, таким образом, усиливает его эго. Пациент чувствует себя в союзе с аналитиком, соединенным с ним и защищенным им от угроз суперэго и ид. Следовательно, он временно отказывается от тревожной реакции, как чрезмерной в данных обстоятельствах. Это может объяснить, почему самые серьезные состояния тревоги исчезают в начале лечения и опять вспыхивают позднее. Кроме того, благодаря контакту с аналитиком, смягчается суперэго пациента. И сверх того, удовлетворяется потребность пациента ч объектной связи и защите; теперь он больше не одинок.

Однако, не следует игнорировать возражение, что каждый пациент боится своего аналитика. Факт состоит в том, что существует большое количество пациентов, которые свободно выражают свою любовь и ненависть к аналитику даже в начале лечения. Тем не менее, тщательное наблюдение всегда вскрывает некоторые признаки тревоги. Если мы вспомним, как робко начинают свой анализ большинство пациентов, насколько они нуждаются в поощрении для выражения своих мыслей, чувств и идей, то не переоценим скрытой тревоги. Многие пациенты заявляют, что они хотели бы открыто рассказывать обо всем, но этому препятствует их тревога. Другие в начале лечения говорят с такой скоростью и настойчивостью, что создается впечатление, будто они убегают от тревоги прочь. Если существует выраженное чувство вины, то они говорят только о своих «грехах» и привязываются к аналитику мaзoхистским способом. Такая привязанность, по всей видимости, защищает их от тревоги Суммируем пациент возвышает аналитика как свой идеал, находит в нем защиту и, в заключении, переносит на него стремления ид — любовь и ненависть. После такой подготовки может быть осуществлено воздействие и предпринято снижение вытеснения.

 

Топография и динамика лечения

Мм знаем, что цель всех видов сопротивления — успех первоначального вытеснения. Мы также знаем, что защитные механизмы сперва пpeдoxpaняют бессознательный материал от того, чтобы он стал подсознательным, а затем и от его проникновения в систему Сс что. Защиты могут считаться успешными, когда они вызывают амнезию при истерии, перемещение при фобии, разрыв связей между различными психическими элементами при компульсивном неврозе, проекцию при паранойе и тому подобное. Однако, для того, чтобы сохранять защиты, эго подвергает изменениям собственную организацию, что приводит к формированию определенных реакций, к отклонениям в чертах хаpaктера, к расщеплении эго и так далее. Так как анализ нацелен на снятие вытеснении, ослабление защит и точное воспроизведение инфантильных воспоминаний, вытеснение которых стало причиной изменений в эго, цель анализа может быть достигнута только в том случае, если будет изменено отношение эго к отвергнутому материалу ид. Защищенное аналитиком эго снижает свои защиты и сопротивления и, таким образом, позволяет пациенту встретиться с отвергнутым материалом без стpaxa или с незначительным страхом. Затем он может вспомнить то, что было забыто и воспроизвести и оживить старые инфантильные переживания, которые в прошлом вызывали тревогу Таким образом, теперь у него есть мужество, чтобы посмотреть на себя и увидеть связи между фантазиями, воспоминаниями и переживаниями прошлого, которые были прерваны процессом защиты и которые никогда не существовали на сознательном уровне. Он освобождается не только от стpaxa перед воспоминаниями, но и от стpaxa увидеть связи между отдельными элементами сложной психической жизни. Освобождаясь от тревоги, он обретает способность признать свои конфликты и, следовательно, бессознательный смысл собственного невроза.

В начале психоаналитической эры воспоминание и отреагирование травматических событий рассматривались как активный акт исцеления. Хотя техника аналитического лечения и концепция психической травмы подверглись определенным изменениям, тем не менее, основные идеи относительно травмы и лечения, в принципе, остались прежними. Первичная «травматическая» ситуация или переживание воспроизводится через как можно более точное воспоминание, причем, чем точнее это воспроизведение, тем лучше терапевтический результат. Поскольку инфантильная травма уже не является актуальной травмой, она может быть без стpaxa воспроизведена и подвергнута проверке реальностью. (Когда произошла травма, пациент был ребенком, но сейчас он вырос.). Кроме того, так как аналитик подталкивает пациента к неудовольствию, сопровождающему воспоминания о неприятных переживаниях, пациент учится терпеть неудовольствие и боль. (Гиперчувствительность к боли, неспособность выносить напряжения потребностей и готовность к тревоге являются хаpaктерными особенностями невротика.)

Не все травматические переживания — это реальные переживания; некоторые из них оказались связанными в воображении с одной из типичных фантазий человечества. Исходя из этого можно было бы предложить, что их воспроизведение не имеет терапевтической ценности. Однако, как бы странно это не показалось, их воспроизведение приносит по крайней мере временное облегчение. Еще более важным является тот факт, что признание этих фантазий оказало огромную помощь психоаналитической технике. Процессы, которые приводят к признанию инфантильного, вытесненного материала и его переводу в сознательные мысли, идей, желания, стремления и тому подобное называются «проработкой». Они состоят из различных категорий и могут быть рассмотрены с различных точек зрения — топографической, экономической и динамической. Фрейд назвал рассмотрение психических процессов с точки зрения топографии, экономики и динамики «метапсихологией». Поскольку он использовал этот термин до формулирования психологии эго, я хотел бы включить в концепцию метапсихологии структурный аспект. Хотя топографически система Бес совпадает с ид, структурно части эго бессознательны, например, в случае чувства вины и потребности в наказании.

Эго может воспринять бессознательный материал ид как цепь ассоциаций, которые содержат мысли, идеи, воспоминания, фантазии и тому подобное. Исследую приобретаемый в процессе психоаналитического лечения материал с точки зрения ментальной топографии, можно увидеть то, как этот материал из системы Бес продвигается через систему Пес в систему Сс. Также можно наблюдать, что посредством перехода от одной психической системы в другую, эго интегрирует и овладевает мятежными стремлениями ид, благодаря чему и само эго подвергается определенным изменениям.

Рассматривая один и тот же материал с экономической и энергетической точек зрения, можно наблюдать избавление от неудовольствия посредством уничтожения вытеснения и поднятия вытесненного бессознательного материала в сознание. В то же самое время даже приблизительно нельзя оценить количество психической энергии, которая расходуется на поддержание защит.

Кроме того, процесс осознания сопровождается перестановкой определенных катексисов и контркатексисов, то есть перемещением психической энергии с одной психической системы на другую. Пока патогенный материал бессознателен, пациент, конечно же не может его осознать; как только он становится подсознательным, он становится досягаемым для системы Сс эго. Вытеснение расходует много психической энергии. Снятие вытеснения делает необязательным чрезмерное расходование психической энергии, и через перераспределение этой энергии внутри психической системы достигается равновесие.

Исследуя аналитический материал с динамической точки зрения, аналитик может осознать, что симптомы возникают из психических конфликтов и что они являются их следствием. Также он может увидеть, что анализ освобождает психические силы, которые до этого расходовались на сохранение защиты. Часто можно наблюдать и последующие превратности этих освобожденных сил, а именно то, как они используются в формировании сублимаций.

Невротический симптом облегчает невротический конфликт. Симптом создается взаимодействием сил ид и эго. Посредством анализа вскрываются психические представители ид и противоположные требования эго. Аналитическая работа обнажает слои психического конфликта, с помощью интроспекции открывает один за другим эти слои и демонстрирует развитие симптома.

Пока эго контролирует вытеснение, психический конфликт дремлет, однако, когда эго ослабевает или увеличивается давление инстинктов, вытеснение терпит неудачу и реактивируется конфликт. Для того, чтобы перевести его вновь в инертное состояние, эго использует различные новые средства защиты и таким образом достигает успеха в установлении контроля над конфликтом. Эти средства включают в себя новые катексисы и контркатексисы, которые, фактически, подкрепляют первичное вытеснение. Результатом этой психической борьбы обычно является конфликт, который представляет собой компромисс. И эго как вытесняющая сила, с одной стороны, и вытесненные инстинктивные побуждения, с другой стороны, находят свое удовлетворение в симптоме. В этом отношении, как и во многих других, симптом имеет сходство со сновидением. Сновидение — это также компромисс, в котором выражают себя желания ид и эго.

Актуальное эго подсознательно и управляется вторичным процессом, ид бессознательно и управляется первичным процессом. Если является верным суждение о том, что невротический симптом — это компромисс между эго и ид, то можно предположить, что и первичный и вторичный процесс участвует в симптомообразовании. Как творение эго, симптом подчиняется законам вторичного процесса, а как творение ид, — законам первичного процесса. Симптом — это создание эго, и потому он кажется осмысленным, но он же является и созданием ид, поэтому он и кажется бессмысленным. Фактически, симптом — это смесь и того и другого, в которой все же преобладает абсурд. В процессе лечения оба эти способа работы психического аппарата обнажаются и подвергаются интерпретации аналитика.

Давайте здесь остановимся и посмотрим на то, как наши теории выглядят ни пpaктике. С этой целью я собираюсь исследовать пример из повседневной работы аналитика Этот пример представляет собой небольшой фрагмент анализа пациента, страдающего приступами обсессивных вопросов. Он задавал себе вопросы и пытался на них ответить. Когда ответы его не удовлетворяли, он становился очень возбужденным и его захлестывала сильная тревога.

Первый припадок произошел, когда ему было примерно шестнадцать лет. В то время он изучал в школе период Возрождения. В один из дней, по дороге из школы домой, он впервые спросил себя о том, когда точно начинается Возрождение и когда да заканчивается. Конечно же он не смог найти ни одного удовлетворяющего его ответа. Затем он вновь и вновь задавал себе от вопрос, до тех пор пока не испытав смущение, головокружение панику.

Его вопрос о начале и конце Возрождения был законен и вполне осмыслен. Ученые до него пытались ответить на этот вопрос, но не преуспели в этом. Бессмысленными были его принудительные и необузданные попытки ответить на этот чрезвычайно трудный вопрос, который a priori был обречен остаться без ответа.

В ходе его анализа, после длительного периода времени, его ассоциации вынесли на поверхность воспоминание, датированное 11 или 12-летним возрастом однажды он застал на кухне свою сестру, которая была старше его на четыре года, за заворачиванием свертка. Он спросил ее, что там, а она сильно смутившись выбежала из кухни и выбросила тот сверток за домом. Он выбежал за ней, нашел этот сверток и открыв его обнаружил окровавленную материю. Эго открытие расстроило его чрезвычайно, он не понижал, что все что значит, но не рискнул задавать кому-нибудь каких-либо вопросов.

В этот момент аналитик почувствовал, что необходимо сделать что-то с этим материалом, проинтерпретировать его.

Я сказал ему, что он хотел задать своей сестре вопросы о мeнcтpуации, но не рискнул сделать этого тогда и вообще забыл о том событии. Однако гораздо позже появился вполне законный вопрос, который внешне был совершенно не связан с ceкcуальностью, хотя и имел с ней скрытую связь.

Очевидно, что в начале своей болезни он хотел узнать нс о значении исторического периода, а о значении периода мeнcтpуации. Каждый из этих вопросов отно сится к различным психическим системам первый — к сознательной, второй — к бессознательной Слово которое использовалось в контексте истории, было приемлемо для эго оно было эго синтонным, эго отвергало то самое слово в связи с ceкcуальностью, оно оыло эго-дистонным.

До подросткового периода его ceкcуальность в большей или меньшей степени его эго контролировало ceкcуальность с помощью занятии спортом и идеализируемую дружбу с мальчиком. Когда в подростковом возрасте возросли ceкcуальные требования, его эго было не достаточно сильным, чтобы удерживать их под контролем, однако, было достаточно сильным чтобы предотвратить — по крайней мере частично - их проникновение в сознание. Это было достигнуто перемещением психическою акцента с вопросов о периоде мeнcтpуации на вопросы об исторических периодах. Благодаря такого рода перемещению психической энергии — контркатексису — было подкреплено первичное вытеснение. Для этого процесса Фрейд использовал понятие «актуальное» вытеснение или повторное изгнание первоначально вытесненного материала. Слово «период» очень подходило для этой цели потому что имея двойной смысл оно создавало своего рода границу между сознанием и бессознательным, и таким образом выражало как позицию эго так и позицию вытесненного ид. Данное слово включало две противоположные идеи и являлось образцом компромисса, который, приняв форму вопроса, стал симптомом. Выбор именно этого слова, а не какого-нибудь другого, был случаем и вызван тем фактом, что мальчик узнал в школе об исторических периодах в то же самое время, когда был погружен в свои конфликты. В других обстоятельствах, какое-нибудь другое слово могло соединиться с динамическими вытесненными ceкcуальными идеями и тогда был бы создан другой однако не особенно отличающийся, симптом.

Ассоциативный материал который продуцируется пациентом в процессе анализа, по большей части хаотичен, так как являлся производным от бессознательного ид. Аналитик пытается привнести порядок в этот хаос. Он достигает этого интерпретированием вделать интерпретацию — значит дополнить или предположить ту о которой упоминается в ассоциативном материале свести искаженную идею до ее простейших компонентов, короче сделать материал понятным для про чтения содержащегося в нем смысла.

Существуют два типа интерпретации — интерпретация эго и интерпретация ид. Это значит, что иногда мы подходим к проблеме с точки зрения эго, а иногда, — с точки зрения ид. В первом случае мы демонстрируем пациенту реакции эго на его проблемы, во втором случае, — на стремления ид. На начальных стадиях лечения мы обычно пытаемся вскрыть сопротивления эго. Далее уже не так просто сделать четкое разделение между интерпретациями эго и ид они становятся все более взаимосвязанными. В конце концов мы не должны забывать что первоначально эго и ид были слиты и только в процессе развития эго стало дифференцированным от ид.

Я дал моему пациенту следующую интерпретацию в описанный здесь ранний период у него возник тотчас вытесненный импульс спросить сестру о периоде мeнcтpуации, а затем гораздо позднее в совершенно другой ситуации, он бессознательным способом попытался найти ответ на этот вопрос. Эта интерпретация в тот момент не произвела на него никакого впечатления. Он не допускал никакого знания об мeнcтpуации в возрасте одиннадцати лет. Однако по видимому эта интерпретация создала пробоину в его сопротивлениях, потому что он продуцировал все больше и больше материала который подтверждал данную интерпретацию Медленно, через длительные интервалы на поверхность начали подниматься не большие порции информации, кульминацией которых явилось воспоминание о событиях которые непосредственно предшествовали появлению первых проявленных симптомов.

Когда ему было пятнадцать лет, его семья переехала из дома в деревне в квартиру в городе. Здесь он получил возможность заглядывать в окна соседей. Среди многих возбуждающих его сцен однажды он увидел пару, которая совершала ceкcуальное cнoшeние. Однако наиболее возбуждающим для него был вид обнаженных гeнитaлий мужчины. Пeниc в состоянии эpeкции казался ему огромным и порождал ряд вопросов. Как совершается ceкcуальное cнoшeние? Как мужчина может проникать в женщину? Как происходит проникновение? Разрывает ли мужчина женщину своим пeниcом? Течет ли затем кровь, и как много? Он был настолько тревожен что покинул квартиру выбежав на улицу пытаясь в кинофильмах или эстрадных представлениях найти ответы на свои болезненные вопросы. Но он не смог обрести душевного покоя и продолжал изводить себя вопросами, которые кульминацией которых являлся один простой вопрос: «Как мужчина может делать это с женщиной?»

Когда он рассказывал об этом я посчитал необходимым помочь ему добавив другой вопрос который как мне казалось пациент избегал повторить, а именно «Делает ли мой отец это с моей матерью?» Этот вопрос, являвшейся интерпретацией вызвал у пациента смятение. Он воскликнул что это как раз то что он предполагал но о чем он никогда не рискнул подумать то есть он не допускал до себя никакого образа матери и отца в связи с этим вопросом.

Следующей ночью ему приснилось, что он занимался любовью со своей женой в кровати но чувствовал себя так как если бы его сын наблюдал за ними. Когда он повернул голову к кровати сына чтобы проверить беспокоящее ею ощущение он увидел, что сын молча лежал в кроватке но он не был уверен действительно ли тот спал или только притворялся. Очевидно этот сон воспроизвел первичную сцену. Тем не менее пациент не верил в правильность интерпретации хотя и чувствовал что она правдоподобна. Сперва он не мог ничего вспомнить. Однако, поза его сына во сне, притворяющегося заснувшим казалась ему знакомой. Он вспомнил, что сам он часто притворялся спящим, когда ему полагалось спать. Затем он постепенно вспомнил свою детскую кроватку, своих родителей, шумы исходящие с их кровати которые будили его по ночам. Он смог ощутить возбуждение и неопределенные вопросы маленького мальчика, вопросы, на которые взрослый мужчина пытался найти ответы в своем неврозе. Такие переживания периодически имели место в период между годом и тремя годами определенно не позже трех с половиной лет.

Здесь мы должны остановиться потому что дальнейшее исследование всех ответвлений этого случая могло бы занять целую книгу. Тем не менее этот пример демонстрирует степень психических сил которые создали симптом, их ответвления и напластовывания.

Этот пример также проливает свет на вопрос об интерпретации эго и ид. Мы интерпретируем не по желанию, а тогда, когда материал подтверждает интерпретацию. В известном смысле, пациент обладает инициативой в анализе, в своих свободных ассоциациях он выражает ход мыслей, за которыми мы следуем благодаря своим интерпретациям, хотя часто аналитик понимает ситуацию еще до того момента, когда полезно проинтерпретировать ассоциации пациента. Когда я дал своему пациенту интерпретацию о его ceкcуальном любопытстве, я также показал ему реакции его эго на ceкcуальные проблемы. Эта интерпретация была интерпретацией ид, так как касалась вытесненной ceкcуальной жизни, и интерпретацией эго, так как включала в себя защитную позицию эго по отношению к ceкcуальной жизни. На первый взгляд, полная (эго и ид) интерпретация оказалась неуспешной. Пациент отрицал, что мог в детстве знать о мeнcтpуациях, а также отрицал что в его уме существует связь между периодом мeнcтpуации и периода ми в истории. Но он подтвердил, что всегда избегал всех ceкcуальных проблем что он до сих пор был настолько застенчив и робок, что даже не раздевается в присутствии своей жены и так далее.

Таким образом, выразив побочный ceкcуальный материал, он прямо подтвердил интерпретацию эго, и косвенно, интерпретации ид. Первичная сцена в виде сновидения появилась только тогда, когда интерпретация ид установила связь между его садомaзoхистскими идеями о ceкcуальной связи эдипового комплекса с отчаянными вопросами. Этот сон содержал травматический опыт наблюдения ceкcуальной связи родителей, материал, который в подлинном смысле этого слова никогда не был сознательным.

На первых стадиях анализа конечно же превалируют интерпретации эго. Однако, всегда существует взаимодействие интерпретаций ид и эго. Интерпретация эго часто приводит к появлению материала ид и реконструкции инстинктивного развития, в то время как интерпретация ид часто проливает свет на определенные черты хаpaктера и привычки и позволяет реконструировать их смысл.

Кроме того, этот пример демонстрирует роль, которую язык играет в акте вытеснения, а также в акте восстановления и уничтожения вытеснения.

Первый проявленный симптом нашего пациента появился, когда он пытался найти ответ на вопрос о том, когда начался период Возрождения. На слове «период» было возложено определенное значение, пациент хотел знать как долго продолжался этот период, когда точно он начался и когда закончился. Когда он впервые сообщил о симптоме, он и не подозревал о его связи с ceкcуальными проблемами. Он использовал слово с двойным смыслом, — ceкcуальным и неceкcуальным, его более глубокий смысл был ему неизвестен. Очевидно, ceкcуальное значение было вытеснено, а его неceкcуальный двойник остался в сознании. Но на выбор слова, которое служило в качестве симптома, повлияло именно вытесненное. Это слово подходило для выражения как вытесненного, так и вытесняющей силы.

В ходе анализа мы часто видим, что не только выбор слов, но также и сносок их использования служат сопротивлениям (Так например, в такие моменты речь пациента может быгь неразборчива.). На нашем примере мы ясно видим, что, ка мы уже узнали ранее, вытеснение отделяет вербальные идеи от относящихся к ним конкретных идей. Таким образом соответствующая цепь мыслей становится бессознательной. То, что остается осознанным и воспринимается сознанием — это слова. Такие вербальные идеи - это остатки целого ряда оптических, акустических, тактильных, висцеральных и кинестетических восприятий, которые генетически предшествуют им. Кроме тoгo, наше сознание — это орган восприятия не только внешних, но и внутренних процессов.

В ходе анализа наш пациент вновь обрел свое бессознательное, т.е вытесненные идеи, которые затем он смог связать с вербальными идеями (период). Следовательно, его сознательная идея (вопрос об историческом периоде) обнаруживает совершенно другой смысл.

Если вытеснение вызвано отделением вербальных идеи от конкретных, следовательно вытеснение снимается после того, как восстанавливаются связи между этими идеями, — благодаря этому процессу становится ненужным чрезмерный расход психической энергии, которая до этого тратилась на сохранение вытеснения.

Heт сомнений в том, что вербальное выражение бессознательных идеи - это творческий акт. Поэт чувствует облегчение, когда находит слова для выражения волнующих его мыслей и чувств, иногда он выдумывает новые слова, также как шизофреник. Однако, существует различие между шизофреником, который оперирует только с подсознательными вербальными идеями, и сознанием поэта, в котором они связаны с бессознательным конкретными идеями. В процессе исцеления невротик также учится вновь связывать бессознательные и подсознательные идеи.

Нам знакома степень облегчения, которое мы переживаем, когда удается сформулировать идею, которая внутренне волновала нас, но не имела ясной формы. Это поразительно, насколько счастливы дети, когда они становятся способными дать название вещам и вербально выразить мысли и эмоции, которые до тою не были полностью осознаны. Действительно, ребенок начинает становится сознательным с развитием речи.

 

Вспоминание

Воспоминания извлекаются различными способами. Во-первых, прямым способом, когда аналитик в авторитарной манере просит пациента свободно ассоциировать. Пациент непроизвольно, как в гипнотическом трaнcе, начинает продуцировать воспоминания. Полученный на этой стадии (сходной с гипнотическим подчинением) материал затем интерпретируется. Интерпретация психоаналитического материала и постепенная реконструкция психологических данных, в свою очередь, облегчает появление новых воспоминаний вытесненных бессознательных идей, желаний, фантазий. Верно, что «внушения», интерпретации и конструкции помогают ослабить сопротивления против бессознательных воспоминаний и, таким образом, подготавливают основание для появления бессознательного материала в сознании. Но достаточно ли этого, чтобы материал действительно стал сознательным?

Клиническое наблюдение показывает, что несмотря на все сопротивления, большинство пациентов хотят вспомнить события своей жизни. Даже те, кто забыл наиболее важные переживания, по крайней мере создают их заместителей. Какова реальная причина этого? Является ли этот процесс автоматическим или существуют другие действующие факторы, которые продвигают вытесненный материал в подсознательное эго, а затем превращают его в сознательные воспоминания?

Прежде всего, вероятно, материал системы Бсс обладает «прогрессивной» тенденцию, а именно стремится двигаться вверх, войти в систему Сс эго. Вероятно, эта тенденция является результатом вызванного защитами сильного давления внутри ид, она проявляется различными способами ^— в нетерпеливости пациента, в его поведении, симптомах и так далее. Если благодаря анализу или каким-либо другим причинам ослабевает вытесняющая сила эго, то запруженная энергия может, без всяких затруднений или лишь с незначительными трудностями, достигнуть системы Сс эго и разрядиться не только в аффективности, но и в акте вспоминания. Этот процесс сопровождается переживанием облегчения.

В то время как такого рода вспоминание явно снижает внутрипсихическое напряжение и, посредством этого, вызывает удовольствие, также существует другого рода вспоминание, которое не сопровождается удовольствием. Такого рода вспоминания поощряется компульсивным повторением. Согласно принципу компульсивного повторения, прошлые переживания автоматически оживают вновь и часто противостоят потребностям эго. В то время как прогрессивная тенденция стремлений ид обусловлена принципом удовольствия-неудовольствия и следовательно направляется экономическим фактором, тенденция к повторению находится за пределами принципа удовольствия. Этот принцип, вероятно, работает постоянно, безотносительно счастья и несчастья человека. Он побуждает человека повторять и отыгрывать вовне желания, фантазии и идеи ид, а не вспоминать их. Тем не менее, в процессе лечения, эго, в той или иной степени, устанавливает контроль над тенденцией к повторению, что позволяет увеличить его способность вспоминать и снизить повторение в отыгрывании вовне.

Существует еще один фактор, который стимулирует вспоминание, фактор, который, возможно, является вариацией компульсивного повторения. Воспоминания, которые оживают под влиянием этого фактора переживаются так, как если бы они были актуальными, текущими переживаниями. Они вызываются тенденцией восстановить галлюцинаторным путем то, что однажды уже было пережито в действительности. По всей видимости, этой тенденции обычно противостоит способность эго к проверке реальности. Когда этот последний фактор ослабевает, тенденция галлюцинировать которая также может быть рассмотрена как тенденция устанавливать «тождество восприятия» - достигает высшей точки. Это явление можно наблюдать в снах нормальных людей, в галлюцинациях психотиков, в иллюзиях и галлюцинациях невротиков на аналитической сессии. Во сне эго отказывается от своей способности к проверке реальности и логического мышления. В результате происходит регрессия от мыслительного процесса к восприятию внутренних раздражителей. По всей видимости, сходный, но не идентичный процесс происходит в галлюцинаторных психозах, а порой и на аналитических сессиях. На сессиях мы просим пациента отказаться от рассудительности и проверки реальности. В следствие этого часто так происходит, что пациент видит ментальные образы, которые кажутся ему реальными переживаниями. Вскоре, однако, он попытается обесценить реальность этих образов, но последующий анализ обычно доказывает, что они действительно содержат зерно истины. В анализе, старые переживания не только оживают вновь, но и воспринимаются с очевидностью недавних событий. Что касается сновидящего, то его тормозная и избирательная функция проверки реальности восстанавливается после пробуждения; у психотика — в ремиссии; а у невротика в значительной степени уже во время сессии и после нее.

Таким образом, в анализе бессознательный материал попадает в фокус внимания актуального эго с помощью прогрессивной тенденции стремлений ид, компульсивного повторения и тенденции эго к «тождественности восприятии». Превращение вытесненного переживания в сознательное воспоминание в одном случае может вытекать из принципа удовольсвия-неудовольствия и вызывать внутрипсихическое удовольствие, в другой случае может быть связано с компульсивным повторением и являться заменой действия, а в третьем случае оно может проистекать из тенденции к «тождественности восприятии» и оживлять ядро реального события, которое порой трудно отделить от фантазии. Поэтому аналитик может заметить, что обнаруженное воспоминание одновременно является и приносящим удовольствие, и доставляющим неудовольствие, является заменой действия и содержит ядро исторической истины и исторической реальности. В конце концов, фантазия о coблaзнении взрослым и присутствие при ceкcуальной связи и тому подобные фантазии могут содержать в себе зерно правды. Очевидно, что основная задача анализа — сделать сознательным то, что было бессознательным — достигается через восстановление давно вытесненных воспоминаний. Затем пациент обычно понимает, что такое воспоминание — это не реальный опыт, а след прошлого опыта. Сравнивая прошлое переживание с настоящим, действительным переживанием, он может признать его нереальным и отвергнуть его. Воспоминание активирует переживание или связанную с ним эмоцию. Однако, эмоция переживается не как относящаяся к прошлому, а как что-то настоящее и актуальное. В некотором смысле эмоции всегда создаются вновь и являются актуальными переживаниями. Защитные механизмы делают их латентными, тормозят их развитие и блокируют разрядку. По этой причине они заряжены относительно большим количеством психической энергии. Когда в процессе анализа спадает давление защит, аффективные состояния, которые до этого тормозились и, следовательно, не могли выразить себя, проникают в систему Сс и разряжают свою энергию в комплексе ощущений и иннервации, которые называются эмоциями.

Эмоции естественно способствуют разрядке психической системы. Но почему воспроизведение следов воспоминания также приносит облегчение? Возможно, дело в том, что облегчение приносит не восстановленное воспоминание, а активированная эмоция и движение, которое сопровождает воспоминание. Факт, однако, состоит в том, что облегчение переживается только однажды, — в момент вспоминания переживания, и данный эффект теряется при повторном вспоминании этого же опыта, что подтверждает предположение о том, что акт перевода вытесненных идей из бессознательного в сознание также является своего рода разрядкой психической энергии.

Фрейд объяснил это следующим образом системы Бсс и Псс питают следы возбуждении в памяти, а система Сс не способна на это и поэтому повторное вспоминание не приносит никакого чувства удовлетворения Система Сс может только регистрировать психические явления вне зависимости от того запускаются ли они внешними или внутренними раздражителями. Эти явления становятся сознательными восприятиями внешнего или внутреннего мира. К последнему относятся мысли идеи и фантазии подсознательного эго, а также побуждения желания ощущения и чувства которые берут начало в глубинном бессознательном ид. Опыт показывает что бессознательный материал (за исключением разве что символов) не имеет прямого доступа в систему Сс. Бессознательный импульс желание или идея может попасть в сознание только через подсознание. Переход бессознательной идеи или импульса в сознание может быть достигнут когда воспринимающий аппарат системы Сс находится в состоянии готовности, другими словами когда эго испускает свои собственные катексисы и таким образом притягивает подсознательные идеи и импульсы которые посредством анализа становятся готовыми к выражению. Это проблема внимания. Акт осознавания моментален и быстротечен. Его можно повторить по желанию но его невозможно зафиксировать как воспоминание. Каждый акт осознавания — это новый акт восприятия. В этом акте, точно также как при воспоминании, освобождается и разряжается психическая энергия которую вмещает в себя вытесненный материал. Фрейд писал что психическая энергия освобождается посредством превращения вытесненной идеи в сознательное воспоминание которое «разряжается» в тот момент когда эта идея воспринимается рецептивным аппаратом эго. Таким образом акт вспоминания вытесненных идей или переживаний можно рассматривать как отреагирование подобное разрядке в эмоциях и действиях. Это возможно, объясняет почему пациенты чувствуют облегчение когда вытесненные воспоминания выходят на cвeт даже если они тут же вновь забывают их. Подчеркнем еще раз только воспоминание вытесненных идей приносит облегчение через «отреагирование».

Интересно oтметить что любой кто пытается что то вспомнить и не может этого сделать чувствуем себя неполноценным как если бы потерял важную способность. Если же он достигает успеха в вспоминании забытого то его настроение поднимается. Эта радость вероятно вызвана не только возвращением способностей (и инфантильного всемогущества), но также и освобождением энергии которая уходила на поддержание вытеснения.

Таким образом старая теория отреагирования, вероятно до некоторой степени еще может использоваться она включает в сеоя разрядку в воспоминаниях и кроме того, разрядку в аффектах. На пpaктике конечно же нельзя получить такое же четкое разделение как в теории поскольку только иногда идея становится сознательной без сопровождения аффекта. В процессе анализа, с появлением вытесненных идей и восстановлением подвергающихся торможению эмоций происходит повторное и небольшое отреагирование. Для этих отреагирований используется очень малое количество энергии. Действительно нейропсихологи считают что на поддержание активности центральной нервной системы тратится очень малое количество энергии.

 

Активность и пассивность в анализе

Отреагирование хотя и приносит временное облегчение не всегда снимает симптомы. Следовательно нам необходимо рассмотреть другие факторы действие которых может завершить исцеление.

Процесс свободного ассоциирования который в конце концов приводит к появлению вытесненного материала, никогда не протекает ровно. Почти всегда углубление анализа усиливает сопротивления. Таким образом мы вновь и вновь можем наблюдать как в определенных местах потока ассоциаций возникает беспокойство, интенсивность которого зависит от конкретного человека. Возникает чувство дискомфорта почти тревоги которое мэжет парализовать аналитическую работу пациента. Это выглядит так как если бы пациент был безнадежно болен. Эту инертность, пассивность как бы мы не назвали это состояние сознания можно преодолеть только с помощью аналитика хотя также по прежнему необходимо активное сотрудничество со стороны пациента. Мы уже обращали внимание на тот факт, что в ходе анализа пациента направляем свой активный интерес к внутренним процессам — включающим в себя переживания и воспоминания - не только из за любови к аналитику но также и потому, что он чувствует, что аналитик его защищает. Эта защита позволяет ему преодолеть свои страх перед воспоминаниями и свободно поиграть со своей памятью и аффектами, одновременно удерживая и те и другие. Из-за привязанности к аналитику и безопасности от обеспечиваемой им защиты эго стремится активно работать над дальнейшим вскрытием вытесненного материала.

Болезнь вбирает в себя массу психической энергии. Гораздо меньше энергии остается в свободном распоряжении эго. Таким образом пациент ведет себя пассивно в ситуациях которые требуют действия. Он не пытается каким либо образом изменить реальность чтобы она совпала с его желаниями, наоборот он изменяет себя и со временем отдаляется от реальности. Ясно что чем дольше продолжается заболевание тем больше степень потери контакта с реальностью. Такое преобладание пассивной позиции по отношению к реальным требованиям жизни также отражается и в ситуации переноса.

В течении некоторого времени в отношениях между пациентом и аналитиком может преобладать полное согласие, причем пациент полностью полагается на аналитика и на его интерпретации; если бы это было возможно, он бы даже согласился, чтобы аналитик вспоминал за него. Но вскоре наступает момент, когда гармония нарушается. По мере того, как анализ углубляется, все сильнее проявляются сопротивления, и они еще более усиливаются с приближением к первоначальной патогенной ситуации. Более того, помимо этих трудностей, существует фрустрация, которая возникает в переносе, когда личные требования пациента к аналитику не могут быть удовлетворены. Большинство пациентов реагируют на фрустрацию злостью, упрямством, пренебрежением аналитической работой и отыгрыванием вовне; то есть они ведут себя также, как поступали в аналогичных ситуациях ранее.

Можно сказать, что со стороны пациента проявляется определенная активность; однако, это не та активность, которая может изменить реальность. Наоборот, пациент избегает реальности, ведет себя по отношении к ней крайне пассивно. Компульсивное повторение, которое ранее оказало свою роль в фиксациях, также влияет на психические выражения того, что было вытеснено в ситуации переноса. Теперь пациент предоставляет аналитику возможность работать в анализе за него — угадывать то, что он хочет выразить, но не может вложить в слова. Такая пассивность некоторым образом связана с потребностью быть любимым. Собственное всемогущество пациента (которое может выражаться без слов) и предполагаемое всемогущество врача (его магия) подвергаются наиболее серьезной проверке. Отчасти аналитик успешно вскрывает эти сопротивления: но вскрыть их все невозможно. Данный конфликт, который является уже не внутренним конфликтом, а конфликтом между пациентом и аналитиком, теперь достигает своей кульминационной точки. Существует опасность, что анализ потерпит неудачу, то есть, что пациент может потерять аналитика, его любовь и активное участие аналитика в анализе. Если перенос достаточно силен, то есть, если от фиксаций уже освобожден, по крайней мере, минимум энергии объектного либидо, пациент начинает тревожиться по поводу возможной потери и вновь начинает активно работать.

О проблеме пассивности можно сказать гораздо больше, но я предпочитаю здесь остановиться и обратиться к явлению, которое время от времени возникает, когда пациент начинает бояться потерять любовь своего аналитика. Когда аналитик оставляет надежду на благоприятный исход анализа и теряет интерес к данному случаю, внезапно может появиться обилие материала, который сулит надежды на скорое завершение анализа. Такое поведение аналогично поведению многих пациентов, которые начинают рассказывать интересный материал только к концу сессии в надежде на ее продление; иначе говоря, они стремятся увеличить период времени, когда они находятся с аналитиком. Я могу объяснить это лишь следующим образом: пациент замечает потерю интереса аналитика, и в результате этого развивается тревога, точно также, как при потери любви.

Те случаи, в которых аналитик по каким-либо причинам вынужден установить определенное время для окончания анализа также подпадают под эту концепцию. Многие пациенты реагируют на такое окончание тревогой, которую они пытаются преодолеть посредством увеличения активности в вспоминании. (В таком случае, конечно же, нельзя говорить, что анализ может быть закончен лишь самим фактом установления времени окончания.). Для того, чтобы избежать тревоги, пациент может терпеть боль, которая приходит с фрустрацией и восстановлением патогенной травматической ситуацией. Он может подчиниться активному сотрудничеству в аналитической работе и извлечь из своего бессознательного вытесненные воспоминания. Пассивность его поведения и инертность инстинктивной жизни в данный момент преодолевается активностью эго и мобилизованным объектным либидо. Страх потерять любовь и освобожденное и мобилизованное посредством анализа объектное либидо являются мотивирующей силой для трaнcформации пассивности инстинктивной жизни (в форме компульсивного повторения) в активность эго. Объектное либидо принуждает пациента принять результат аналитической работы — поведение аналогичное выполнению постгипнотического внушения. Пациент должен не только понять свои конфликты но также должен принять достигнутый в ходе анализа инсайт.

Активность эго теперь служит не только для ослабления сохраняемых фиксаций инстинктов и создания наиболее благоприятных условий для отреагирования, но также улучшает функцию проверки реальности. Это улучшение было подготовлено самим анализом, поскольку сознательное вспоминание инфантильных стремлений и их повторное переживание сделало их психическими образами прошлого, которые больше уже не находят отклика во внешней реальности. Перенос также непрерывно обучает разделять психическую и внешнюю реальность. То, что более точная проверка реальности, которая достигается в ходе анализа, может привести к отказу от всемогущества и магии, или, по крайней мере, свести их к минимуму, является настолько же очевидным, как и тот факт, что вновь приобретенная активность может осуществить реальные изменения во внешнем мире, обеспечивая таким образом более благоприятные условия для реального удовлетворения освобожденных от вытеснения инстинктивных потребностей.

Если бы анализ достиг всего, что он может дать, то его результатом был бы человек, который направляет свои эpoтические и разрушительные стремления на подходящие для этого объекты. Но в реальности это не так, это невозможно осуществить в цивилизованном мире. Действительно, мы видим, что, после анализа человек не только более свободен в своей инстинктивной жизни, но также больше способен терпеть боль, контролировать себя, выносить инстинктивные напряжения, сублимировать, адаптироваться к реальности и избегать болезни в связи с невротическими конфликтами. Конечно же, даже лучший анализ, не может оградить человека от реальных конфликтов или новых невротических неудач, которые возникают, если новый конфликт не может быть разрешен таким способом, который устраивал бы и эго, и ид.

 

Сознание и роль синтеза в исцеляющем процессе

Невротический процесс дезорганизует эго. Вытеснением и другими защитными механизмами от контроля эго отсекается не только часть инстинктивной жизни, но также часть самого эго устраняется из своей собственной организации. Эта часть становится бессознательной, ведет независимое существование, которое обуславливается первичным процессом; то есть приобретает свойства бессознательного. В свою очередь организованный, вторичный процесс подсознательного эго ослабляется под влиянием вытеснения и симптомообразования в первичном процессе. Эта отщепленная часть эго удовлетворяет свои требования независимо от потребностей незатронутой части эго. Давайте рассмотрим в качестве примера случай фетишиста.

Один из моих пациентов всякий раз ceкcуально возбуждался, когда видел женщину в черных колготках и в туфлях на высоких каблуках. Сознательно он знал, что фетиш - это не ceкcуальный орган; тем не менее он постоянно выискивал таких женщин и когда находил женщину, которая удовлетворяла его специфическим притязаниям, он нс мог сопротивляться искушению мacтyрбировать. Очевидно, он имел два эго: одно отказывалось, другое доводило до конца. Он не знал, что черные колготки и высокие каблуки были заменой лобковых волос матери и торчащего пeниcа, однако, он вел себя так, как если бы знал это.

Эго пытается избежать расщеплений и противоречий поведения. Оно имеет особую способность, посредством которой пытается предотвратить расщепление и исцелить себя, если это уже произошло. Оно пытается согласовывать противоречия и быть связующим звеном между ид, суперэго и реальностью.

В нормальном состоянии сознания психические системы настолько взаимосвязанны, что синтетическая функция эго может осуществлять свое влияние. С вытеснением и симптомообразованием прерывается внутрипсихическая коммуникация, а синтетическая функция терпит неудачу. Благодаря вытеснению от определенных идей отделяются относящиеся к ним аффекты. Идея становится бессознательной, а аффект подвергается торможению или прикрепляется к другой идее Личность становится дезорганизованной, логикой пренебрегают, реальность неверно интерпретируется: мышление подвергается торможению, что вызывает пробелы в знаниях. Когда психоаналитическая работа снимает вытеснение, вытесненная идея вновь обретает связь с аффектом, там, где правил хаос, устанавливается порядок, а вторичный процесс вновь сменяет первичный процесс.

Так как эго не может вынести противоречий, оно не может терпеть и разрывов в мышлении. Оба эти фактора вызывают сомнение и неопределенность. Для того. чтобы избежать этих чувства, люди задают вопросы и надеются на ответы. Эти вопросы касаются происхождения вещей. Короче говоря, существует потребность в причинности, потребность, которую стремится удовлетворить и примитивный, и высоко цивилизованный человек. Каждый человек, если он физически или психологически болен, ищет причину своего заболевания. Поэтому, когда в начале лечения пациент понимает, что анализ пытается найти бессознательную причину его болезни, он явно склоняется к сотрудничеству. Затем часто происходит так, что пациент вскоре начинает считать, что он уже нашел причину своего заболевания и поэтому понимает его и на данный момент вполне удовлетворен этим. В большинстве случаев это является рационализацией. Таким образом потребность в причинности может не только стать стимулом к сотрудничеству, но и привести к рационализации, и. следовательно, может увеличить уже существующие сопротивления. Потребность в причинности удовлетворяется на всем протяжении анализа с самого начала (где порой она может служить целям сопротивления) и до последнего момента. Она стимулирует воспоминания, которые помогают раскрыть то, что было вытеснено. Под влиянием потребности в причинности, которая является одним из определяющих факторов тенденции к интроспективному исследованию, пациент обнаруживает тесные взаимосвязи между впервые связываемыми друг с другом индивидуальными переживаниями, мыслями и фантазиями; затем они связываются и с актуальным эго. Он находит взаимосвязи, которые до этого были ему неизвестны. Он объединяет с эго ту ее часть, которая была отчужденна и обособлена от него процессом защиты, таким образом способствуя тому, чтобы вновь заработала синтетическая функция эго. Благодаря этому заполняются пробелы в мышлении, в психические процессы привносится порядок, пациент начинает лучше себя понимать. Короче говоря, восстанавливается непрерывность и единство личности. (Существует потребность в непрерывности и единстве личности.).

Как уже подчеркивалось, самой по себя связи между системами Бсс и Сс, то есть, между конкретными и вербальными идеями, недостаточно для осознавания. До тех пор, пока система Сс не воспринимает подсознательный материал, этот процесс протекает ниже порога сознания. Легко заметить, что. когда в процессе анализа устраняется вытеснение, воспринимающее эго начинает лучше реагировать на подсознательные производные бессознательного, воспринимать и ассимилировать их. Все это приводит к самопониманию. Таким образом удовлетворяется потребность в причинности. Психологически, понимание означает нахождение и ассимиляцию внутренней причины. Анализ обогащает эго; самопознание приводит к лучшему пониманию других.

Акт становления сознательным, «взрыв» психической энергии происходит под влиянием синтетической функции эго. Я хотел бы подчеркнуть тот факт, что осознавание — это скоротечный акт, а «понимание» навсегда остается в подсознательном эго.

Я хочу еще раз подчеркнуть, что вышеописанный процесс является противоположностью вытеснению, предпосылкой которого является временное исчезновение синтетической функции эго. В конечном счете процесс исцеления становится процессом ассимилирования психических стремлений, которые были отчужденны от эго посредством защит; по всей видимости, таким образом обеспечивается непрерывность и единство личности.

То, что происходит при психоаналитическом лечении неврозов до некоторой степени сходно с попытками спонтанного выздоровления при различных формах шизофрении. При шизофрении совершенно разнородные элементы связываются друг с другом, и, смешиваясь с впечатлениями внешнего мира, создают новые образования, например, галлюцинации. Верно, что при психозах синтез осуществляется с материалом, который отличен от материала неврозов. При неврозе, связывание подсознательных вербальных и бессознательных конкретных идей предшествует акту осознавания. При шизофрении отсутствует такого рода связывание, а подсознательные вербальные идеи подчиняются первичному процессу, который иначе влияет на бессознательное. Эти подсознательные идеи затем гиперкатектируются психической энергией и объединяются с эго. Эго начинает относится к ним так, как если бы они были реальными вещами. А еще эта фаза болезни представляет собой попытку возвратить потерянный мир, попытку выздоровления. Фактически, реконструкция этого мира, хотя и осуществляется полностью в фантазии, согласуется со спонтанным исцелением. Такое «исцеление» осуществляется не только благодаря страстному влечению прямых либидозных стремлений ид к потерянному объекту, но, также, благодаря тенденции эго обеспечивать роль посредника, объединять и интегрировать, роль, которую мы называем синтетической функцией. При психоаналитическом исцелении неврозов мы также видим синтез. То, что при шизофрении происходит спонтанно и весьма странным образом, в ходе анализа осуществляется благодаря сотрудничеству с аналитиком.

В любом случае, в конечной фазе процесса исцеления неврозов проявляются силы Эроса, чьи производные играют роль посредников и объединителей даже в деceкcуализированном либидо эго.

Другие психоаналитические методы, в том числе и не строго «психоаналитические», вероятно, используют это. В то время как мы пытаемся атаковать основу невроза и помочь пациенту объединить с эго то, что присутствует в нем самом, другие методы начинают с поверхности и пытаются наложить на них что-то извне. Важнейшее отличие между всеми этими методами и нашим собственным состоит в том, что при других методах пациент должен ассимилировать то. что навязывается ему извне, в то время как в нашем методе, пациенты, посредством болезненного овладения собой, вбирают в свое эго то, что принадлежит им самим.

Возможно, именно благодаря этому факту некоторым пациентам становится лучше, даже несмотря на то, что в ходе анализа они не в полной мере осознали бессознательный материал. Создается впечатление, что они приняли и ассимилировали вытесненный материал, который был реконструирован анализом, но не проявился в виде воспоминании.

Синтетическая функция эго никогда не перестает действовать, даже при наиболее серьезных случаях психозов, где она принимает неверный путь. Увеличивая возможности эго, а также приводя стремления ид в соответствие с требованиями суперэго и реальности (объектов внешнего мира), анализ исправляет нарушения. Другими словами, к концу лечения эго-синтонные побуждения допускаются в сознание, в то время как эго-дистонные побуждения сдерживаются, проpaбатываются, и уже больше не используются для невротических формирований, а сменяются ментальной продуктивностью, то есть сублимируются. К концу правильно проведенного лечения восстанавливается синтетическая функция эго, даже если аналитик сознательно не преследовал такую цель. Таким образом, пациент получает возможность или удовлетворять свои инстинкты непосредственно, или сублимировать их, избегая таким образом особенно острых конфликтов с реальностью и с самим собой.

Изменения, вызванные анализом

Успешный анализ может вызвать много изменений в личности пациента. Эти изменения происходят постепенно. Прежде всего, то, что до этого было бессознательным становится сознательным. Это относится и к различным сопротивлениям, которые постепенно становятся осознанными и оставляются как подходящие способы функционирования эго. После анализа представителям инстинктов легче попадать в сознание и разряжать свою энергию в аффектах и действиях, следовательно, в данный момент, ид находится под меньшим давлением, чем до лечения. Так как это больше не использует свою энергию на защиты оно становится сильнее оно контролирует инстинкты и приобретает способность смягчать и преодолeвamь их. «Фантастическое» мышление которое подчиняется первичному процессу, теперь сменяется реалистическим мышлением, которое, в свою очередь, подчиняется вторичному процессу. Благодаря ассимиляции вытесненного материала эго обогащается. Жесткость суперэго смягчается, теперь оно более терпимо к вытесненным инстинктивным стремлениям. Хаотическое, расстроенное невротическое эго, в котором так много противоречий, заменяется организованным, объединяющим эго, которое играет роль посредника. Другими словами, эго восстанавливает свою синтетическую функцию, свою способность быть промежуточным звеном между суперэго и ид, а также между ид и внешним миром.

Эго, чья энергия не поглощается защитной борьбой, все более и более адекватно осуществляет свою самую важную работу, проверку реальности. Эго обучается лучше отделять объективную угрозу от психической, внутренние раздражители от внешних. Оно приобретает опыт овладения инстинктивными требованиями и становится способным направлять их на другие цели (сублимация), а также учится удерживать под контролем инстинктивные требования до того момента пока не наступит возможноть удовлетворить их По мере обретения власти над инстинктами человек, проходящий анализ, также учится терпеть боль. Эго становится способным обеспечить удовлетворение эго синтонных инстинктов посредством осуществления соответствующих изменении во внешнем мире. Теперь такой человек становится более заинтересованным в объектах внешнею мира и более социальным.

«Естественные» исцеляющие силы, которые используются психоаналитическим методом, находятся частично в эго и частично в ид. Анализ предлагает эго помощь в его борьбе против инстинктов но, в тоже самое время, освобождает инстинкты от фиксаций. Короче говоря, изменения которые достигаются посредством анализа в идеальном случае затрагивают всю личность и представляют собой следующее энергии ид становятся более подвижными, а эго освобождается от тревоги и восстанавливает свою синтетическую функцию.